ся  ученый  по  имени  Джеймс-Джеймс.  С  всклокоченными  рыжими
волосами и диким блеском в глазах он был подобен богу по  размаху  своих
действий.  Созданная  Джеймс-Джеймсом   машина   лязгала   и   испускала
искрящиеся тучи  радиоактивных  частиц.  На  глазах  у  тысяч  зрителей,
молчаливо сидящих в креслах,  машина  произвела  на  свет  сперва  живую
аморфную слизь,  затем  подобие  ребенка,  а  затем,  гремя  и  искрясь,
выплюнула  на  пол  перед  нами   очаровательную   юную   девушку,   пик
совершенства в космическом процессе эволюции.
   Сидевшая рядом со мной во сне Рэйчел встала с кресла,  желая  получше
разглядеть, чего достиг Джеймс-Джеймс. Немедленно пришедший в ярость  от
наглости - посмела встать!.. - ученый схватил ее и  швырнул  на  пол.  Я
побежал вниз по ступенькам к Джеймс-Джеймсу,  призывая  ряды  молчаливых
людей  возмутиться.  Тут  в  большой  сборочный  цех  ворвались  люди  в
буро-зеленой  форме,  на  мотоциклах,  с  эмблемами  африканских   войск
Роммеля.
   Я обратился к ним хриплым голосом:
   - Нам нужна медицинская помощь!
   В конце  моего  сна  передовая  группа  спешащих  на  выручку  солдат
услышала мой зов и повернула ко мне.
   Темнокожие, невысокого роста и изящно сложенные, с тонко  очерченными
благородными лицами,  воины  разительно  отличались  от  Джеймс-Джеймса,
слишком бледного и рыжеволосого. Их выразительные темные глаза  излучали
доброту; они, как я понял, являлись авангардом Царя.
   Я очнулся от беспокойного сна в три  часа  ночи;  в  квартире  царила
полная тишина. Сон давал понять: то, что Джеймс-Джеймс - то есть ВАЛИС -
готов  сделать  для  нас,  имеет  свои  пределы;   его   сила,   неверно
приложенная, даже несет в  себе  опасность.  Только  к  Царю  мы  должны
обратиться  за  всеобъемлющей   помощью,   обозначенной   во   сне   как
"медицинская",   дабы   исправить   вред,    причиненный    историческим
эволюционным процессом, который привел в действие изначальный  создатель
Джеймс-Джеймс, Каким бы мощным  и  героическим  ни  был  этот  временный
процесс, он требовал невинных жертв; в конце концов они  будут  исцелены
легионами законного Повелителя. А пока  он  не  явится,  нам  помощи  не
будет.
   Вспомнив искрение космической  машины  Джеймс-Джеймса,  я  подумал  о
радиоактивных   частицах.   Обоюдоострый   меч    творения:    облучение
радиоактивными частицами способно излечить от рака, однако само по  себе
рак порождает. Космическая машина Джеймс-Джеймса вышла из-под контроля и
ранила Рэйчел,  которая,  встав,  посмела  выделиться.  Этого  оказалось
достаточно, чтобы вызвать ярость космического созидателя.  Нам  нужен  и
защитник, представитель наших интересов.
   Рак, подумал я, это когда процесс созидания дает сбой и начинает идти
вкривь  и  вкось...  И  тут  вдруг  оператор  ИИ  направил  мне  в  мозг
ослепительное  озарение.  Я   увидел   Джеймс-Джеймса   как   инициатора
детерминистского  процесса  в  линейном  времени,  идущего   от   первой
наносекунды существования мира до  последней;  но  я  же  увидел  другое
создание в дальнем конце вселенной, в точке ее завершения - направляющее
и  формирующее  поток  перемен.  Эта  творческая  личность,   обладающая
абсолютной  мудростью,  скорее  поправляла,   чем   принуждала,   скорее
корректировала, нежели создавала  заново;  она  -  или  оно  -  являлась
архитектором  замысла  и  ответственным   контролером.   Словно   творец
вселенной слепил из сущего мяч и запузырил его вдаль со страшной  силой;
а то принимающее создание бережно подправляло траекторию полета. Не будь
его, мяч вселенной ушел бы в аут.
   Прежде я не замечал диалектического  характера  процесса  перемен  во
вселенной. У нас есть, во-первых, активный  создатель,  а  во-вторых,  и
мудрый приемщик созданного; такая  структура  не  укладывалась  в  рамки
известных  мне  религиозных  учений.  Создатель,  безусловно,   обладает
абсолютной властью над своим творением, но из сна про  Джеймс-Джеймса  я
понял, что в каком-то смысле  ему  недостает  некоего  знания,  жизненно
важного предвидения. Последнее  обеспечивал  сравнительно  слабый,  зато
абсолютно мудрый оппонент на другом конце. Они работали в тандеме,  Бог,
разделенный  на  две  части,  словно  для  игры  на  двоих.  Хотя  могло
показаться, что каждый игрок стремится победить противника, цель тем  не
менее у них была одна, и они искренне желали успеха  своему  совместному
предприятию. Поэтому я не  сомневался,  что  они  двое  есть  проявления
единой сущности, проектированные в разные  временные  точки,  с  разными
преобладающими чертами; первое творение наделено  неограниченной  силой,
второе - всеобъемлющей мудростью.  А  в  придачу  есть  еще  и  истинный
Повелитель, который в любой момент по своему усмотрению  волен  прервать
временной процесс и выйти на поле.
   Подобно раковым клеткам, вселенная стремится расширяться без  разбора
по всем направлениям; в этом раковом  процессе  неконтролируемого  роста
архитектор, который придает процессу форму и порядок, куда-то  исчез.  Я
многое узнал из сна о Джеймс-Джеймсе.  Я  понял,  что  слепое  созидание
способно уничтожать; так огромный паровой каток давит на своем пути  все
маленькое и беспомощное - если нет никого,  кто  регулирует  скорость  и
направляет.
 
*** 
 
   Размышления погрузили меня в транс;  я  сидел  на  кровати  и  то  ли
бодрствовал,  то  ли  спал.  Передо  мной  располагалось  некое  подобие
современного  телетайпа,  связанное  проводами  с  невообразимо  сложным
электронным устройством, далеко превосходящим все земные достижения.
   НАЗОВИСЬ.
   Печать сопровождалась шумом -  схожие  звуки  издавала  радиоактивная
машина Джеймс-Джеймса.
   - Николаc Брейди, из Пласенсии, штат Калифорния, - произнес я.
   Выждав ощутимую паузу, телетайп напечатал:
   САДАССАСИЛЬВИЯ.
   - То есть? - спросил я.
   После некоторого молчания снова раздалось лязганье принтера. Однако я
увидел не слова, а фотографию  молодой  женщины  с  курчавыми  волосами,
маленьким взволнованным  лицом  и  в  очках.  Под  фотографией  телетайп
напечатал  телефонный  номер,  но  его  было   не   прочесть   -   цифры
расплывались. Я понимал, что должен запомнить  этот  номер,  но  сделать
ничего не мог - слишком далеко находился передатчик.
   - Где вы? - спросил я.
   Пришел ответ: не знаю. Тот, кто отвечал, казалось,  был  обескуражен;
видимо, со мной беседовал не очень развитый ИИ.
   - Поглядите вокруг, - посоветовал я. - Может,  найдете  подсказку.  К
примеру, адрес.
   Младший оператор ИИ послушно изучил свое окружение; я чувствовал  его
активность.
   НАШЕЛ КОНВЕРТ.
   - Там указан адрес? - спросил я. - Прочитайте.
   Телетайп напечатал:
   ВАЛЛОН, Португальские Штаты Америки.
   Параллельная вселенная?.. Я был так же озадачен, как и  оператор  ИИ;
никто из нас не знал, откуда шла передача.
   А затем связь прервалась.  Встревоженный,  я  окончательно  пришел  в
себя. Каков смысл увиденного? Или, несмотря на  впечатление  реальности,
это всего-навсего сон, плод спутанного сознания?  Может,  "Португальские
Штаты Америки" символизируют нечто чрезвычайно далекое, иную вселенную -
то, что не следует принимать буквально?
   Я отчетливо помнил лицо девушки  на  фотографии  и  ее  имя:  Садасса
Сильвия. Похоже, младший оператор ИИ ошибся в порядке слов, надо  читать
Сильвия Садасса. Впрочем, мне это имя ничего не говорило, я его  никогда
не слышал. И никогда не видел озабоченного маленького личика с загнутыми
вниз уголками губ. Номер телефона  и  иная  информация,  предназначенная
мне, утрачены, они не прошли. Что делать  с  фотографией  и  именем,  не
ясно. Может быть, со временем вышестоящие операторы  в  коммуникационной
сети ИИ заполнят пробелы, и многое станет ясно.
   Я и раньше замечал,  что  сообщения  из  сети  приходили  ко  мне  не
цельными блоками, а разрозненными обрывками, практически  не  связанными
между собой и лишенными смысла  -  а  затем  в  самый  последний  момент
поступал  ключевой  пакет,  который   словно   декодировал   все   ранее
полученное.
   Когда я возвращался в спальню, меня позвал Джонни из своей постели:
   - Папа, можно попить?
   Из крана в ванной я налил стакан воды. А потом, в состоянии  полусна,
еще не отойдя от взбудоражившего меня общения с младшим  оператором  ИИ,
взял из кухни кусок хлеба и так, с  хлебом  и  водой,  вошел  в  комнату
Джонни. Он сидел на кровати, протянув руку за стаканом.
   - Давай поиграем, - сказал я.
   Все надо было проделать точно и быстро, как бы невзначай, чтобы, если
римляне увидели, они ни о чем не догадались бы и решили,  что  я  просто
даю сыну хлеб и воду. Наклонившись, я вложил в руку Джонни кусок хлеба и
будто случайно наклонил стакан, плеснув  водой  на  его  волосы  и  лоб.
Затем, вытирая воду рукавом своей  пижамы,  я  незаметно  вывел  пальцем
крест на его лбу и очень тихо, так, что слышали только он и я,  произнес
фразу на греческом, смысла которой сам не понимал.
   Тут же я дал ему стакан воды, чтобы Джонни  попил,  а  когда  он  его
вернул, обнял и поцеловал сына, словно в обычном порыве отцовской любви.
   Весь ритуал, всю эту древнюю последовательность действий  я  совершил
мгновенно и чисто интуитивно. Разжимая объятия, я прошептал ему на ухо:
   - Твое тайное имя - Павел. Помни.
   Джонни посмотрел на меня лукаво и улыбнулся.
   Все   было   кончено.   Он   получил   истинное   имя,   при   верных
обстоятельствах.
   - Спокойной ночи, - сказал я и  вышел  из  спальни  сына.  Машинально
потерев мокрые волосы, он улегся в постель.
   "Что все это значит?" - спросил я себя. Похоже, во  время  последнего
сеанса связи я получил на подсознательном уровне не информацию, а  некие
инструкции касательно благополучия моего сына.
 
*** 
 
   Уже в постели мне привиделся другой сон - о Садассе Сильвии. Я слышал
поразительно красивую музыку; пела женщина в сопровождении  акустической
гитары.
   Потом акустическую гитару заменил  студийный  синтезатор,  послышался
бэк-вокал. Запись была сделана очень профессионально.
   "Ее надо брать", - отметил про себя я.
   Потом я оказался в своем кабинете в "Новой музыке", снова слыша пение
под аккомпанемент гитары. Девушка пела:
 
   Обуйся, на заре покинув ложе,
   Ведь босиком встречать рассвет негоже.
 
   Я взял в руки оригинал-макет нового альбома, который мы готовили,  и,
критически его изучая,  обратил  внимание,  что  имя  певицы  -  Садасса
Сильвия. Кроме имени,  на  обложке  была  ее  фотография:  те  же  самые
африканские волосы, то же маленькое озабоченное личико, те же очки... На
обороте было что-то напечатано, но я не смог прочесть - маленькие  буквы
расплывались.
   Проснувшись следующим утром, я  отчетливо  помнил  этот  сон.  "Какой
замечательный голос!" - говорил я себе, принимая душ и бреясь.  Сопрано,
как у  Джоан  Баэз  .  В  жизни  не  слышал  такого  чистого  и  точного
исполнения.
   Мысли о Садассе Сильвии пробудили мою  совесть  -  пора  выходить  на
работу. То же самое говорил мне сон.
   - Справишься тут сама? - спросил я Рэйчел.
   - А твое зрение...
   - Вроде нормально. Полагаю, все  дело  в  передозировке  витамина  С.
Сейчас он наконец вышел из организма вместе с токсинами.
   Целый день я провел, с несказанным удовольствием гуляя по  Пласенсии.
Я никогда раньше  не  замечал  красоты  замусоренных  улиц.  Мое  зрение
обострилось, и я видел, как ветер, неся сплющенные  банки  из-под  пива,
обрывки бумаги и ветки, располагает их в некоем порядке, словно пытается
объясниться  визуальным  языком;  в   моем   понимании,   таким   языком
пользовались индейцы, читая тропу. Я гулял по улицам будто в присутствии
великого духа, который прошел здесь до меня и особым образом  расположил
никчемный мусор, чтобы тонко, исподволь приветствовать младшего собрата.
   "Почти что можно прочитать..." - думал я.  И  все-таки  прочитать  не
удавалось. Я лишь чувствовал присутствие.., великого. К тому же на  всем
этом мусоре лежало какое-то золотистое сияние - грязь  перешла  в  свет.
Это был воистину добрый дух.
   У меня возникло впечатление, что животные всегда сознавали, кто и что
прошло  перед  ними.  Сейчас  я   воспринимал   окружающее   посредством
природного гипервидения, и этот мир был  лучше  нашего,  отметил  я,  он
казался более живым.
   Не то чтобы я оторвался от животного естества и  вознесся  в  область
трансцендентного, нет, скорее я был  ближе  к  естеству  и  более  тонко
настроен на восприятие действительности. Пожалуй, я впервые почувствовал
себя органичной частичкой мира. Я принимал все, что видел, и наслаждался
этим. Я не судил. А так как я не судил, то ничего и не отвергал.
   Я  был  готов  вернуться  к  работе.  Я  поправился.  Свою  лепту   в
выздоровление внесло и  правильное  решение  касательно  рекламы  обуви.
Кризис наступил и благополучно миновал. Причем меня совсем не волновало,
что на самом-то деле вовсе не я мудро обошелся с рекламой  обуви,  а  за
меня все  решили  незримые  существа.  Наоборот,  именно  их  отсутствие
привело бы меня в ужас; если бы мне позволили  пропасть,  если  бы  меня
бросили, одинокого и растерянного.
   Именно моя беспомощность вызвала невидимых друзей. Будь я  поумней  и
поспособней, ничего бы  о  них  не  знал.  По-моему,  сделка  получилась
выгодная.
   Мало кто из людей сознавал то, что сознавал теперь я.
   Благодаря моим недостаткам, мне открылась целая  вселенная,  живая  и
милостивая сверхсреда, наделенная бесконечной мудростью.  Ух,  сказал  я
себе, ну и ну. Лишь в глубокой древности можно было испытать подобное по
масштабам откровение; в современном мире такое не происходит.
 
Глава 19 
 
   Спустя неделю после возвращения  в  "Новую  музыку"  ко  мне  явилась
госпожа Садасса Сильвия. Возможность записать свои  песни  ее  якобы  не
интересовала; она хотела выполнять ту же работу, что и я, - прослушивать
других исполнителей.
   Посетительница стояла передо мной, бледная от  усталости,  в  розовых
расклешенных брюках и мужской клетчатой рубашке,  перекинув  через  руку
пальто. Похоже, она проделала долгий путь.
   - Я не занимаюсь набором сотрудников, - объяснил я. - У  меня  другие
обязанности.
   - Я понимаю, но ваш стол -  ближайший  к  двери,  -  сказала  госпожа
Сильвия. - Можно я присяду? - Не ожидая ответа, она села на  стул  лицом
ко мне. - Вы посмотрите мою анкету?
   - Вам надо в отдел кадров.
   Госпожа Сильвия пристально глядела  на  меня  сквозь  толстые  стекла
очков. У нее было милое нагловатое личико  -  именно  такой  она  дважды
являлась мне во сне.
   Меня поразила ее болезненная хрупкость.
   - По крайней мере вы позволите мне немного посидеть здесь и перевести
дух?
   - Конечно. Хотите воды?
   - У вас не найдется чашки кофе?
   Я налил ей кофе. Сильвия сидела  расслабившись,  вперив  перед  собой
безразличный взгляд. Одета она была неплохо, со вкусом и  по  моде  -  в
южно-калифорнийском стиле.  В  черных,  по-африкански  курчавых  волосах
тонула небольшая белая шляпка.
   - Благодарю.
   Она приняла чашку с кофе, и я обратил внимание  на  красоту  ее  рук.
Длинные пальцы, безупречный маникюр с бесцветным лаком. Шикарная девица,
подумал  я,  лет  двадцати  с  небольшим.  Голос  посетительницы  звучал
довольно  бодро  и  выразительно,  но   лицо   оставалось   холодным   и
бесстрастным.  Похоже,  ее  что-то  угнетало.  Видно,  жизнь   сложилась
несладко.
   - В каком качестве вы хотите работать? - спросил я.
   - Я умею печатать и стенографировать и два года изучала  журналистику
в колледже. Могу редактировать тексты на обороте обложки. Я  работала  в
редакции университетской газеты в Санта-Ане.
   Зубы у нее были потрясающие - я таких в  жизни  не  видывал,  а  губы
довольно чувственные - по контрасту с суровостью, которую придавали лицу
очки.  Будто  нижняя  половина  лица  взбунтовалась  против   аскетизма,
навязанного воспитанием в детстве. Эта женщина,  решил  я,  рассчитывает
каждый  свой  шаг;  в  высшей  степени  организованная  натура,  никаких
непродуманных, стихийных действий.
   - Какая у вас гитара?
   - Гибсоновская. Но я не профессионалка.
   - Песни пишете?
   - Только стихи.
   Я процитировал:
   - "Обуйся, на заре  покинув  ложе,  Ведь  босиком  встречать  рассвет
негоже".
   Она рассмеялась - смех был звучный, глубокий.
   - Да. "Ода Эмпедоклу".
   - Как вы сказали?
   - Вы, наверное, прочли это в моем школьном ежегоднике.
   - Как я мог читать ваш школьный ежегодник?
   - А где же? - спросила госпожа Сильвия.
   - Не помню.
   - Одна подруга сделала такую надпись под моей  фотографией.  Считала,
что я законченная идеалистка - по земле не ступаю,  витаю  в  облаках...
Она была очень пристрастна ко мне.
   - Вам надо в отдел кадров, - напомнил я.
   Кое-что в моем сне оказалось правдой. А в некоторых деталях явь  была
совершенно иной. При ясновидении - так назвал бы  это  Фил  -  ошибочное
восприятие или ложные трансдукция и интерпретация образов находящимся  в
состоянии сна разумом привели к сильному искажению информации. Вряд ли я
мог записывать песни в исполнении секретаря-стенографистки; таких Дисков
много не продать.  Вряд  ли  я  мог  действовать  согласно  инструкциям,
полученным во сне, пусть даже таковые исходили от ВАЛИСа.
   Сохранилось имя, да и  внешность  посетительницы  была  точно  такой,
какую показывали мне на фотоснимке и на обложке диска - уже  только  это
доказывало справедливость сна. Но тут совпадения, по всей вероятности, и
закончатся: работу у нас она получит только чудом - насколько  мне  было
известно, штат фирмы переполнен.
   Госпожа Сильвия поставила чашку, поднялась, и ее  лицо  на  мгновение
озарилось улыбкой.
   - Может быть, мы еще увидимся.
   Она вышла, ступая медленно и как-то нетвердо. Ее ноги выглядели очень
тонкими, хотя расклешенные брюки не давали возможности  судить  об  этом
определенно.
   Закрыв дверь, я обнаружил, что женщина оставила на  моем  столе  свою
анкету и ключи. Я не удержался и взглянул на  ее  анкету,  пока  шел  по
коридору. Родилась в Йорба-Линде, округ Орандж,  в  1951  году.  Девичье
имя:
   Садасса Арампров.
   Я застыл на месте с анкетой в руке. Отец: Серж Арампров, мать: Галина
Арампров.
   Не потому ли ИИ-оператор устроил нашу встречу?
   Я догнал ее и остановил.
   - Вы когда-нибудь жили в Пласентии?
   - Я там выросла, - ответила Садасса Сильвия.
   - Вы знали Ферриса Фримонта?
   - Нет. Когда я родилась, он уже переехал в Оушнсайд.
   - Я живу в Пласентии, - сказал я.  -  И  как-то  со  своим  приятелем
наткнулся на имя Арампров - оно было вырезано на тротуаре.
   - Работа моего младшего брата, - улыбнулась Садасса Сильвия. - У него
был трафарет с этим словом, и он писал его где попало.
   - Мы нашли надпись в квартале  от  дома,  в  котором  родился  Феррис
Фримонт.
   - Я знаю это место.
   - Есть ли какая-нибудь связь...
   - Никакой, - сказала она решительно. - Просто совпадение.  Мне  вечно
задают этот вопрос, когда я называюсь своим настоящим именем.
   - А Сильвия - не настоящее?
   - Нет. Я не была замужем. Просто из-за  Ферриса  Фримонта  я  сменила
фамилию. Сами понимаете: жить с фамилией Арампров  невозможно.  Я  взяла
фамилию Сильвия, понимая, что все автоматически воспримут ее как  имя  и
станут думать, что меня зовут Сильвия Садасса.
   Она улыбнулась, обнажив восхитительные зубки.
   - Я должен заключить с вами договор на запись вашего исполнения.
   - Исполнения? Игры на гитаре?
   - Пения. У вас превосходное сопрано. Я слышал.
   Она ответила как ни в чем не бывало:
   - Да, у  меня  сопрано.  Я  пою  в  церковном  хоре.  Я,  видите  ли,
прихожанка епископальной церкви. Но голос так себе, ведь  я  не  училась
петь. Лучше всего мне удаются скабрезные  куплеты,  если  выпью  немного
виски.
   - Я говорю лишь то, что знаю, - сказал я. Похоже, не все, что я знал,
имело какой-то смысл. - Хотите, я провожу вас к на