но
в продуктовом складе на Томпкинс-сквер и пытавшегося туда забраться. Это был
первый, но далеко не последний выстрел, да  и,  первый  убитый  оказался  не
последним.
   Летающая проволока окружила некоторые из районов беспорядков, но ее  было
мало. Когда ее запасы кончились, вертолеты беспомощно кружили над  бурлящими
улицами и служили полиции лишь постами  воздушного  наблюдения,  обнаруживая
места,  куда  необходимо  было  перебросить   подкрепление.   Занятие   было
совершенно бесполезным, поскольку никакого резерва не было - все  находились
на передовой.
   После первого столкновения на Мэдисон-сквер все остальное не  производило
на Энди сильного впечатления. Остаток дня и большую часть ночи он, как и все
городские полицейские, противостоял насилию и сам  применял  насилие,  чтобы
восстановить  законность  и  порядок  в  городе,   раздираемом   сражениями.
Единственная возможность немного отдохнуть появилась у него,  когда  он  пал
жертвой им же самим примененного газа и ему удалось добраться до  санитарной
машины, где ему оказали помощь. Ему промыли глаза и дали таблетку. Он  лежал
внутри машины на носилках, прижимая к  груди  шлем,  гранаты  и  дубинку,  и
медленно приходил в себя. Водитель машины сидел у двери на других носилках с
карабином   тридцатого   калибра,   готовый   охладить   пыл   любого,   кто
заинтересуется машиной или дорогими хирургическими инструментами.  Энди  мог
бы полежать и дольше, но в открытую дверь врывалась холодная морось,  и  его
начало так сильно знобить, что зуб на зуб не  попадал.  Подняться  на  ноги,
добрести до двери и спрыгнуть на землю оказалось  очень  трудно,  но,  начав
двигаться, он почувствовал себя немного лучше, кроме того, ему стало теплее.
   Нападение на центр социальной помощи сорвалось. Возможно, помогло то, что
он сумел отобрать громкоговоритель.  И  Энди  медленно  побрел  к  ближайшей
группе фигур в синей форме, морща нос от мерзкого запаха своей одежды.
   Усталость не покидала его; он помнил лишь орущие рты, бегущие ноги, звуки
выстрелов,  крики,  хлопанье  газовых  гранат,  какой-то  тяжелый   предмет,
попавший ему в руку, где моментально появился огромный синяк.
   Вечером начался дождь; потоки холодной воды вперемешку со  снегом,  а  не
полиция, прогнали людей с  улиц.  Однако,  когда  толпы  разошлись,  полиция
обнаружила, что ее работа только начинается. Зияющие окна и выломанные двери
нужно было охранять, нужно было искать раненых и оказывать им помощь,  тогда
как пожарному управлению требовалось  содействие  в  тушении  многочисленных
пожаров. Это продолжалось всю ночь, а на рассвете Энди обнаружил, что  лежит
на скамейке в своем участке, и услышал,  как  его  имя  называет  по  списку
лейтенант Грассиоли.
   - И это все, о чем можно пожалеть, - добавил лейтенант. - Получите  пайки
перед уходом и сдайте обмундирование и снаряжение. В восемнадцать  ноль-ноль
всем быть здесь - и никакие извинения мне не нужны. Неприятности у  нас  еще
не закончились.
   Ночью дождь прошел. Утреннее солнце бросало длинные золотистые  блики  на
влажный черный асфальт. На  углу  Седьмой  авеню  валялось  два  разломанных
велотакси, с которых уже сняли все пригодные детали, а в  нескольких  метрах
от них лежал человек. Казалось, он спал, но, когда Энди  подошел  ближе,  он
понял, что человек мертв. Не  останавливаясь,  Энди  пошел  дальше;  сегодня
санитарное управление будет убирать трупы.
   Первые "пещерные люди" выходили из метро,  щурясь  от  солнечного  света.
Летом  все  смеялись  над  "пещерными  людьми"  -  теми,   кому   управление
социального обеспечения разрешило  жить  на  станциях  не  работавшего  ныне
метрополитена, - но, когда наступили холода, зубоскалам стало не  до  смеха.
Вероятно, там, внизу, мерзко,  грязно  и  темно,  но  зато  всегда  включено
несколько электронагревательных приборов.
   Конечно, они не роскошествовали, но по крайней мере  не  замерзали.  Энди
свернул в свой квартал.
   Поднимаясь по ступенькам, он несколько раз наступил на  спавших,  но  так
устал, что не обратил на это внимания. Он долго  не  мог  попасть  ключом  в
замочную скважину; его сопение услышал Сол и открыл дверь.
   - Я только что сварил суп, - сказал Сол. - Ты пришел как раз вовремя.
   Энди достал из кармана пальто остатки крекеров и высыпал на стол.
   - Наворовал? - спросил Сол, кладя кусочек в рот. - А я думал, что еще дня
два не будут выдавать ни крошки.
   - Полицейский паек.
   - Это по-честному.  Нельзя  же  колошматить  своих  сограждан  на  пустой
желудок. Я кину парочку-другую в суп, пусть будет понаваристее. Скорее всего
ты вчера не смотрел телевизор и поэтому не знаешь об  игрищах  в  конгрессе.
Зрелище в самом деле захватывающее...
   - Ширли еще не проснулась? - перебил его Энди, сбрасывая пальто и  тяжело
опускаясь в кресло. Сол немного помолчал, потом медленно произнес:
   - Ее нет. Энди зевнул.
   - Еще очень рано. Куда она пошла?
   - Она ушла не сегодня,  Энди,  -  ответил  Сол,  стоя  спиной  к  Энди  и
помешивая суп. - Она ушла вчера, через пару часов после тебя. И до  сих  пор
не возвращалась...
   - Ты хочешь сказать, что во время  всех  этих  беспорядков  она  была  на
улице. - ., и в прошлую ночь тоже? И что же  ты  сделал?  -  Он  выпрямился,
забыв об усталости. - А что я мог сделать? Выйти на улицу и попасть под ноги
толпы, как эти старые чудаки? Могу поспорить,  что  с  ней  все  в  порядке.
Вероятно, она увидела, что  творится,  и  решила  остаться  у  друзей  и  не
возвращаться пока.
   - Каких друзей? О чем ты говоришь? Ее нужно найти.
   - Сядь! - приказал Сол. - Не суетись! Поешь супа  и  немного  поспи.  Это
лучшее, что ты можешь сделать. С ней  все  будет  о'кей.  Уж  я-то  знаю,  -
неохотно добавил Сол.
   - Что ты знаешь, Сол? - спросил Энди, хватая его за плечи  и  поворачивая
лицом к себе.
   - Не пытайся управлять рыночными отношениями! - заорал  Сол,  скидывая  с
плеч его руки. Затем спокойно добавил:
   - Я знаю, что она вышла отсюда не просто так, у  нее  была  причина.  Она
надела свое старое пальто, но под ним я заметил шикарное платье.  Нейлоновые
чулки. На ногах целое состояние. А когда она прощалась со  мной,  я  увидел,
что она накрасилась.
   - Сол.., что ты хочешь сказать?
   - Я не хочу.., я говорю. Она была одета так, будто собралась к кому-то  в
гости, а не за покупками. По-видимому, она ушла, чтобы с кем-то встретиться.
Может, со своим папашей... Могла же она пойти к нему в гости.
   - Зачем ей нужно с ним встречаться?
   - Это я у тебя должен спросить. Ведь ты же с ней поругался,  не  так  ли?
Может, она ушла, чтобы прийти в себя.
   - Поругался... Да-да. - Энди снова упал в кресло, сжав  ладонями  голову.
Это было прошлой ночью? Нет, позапрошлой. Казалось, сто  лет  прошло  с  той
глупейшей ссоры. - Она ничего с собой не взяла? - спросил он.
   - Только маленькую сумочку, - ответил Сол и поставил на  стол  тарелку  с
супом. - Ешь. Я себе тоже сейчас налью. - Немного помолчав, он добавил:
   - Она вернется.
   Энди слишком устал, чтобы спорить, да и что он мог сказать? Он машинально
ел суп, почувствовав, что очень голоден. Он  ел,  положив  локоть  на  стол,
другой рукой подпирая голову.
   - Ты бы только послушал вчерашние речи в сенате, - сказал  Сол.  -  Самая
забавная комедия на свете. Они  пытались  пропихнуть  закон  о  чрезвычайном
положении - чрезвычайном.., он уже лет сто готовится. Они  обсуждали  всякую
ерунду, но о главном не сказали ни слова. - Он  заговорил  с  сильным  южным
акцентом:
   - "Перед лицом бедственного положения  мы  предлагаем  обратить  взоры  к
несметным богатствам вэличайшего бассейна и дельты  самой  могучей  из  рэк,
Миссисипи. Плотины и каналы,  э,  наука,  э..,  и  у  вас  будут  богатэйшие
пахотные земли в западном мире!" - Сол сердито подул на суп. - Они  говорили
об этом тысячу лет назад. Но разве кто-нибудь сказал"  об  истинной  причине
принятия закона о чрезвычайном положении? Нет. За все эти годы они так и  не
набрались смелости, чтобы  прямо  сказать  правду,  поэтому  и  прикрываются
всякими поправками и несущественными вопросами.
   - О чем ты говоришь? - спросил Энди, слушая вполуха.
   - О контроле над рождаемостью, вот о чем. Все-таки  они  в  конце  концов
сподобились открыть клиники для всех - замужних и нет - и  приняли  закон  о
том, что все матери должны иметь информацию  о  контроле  над  рождаемостью.
Боже, какой скулеж поднимется, когда пуритане узнают об этом!
   - Только не сейчас  об  этом,  Сол.  Я  устал.  А  Ширли  сказала,  когда
вернется?
   - Я рассказал тебе все... - Он осекся  и  прислушался  к  звуку  шагов  в
коридоре. Кто-то остановился у двери, и послышался легкий стук.
   Энди бросился к двери и распахнул ее.
   - Ширли! - сказал он. - У тебя все в порядке?
   - Да, конечно.., у меня все отлично. Он так крепко прижал ее к себе,  что
у нее перехватило дыхание.
   - С этими беспорядками.., я не знал, что и думать, - сказал он. -  Я  сам
пришел лишь несколько минут назад. Где ты была? Что случилось?
   - Я просто захотела уйти на Некоторое время - вот и все. -  Она  сморщила
нос. - Что это за запах? Он поспешно отошел от нее.
   - Я наглотался рвотного газа и чуть не задохнулся. Я не мог освободиться.
Что значит - захотела на некоторое время уйти?
   - Дай хоть снять пальто.
   Энди пошел за ней в комнату и плотно затворил за собой дверь. Она  вынула
из сумочки туфли на высоком каблуке и положила их в шкаф.
   - Ну? - сказал он.
   - Не надо ничего усложнять. Я чувствовала здесь  себя  пойманной,  как  в
клетке, со всеми этими нехватками, авариями, холодами и прочим  да  еще  без
тебя. Мне было очень плохо после  нашей  ссоры.  Показалось,  что  все  идет
как-то  не  так.  Поэтому  я  подумала,  что  если  я  наряжусь  и  схожу  в
какой-нибудь ресторан, из тех, где я была раньше, то мне, может быть, станет
лучше. Просто выпить чашечку кофе.  Понимаешь,  смена  обстановки...  -  Она
посмотрела на его непроницаемое лицо и быстро отвела глаза в сторону.
   - А что было потом? - спросил он.
   - Я не на допросе, Энди. Зачем этот обвинительный тон?
   Он повернулся к ней спиной и стал смотреть в окно.
   - Я ни в чем тебя не обвиняю, но.., тебя же не было дома всю ночь. Что я,
по-твоему, должен думать?
   - Ну, ты же знаешь, что вчера творилось. Я побоялась возвращаться. Я была
в ресторане "Керли"...
   - Мясной кабак?
   - Да, но если ничего не есть, то выходит  не  очень  дорого.  Кучу  денег
стоит только еда.  Я  встретила  там  знакомых,  и  мы  болтали.  Потом  они
отправились на вечеринку и пригласили меня с собой. И я поехала.  Мы  узнали
по телевизору о беспорядках, и никто не захотел уходить.  Поэтому  вечеринка
затянулась на всю ночь. Очень много людей осталось, и я вместе с ними.
   Она сняла платье и повесила на вешалку. Потом надела шерстяные рейтузы  и
теплый свитер.
   - И это все, чем ты занималась всю ночь?
   - Энди, ты устал. Почему бы тебе немного не поспать? Мы поговорим об этом
в другой раз.
   - Я хочу поговорить об этом сейчас.
   - Ну, пожалуйста, больше же нечего сказать...
   - Нет, есть. В чьей квартире все это происходило?
   - Какого-то незнакомого мне человека. Он не был приятелем Майка, я просто
иногда встречала его на вечеринках.
   - Так хозяин - мужчина? - Воцарилось напряженное молчание,  пока  его  не
нарушил вопрос Энди:
   - Ты провела ночь с ним?
   - Ты в самом деле хочешь знать?
   - Конечно, я хочу знать. Зачем, по-твоему, я спрашиваю? Ты с  ним  спала,
а?
   - Да.
   Спокойствие в ее голосе и внезапность ответа ошеломили его, но ведь он  и
не надеялся получить иной ответ. Он долго молчал, не находя слов, и  наконец
спросил:
   - Зачем?
   - Зачем? - Внезапно ее охватил гнев. - Зачем? А какой у меня был выбор? Я
поела и выпила, нужно было платить. Чем еще я должна была расплатиться?
   - Прекрати, Ширли, ты была...
   - Какой? Честной? Я должна была  оставаться  здесь,  хоть  и  не  сплю  с
тобой?
   - Это совсем другое.
   - Да? - Ее начало колотить. - Энди, я надеюсь что так  оно  и  есть,  так
должно быть.., но больше я просто ничего не знаю.  Я  хочу,  чтобы  мы  были
счастливы. Не знаю, почему мы ссоримся. Я этого совсем  не  хочу.  Все  идет
как-то не так. Если бы ты почаще бывал здесь, со мной...
   - Мы  обсудим  это  как-нибудь  вечером.  У  меня  работа.,  что  я  могу
поделать?
   - Ничего, думаю, больше ничего... - Она  сцепила  пальцы,  чтобы  они  не
тряслись. - Иди поспи, тебе нужно отдохнуть.
   Она  вышла  в  другую  комнату,  и  он  не  шелохнулся,  пока  дверь   не
захлопнулась. Потом он пошел за ней, но остановился и сел на  край  кровати.
Что он мог ей сказать? Он медленно стянул башмаки и одетым  лег  в  кровать,
накрывшись с головой одеялом. Усталый и вымотанный, он долго не мог уснуть.

Глава 4

   Люди боялись выходить на улицу, пока не рассвело, и очередь за водой этим
утром была очень короткой. Однако, когда Ширли заняла место  в  очереди,  на
улице уже было много народа. Когда она  получила  свою  норму  воды,  солнце
поднялось уже высоко.
   Ширли каждый день встречалась с миссис Майлс. Приходившая первой занимала
очередь, а потом они вместе возвращались домой. Миссис Майлс всегда брала  с
собой маленького сына, который, похоже, все еще  болел  этим  самым  квошем.
Очевидно, ее муж нуждался в богатом  белками  гороховом  масле  больше,  чем
ребенок. Норму воды увеличили. Это так обрадовало Ширли, что она не обращала
внимания на тяжесть и боль в спине. Теперь воды хватало даже на  умывание  и
мытье посуды. Водоразборные колонки должны были открыться  самое  позднее  в
середине ноября, а это уже скоро.
   В это утро,  как  обычно,  Ширли  вернулась  раньше  восьми  и,  войдя  в
квартиру, увидела, что Энди уже одет и собирается уходить.
   - Поговори с ним, Ширли, - сказал Энди. - Убеди его,  что  он  становится
идиотом. Должно быть, возраст сказывается.
   Он поцеловал ее на прощание и собрался уходить.
   Со времени той ссоры прошло три недели, и внешне все казалось  таким  же,
как и раньше, но внутри что-то изменилось, некое ощущение уверенности - или,
может быть, любви - было разрушено. Об этом они не говорили.
   - Что опять не так? - спросила она, стаскивая верхнюю одежду,  в  которую
была укутана. Энди остановился на пороге.
   - Спроси Сола. Я уверен, что он с радостью  расскажет  все  в  мельчайших
подробностях. Но когда он закончит, вспомни одну вещь. Он не прав.
   - У каждого человека свое мнение, -  невозмутимо  ответил  Сол,  смазывая
гуталином из допотопной банки еще более допотопные армейские ботинки.
   - Мнение тут ни при чем, - сказал Энди. -  Ты  просто  напрашиваешься  на
неприятности, ищешь приключений себе на голову. До вечера, Ширли.  Если  все
будет тихо, как вчера, я долго не задержусь.
   Дверь захлопнулась, и Ширли заперла ее на замок.
   - О чем он говорил? - спросила она,  грея  замерзшие  руки  над  брикетом
морского угля, тлеющем в плите. Было холодно и промозгло, от сильного  ветра
дребезжало стекло в оконной раме.
   - Он говорит о протесте, - сказал Сол, с  удовольствием  рассматривая  до
блеска  начищенный  черный  ботинок.  -  Точнее,  он  высказывается   против
протеста. Ты слышала про закон о чрезвычайном  положении?  Его  всю  прошлую
неделю обсасывали по телевизору.
   - Тот, что они называют законом о детоубийстве?
   - Они?! - заорал  Сол,  сердито  полируя  ботинок.  -  Кто  они?  Сборище
бездельников - вот кто они такие. Люди со средневековым соображением,  вечно
идущие по проторенной дорожке. Другими словами, задницы.
   - Но, Сол.., нельзя же заставить людей делать то, во что  они  не  верят.
Большинство из них все еще  думают,  что  это  имеет  какое-то  отношение  к
убийству детей.
   - Они думают не правильно. Разве я виноват, что мир  полон  болванов?  Ты
прекрасно знаешь, что контроль над рождаемостью не  имеет  ничего  общего  с
убийством детей. В сущности он их спасает. Что лучше: давать  детям  умирать
от болезней и голода или  следить  за  тем,  чтобы  лишние  дети  вообще  не
рождались?
   - Если так рассуждать, то вопрос выглядит по-другому. А ты не забываешь о
законах природы? Разве контроль над рождаемостью не является их нарушением?
   - Милая моя, вся история медицины есть история нарушения законов природы.
Церковь - как протестантская, так и католическая  -  пыталась  приостановить
использование анестезирующих средств, потому что по закону  природы  женщина
должна рожать детей в муках. И то, что люди должны умирать  от  болезней,  -
закон природы. И то, что человеческое тело нельзя  разрезать  и  что-то  там
чинить, - тоже закон природы. Был даже один парень по имени Бруно,  которого
сожгли на костре, потому что он  не  верил  в  абсолютную  истину  и  законы
природы вроде этих. Когда-то все  было  против  законов  природы,  и  теперь
контроль  над  рождаемостью  присоединяется  к  этому  всему.   Потому   что
большинство наших бед проистекает из того факта, что в мире  чересчур  много
людей.
   - Это слишком просто, Сол. В действительности существует не только черное
и белое...
   - О да, это так, но никто не хочет этого признавать. Послушай, сегодня мы
живем  в  страшно  паршивом  мире,   и   все   наши   беды   происходят   по
одной-единственной причине. Чертовски много народу. Как так  вышло,  что  до
сих пор у нас ни разу не возникло проблемы перенаселения?
   - Не знаю.., никогда об этом не задумывалась.
   - И не только ты  одна.  Причина  -  оставим  в  стороне  войны,  потопы,
землетрясения и подобные несущественные вещи - заключалась в том, что смерть
косила людей.  Умирало  множество  грудных  младенцев,  множество  детей,  а
остальные умирали очень молодыми. Кули в Китае жил, питаясь одним  рисом,  и
обычно умирал, когда ему не исполнялось еще и тридцати лет. Я слышал об этом
вчера вечером по телевизору, и я этому верю. А один из сенаторов прочитал из
азбуки - это такой учебник, по которому учили детей в колониальной  Америке,
- что-то вроде "будь добр к своим  младшим  братьям  и  сестрам,  и  они  не
пробудут с тобой слишком долго". Они размножались как  мухи  и  умирали  как
мухи. Сколько детей умирало... Боже! И не так уж давно, надо сказать. В 1949
году после демобилизации я побывал в Мексике.  Дети  там  умирали  от  таких
болезней, о которых ни ты, ни я даже и не слыхали. Там никогда  не  крестили
детей младше года, потому что большинство из них к тому времени  умирали,  а
крещение стоило кучу денег. Вот  почему  у  них  никогда  не  было  проблемы
перенаселения. Раньше весь мир  был  одной  большой  Мексикой,  размножаясь,
умирая и сохраняя равновесие.
   - Так что же изменилось?
   - Я тебе скажу, что изменилось. - Он потряс ботинком у нее перед носом. -
Современная медицина. Все стало возможно вылечить. Избавились от малярии,  а
также и от других болезней, которые убивали людей молодыми и  притормаживали
прирост населения. Появился контроль над  смертностью.  Старики  стали  жить
дольше. Стало выживать больше детей, которые раньше бы  умерли,  теперь  они
превратились в стариков, которые живут еще дольше. Люди  появляются  в  этом
мире с бешеной скоростью, но, увы, не уходят  из  него  так  же  быстро.  На
каждых двух умерших  приходится  трое  новорожденных.  Население  без  конца
удваивается - и скорость все время возрастает.  Человеческая  чума  заразила
наш мир. У нас  стало  больше  людей,  и  они  живут  дольше.  Нужно,  чтобы
рождалось меньше людей - вот решение  проблемы.  У  нас  есть  контроль  над
смертностью, мы должны сбалансировать с ним и контроль над рождаемостью.
   - Я все-таки не понимаю, как это может получиться, если люди  по-прежнему
думают, что это имеет какое-то отношение к убийству детей.
   - Прекрати ты говорить про мертвых детей! - заорал Сол и кинул ботинок  в
другой конец комнаты. - Никакие дети не имеют к этому ни малейшего отношения
- ни живые, ни мертвые.