тебе натянуть скафандр.
   Астронавт, надевающий скафандр, больше всего похож  на  змею,  пытающуюся
влезть обратно в скинутую шкуру. Патрик с трудом  втиснул  ноги  в  штанины,
обтянутые  изнутри  нейлоном.  Затем  пришлось  согнуться   пополам,   чтобы
просунуть руки в рукава, а голову в шейное  кольцо.  Элай  сзади  подтолкнул
его, и голова Патрика с трудом пролезла в отверстие.
   - Спасибо, - задыхаясь, сказал Патрик. - Ты мне всю кожу с шеи содрал.
   - А надо было оставаться летчиком-испытателем и не рыпаться.  Зачем  тебе
понадобилось отдавать себя на службу прогрессу?
   - Застегни "молнию" на спине, пожалуйста.  Перчатки  Уинтер  надевать  не
стал - ему и без того было смертельно жарко. Он встал, походил  по  комнате,
помахал руками.
   - Вроде бы нормально.  Дай-ка  наклонюсь.  Внезапно  Патрик  почувствовал
неладное. Сработал инстинкт. Он поднял глаза и увидел, что  стартовые  часы,
висевшие на стене комнаты, остановились на 83:22.
   - Задержка, - сказал он. - Выясни, что там стряслось, а я пока вылезу  из
этой штуки.
   Когда Патрик вошел в гостиную, там уже собрался весь экипаж. Надя как раз
вешала телефонную трубку.
   - Они еще не обнаружили, где неисправность,  -  сообщила  она.  -  Однако
подача топлива прекращена.
   - Это может быть опасно, если цистерны уже частично наполнены, -  заметил
Патрик.
   Задержка продолжалась почти пять часов. Один  лишь  Элай,  казалось,  был
совершенно не обеспокоен случившимся: он углубился  в  книжку  с  шахматными
задачами, работая над какой-то партией.  Вначале  он  попробовал  сыграть  с
полковником Кузнецовым, но игры не  получилось,  потому  что  полковник  без
конца оглядывался на застывшие часы. На  них  по-прежнему  значилось  83:22.
Всего двенадцать часов прошло с  начала  отсчета,  и  вот  такая  длительная
задержка.
   Зазвонил телефон, и в ту же секунду часы ожили.
   - Да, - сказал в трубку Патрик. - Мы видим. Хорошо. Будем надеяться,  что
так пойдет и дальше.
   Следующий день и день после этого все действительно было нормально. Потом
наступил третий день, и пришла пора отправляться на корабль.
   - Знаете, - сказала Коретта, нервно сцепляя руки. - Одно  дело  говорить,
что ты совершишь нечто, и совсем другое - чувствовать,  что  момент  настал.
Патрик, вы уверены, что мне нельзя чуть-чуть выпить?
   - Ни в коем случае.  Пилоту  реактивного  корабля  запрещается  принимать
алкоголь в течение двадцати четырех часов перед  вылетом.  Астронавту  -  за
сорок восемь часов. Космический полет - штука серьезная.
   - Но ведь вести корабль  будете  вы  с  Надей.  А  мы,  остальные,  вроде
пассажиров.
   - Извините, но вы не пассажиры. Вы - экипаж. Я надеюсь, что не  возникнет
ситуации, в которой нам понадобится ваша помощь. Но все может быть. Так  что
расслабьтесь и думайте о чем-нибудь приятном.
   Патрик взял ее за руки, желая подбодрить. Коретта явно была испугана, они
оба понимали это, как понимали и то, что ей придется  непременно  справиться
со своим страхом. За ними сейчас наблюдал  весь  мир.  Весь  мир  следил  за
часами, отсчитывавшими  минуты  в  Центре  управления  стартом.  Как  только
астронавты выйдут  из  карантина,  на  них  будут  направлены  все  теле-  и
фотокамеры. Прикосновение Уинтера немного успокоило Коретту,  она  чуть-чуть
прислонилась головой к его груди. Ее волосы слегка пахли духами, и Патрик  с
трудом удержался, чтобы не погладить Коретту по голове.
   - Духи стерильны? - спросил он. Коретта подняла голову и улыбнулась:
   - Вы умеете поднять девушке настроение, Патрик. Когда мы вернемся с нашей
увеселительной прогулки, я хотела бы познакомиться с вами поближе.
   - Договорились.
   Он поцеловал ее, и это было обещанием, которое оба поняли без слов.
   В дверях стояла Надя.
   - Пора, - сказала она. -  Нас  ждут.  Лицо  ее  было  невозмутимо,  голос
спокоен.
   - Идем, - откликнулся Патрик столь  же  невозмутимо,  продолжая  обнимать
Коретту. Надя отвернулась и вышла.
   - Вы  с  Надей  не  очень  подходите  друг  другу,  -  заметила  Коретта,
причесываясь перед  зеркалом.  Ока  совершенно  успокоилась,  момент  паники
миновал. Докторам не положено выказывать своих эмоций. Их  с  самого  начала
учат никогда не терять уверенного  вида,  заменяющего  им  доспехи.  Коретта
вполне владела этим искусством, но  поддержка  Патрика  пришлась  кстати,  и
девушка была ему за это благодарна.
   - Ничего, работается вместе нам неплохо, -  ответил  Патрик,  вытер  губы
платком и улыбнулся - на ткани осталась помада. - Насколько  сейчас  в  НАСА
стало веселее, по сравнению со временем, когда здесь работали одни мужчины.
   - По-моему, майор, вы слишком возбудимы. Я дам вам  успокоительного.  Вот
здесь на губах еще помада осталась. Ну ладно, идемте.
   И вот все  члены  экипажа  собрались  вместе,  облаченные  в  серебристые
костюмы. Русские и американцы пошли  на  компромисс:  первые  отказались  от
своего обычного красного цвета, а вторые от синего Сошлись  на  серебряном,
символизировавшем огромные серебристые крылья, которые "Прометею" предстояло
раскрыть в космосе. У каждого на  груди  слева  была  эмблема  "Прометея-1":
черный круг, обозначавший космическое пространство, и серебряное зеркальце в
центре, изображавшее солнечный генератор.  Слева  от  эмблемы  располагалась
красная  звезда,  справа  -   звездно-полосатый   флаг.   (Красной   звезде,
разумеется, и полагалось находиться слева, хотя  один  из  читателей  газеты
"Тайме" справедливо указал, что в  геральдике  левая  сторона  соответствует
правой.) ***

   Элай стоял на стуле и настраивал  фокусировку  телевизионной  принимающей
камеры.  Кузнецов  сидел  перед  экраном  и   разговаривал   с   кем-то   из
техперсонала.
   - Чуть-чуть повыше, - говорил  тот.  -  А  две  крайние  книжки  сдвиньте
немного вправо. Вот так, просто замечательно.
   Патрик посмотрел, как Надя раскладывает по полу книги, и удивленно поднял
брови.
   - Могу я спросить, - ответил Элай, слезая со стула. - Кто-то там  наверху
решил, что наш моральный  дух  сильно  поднимется,  если  господа  Б,  и  П,
проведут с нами личную беседу перед стартом. Через пару  минут  историческая
беседа состоится.
   - Надеюсь, они явятся к нам не во" плоти?
   -  Упаси  Боже.  Бэндин  в  Вашингтоне,  Полярный  в  Кремле.   Небольшое
злоупотребление достижениями науки позволит всем нам обменяться парой  слов.
Ладно, пора строиться.
   Книгами на полу были  обозначены  места,  где  полагалось  стоять  членам
экипажа. Стараясь не раздражаться, астронавты выстроились в ряд. Им пришлось
притиснуться поближе друг к другу, чтобы все попали в кадр.
   - Минуточку, - попросил оператор, и вместо его нервного лица  на  экране,
разделенном вертикальной чертой на две части, появились Бэндин  и  советский
премьер.
   - Это поистине великий момент в истории  человечества,  -  начал  Бэндин.
Полярный произнес по-русски примерно то же самое. Патрик  кивнул  головой  и
постарался придать своему лицу умное выражение. Он  все  время  помнил,  что
рядом с ним застыли в нелепых позах его товарищи, и  не  мог  отделаться  от
мысли, что все вместе они похожи на шеренгу игрушечных  мишек,  обернутых  в
серебристую фольгу. Полярный открыл было рот, чтобы еще что-то  сказать,  но
американский президент его опередил:
   - Когда я говорю о великом моменте в истории человечества, это не  просто
красивая фраза. Ваш полет - победа науки, плод  тяжкого  труда,  неимоверных
усилий  всех  мужчин  и  женщин,  граждан  наших  великих  народов,  которые
участвовали в проекте "Прометей" и достойно доведут свое дело до  конца.  Но
еще в большей степени это победа всего человечества. Я  бы  хотел  повторить
слова Нила Армстронга, первого человека,  ступившего  на  поверхность  Луны:
"Это большой шаг для всего человечества".
   - Совершенно с вами согласен, мистер президент, -  включился  в  разговор
Полярный, когда Бэндин неосторожно сделал паузу, чтобы  набрать  воздуху.  -
Эпоха великих свершений в космосе началась с того дня,  когда  Юрий  Гагарин
впервые поднялся на околоземную орбиту.
   - Да, конечно, совершенно с вами согласен. - Счет выровнялся,  один-один.
- Человечество находится  сегодня  на  пороге  великой  новой  эры,  которая
начнется, когда "Прометей" продолжит огненный путь с  небес  на  Землю,  дав
человечеству доступ к неиссякаемому источнику энергии. Мы  не  будем  больше
зависеть от постоянно  истощающегося  запаса  минерального  топлива,  а  это
значит, что человечество покончит с эпохой подозрительности и недоверия.  На
Земле наступит мир и всеобщее процветание.
   Оба государственных руководителя говорили еще долго, и  Патрик  незаметно
переступил с ноги на ногу, чтобы не затекли мускулы или,  не  дай  Боже,  не
начать клевать носом.  Над  телеэкраном  висели  стартовые  часы,  и  Уинтер
почувствовал неимоверное облегчение, когда на них появились  заветные  цифры
02:00. Тут Патрик решительно шагнул вперед, кивнул обоим лидерам и сказал:
   -  Благодарю  вас,  мистер  президент.  Большая   спа-си-бо,   то-ва-ришч
пре-зи-дъент. После беседы с вами наша решимость еще больше  окрепла,  и  от
имени  всего  экипажа  я  приношу  вам  нашу  благодарность.  Однако  отсчет
предстартовой готовности достиг момента,  когда  нам  пора  отправляться  на
корабль. Так что спасибо вам и всего хорошего.
   Он вышел из кадра, и  остальные  астронавты,  стараясь  не  слишком  явно
спешить, последовали за Патриком. Сеанс  телесвязи  закончился,  и  Кузнецов
облегченно зевнул:
   - Боже мой! Какие зануды все эти политики. Я полагаю, что это  неизбежное
зло, но с меня хватит. Элай кивнул:
   - Ни одного политика еще не застрелили за то, чего он не говорил. Поэтому
стараются избегать определенности в  высказываниях  и  добиваются  успеха  у
избирателей за счет своего шарма, имиджа, рекламы и так далее.
   - Ладно, поболтаем после, - прервал его  Патрик.  -  Герметический  трап,
наверное, уже подогнан. Прошу все личные вещи сложить в  пластиковые  мешки.
Не забудьте все  вынуть  из  карманов.  Не  пытайтесь  пронести  на  корабль
бутерброды с ветчиной,  почтовые  марки,  коллекционные  конверты,  а  также
портреты папы римского или Ленина.  Никакого  багажа.  Таков  был  уговор  с
самого начала, так что давайте его не нарушать.
   - Советские люди лишены капиталистического инстинкта заколачивать деньги,
- улыбнулся Кузнецов, - поэтому с нашей стороны  возражений  не  будет.  Но,
сколько мне помнится,  кое-какая  компенсация  за  бескорыстие  нам  все  же
полагается?
   - Само собой, - кивнул Элай. - Экипажу выданы триста конвертов с  марками
для погашения в первый день полета. У нас есть  штамп,  и  мы  проведем  эту
операцию, как только окажемся  в  космосе.  Каждому  из  нас  достанется  по
пятьдесят конвертов,  которые  мы  имеем  право  оставить  себе  на  память,
подарить кому-нибудь или продать. Хотя прибыль от продажи скорее всего уйдет
на выплату налогов.
   Патрик внимательно  осмотрел  прозрачный  пластиковый  мешок,  в  который
каждый из астронавтов сложил свои личные вещи. Ничего недозволенного там  не
было. Тогда Уинтер взглянул на часы:
   - Все, пора. Пошли.
   Он пожал  руку  повару  и  двум  горничным,  обслуживавшим  их  во  время
пребывания в карантине, и первым направился к выходу.
   - Я вернусь, чтобы еще поесть твоих картофельных оладий, Иван,  -  сказал
он на прощание повару на ломаном русском.
   - Да я к вашему приземлению целый таз напеку, майор! - отозвался тот.
   Над выходом зажегся зеленый огонек. Патрик повернул колесо герметического
замка, и раздалось негромкое шипение - уровень  давления  внутри  и  снаружи
сравнялся. Карантинное здание было полностью изолировано от  внешнего  мира,
чтобы космонавты перед полетом не простудились и  не  получили  какой-нибудь
инфекции. Вся пища и  вода,  которыми  они  пользовались,  были  заготовлены
заранее. Воздух поступал  через  сложную  систему  фильтров,  а  давление  в
карантине специально поддерживалось более  высокое,  чем  снаружи,  чтобы  в
случае утечки воздух не поступал  внутрь,  а  вырывался  во  внешнюю  среду.
Процедура переезда из карантина на корабль была столь же строгой.
   Когда массивная дверь отъехала, астронавты увидели еще одну, точно  такую
же. Она  еще  не  успела  высохнуть  от  разбрызганного  по  ее  поверхности
дезинфектанта. Патрик открыл и вторую  дверь,  после  чего  экипаж  вошел  в
камеру герметического транспортера. Это был огромный ящик,  установленный  в
кузове мощного грузовика.
   В карантинном здании окон не  имелось,  чтобы  космонавты  психологически
подготовились к предстоящему "закупоренному" существованию  в  космосе.  Они
разговаривали  с  внешним  миром  по  телефону   (чаще   всего   обсуждались
технические вопросы), звонили  домой,  близким,  но,  находясь  в  изоляции,
совершенно забыли, как много людей работает над проектом "Прометей", а также
о том, что весь мир с интересом следит за подготовкой к полету.
   В транспортере были большие  окна,  члены  экипажа  увидели,  что  вокруг
собралось огромное множество людей. Они кричали, махали  руками,  толкались,
чтобы хоть одним глазком увидеть астронавтов. В переднем ряду  расположились
фоторепортеры, отчаянно щелкавшие аппаратами и с  трудом  удерживавшие  свои
выигрышные места. Сквозь  стекло  и  плотные  стены  транспортера  доносился
приглушенный гул. Солдаты расчищали в толпе дорогу  для  грузовика,  который
медленно катился по направлению к ракетному комплексу.  Члены  экипажа  тоже
махали толпе, на время утратив дар речи - они  вдруг  остро  осознали  смысл
происходящего.
   Настал тот самый день.
   Великий день.
   Грузовик неспешно завернул за угол и двинулся от лабораторного  комплекса
по направлению к "Прометею". Из вентиляционных отверстий  ракеты  вырывались
белые облачка пара на металлическом фюзеляже посверкивали солнечные  блики.
"Прометей" по-прежнему больше напоминал небоскреб, чем летательный  аппарат.
Диаметр фундамента ракеты был не  меньше  ста  пятидесяти  футов  высота  -
четыреста  пятьдесят.  На  головокружительной  вышине,   над   пулеобразными
ускорителями,  вознесся  стройный   силуэт   собственно   корабля,   наконец
освободившегося от сборочного  каркаса.  Из  всех  соображений  и  временных
построек рядом осталась лишь  стартовая  башня,  соединенная  с  кораблем  и
ускорителями поворотными механизмами и манипуляторами.
   Транспортер приблизился вплотную к основанию ракеты и  затормозил.  Кузов
накренился, и герметическая камера плавно съехала на платформу лифта,  сразу
же закрепленная фиксаторами. Легкий толчок - и лифт неспешно пополз вверх.
   - Меня немножко трясет, - призналась Коретта.
   - Меня тоже, - сказал ей Элай. - Все нервничают - а как же  иначе?  -  За
окном бесконечной металлической стеной проплыли ступени корабля.  -  Уверен,
что даже у наших несгибаемых пилотов поджилки  трясутся.  Так  или  не  так,
Надя?
   - Конечно. Только дураки не ведают страха. Но на самом  деле  хуже  всего
ожидание. Когда полет уже начался, сразу наваливается столько  дел,  что  не
остается времени ни для беспокойства, ни для страха.
   Еще один толчок - и лифт остановился. Экипаж  прибыл  на  место.  Рабочие
покатили камеру вперед. Один из  них  энергично  замахал  руками  и  показал
куда-то вверх.
   - Что он пытается нам сказать? - обеспокоенно спросил Патрик.
   - По-моему, они изображают, что  нажимают  какие-то  кнопки  и  с  кем-то
говорят, - предположил Элай. - Минуточку, он что-то пишет на листе бумаги.
   Транспортер уперся в фюзеляж космического корабля. Техник поднес к стеклу
листок, на котором было написано "Вас вызывают по радио". Патрик кивнул.
   - Что там у них стряслось?  -  озадаченно  спросила  Надя.  Патрик  пожал
плечами:
   - Кто их знает. Ступим на борт,  сразу  же  свяжемся  с  ними.  А  вот  и
лампочка зажглась.
   Зеленый огонек означал, что дверь можно открывать. Сразу за ней  оказался
влажный металлический борт "Прометея".  Патрик  открыл  крышку  контрольного
пульта, нажал кнопку и отступил назад -  люк  корабля  медленно  распахнулся
вовне. Пригнувшись, Уинтер шагнул первым.
   - Надя, - попросил он, - когда все войдут, закрой люк. А я включу радио.
   Он лег на пилотскую кушетку и нажал кнопку приемника.
   - ..вторяю. Клетеник вызывает "Прометей". Вы  меня  слышите?  "Прометей",
отзовитесь. Повторяю...
   - Алло, Центр управления стартом, "Прометей" вас слушает.
   - Майор Уинтер, у нас возникли кое-какие осложнения.
   Я сейчас обсуждаю  эту  проблему  с  руководством  и  Центром  управления
полетом в Хьюстоне. Они хотят с вами поговорить. Соединяю вас.
   - Валяйте, - спокойно ответил Патрик, ничем не выказывая пронзившего  его
чувства тревоги. - Центр, вы меня слышите?
   - Слышим, Патрик, и очень хорошо. Послушай... У  меня  не  очень  хорошие
новости. Я поговорил с Клетеником и только что разговаривал с Белым домом.
   - В чем дело, Флэкс?
   - Неприятность. Нужна еще одна задержка, причем длинная. Я боюсь,  у  нас
не хватит времени. Сдается мне, что придется отменить взлет,  перенести  его
на другое время.

Глава 10

   - Скажи, чтобы он немедленно отправлялся ко мне! Живее!
   Бэндин яростно швырнул трубку телефона и потянулся за чашкой кофе.  Вечер
он провел в России, рассвет встретил над Англией за  целые  сутки  спал  не
более часа. Он  закутался  в  купальный  халат  и  отхлебнул  кофе.  Черный,
холодный как лед.
   - Люси! - заорал он, но вспомнил, что помещение  звукоизолировано.  Тогда
президент нажал на кнопку интеркома и услышал голос жены.
   - Да?
   - Кофе. Принеси мне кофе, черт бы тебя побрал! Он отключился прежде,  чем
она успела ответить. Вообще-то кофе президенту могли бы подать и  слуги,  но
он привык, чтобы утром  кофе  приносила  именно  Люси.  Бэндин  ни  разу  не
спрашивал жену, нравится ей это или нет. В его привычки  вообще  не  входило
задавать людям подобный вопрос. Он считал само собой разумеющимся, что  если
проснулся он, то не спит и Люси. Она  должна  вставать  даже  раньше,  чтобы
успеть сварить кофе. Вошла Люси - бледная, стареющая кукла Барби.  Президент
взял кофейник без единого слова благодарности и  налил  себе  полную  чашку.
Потом плюхнул туда четыре ложки сахара.
   - Еще чего-нибудь хочешь? - шепотом спросила Люси.
   Бэндин отрицательно покачал головой м даже не заметил, как она удалилась.
Интерком тихонечко пискнул и голосом Чарли Драгони сообщил, что  в  приемной
находится Саймон Дилуотер.
   - Пусть войдет.
   Бэндин отхлебнул горячего кофе и  с  нетерпением  уставился  на  закрытую
дверь. В комнате было тепло, но  президент  так  устал,  что  никак  не  мог
согреться. Он завернулся в халат еще туже.
   В дверь негромко  постучали,  и  вошел  Саймон  Дилуотер.  Он  был  очень
высокого роста, худой, весьма представительный, чему  способствовали  пышные
седины.   В   каждом   жесте   Дилуотера   чувствовалась    уверенность    и
респектабельность: хорошая семья, обучение в дорогой частной школе, Гарвард,
а за всем  этим  -  очень  большие  деньги,  которые  Дилуотер  не  смог  бы
истратить, проживи он на свете хоть двести лет. Бэндин с  завистью  подумал,
что этому  человеку  все  в  жизни  досталось  легко,  на  золотом  подносе.
Интересно, как бы он  выглядел,  доведись  ему  родиться  сыном  канзасского
аптекаря, учиться в захолустном церковном колледже, а потом всеми правдами и
не правдами пробиваться на  самый  верх  партийной  иерархии?  Бессмысленный
вопрос - Дилуотер таков, каков он есть. Хоть Бэндин и не признавался себе  в
этом, но завидовал ему.
   - Дилуотер! Какого черта! Что там у вас еще стряслось!?
   - Задержка старта "Прометея", господин президент. Я полагал...
   - Это я полагал, что вы присмотрите за лавкой, пока хозяин  спит!  Вы-то,
поди, спокойно дрыхли, пока я препирался с этим сукиным сыном Полярным.
   - Мне очень жаль, что вы не выспались, господин  президент.  Однако