профессиональными -Если выпадал случай поболтать о чем-нибудь постороннем  -
например, когда выходил из строя  тренажер  или  компьютер,  -  говорили  на
какие-нибудь отвлеченные авиационные  темы,  как  обычно  у  летчиков,  мало
знакомых друг с другом. Личные вопросы не обсуждались.  Так  продолжалось  в
течение всего курса подготовки. Патрик  и  Надя  хорошо  срабатывались,  оба
проявляли высокий профессионализм. И точка. После работы они не  виделись  -
вплоть до прощального банкета, устроенного  в  честь  окончания  тренировок.
Период подготовки к полету закончился. На  следующее  утро  советские  члены
экипажа должны были вернуться на Байконур в Звездный городок, где  находился
гигантский  космический  комплекс.  В  следующий  раз   экипажу   предстояло
встретиться на Байконуре уже перед взлетом.
   На банкете было жарко, кондиционер не справлялся со  своей  задачей.  Все
были в парадных мундирах, звучали все новые и новые тосты. Патрик  посмотрел
на часы, и по тому, что пришлось  трижды  сморгнуть,  прежде  чем  он  сумел
разглядеть циферблат, определил, что пора уходить. Был третий час  ночи.  Он
здорово выпил, но не настолько, чтобы обратный путь на машине  по  пустынным
улицам вызывал у него опасение. "Однако больше ни капли",  -  решил  Патрик.
Дверь на улицу он отыскал без труда. На  ступеньках  двое  русских  пытались
привести в чувство своего пьяного  товарища.  Патрик  осторожно  обошел  их,
нащупывая в кармане ключи от машины. Под деревом у парковки кто-то стоял,  и
Уинтер увидел, что это Надя.
   - Спокойной ночи, - попрощался он. - Увидимся на Байконуре.  -  Он  пошел
было дальше, потом остановился. - Что-нибудь не так?
   - Нет, все в порядке. Просто я не  хочу  ехать  в  одной  машине  с  этой
троицей.
   - Я вас понимаю. Если они вообще доберутся до автомобиля,  то  непременно
попадут в завтрашние газеты.  В  раздел  дорожных  происшествий.  Давайте  я
отвезу вас домой.
   - Спасибо, но я уже вызвала такси.
   - Это еще не значит, что оно придет. В субботу вечером ждать такси -  все
равно что надеяться на снегопад в августе.
   Садитесь, нам по дороге.
   Патрик  знал,  что  выпил  лишнего,  а  потому  вел  машину  осторожно  и
сосредоточенно. Он ехал со скоростью не более 35 миль в час  и  ни  разу  не
проехал на желтый свет, то есть "по-голливудски",  как  говорят  американцы.
Однако, несмотря на все эти предосторожности и отсутствие  на  улице  машин,
они все же чуть сами не попали в аварию.
   Из-за поворота им навстречу, слепя фарами, выскочила машина, мчавшаяся по
их полосе.
   Отличная реакция летчика-испытателя не подвела Уинтера. Встречная  машина
могла завилять на асфальте, если  бы  он  попытался  ее  объехать,  и  тогда
неминуемо произошло бы столкновение. Сворачивать было некуда:  справа  дома,
вплотную придвинувшиеся к дороге, слева лужайки и газоны.
   Уинтер резко повернул руль, и автомобиль вынесло через тротуар на  газон.
Завизжали тормоза, машина  чуть  не  перевернулась.  Встречный  лихач  пулей
пролетел мимо, даже не сбавив ходу. Наконец, справившись со  своим  железным
конем, Патрик снова выехал на проезжую часть и остановился.
   - Ах ты, гад паршивый, - пробормотал он, глядя вслед удаляющимся огням.
   - Все в порядке?
   - Теперь да, но этот сукин сын чуть не угробил нас.
   На улице было тихо. В темных окнах не зажглось ни единого огонька -  всем
было наплевать. Скорее всего скрежет тормозов среди ночи воспринимался здесь
как самое обычное явление. От предпринятого Уинтером  маневра  на  газоне  и
цветочных клумбах остался уродливый след.
   - Я отвезу вас домой, позвоню оттуда в полицию и расскажу о  случившемся.
Моя страховая компания наведет тут порядок и посадит новый розовый куст.
   Патрик почувствовал, что от опьянения не осталось и следа. Он подвез Надю
к дому и от нее все-таки позвонил  в  полицию,  хоть  уже  и  сам  не  очень
понимал, зачем ему это понадобилось. Никто  не  пострадал,  машины  остались
целы, поэтому дежурный полицейский  не  пожелал  даже  записать  подробности
происшествия. Тем не менее Патрик  сообщил  ему  все  детали  и  лишь  потом
положил трубку. Надя стояла у него за спиной, держа в руках большущий  бокал
виски со льдом. Уинтер вдруг почувствовал, что он абсолютно трезв и спиртное
после адреналинового шока ему совсем не помешает.
   - Благослови вас  Боже,  -  поблагодарил  он  и  отхлебнул  виски.  Потом
поставил бокал на стол и обнял Надю за талию.
   - Знаете, мы ведь с вами чуть жизни не лишились.
   - Да, это было опасно.
   - Смертельно опасно.  Этот  псих  нас  чуть  на  тот  свет  не  отправил.
Американо-советская космическая программа  отстала  бы  от  графика  лет  на
десять. - Внезапно Патрику расхотелось шутить. - Я ужасно испугался.  Не  за
себя - за вас. Я не хотел бы, чтобы с вами что-нибудь случилось...
   Он не знал, что еще сказать, и поэтому, не особенно задумываясь, притянул
Надю к себе и поцеловал, да с такой непосредственностью, что  сам  удивился.
Она ответила на поцелуй, ее губы были горячи. И, когда его руки  заскользили
по ее телу, Надя не отстранилась.
   Белье у нее  было  тончайшее,  все  из  темных  кружев  -  совершенно  не
пролетарского  вида.  Они  опустились  на  мягкий  ковер,  все  шло   просто
замечательно - до тех пор, пока Патрик вдруг не осознал, что  Нади  рядом  с
ним нет. То есть она была рядом - обнаженная и невероятно соблазнительная, -
но мысли ее, судя по всему, витали где-то далеко. Она словно не замечала его
ласк, руки ее лежали без движения. Импульс, бросивший  их  друг  к  другу  в
объятия, погас. Патрик провел пальцами по ее груди,  по  твердому  округлому
животу, но Надя даже не шевельнулась. . - Надя, - прошептал он, не зная  что
сказать. Ее глаза были открыты, но смотрели куда-то в сторону. - Знаешь, для
насильника я уже староват, пожалуй.
   Патрик отодвинулся от нее и тут же пожалел о вырвавшихся у него словах.
   Однако было уже поздно. Надя вбежала в спальню, захлопнув за собой дверь.
О происшедшем между ними  напоминали  только  скомканные  кружева  и  смятое
платье. Патрик попытался объясниться с нею через запертую  дверь,  попросить
прощения, но в ответ не раздалось ни звука. По  правде  говоря,  он  лепетал
нечто невразумительное, ибо и сам, в общем-то,  ничего  не  понял.  В  конце
концов он оделся, налил себе полный стакан виски,  но  так  и  не  выпил,  а
сердито направился к выходу. Лишь в  самый  последний  момент  он  придержал
дверь, чтобы не хлопнуть  ею.  Гнев  вдруг  куда-то  улетучился,  сменившись
озабоченностью. Патрик почувствовал, что не знает,  как  он  на  самом  деле
относится к Наде, да и ко всему на свете.
   С тех пор он так и  не  сумел  разобраться  в  своих  чувствах.  Кое-что,
правда, прояснилось, порой ему даже начинало казаться, будто все  ясно,  но,
стоило  ему  увидеть  Надю  здесь,  на  Байконуре,   и   все   снова   стало
неопределенным. Итак, за четыре месяца ровным счетом не  изменилось  ничего.
Тот же тупик, та же запертая дверь. Уинтер  даже  позавидовал  ей,  которой,
очевидно, все было ясно. О себе он этого сказать не мог.
   - Товарищ, - послышался сзади чей-то низкий голос. Патрик обернулся  и  с
благодарностью взял стакан водки из рук советского офицера.
   - За мир, - сказал он, - в наше проклятое время и во веки вечные.
   И осушил стакан.

***

   - Рэйли, ведь только девять часов утра, а уже такая жарища, что  на  моем
осциллоскопе можно яичницу жарить. Здесь , еще  хуже,  чем  у  нас  на  мысе
Канаверал.
   - Сочувствую тебе,  Даффи.  Если  тебе  тут  не  нравится,  то  зачем  ты
подписывал контракт?
   - По той же причине, что и ты. Когда свернули проект  С5А,  кроме  как  в
НАСА, податься мне было некуда. Что это за каракули здесь написаны?
   - Это кириллица, Даффи, не строй из себя невежду.  Туг  написано:  "Земля
445 Л". Этот код означает... Эй,  Евгений!  -  он  обернулся  к  коренастому
технику, стоящему на платформе рядом с ними, и задал ему  вопрос  по-русски.
Евгений что-то пробормотал, полистал желтую папку  и  нашел  соответствующую
схему. Щурясь от яркого солнечного света, Рэйли прочитал вслух перевод:
   - "Серворазъединитель первой стадии схемы вторичного стартера".
   Даффи отвинтил шурупы из нержавеющей стали, на которых крепилось  опорное
кольцо, и осмотрел мультиконнекторы,  пучки  проводов,  шедших  к  цистерне,
предназначенной для сжиженного гелия. Потом осторожно снял  зажимы,  потянул
на  себя  верхнюю  пятидесятиштекерную  пробку  и  побрызгал  на   золоченые
контактные штыри очищающим спреем. Потом, довольно кивнув  головой,  вставил
пробку на место и махнул Евгению, который  сделал  в  папке  соответствующую
отметку.
   - Тринадцатый  есть,  -  сказал  Даффи.  -  Осталось  всего  каких-нибудь
миллиона  четыре.  Теперь  спроси  у  своего  русского  дружка,  какой  узел
следующий. Слушай, Рэйли, объясни мне, ради Бога, как тебе удалось выучиться
их тарабарщине?
   - В колледже мне сказали, что русский и английский  -  языки  космической
эры.
   - Судя по всему, тебя не обманули. А я два  года  учил  испанский,  но  в
результате не научился даже торговаться на мексиканском базаре.
   Русский техник  нажал  на  кнопку,  и  инспекционная  платформа  медленно
поползла вверх, вдоль гигантских цилиндров ракет-ускорителей. До земли  было
добрых 300 футов - люди внизу  казались  не  крупнее  муравьев.  А  стальная
громада над головами техников вздымалась еще на 150 футов вверх.  Ускорители
были соединены друг с другом и с корпусом основной ракеты огромными скобами.
Внутри   находились   гидравлические    линии,    топливные    трубопроводы,
электрокабели,  кислородные  краны,  датчики  компьютеров,   телеметрическое
оборудование,  сотни  узлов  самых  разнообразных   систем,   обеспечивающих
слаженное функционирование всего ракетного комплекса.
   Каждый из этих  элементов  был  необходим,  каждому  полагалось  работать
бесперебойно. Достаточно одному-единственному из тысяч и  тысяч  компонентов
выйти из строя - и весь корабль окажется под угрозой.
   А если "Прометей" взорвется, это будет самый большой неядерный  взрыв  во
всей истории человечества.

Глава 2

   Григорий  Сальников  услышал  шум  автомобиля  еще  издалека  -   сначала
раздалось едва слышное жужжание, почти неотличимое от возни пчел в  цветнике
под открытым окном. Но на улице были и другие дома, а служебных  автомобилей
на Байконуре было множество. Чего здесь не хватало, так это асфальтированных
дорог каждый автомобиль оставлял за собой облако белой  пыли.  Если  бы  не
она, Григорий вообще не обращал бы внимания на проезжающие мимо машины - они
не имели к нему никакого отношения. Сальников аккуратно  намазал  персиковый
джем на толстый кусок хлеба.
   Потом налил себе стакан чаю. Машина затормозила возле дома - было слышно,
как выключили мотор. Неужели гости? Хлопнула дверца, и Григорий  выглянул  в
окно. Это была огромная черная "Татра" чехословацкого  производства,  больше
похожая на танк, чем на легковушку. Во всем  Звездном  городке  была  только
одна "Татра" такой допотопной модели, с  ребристыми  стабилизаторами  сзади.
Григорий отправился по коридору к входной двери и как раз взялся  за  ручку,
когда раздался звонок.
   - Входите, полковник, - сказал он.
   - Зовите меня Владимиром. Мы ведь с  вами  давние  знакомые.  Что  о  нас
подумают американцы, если во время полета  мы  будем  именовать  друг  друга
"полковник Кузнецов" и "инженер Сальников"?
   - Извините, Владимир. Входите, пожалуйста. Я от жары плохо соображаю...
   - Я всегда говорю своим подчиненным, чтобы они не оправдывались и  ничего
не объясняли. Вы у меня не служите, но я дам вам тот же совет. Бесплатно.
   Двое русских были разительно несхожи  между  собой.  Полковник  Кузнецов,
мужчина под шестьдесят, напоминал массивную несокрушимую скалу его седеющие
волосы были жесткими, как проволока. Григорий Сальников был на голову  выше,
на двадцать лет моложе и гораздо раскованнее он родился в Грузии и  говорил
с легким кавказским акцентом. Инженер отвел полковника  на  кухню,  налил  в
чашку заварки и добавил кипятка из самовара.
   - Я заехал, чтобы отвезти вас на пресс-конференцию, - сказал Кузнецов.  -
Очень важное мероприятие, на высшем уровне. Будет смотреть весь мир.
   Григорий взглянул на часы.
   - Остается еще больше часа.
   - Вот и хорошо. Можно спокойно попить чайку.  Кузнецов  бросил  в  стакан
ломтик лимона и раздавил его ложкой. Кусочек сахара он зажал между зубами  и
стал пить чай вприкуску. Он вообще предпочитал вести  себя  по-простецки,  и
некоторые ошибочно считали его неотесанной деревенщиной.
   - Приятно у вас тут, Григорий, - сказал он.
   - Да, - кивнул Сальников, оглядевшись по сторонам. Лицо его померкло.  Он
так и не научился скрывать свои чувства. Кузнецов понимающе кивнул:
   - Извините, если скажу что-то не то, но мы с вами старые  товарищи,  и  я
хочу, чтобы вы меня выслушали. Траурная повязка у вас не только на рукаве  -
сердце ваше тоже все в трауре. Я знаю, вам больно об  этом  говорить,  но  о
таких вещах не нужно молчать. Сколько времени прошло  после  авиакатастрофы?
Два месяца? Эти старые "Илы" пора было бы списать еще десять лет назад. Ваша
жена и дочка погибли... Но что поделаешь, надо жить дальше.
   Григорий тяжело опустился на стул, сцепив  перед  собой  руки  и  повесив
голову.
   - Иногда мне совсем не хочется жить.
   - И тем не менее жить нужно. Посмотрите на меня. Я  человек  семейный,  у
меня уже двенадцать внуков и внучек. Но я не всегда  был  таким  счастливым.
Когда в нашу деревню вошли немцы, мне было девять лет.  -  Голос  полковника
почти не изменился, лишь стал чуточку суше  и  тверже.  -  Одетые  в  черные
мундиры, с молниями в петлицах... Мои односельчане просто оказались у них на
дороге, поэтому немцы  их  истребили.  Словно  жучков  каких-нибудь.  А  мне
повезло - я пас коров, и меня не заметили. Коров, правда, тоже перестреляли.
- Кузнецов тряхнул головой и шумно отпил из стакана. - Что же я  должен  был
делать? Все деревенские погибли,  кругом  фашисты.  Спрятавшись  в  лесу,  я
встретил Петра, оказавшегося точно в таком же  положении,  только  он  повел
себя иначе. У Петра  была  новенькая  немецкая  винтовка,  полный  патронташ
боеприпасов, а лезвие его топора  было  в  крови.  -  Полковник  допил  чай,
удовлетворенно  вздохнул  и  отставил  стакан.  -  Мы  стали  партизанами  и
сражались в тылу врага до самого конца войны. Первого фашиста я убил,  когда
мне было десять лет. Я рассказываю вам все это, чтобы вы поняли:  при  любых
обстоятельствах человек  должен  жить.  Вы  должны  жить.  Я  знаю,  что  вы
испытали, но, если вы не возьмете себя в руки, вас придется снять с  полета.
А новый человек не сможет работать так хорошо, как вы.
   - Я знаю. И делаю, что могу. Но мне трудно.
   - В этом мире все трудно, друг мой. Но вы обязаны  превозмочь  себя.  Это
ваш долг перед самим собой и перед всеми нами.
   - Хорошо, я постараюсь, спасибо.
   - Не тратьте времени на благодарности. Давайте-ка сядем в мой драндулет и
поставим рекорд скорости на двухкилометровой дистанции.

Глава 3

   - Господин президент, эти  дамы  и  господа  представляют  Совет  мудрого
правительства из города Топека, штат Канзас.
   Члены делегации забормотали  приветствия,  некоторые  женщины  неуверенно
изобразили что-то вроде реверанса.  Президент  Бэндин  торжественно  покивал
своей массивной головой, похожий на папу римского, раздающего благословения.
Он не встал со стула, но, поскольку письменный стол президента находился  на
возвышении, его лицо было практически на одном уровне с лицами  посетителей.
Кривые ноги Бэндина плохо  соответствовали  благородству  высокого  лба,  но
гости их не замечали - помпезность Овального кабинета внушала почтительность
даже самым дерзким из них. Здесь билось  самое  сердце  Америки  под  сенью
Большой президентской печати находился глава великого государства.
   - Я счастлив приветствовать в вашем лице население нашего  замечательного
Среднего Запада. От  всей  души  поддерживаю  ваши  усилия  во  имя  мудрого
правления.  Однако,  насколько  мне  известно,  вас  привели   сюда   другие
проблемы?
   Президент Бэндин сделал паузу, его  величественная  голова  склонилась  -
глава государства был готов  выслушать  пожелания  граждан.  Чарли  Драгони,
помощник президента, дернул руководителя делегации за  рукав,  подбадривающе
кивнул. Канзасец шагнул вперед, смущенно откашлялся и сказал:
   - Господин президент, я, то есть мы, хотели бы..,  поблагодарить  вас  за
эту аудиенцию. Для нас это большая честь. Мы действительно  пришли  сюда  не
столько насчет правительства - вернее, того мудрого управления,  к  которому
стремится наша организация.., то есть, видите ли...
   - Ближе к делу, Фрэнк, - прошипела пожилая дама, стоявшая за спиной главы
делегации.
   Канзасец судорожно сглотнул и заговорил быстрее:
   - Нас беспокоят цены на зерно. Наши люди трудятся в поте лица, а  кое-кто
наживает огромное состояние,  продавая  зерно  русским.  Нам  же  приходится
залезать в кабалу к банкам, чтобы приобретать удобрения  и  семенное  зерно.
Это наносит ущерб фермерскому хозяйству...
   - Да, дамы и господа, мне эта проблема  известна,  -  прервал  говорящего
президент. - Я в курсе дела. Буду с вами откровенен - этот  вопрос  не  дает
мне покоя ни днем ни ночью. В данный момент на моем президентском  столе,  -
Бэндин постучал по толстой папке, лежавшей под его правой ладонью, - как раз
находятся результаты новейших исследований данной проблемы, а  также  проект
плана,  направленного  на  улучшение  ситуации.  Спекулянты   будут   строго
наказаны, им больше не удастся  извлекать  сверхприбыли.  Процветать  должны
честные люди - такие,  как  вы.  Те,  кто  обрабатывает  землю  собственными
руками, а не алчные посредники. Именно вы - душа  нашей  великой  страны,  а
собираемый вами урожай - животворная кровь, питающая тело нашего общества. Я
услышал ваш голос. Благодарю вас.
   По  этому  сигналу,  подтвержденному  внушительным  кивком  президентской
головы, Чарли Драгони подхватил двух посетителей, стоявших рядом с ним,  под
руки и повлек к выходу. Пожилой канзасец, не в  силах  сдержать  обуревавшие
его чувства, хрипло произнес:
   - Господин президент, скажу честно - я не голосовал  за  вас  на  прошлых
выборах.  Но  теперь,  когда  я  встретился  с  вами  лично,  все   во   мне
перевернулось. Господин президент, обещаю вам, что и я, и  моя  семья  будем
голосовать только за вас!
   - Благодарю вас, сэр. Я ценю вашу  искренность,  а  также  ваш  свободный
выбор в нашем свободном обществе. - Президент на  секунду  задумался,  потом
отцепил от галстука заколку с президентской эмблемой. - Меня глубоко тронула
ваша честность. Позвольте вручить вам это на память  о  нашей  встрече.  Это
последняя заколка, других подобных у меня нет.
   Драгони передал заколку фермеру, и тот долго рассыпался в благодарностях.
В конце концов помощник  сумел-таки  выпроводить  канзасцев  из  кабинета  и
закрыл за ними дверь.
   - Это все на сегодня, Драгони? Надеюсь, что это так? О Господи!
   Бэндин тяжело откинулся  на  спинку  стула  и  распустил  узел  галстука.
Помощник тем временем изучал расписание.
   - Так точно, сэр. Теперь до четырех часов ничего не будет. В четыре у вас
встреча с делегацией пуэрториканского конгресса.
   - Опять эти латиносы будут трепать мне нервы! В последнее время они стали
хуже черномазых!
   Президент снял пиджак  и  протянул  помощнику,  чтобы  тот  отнес  его  в
гардеробную.
   - И не теряй там времени даром, - крикнул ему вслед Бэндин.
   Драгони отлично понял смысл этих слов. Он пошуровал  в  потайном  баре  и
вскоре вернулся с большим бокалом виски. Бэндин  с  наслаждением  отхлебнул,
пошлепал губами, а потом достал из ящика стола новую заколку с президентской
эмблемой и аккуратно прикрепил ее к галстуку. Потом  отк