иворечивые мысли.
     <Нет, - сказала она себе,  -  осталось  очень  многое.  Был  совершен
бессмертный подвиг,  и хоть поздно,  а все-таки узнали о нем люди, будущие
поколения обязаны своей жизнью Стебелькову>.
     Каким маленьким,  будничным показалось ей все,  что было вокруг!  Дом
Шкубина -  тесная коробка с множеством перегородок. Слабо белеющие горы за
окном  -   холмики,   освещенные  невидимой  луной.   Все   люди  здесь  -
состарившиеся лилипутики. Себя она увидела словно в перевернутом бинокле -
совсем маленькой девчонкой, которая в жизни еще ничего не успела сделать.
     Она  посмотрела в  зеркало  и  удивилась:  в  ней  произошла какая-то
перемена за  эти  несколько дней.  Перемена была  не  только  в  том,  что
обозначались скулы  и  ключицы и  глаза  стали большими.  Во  всей  фигуре
угадывалась необыкновенная легкость,  и  Инга  чувствовала себя  способной
подняться и улететь куда-то далеко, далеко...
     Нужно идти, немедленно идти. Она выключила свет и приоткрыла дверь. В
коридоре было тихо.  Инга повернула ключ и осторожно,  на носках прошла по
коридору.
     Ночь брызгала редкими каплями дождя. Это была удивительная ночь! Тучи
клубились,  и,  озаряя волнистые края их, где-то гуляла по небу осторожная
луна.  Деревья стояли черные,  молчаливые,  был слышен только однообразный
шум дождя.
     Через ворота выйти нельзя.  Что  такое ворота,  охраняемые полусонным
сторожем,  и железная ограда?  Инга готова была преодолеть, кажется, любую
преграду.
     Когда глаза немного привыкли к темноте, она разглядела серую дорожку,
ведущую в глубь леса, к горам.
     Инга прошла немного и услышала шум водопада.  Однажды прогуливаясь по
этой дорожке,  она видела горы и водопад.  Для кого-то эти почти  отвесные
скалы,  являющиеся  южной  границей  владений Шкубина,  неприступны.  Инга
верила в свои силы и ловкость.  Экспедиции в тайгу и  пустыни  сделали  ее
выносливой, а работа в горах Памира была одновременно и школой альпинизма.
     Косматая  лавина  водопада грохотала справа,  ударяясь о  камни,  она
кипела - тут словно полыхало серое пламя, из-под него вода текла бурлящими
струями. Инга сняла туфли и, прыгая с камня на камень, перешла речку. Вода
была холодная, как лед.
     Запомнилось,  что слева, там, где кирпичная ограда с высокой железной
решеткой, выставившей вверх острые пики, врезается в отвесную скалу, упало
дерево,  непонятно как  выросшее на  голых камнях,  до  вершины его  можно
дотянуться рукой.  Цепляясь за ветви,  Инга поднялась по влажной скользкой
круче метров на семь.  Выше в скале была косая трещина.  Надо добраться до
нее  и  по  ней  спуститься вниз.  Упираясь ногами о  корни  дерева,  Инга
нащупала вверху  острый край  трещины.  Подняться было  нетрудно.  Трещина
оказалась неширокой.  Инга  повернулась спиной к  скале,  ноги упирались в
острый каменный гребень.  Кругом было темно,  и внизу темно -  не видно ни
камней,  ни  железных копий  решетки,  лишь  смутно белела серая  шумливая
полоска реки.
     Начался  осторожный  медленный  спуск.  Руки  скользили  по  гладким,
отполированным дождями камням,  а ноги всюду натыкались на острие - как по
зазубренному ножу  шла  Инга.  Где-то  должна же  трещина выйти вниз!  Уже
совсем рядом видны верхушки деревьев.  Но  вот трещина,  сузившись,  пошла
вверх.  А дальше?  Дальше она исчезла. Что же делать? На ступнях, кажется,
нет  живого  места,  стоять невыносимо больно.  Инга  ухватилась руками за
гребень,  спустила ноги,  вытянулась во весь рост.  Внизу - никакой опоры.
Будь что будет...
     Внизу  оказалась мягкая  земля,  покрытая густой травой.  И  недалеко
шумела  речка.  Можно  умыться и  освежиться.  Платье было  не  для  таких
прогулок,  но грязь можно смыть водой:  идет дождь, не сильный, мелкий, но
частый,  стоит ли  придавать этому значение?  А  вот  ноги!  Они  не  были
поранены, и все же ступать больно.
     Город казался безлюдным. Ни один человек не повстречался. В вестибюле
<Эдельвейса> дремал старичок портье.  Он протер глаза.  Когда Инга назвала
имя Киджи,  старичок хитровато улыбнулся,  разрешил пройти в  номер.  Инге
было совершенно безразлично, что он подумал о ней.
     Киджи догадался,  каким путем Инга добралась сюда.  Он вышел и позвал
портье. Старик, потирая руки, залебезил:
     - Вина или чего-нибудь покрепче? Хоть и поздно, но я достану...
     - Чаю или кофе, - сказал Киджи. - Только горячего и поскорее...
     Вернувшись,  он снял с Инги мокрые туфли и принялся растирать ноги. А
она рассказывала, что и как, по ее мнению, надо сделать.
     Прежде всего -  никакого шума. Надо пойти к профессору Дольцу - пусть
будет  создана  авторитетная комиссия  из  представителей Красного Креста.
Только комитет Красного Креста имеет  право на  беспрепятственный вход  на
территорию  Шкубина.  Дольц  пользуется здесь  уважением,  и  сделает  все
возможное.  Шкубин не  такой преступник,  чтобы говорить о  нем в  местной
полиции -  на  это и  Дольц не пойдет.  Тут надо действовать тактичнее,  в
рамках международной законности.  Руис, конечно, опасен, но он без Шкубина
ничего не сделает.  Руисом должна заняться полиция. Киджи надо позвонить в
местное  полицейское управление,  пусть  он,  как  корреспондент,  выразит
недоумение,  почему  разоблаченный перед  всем  миром  преступник  находит
спокойный приют в  этом городе?  Если Руиса не  арестуют,  то,  во  всяком
случае, возьмут под надзор.
     Киджи во всем соглашался.  После неудачного визита к  Руису он понял,
что  поторопился тогда  и  действовал опрометчиво,  об  этом  не  хотелось
вспоминать.
     Инга  забралась с  ногами  на  диван.  Киджи  сел  рядом.  Они  долго
обсуждали свой план.  Нужно переговорить с Новосельским. Побывав у Дольца,
а затем в полиции,  Киджи возьмет машину. Тут недалеко граница, за которой
социалистическая страна.  Киджи  сможет  свободно поговорить не  только  с
Новосельским, но и со своей редакцией.
     - Вам нельзя возвращаться к Шкубину,  это опасно,  - сказал Киджи, не
отрывая от Инги взгляда.  В его удивительных глазах - черных с золотистыми
искорками - было столько теплоты!
     - Я  непременно вернусь,  Лео.  Пойду той же дорогой и там буду ждать
комиссию.
     Обратный  путь  был  много  легче,   тьма  уже  рассеялась  и  хорошо
различались внизу камни и острые пики решетки...


                                    3

     - Хозяин нездоров,  -  сказала Эльза  и  покачала головой.  -  Он  не
выходит из кабинета. С ним что-то неладно.
     - Надо вызвать врача.
     - Господин Шкубин сам врач.  Он,  знаю,  не захочет никого видеть. Но
вас он спрашивал.
     - Я гуляла в лесу и в горах, - сказала Инга.
     - Пройдите к нему.
     Шкубин сидел в  кабинете у  раскрытого окна,  ноги его  были прикрыты
пледом.  Руки обвисли, голова склонилась на плечо. Когда Инга вошла, он не
шевельнулся.  Инга осторожно приблизилась и заглянула ему в лицо, оно было
желтым.  Шкубин открыл глаза, тускло посмотрел, не двинув головой, и снова
закрыл:
     <Мементо мори*>, - пробормотал он, как во сне.
     _______________
          * Помни о смерти (лат.)

     Инга резко повернулась, она хотела позвать фрау Эльзу.
     - Не надо,  -  сказал Шкубин.  -  Не уходите. Я немного отдохну, и мы
поговорим. Я только что принял лекарство...
     Прошло несколько минут.  Шкубин открыл глаза,  подобрал руки,  устало
потер лоб и еле заметно улыбнулся.
     - Фройляйн!  Хм...  Как много наивного в жизни, которая мудра в своей
простоте. Господин доктор. Что такое господин? Слово вежливости или?.. Как
вы думаете?
     Инга не знала, что сказать. Кажется, он бредил.
     - Мы сегодня,  очевидно, не будем работать, и я могу быть свободна? -
спросила она.
     - Я опять не спал ночь. И кроме того, просто болен. Работа? Для чего?
Впрочем,  есть одно дело,  и  я  прошу вас помочь...  Но  не сейчас.  Надо
отдохнуть. Какой удивительный день! Смотрите - белка!
     Под  окном,  среди дубов рос  орешник.  В  ветвях его  мелькнул рыжий
огонек. Шкубин заметно оживился.
     Они  молча следили за  белкой.  Огненно рыжий зверек показался совсем
близко.  Он  обхватил лапками орешек в  зеленой кожуре и  пытался сорвать.
Плод держался крепко.  Белка ударила лапками,  но не сбила ореха. Пришлось
перекусить веточку зубами. Орех упал у стены напротив окна.
     Шкубин потянулся,  упираясь руками о кресло. Белка, конечно, заметила
человека.  Интересно, осмелится ли она подойти близко? Инга смотрела то на
орех, то на Шкубина. Если человек наедине с природой меняется, чувствуя ее
красоту,  и словно детское любопытство шевельнуло его душу, - значит он не
очерствел совсем и осталось еще что-то хорошее в его сердце.
     Белка спустилась по стволу,  юркнула в сторону,  снова появилась. Она
искала орешек и  увидела его.  Нужно было  подойти ближе к  людям,  и  она
решилась  на  этот  рискованный шаг.  Белка  метнулась вперед  и  замерла,
сверкая глазками.  До  орешка  оставался один  прыжок.  Инга  замерла.  Ей
хотелось,  чтобы  белка  не  испугалась,  чтобы  Шкубин шумным вздохом или
движением  руки  не  отогнал  ее.   Но  и  Шкубин  затаил  дыхание.  Белка
подскочила, схватила свою добычу и вот уже мелькнула узким пламенем вверх.
В ветвях прошелестело и замерло.
     - Смелая! - тихо сказала Инга.
     - Смелость необходима.  -  Валентин Юльевич опустил голову.  -  Белка
делает запасы для своей семьи.
     - Смелыми бывают не только для своей семьи, но и для других...
     Шкубин поднял голову и  посмотрел на  нее  маленькими глазами.  Видно
было, что он боролся с усталостью и болью.
     Шкубин тяжело опустился в кресло и вдруг сказал по-русски.
     - Садитесь, Инга Ивановна, побеседуем, может быть, в последний раз.
     - Простите,  но...  меня  зовут  немножко  иначе,  -  забывшись,  она
ответила тоже по-русски.
     - Ну,  не Ивановна, так Петровна или Михайловна, - Шкубин потянулся в
сторону,  достал лекарство,  положил таблетку в рот и запил водой.  - Знаю
одно  -  вы  не  фройляйн.  И  пожалуйста,  не  называйте меня  господином
доктором, а зовите Валентином Юльевичем, если угодно.
     Инга была совершенно сбита с толку.
     - Но это так странно... Что с вами произошло?
     - То, что должно было произойти много раньше, Инга Ивановна.
     - Михайловна, - поправила Инга.
     - Спасибо.  -  Валентин Юльевич откинулся на  спинку кресла,  прикрыл
глаза.  -  Но лучше поздно, чем никогда. Ведь мы с вами встретились только
четыре дня назад.
     <Только четыре дня, - подумала Инга. - А какие события!..>
     - Я редко вижу людей,  плохо знаю их,  - продолжал, что-то вспоминая,
Шкубин.  -  Меня мальчишкой взяли за руку и  увели из тех мест,  которые я
любил и теперь вспоминаю,  как давний сон.  Повели по дороге, где по обеим
сторонам росли злые колючки,  царапавшие душу,  а впереди... Мне говорили,
что впереди свободный мир,  счастье.  Я рос,  но руку мою не отпускали: ее
брал то  один,  то  другой.  Я  подчинялся,  и  никогда не  боролся против
обстоятельств.  Я изучал науки,  и очень поздно спохватился,  увидев,  что
впереди - бездна...
     Вы,  случайно,  не знаете профессора Новосельского?  Я  слышал только
фамилию.
     - Знаю.
     - Сколько ему лет?
     - Столько же, сколько и мне. Мы были однокурсниками в университете...
     - Вот как!  -  в голосе Шкубина чувствовалось сожаление.  - Да, жизнь
моя прошла, как ненужный, усилившийся дождь в ненастную погоду.
     <Он не так виноват,  как прямолинейно и  резко рассудил Лео Киджи,  -
думала Инга. - Виноваты другие... Если бы он остался у нас, тот мальчишка,
которого взяли за  руку и  увели,  любознательный,  способный,  он стал бы
большим человеком>.
     - Я  спохватился и  понял,  что один,  по  натуре инертный,  не смогу
повернуть.  И  впервые  более  внимательно  присмотрелся  к  человеку,  от
которого ждал помощи.  -  Шкубин глянул на Ингу с грустной улыбкой, кивнул
ей  головой  и  опять  закрыл  глаза.  -  В  другое  время  я  остался  бы
безразличен.  Кто вы и откуда? На этот раз обстоятельства сложились лучше,
и мне нужно было воспользоваться ими.  Мне необходим был человек,  который
сам  смог  бы  предотвратить беду.  Я  не  верил в  свои  силы.  Сегодня я
разговаривал о вас с профессором Дольцем.
     - Как же вы могли согласиться служить Руису? - воскликнула Инга.
     - Трагедия таких людей,  как я,  в том, что возле них не было друзей,
как вы,  - это я хорошо понял, хотя и очень поздно. Связь с Патом Руисом -
длинная история,  -  вздохнул Валентин Юльевич. - Не хочется вспоминать. У
меня  остались силы  только для  одного дела...  Я  вам  верю,  вы  имеете
основание не  верить  мне,  но,  надеюсь,  поможете мне  произвести земные
расчеты...
     - Что вы задумали? - строго спросила Инга.
     - Нет,  не  с  собой покончить...  Это  придет само собой,  скоро.  -
Валентин Юльевич говорил спокойно,  с  тихой улыбкой.  -  Я  врач и  знаю.
Вмешательства не  потребуется...  Уничтожу все,  чего достиг,  ибо  это не
нужно людям, а ученый обязан служить только им.
     Он проглотил еще одну таблетку, вытер бледное вспотевшее лицо.
     Инга встала.
     - Что нужно сделать?
     - Пойдите с  фрау  Эльзой вниз,  в  лабораторию,  закройте плотно все
окна.  Если  окажутся щели,  заклейте бумагой.  Затем  пошлите фрау  Эльзу
наверх -  здесь нужно закрыть вытяжную трубу,  -  и сами отверните кран на
шланге баллона,  понимаете?  Сделав это,  быстро выйдите из  лаборатории и
закройте  дверь.  Под  ней  остается  щель  -  закройте  чем-нибудь...  Не
задерживайтесь лишней минуты,  хотя это  и  безвредно для  человека.  Часы
снимите и оставьте здесь.
     - Мне  непонятно,  что  вы  хотите этим  доказать?  -  спросила Инга,
подумав,  а не лучше ли до комиссии ничего не трогать? Предстоящее дело ее
разочаровывало: совсем не к такому подвигу готовила она себя.
     - Скоро появится Руис.  Он непременно приедет. Надо спешить. Позовите
сюда фрау Эльзу.
     Явилась служанка,  получила наставления хозяина,  и вместе с ней Инга
спустилась в  цокольный  этаж.  Там  поблескивали приборы,  и  было  жалко
уничтожать их,  но Инга помнила,  что все они были приспособлены для одной
цели - создать такое, что могло бы уничтожить созданное.
     Створки окон были хорошо пригнаны,  и  не требовалось заклеивать их в
местах  соединения.  Разбившееся при  недавнем  землетрясении стекло  было
тогда же  заменено новым.  Инга  внимательно осмотрела столы,  полки -  не
забыл ли  Шкубин что из  своих вещей.  Она увидела электронный микроскоп -
нужный для  врача прибор -  и  попросила фрау Эльзу отнести его в  кабинет
доктора. Когда служанка вышла, Инга размотала шланг от баллона и отвернула
кран.  Из  шланга  с  легким  шипением вырвалась струя  желтого  газа,  он
расползался в  воздухе.  Инга быстро вышла,  захлопнула дверь и закрыла на
ключ.  В  углу  лежала  тряпка,  которой  служанка  протирала  полы.  Инга
растянула влажную тряпку и прикрыла щель внизу между дверью и полом. Потом
она поднялась к Шкубину и отдала ему ключ.
     - Вот ваши часы,  -  сказал Валентин Юльевич.  Он  сидел,  все так же
откинувшись на спинку кресла,  и левой рукой держался за сердце, он словно
боялся сделать лишнее движение.  - Сейчас девять тридцать... Через полчаса
с одним делом будет покончено. Вот вам другой ключ, откройте шкатулку, ту,
что стоит под столом. Там лежит сверток бумаги в темной обертке.
     Инга открыла небольшой металлический ящик, достала свернутый в трубку
плотный лист бумаги.
     - Это,  пожалуй,  самое  главное,  -  сказал  Валентин   Юльевич.   -
Посмотрите!
     Она  увидела цифры,  буквенные обозначения,  краткие записи,  которые
трудно было понять. Весь лист бумаги был исписан, беспорядочно, наспех.
     - Это  дал  мне Руис семнадцать лет назад,  и  с  тех пор я  старался
расшифровать,  не подозревая,  что тут заложен секрет <желтого облака>. По
его  словам,  это  передал  ему  один  из  ученых.  Какая  злая  неправда!
Посмотрите подпись внизу справа.
     Инга с  трудом прочитала:  <Принял Киджи>.  То была подпись отца Лео.
Вот из-за этого он и погиб!..
     - Единственный экземпляр,  -  продолжал Валентин Юльевич,  не замечая
волнения Инги  Михайловны.  -  Ни  одна  голова не  удержит в  памяти этих
сложных, во многом путанных, неправильно записанных формул и расчетов. Мне
потребовалось семнадцать лет,  чтобы свести концы с концами и то благодаря
тому,  что  пришлось  заняться  анализами  космической пыли...  Мы  сожжем
бумагу,  а то, что осталось здесь, - он тронул пальцами правой руки лоб, -
умрет вместе со мной.
     Инга взяла спички,  подошла к  камину,  чиркнула и  тут  же  погасила
вспыхнувшую спичку.
     - Я  думал,  вы решительнее,  -  заметил Валентин Юльевич.  -  Или вы
считаете, что уничтожать не нужно?
     - Позвольте мне отрезать уголок с подписью, ее надо сохранить.
     - Вы правы. Зачем уничтожать имя человека, погибшего от руки Руиса.
     Отрезав ножницами треугольник с подписью отца Лео, Инга подожгла лист
и бросила в камин. Плотная, свившаяся в трубку бумага горела медленно, они
молча смотрели в  камин,  пока там белое не  стало черным и  не распалось,
превратившись в кучку золы, похожую на сажу.
     - Все,  -  сказал Валентин Юльевич.  - Теперь все. Взгляните, сколько
времени?
     - Десять часов.
     - Можно открыть вытяжную трубу.  Из нижнего этажа она проходит справа
у  камина.  Будьте  добры,  Инга  Михайловна...  Пусть  остатки постепенно
улетучатся в  воздух.  Они  не  причинят  вреда  -  рассеются  в  огромном
пространстве.
     Труба была открыта. Инга сказала:
     - Вам необходим врач.
     - Ни в коем случае,  - резко сказал Валентин Юльевич. - Я сам врач. В
конце концов, это мое личное дело. У меня к вам есть только одна просьба.
     - Пожалуйста.
     - Я догадываюсь,  что вы эти дни не сидели сложа руки и не ждали, что
же я предприму сам.  И все же мне хотелось бы,  пока я жив, пусть никто не
знает...
     Он не договорил: в кабинет заглянула фрау Эльза.
     - Приехал господин Руис.
     - Где он?
     - На веранде.
     - Я  его жду,  -  сказал Шкубин и попросил Ингу:  -  Подождите пока в
своей комнате. После мы еще поговорим.
     Инга  вышла,  хотя  она  не  прочь  была  послушать разговор Руиса  и
Шкубина.


                                    4

     Когда  кончилась радиопередача,  первой мыслью Руиса было  скрыться у
Шкубина за  железной оградой <Ордена>.  И  он  стал лихорадочно укладывать
чемодан.  Была уже ночь. Руис сообразил, что внезапный отъезд его из отеля
могут  расценить  как  паническое бегство  и  признание  в  преступлениях,
которые  раскрылись  только  теперь.   Дальнейшие  размышления  привели  к
вопросу:  а могут ли его судить, если прошло семнадцать лет? По законам не
могли.
     Руис  немного успокоился и  остался в  отеле.  А  рано утром появился
немой посланец Шкубина и передал конверт -  в нем был чек. Значит, Шкубин,
перепуган,  он  отказывается  работать  для  Руиса.  Единственная опора  и
надежда...  Это  был  второй  удар.  Надо  непременно  уговорить  Шкубина,
пригрозить,  заплатить вперед -  все сделать,  чтобы он  продолжал работу.
Подземный завод на его территории должен быть построен.
     Руис вошел в кабинет Шкубина,  собрав нервы,  стараясь показать,  что
ничего существенного не произошло.
     - Эти комми,  ах, эти комми! Здорово они научились делать пропаганду,
не так ли,  мистер Шкубин?  Но кто может поверить?  -  Он говорил больше с
восхищением, нежели с возмущением.
     Шкубин полулежал в кресле,  словно разбитый параличом,  он не встал и
лишь вяло протянул руку.
     - Вы не верите, мистер Руис?
     - Как  можно верить,  если  я  знаю,  чьих  рук  это  дело.  Передача
подготовлена корреспондентами.  Главную роль  тут  играет Лео  Киджи,  сын
моего радиста,  который погиб по нелепой случайности.  Мотивы, побуждающие
его на это,  ясны. Позавчера, за день