ро запыхался и пошел медленнее.
   Ширли не хотела, чтобы он уходил этим утром, но он не мог остаться.  Солу
лучше не становилось; не становилось ему и хуже. Так было последние три дня.
Энди хотелось остаться с ним, помочь Ширли, но выбора у  него  не  было.  Он
должен был идти  на  дежурство.  Она  этого  не  понимала,  и  они  чуть  не
поссорились -  шепотом,  чтобы  не  услышал  Сол.  Энди  надеялся  вернуться
пораньше, но обстоятельства распорядились иначе. Он  мог  лишь  забежать  на
несколько минут, поговорить с ними обоими, узнать, не нужна ли  какая-нибудь
помощь. Он знал, что Ширли нелегко быть одной с больным старым человеком,  -
но что было делать?
   В коридоре из-за дверей раздавались музыка и звуки телевизионных передач,
а в его квартире царила тишина. У него вдруг возникло  дурное  предчувствие.
Он отпер дверь и тихо ее отворил. В комнате было темно.
   - Ширли? - прошептал он. - Сол? Ответа не  последовало,  и  тишина  вдруг
страшно поразила его. Где учащенное,  хриплое  дыхание,  наполнявшее  раньше
комнату? Зажужжал его фонарик,  луч  света  пересек  комнату  и  уткнулся  в
кровать, в неподвижное, бледное лицо Сола. Казалось, он тихо спит,  но  Энди
знал - еще до того, как коснулся кончиками пальцев, - что Сол мертв.
   "О Боже! - подумал он. - Она  была  с  ним  одна,  в  темноте,  когда  он
умирал".
   И тут он  услышал  тихие  душераздирающие  рыдания,  раздававшиеся  из-за
перегородки.

Глава 8

   - Я не хочу больше об этом слышать! - заорал Билли,  но  Питер  продолжал
говорить, словно Билли тут вообще не было:
   - "... И увидел я новое небо и новую землю, ибо прежнее  небо  и  прежняя
земля исчезли, и моря уже нет". Так написано в  Книге  откровений;  если  мы
ищем истину, она там. Откровение нам, мимолетный взгляд в завтра...
   - Заткнись!!!
   Никакого воздействия это не оказало, и монотонный голос упорно  продолжал
звучать на фоне ветра, завывающего вокруг старой машины  и  проникающего  во
все щели и трещины. Билли натянул  на  голову  пыльное  одеяло,  но  это  не
помогло, к тому же стало трудно дышать. Билли опустил одеяло до подбородка и
уставился в серый сумрак внутри машины,  пытаясь  не  обращать  внимания  на
бормотание человека рядом. Передние кресла и заднее сиденье  были  сняты,  и
седан превратился в одну, не слишком просторную комнату. Они спали бок о бок
на полу, покрытом обрывками теплоизоляции,  ватина  и  поролона.  Неожиданно
Билли почувствовал сильный запах йода и дыма, когда ветер задул  по  дымовой
трубе и перемешал пепел в желобе, который они использовали в качестве печки.
Последний кусок морского угля сожгли неделю назад.
   Билли уснул и спал до тех пор, пока нудный голос Питера не  разбудил  его
вновь.  Теперь  Билли  был  уверен,  что  его  компаньон  лишился  рассудка,
поскольку разговаривал сам с собой. Билли чувствовал, что задыхается в  этих
тесных стенах, в этой пыли, в этих бессмысленных словах,  которые  наполняли
всю машину и давили на него. Встав на колени, он повернул  ручку  и  немного
опустил заднее стекло. Он  прильнул  к  щели,  жадно  дыша  холодным  свежим
воздухом. Что-то холодное коснулось  его  губ.  Он  наклонил  голову,  чтобы
выглянуть в щель, и увидел белые парящие снежинки.
   - Я выйду, - сказал он, закрыв окно, но Питер сделал вид, что не  слышит.
- Я выйду. Здесь воняет.
   Он  взял  пончо,  сделанное  из  синтетического  покрытия,  срезанного  с
переднего сиденья "Бьюика", просунул голову в отверстие и  закутался.  Когда
он открыл заднюю дверь, в машину влетел снежный вихрь.
   - Здесь воняет, и ты воняешь.., и, по-моему, ты придурок.
   Билли вылез из машины и с силой хлопнул  дверью.  Падая  на  землю,  снег
таял, а на крышах автомобилей лежал толстым слоем. Билли собрал горсть снега
с капота машины и  положил  в  рот.  В  темноте  не  было  заметно  никакого
движения, с тихим шелестом падали снежинки, ночь была безмолвна. Пробравшись
мимо покрытых белыми саванами машин, Билли вышел на Канал-стрит  и  повернул
на запад к Гудзону. Улица была на удивление пустынна - должно быть, было уже
очень поздно. И шорох колес  какого-то  запоздалого  велотакси,  проехавшего
мимо Билли и скрывшегося во мраке, еще долго звучал в ночи.
   Билли остановился у складов и понаблюдал, как из  ворот  выезжали  пятеро
гужевиков. С обеих сторон шли  охранники,  а  люди-лошади  едва  передвигали
ноги, таща тяжелый груз. Что-то ценное, подумал Билли,  вероятно,  продукты.
При воспоминании о еде в пустом желудке болезненно заурчало, и он  прижал  к
нему ладони. Он не ел уже два дня.
   Здесь было больше снега, он лежал на железной изгороди, и Билли,  проходя
мимо, собрал его, скатал в  маленький  шарик  и  положил  в  рот.  Дойдя  до
Элизабет-стрит, он взглянул на большие механические часы,  установленные  на
фасаде здания с  вывеской  "Центр  китайской  коммуны".  Стрелки  показывали
начало четвертого. Это означало, что до рассвета еще часа три-четыре.  Масса
времени, чтобы дойти до окраины и вернуться.
   От ходьбы он  согрелся,  но  одежда  промокла  почти  насквозь.  Путь  до
Двадцать третьей  улицы  был  неблизкий,  и  Билли  очень  устал.  Несколько
последних недель он недоедал. Дважды он останавливался передохнуть, но тогда
сразу становилось холодно. И он вновь с трудом поднимался на ноги и пускался
в путь. Чем дальше на север он уходил, тем сильнее его охватывал страх.
   "Отчего бы мне туда не сходить? - спрашивал он себя, тревожно озираясь  в
темноте. - Легавые сейчас про меня совсем, забыли". Все случилось так давно,
это - он посчитал по пальцам - было четыре  месяца  тому  назад,  в  декабре
пошел пятый. Полиция никогда не расследует дело  Дольше  двух  недель,  если
только не застрелили мэра или не украли миллион долларов.
   Пока его никто не видел, он чувствовал себя в безопасности. Дважды он уже
отправлялся на север, но, как только оказывался неподалеку от своего старого
дома, он останавливался. Либо дождь был не слишком сильным, либо вокруг было
слишком много людей. Но сегодня ночью все  совсем  по-другому.  Похоже,  что
снегопад усилился  -  его  никто  не  заметит.  Он  доберется  до  "Колумбии
Виктории", спустится к себе и всех разбудит. Это была его семья,  они  будут
рады его увидеть, несмотря ни на что. Он объяснит, что невиновен. А еда!  Он
сплюнул в темноту. У них были карточки на четверых, а его мать всегда делала
запасы на черный день.
   Он наестся до отвала. Овсяные лепешки, огромные, может, даже  только  что
приготовленные и горячие. Одежда тоже. У матери осталась вся его одежда.  Он
наденет теплые вещи и возьмет пару отцовских башмаков. Никакого риска, никто
не узнает, что он там был. Зайти всего на несколько минут, самое  большее  -
на полчаса, а затем назад. Игра стоила свеч.
   Он прошел под эстакадой на Двадцатой  улице  и  направился  к  шестьдесят
первому причалу. Похожая на амбар пристройка у причала была забита людьми, и
он не осмелился пройти мимо. Снаружи вдоль здания узкие  мостки,  положенные
на сваи; Билли хорошо их знал, хотя впервые шел по ним  ночью.  Мостки  были
скользкими от растаявшего снега. Он двинулся по  мосткам  боком,  прижимаясь
спиной к стене и слыша внизу плеск волн о  сваи.  Не  дай  Бог  свалиться  -
влезть обратно он уже не сможет,  это  будет  верная  смерть.  Задрожав,  он
переставил ногу и чуть не запнулся о толстый швартовочный  канат.  Над  ним,
почти невидимый в темноте, возвышался  ржавый  борт  самого  крайнего  судна
Корабельного городка. Это был самый длинный путь до "Колумбии  Виктории",  а
значит, и самый безопасный. Никого вокруг не было видно,  и  он  по  сходням
забрался на палубу.
   Когда Билли пересек плавучий город, у него вдруг пропала тревога.  Погода
была на его стороне: снег все так же валил, окутывая все вокруг.  И  корабли
были за него: на палубах никого не было, и никто не видел, как он  проходил.
Он все рассчитал, он готовился к этой ночи очень долго.  Если  он  спустится
вниз и попытается разбудить кого-нибудь из своих, его могут услышать. Но  он
не настолько глуп.
   Добравшись до палубы, Билли остановился и достал длинный шнур, сплетенный
несколько недель назад  из  проводов  системы  зажигания  нескольких  старых
машин. К концу шнура был прикреплен тяжелый болт. Он осторожно взмахнул им -
и болт слабо стукнул в фанерное окно каюты, где спали мать  и  сестра.  Стук
наверняка будет слышен в каюте и кто-нибудь обязательно проснется.
   Через некоторое время Билли услышал,  как  внизу  отодвинулась  фанера  и
исчезла внутри каюты. Из отверстия высунулась чья-то голова.
   - Что такое? Кто там? - Это был голос его сестры.
   - Старший брат, - прошептал он по-кантонски.  -  Открой  дверь  и  впусти
меня.

Глава 9

   - Мне так жалко Сола, - сказала Ширли. - Как это жестоко!
   - Не надо, - ответил Энди, прижимая ее к себе и крепко целуя. - Не думаю,
что он чувствовал себя таким уж несчастным. Он старый человек и за всю  свою
жизнь много чего перевидал и сделал. Для него все было в  прошлом,  и  я  не
думаю, что он был очень счастлив в  этом  мире.  Посмотри,  неужели  солнце?
По-моему, снег кончился, и небо проясняется.
   - Но его смерть так нелепа. Если бы он не пошел на ту демонстрацию...
   - Полно, Ширли, прекрати. Сола не вернешь. Почему бы тебе не  подумать  о
сегодняшнем дне? Ты можешь себе представить, что Грасси дает мне выходной  -
просто из чувства симпатии?
   - Нет. Он ужасный человек. Я уверена, что он готовит тебе пакость, о  чем
ты и узнаешь, придя завтра на работу.
   - Да ну  тебя,  ты  говоришь  прямо  как  я,  -  засмеялся  он.  -  Давай
позавтракаем и подумаем, что мы хотим сделать сегодня.
   Энди вошел в комнату и зажег огонь, пока Ширли одевалась.  Затем  он  еще
раз проверил, все ли вещи Сола спрятаны подальше от глаз. Вещи были в шкафу,
он протер начисто все полки и засунул поверх одежды книги. С кроватью ничего
не поделаешь, а одеяло и подушку он свернул и тоже положил  в  шкаф.  Теперь
кровать больше походила на диван. Вполне прилично.  Нужно  будет  постепенно
избавиться от всех вещей Сола. Можно продать их на блошином рынке. За  книги
дадут хорошие деньги. Некоторое время можно  будет  лучше  питаться,  однако
Ширли не следует говорить, откуда взялись деньги.
   Он будет тосковать по Солу, он это знал. Семь лет назад Сол стал  снимать
эту комнату. Позднее  повышение  цен  на  продукты  вынудило  его  разделить
комнату и сдавать половину. Но он не хотел делить ее с кем попало. Он  пошел
в участок и сказал, что  сдает  жилье.  Энди,  живший  тогда  в  полицейских
бараках,  сразу  же  переехал  к  Солу.  Так  что  Сол   получил   сразу   и
дополнительный доход, и вооруженную охрану.  Поначалу  между  ними  не  было
дружбы, но потом они сблизились, несмотря на разницу в возрасте. "Ты  молод,
если молод душой", - всегда говорил Сол и жил по своим собственным  законам.
Надо же, как много  из  того,  что  сказал  Сол,  Энди  запомнил.  Он  будет
постоянно вспоминать его слова. Он не хотел быть сентиментальным - Сол  стал
первым бы смеяться над этим, - но воспоминания не давали ему покоя.
   Солнце светило прямо в окно, ночной холод рассеялся, и  в  комнате  стало
очень уютно. Энди включил телевизор и нашел на одной из программ музыку.  Не
ту, что любил он, а которая нравилась Ширли. Это  была  вещь  под  названием
"Римские фонтаны". На экране били жемчужные струи. В  комнату  вошла  Ширли,
причесываясь на ходу. Энди показал на экран.
   - Эта вода не вызывает у тебя жажды?
   - Вызывает желание принять душ.  Могу  поспорить,  что  от  меня  исходит
ужасный запах.
   - Аромат как от духов, - сказал он, с удовольствием наблюдая за тем,  как
она причесывает  волосы,  сидя  на  подоконнике.  В  них  играли  золотистые
солнечные блики. - Как тебе нравится мысль прокатиться на речном трамвайчике
и устроить пикник? - внезапно спросил он.
   - Прекрати! Я не понимаю шуток до завтрака.
   - Я серьезно. Подвинься-ка. - Он облокотился на подоконник рядом с ней и,
прищурившись, посмотрел  на  допотопный  термометр,  который  Сол  прибил  к
внешней стороне рамы. Большинство  цифр  отвалилось,  но  Сол  на  их  месте
нацарапал новые, причем по принятой лишь  в  последние  годы  в  Соединенных
Штатах шкале Цельсия. - Уже десять градусов  в  тени.  Могу  поспорить,  что
сегодня дойдет до пятнадцати. Когда ты видела в Нью-Йорке  в  декабре  такую
погоду? Нужно ловить момент. Завтра может выпасть полтора  метра  снега.  Из
остатков  соевой  пасты  сделаем  сандвичи.  Речной  трамвайчик  отходит   в
одиннадцать, и мы можем прокатиться на машине охраны.
   - Значит, ты серьезно?
   - Конечно, я не шучу с такими вещами. Настоящая поездка за  город.  Я  же
рассказывал тебе о путешествии, которое совершил, когда  на  прошлой  неделе
находился в охране. Трамвайчик поднимается по Гудзону до Кретона-на-Гудзоне,
где наполняют цистерны. Это занимает  два-три  часа.  Я  сам  не  видел,  но
говорят, что в парке на мысе Кретон - он вдается в реку  -  еще  сохранилось
несколько  настоящих  деревьев.  Если  будет  достаточно  тепло,  мы  сможем
устроить там пикник, а затем возвратимся на трамвайчик. Что скажешь?
   - Я скажу, что это невозможно и невероятно, просто чудо.  Я  ни  разу  не
уезжала  так  далеко  от  города.  Наверняка  до  парка  несколько  десятков
километров. Когда мы выйдем?
   - Сразу же, как только позавтракаем.  Я  положил  на  сковородку  овсяные
лепешки, можешь их перевернуть, пока они не подгорели.
   - На огне от морского угля ничего не может подгореть.
   Она подошла к плите и  занялась  сковородой.  Энди  не  помнил,  когда  в
последний раз видел ее такой улыбающейся и счастливой. Такой, как летом.
   - Не будь свиньей и съешь все лепешки, - сказала  она.  -  Я  могу  взять
кукурузное масло - я не зря приберегала его - и  испечь  овсяные  кексы  для
пикника.
   - Сделай их большими и солеными,  мы  там  сможем  выпить  столько  воды,
сколько нам захочется.
   Энди подвинул Ширли кресло так, чтобы она  села  спиной  к  велотренажеру
Сола. Не нужно, чтобы сейчас она видела  что-нибудь,  что  напоминало  бы  о
случившемся. Она  смеялась,  строила  планы,  и  ему  не  хотелось  все  это
испортить. Это должно быть что-то особенное, они оба были в этом уверены.
   Когда они заворачивали сандвичи, в дверь постучали, и Ширли вздрогнула.
   - Посыльный.., я так и знала! Тебе придется идти на работу...
   - Не волнуйся, - улыбнулся Энди. - Грасси  не  нарушит  слова.  И,  кроме
того, так посыльные не стучат. Если я и разбираюсь в  каких-то  звуках,  так
это в их "бах-бах-бах".
   Ширли вымученно улыбнулась и  пошла  отпирать  дверь,  а  Энди  продолжал
заворачивать сандвичи.
   - Тэб! - радостно воскликнула она. - Уж  тебя-то  мы  никак  не  ждали...
Входи, мы рады видеть тебя. Это Тэб Филдинг! - крикнула она Энди.
   - Доброе утро, мисс  Ширли,  -  флегматично  произнес  Тэб,  оставаясь  в
коридоре. - Извините, но я не в гости. Сейчас я на работе.
   - Что такое? - спросил Энди, выходя в коридор.
   - Понимаете, я взялся за ту работу, которую мне предложили, - сказал Тэб.
Он был мрачен. - С сентября я служил в объединенном резерве  телохранителей.
Случайные работы, задания  выдаются  нерегулярно,  выбирать  не  приходится.
Человек, отказывающийся от задания, сразу же отодвигается в конец списка.  А
мне нужно семью кормить...
   - Что ты хочешь сказать? - спросил Энди.
   Он понял, что за спиной Тэба в темноте стоит еще кто-то, и по звуку шагов
догадался, что пришедших несколько.
   - Не городи чушь, - раздался за спиной Тэба  неприятный  гнусавый  голос.
Человек по-прежнему стоял позади Тэба, и его не было видно. - Закон на  моей
стороне. Я тебе заплатил. Покажи им ордер!
   - Теперь, по-моему, я все понимаю, - сказал  Энди.  -  Отойди  от  двери,
Ширли. Входи, Тэб, поговорим.
   Тэб шагнул вперед, и человек в коридоре попытался последовать за ним.
   - Ты не войдешь туда без меня! - заверещал он. Но Энди захлопнул дверь  у
него перед носом.
   - Лучше бы вы этого не делали, - покачал головой Тэб. На сжатом кулаке  у
него был металлический кастет с шипами.
   - Успокойся, - сказал Энди. - Я хочу сначала поговорить с тобой  с  глазу
на глаз, узнать, что происходит. У него действительно ордер на вселение, а?
   Тэб кивнул, угрюмо поглядывая на дверь.
   - О чем вы говорите? - спросила Ширли, с беспокойством глядя на их лица.
   Энди ничего не ответил, а Тэб повернулся к ней и сказал:
   - Суд выписывает ордер любому, кто может доказать, что ему в  самом  деле
необходимо место для жилья. Обычно  их  выдают  людям  с  большими  семьями,
которые вынуждены искать жилье попросторнее. С  ордером  на  вселение  можно
найти свободную квартиру или комнату, эта бумажка дает  правомочие  поискам.
Могут возникнуть неприятности, - люди не хотят, чтобы к ним въезжали  чужие,
- поэтому вместе с ордером на вселение им предоставляют и телохранителя. Вот
я и пришел с человеком по фамилии Беличер, нанявшим меня: С ним  вся  семья,
они стоят в коридоре.
   - Но что ты здесь делаешь? - спросила Ширли, все еще не понимая.
   - Этот Беличер - вампир, - с  горечью  сказал  Энди.  -  Он  шатается  по
моргам, выискивая одиноких людей.
   - Можно сказать и так, - ответил Тэб, стараясь говорить невозмутимо. -  К
тому же у него большая семья, и ему негде жить. Можно посмотреть  на  это  и
так. Внезапно в дверь заколотили, и  снаружи  послышался  возмущенный  голос
Беличера. Ширли наконец поняла смысл присутствия Тэба.
   - Ты здесь потому, что им помогаешь, - сказала она. - Они узнали, что Сол
умер, и хотят занять его комнату.
   Тэб молча кивнул.
   - Все же выход есть, - сказал Энди. - Если бы  здесь  жил  кто-нибудь  из
моего участка, эти люди сюда не попали бы.
   Стук стал громче, и Тэб отступил на шаг к двери.
   - Если бы здесь кто-нибудь жил, все  было  бы  о'кей,  но  Беличер  может
обратиться в суд и отсудить эту комнату, потому что у него семья.  Я  сделаю
все, чтобы помочь вам, но Беличер - мой хозяин.
   - Не открывай дверь! - приказал Энди. - До тех пор, пока мы не разберемся
в этом.
   - Я должен... Что я могу поделать? - Тэб выпрямился и сжал кулаки.  -  Не
пытайтесь остановить меня, Энди. Вы полицейский, и вы знаете закон.
   - Тэб, как ты можешь? - прошептала Ширли. Он повернулся к ней, глаза  его
были грустными.
   - Когда-то мы были с вами хорошими друзьями, Ширли. Я это помню.  Но  мне
нужно выполнять свою работу. Я должен их сюда впустить.
   -  Давай..,  открывай  эту  чертову  дверь,  -  с  горечью  сказал  Энди,
отвернулся и подошел к окну.
   Семья Беличеров ворвалась в комнату. Мистер Беличер был тощий, с  головой
странной формы, почти без подбородка и  достаточно  образованный:  он  сумел
написать свою фамилию на бланке заявления в  управление  социальной  помощи.
Главой семьи была миссис Беличер. Из-за ее мощной фигуры повыскакивали  дети
- семеро. Восьмой был на подходе, судя по ее животу. Их было бы одиннадцать,
но три маленьких Беличера  погибли  в  результате  недосмотра  и  несчастных
случаев. Самая старшая девочка, лет двенадцати,  несла  на  руках  покрытого
болячками грудного младенца, который отвратительно вонял и непрерывно вопил.
Вырвавшись из темного коридора, дети орали как сумасшедшие.
   - О, смотри, какой  милый  холодильничек!  -  восхищенно  сказала  миссис
Беличер, не успев войти. Она тут же подошла и открыла дверцу.
   - Не трогайте... - сказал Энди, а Беличер дернул его за руку.
   - Мне нравится эта комната, не очень большая, но миленькая. А что там?  -
Он направился к открытой двери в перегородке.
   - Там моя комната, - сказал Энди, захлопывая дверь у него перед носом.  -
Не смейте туда входить.
   - Не стоит так поступать,  -  сказал  Беличер,  быстро  отходя  бочком  в
сторону, как пес, которого слишком часто бьют. - У меня  есть  права.  Закон
гласит, что с ордером на вселение я могу смотреть все, что  захочу.  -  Энди
шагнул к нему, и он опасл