нате Инги. Ей тогда очень хотелось
сразу же посмотреть,  кто что принес,  но мать сказала,  что так поступать
нехорошо.  Тогда и  появился у  нее вот этот филин.  На шее у  него висела
бумажка,  на которой было написано:  <Вскрыть через десять лет в  такой же
торжественный день>.  Инге понравилось,  как филин мигает глазами,  и  она
опускала в  него монетки,  но  после она поняла,  что копить деньги вообще
нехорошо,  и филин остался как памятный подарок, глаза его уже не моргали.
Инга так и не узнала, кто его подарил.
     - Глупый подарок, - сказал Стебельков, отходя.
     Инга вернулась в свою комнату, Николай еще какое-то время оставался и
потом  ушел вместе с матерью.  На другой день он заглянул проститься перед
отъездом, и Инга больше не видела его.
     Когда случилось  несчастье,  Анну  Симоновну увезли в больницу.  Мать
Инги не позволяла включать  радио,  и  в  квартире  было  тихо  и  немного
страшно.  Инга  не  хотела  верить,  что Стебельков погиб.  Все космонавты
улетали и возвращались невредимыми, счастливыми, прославленными. Почему же
несчастье  должно  было случиться с человеком,  которого она хорошо знала?
Неужели она и все,  кто жил рядом с Николаем, такие несчастливые? И теперь
виноваты перед ним?  Нет,  нет,  нельзя верить... О нем надо думать, ждать
его, надеяться увидеть. Ведь совсем не случайно он жил рядом.
     Но  годы  шли,  сглаживая остроту переживаний.  Инга мало видела Анну
Симоновну:   несчастная  мать,   пережив  потрясение,  редко  выходила  из
квартиры.  Однажды -  это было когда Инга заканчивала среднюю школу, - они
столкнулись на  лестничной площадке.  Анна  Симоновна долго  с  удивлением
смотрела на нее.
     - Какая ты стала красавица!  -  сказала Анна Симоновна со вздохом,  и
снова Инга почувствовала себя в чем-то виноватой...
     Перед отъездом в  университет Инга  разбирала свои  вещи  и  нечаянно
задела филина.  Он упал,  раскололся на черепки.  Звякнули и раскатились в
разные стороны монеты,  Инга не  обратила на  них  внимания.  Она  увидела
сложенную вчетверо маленькую бумажку. Развернула ее и прочитала:

                       <Маленькая Инга, дружок мой!

     Когда тебе исполнится восемнадцать лет и ты в день рождения разобьешь
эту глиняную птицу,  меня дома может не оказаться. К тому времени я полечу
уже не на Луну,  а куда-нибудь подальше и на много лет.  Я знаю,  какой ты
будешь тогда.  Мне очень захочется увидеть тебя,  и ты верь,  всегда верь,
что я вернусь.
                                                      Николай Стебельков>.

     Записка была  незаметно опущена в  тот  день,  когда  Николай заходил
прощаться, - на ней стояла дата. Инга не отмечала свое восемнадцатилетие и
не думала о филине.  Сейчас она вспомнила, как будучи подростком не хотела
верить в гибель Стебелькова,  но как ей теперь, уже взрослой, когда прошло
четыре года и  Стебелькову поставлен памятник,  отнестись к  этой записке?
Может быть,  только ей одной он и написал:  <Верь,  всегда верь>? Можно ли
сказать себе: <Не верю>? Ведь была дружба, она обязывает верить всегда.
     В   университете  она   избрала  своей   специальностью  метеоритику.
Метеориты -  единственные вещества космического происхождения,  попадающие
на землю,  они несут с собой много загадок, их надо уметь читать и думать,
думать...
     Инга  отыскала  старые  газеты  и  журналы.  В  них  были  напечатаны
сообщения Комитета космонавтики,  помещены фотографии Стебелькова,  статьи
специалистов.  Много тогда писалось и  о Дине Руисе:  <Цель полета Руиса -
установить рекорд>,  <Дин  Руис  летит  один  -  больше  комфорта,  меньше
научного груза>,  <Руис застраховал свою жизнь в миллион долларов>,  <Руис
обещает   разыскать   следы    русского   космонавта>,    <Руис   водрузил
государственный флаг на Луне>.
     В  газетах не было официального правительственного сообщения о гибели
Стебелькова.   Последующие  поиски  в   архивах  показали,   что   Комитет
космонавтики не утверждал этого факта.  Значит, у него не было достоверных
данных. И тогда-то утвердилось обнадеживающее сомнение...


     Инга  Михайловна  смотрела  на  памятник  и  думала:  <Семнадцать лет
прошло, а я все еще надеюсь. Анна Симоновна умерла с надеждой и верой, что
сын ее не погиб.  Осталась я - единственный человек, который приходит сюда
с  пустыми руками.  Ведь только на  могилу и  к  подножию памятника кладут
цветы>.
     Она посмотрела еще раз на прорисованные золотом букеты и повернулась,
чтобы идти -  пора собираться в дорогу.  И задержалась. Среди экскурсантов
возник оживленный разговор, часто повторялось: <Руис, Руис>.
     По узкой дорожке к памятнику шел высокий старик с непокрытой головой,
он тоже нес цветы.  Этому человеку было не менее семидесяти лет, но у него
еще что-то  оставалось от  военной выправки.  Подбородок был гордо поднят,
губы сжаты,  брови опущены.  Белые, как иней, короткие волосы расчесаны на
пробор. Его сопровождала группа молодых людей, среди них были фотографы.
     - Это Пат Руис, отец Дина Руиса, - услышала Инга Михайловна.
     - Бывший генерал.
     - Бывший миллионер.
     - Бывший президент <Атлантик-компани>.
     Пат  Руис  подошел к  постаменту и  бережно положил цветы.  Фотографы
щелкнули аппаратами. Руису подали в руки черную чашечку микрофона.
     Кто  бы  ни  был  этот бывший,  но  он  потерял сына.  Дин Руис после
неудачного полета  Стебелькова решился  на  героический подвиг.  Он  хотел
помочь  русскому  и  погиб.  Отец  такого  сына  заслуживал  почтительного
уважения.
     - Дорогие мои соотечественники,  я надеюсь,  вы слышите мой голос,  -
скорбно заговорил Пат  Руис,  не  поднимая глаз.  Солнце кропило его седую
голову золотыми брызгами лучей. - Я приехал в великую страну и сейчас стою
перед  памятником немеркнущей славы.  Преклоняюсь перед  именем того,  кто
погиб далеко от Земли, но оставил память о себе здесь.
     Он  вскинул голову и  опустил дрожащие веки;  лицо покрылось горькими
морщинками.  Экскурсанты  слушали  его  молча,  с  почтительностью  людей,
которым еще не довелось совершить никакого подвига, достойного славы.
     - В  свое время я шел неправильной дорогой,  но я стряхнул с себя все
старое,  -  продолжал Руис  жестким голосом.  -  Новое  правительство моей
страны простило мне  ошибки.  Я  переродился духовно и  рад,  что вижу над
землей мирное небо.  Ныне народы не разделяет вражда.  Это я чувствую сам,
потому что меня встретили здесь по-братски. Спасибо вам, советские люди!
     И снова его голос обрел скорбный оттенок.
     - Сейчас, когда я стою перед этим памятником, мысли о смерти невольно
тревожат мою  душу.  Но  мне  не  страшно умереть.  Мне было бы  совсем не
страшно умереть,  и я посчитал бы, что выполнил до конца свой земной долг,
если  бы  увидел на  этом памятнике рядом с  славным русским именем имя  и
своего сына.  Он заслужил этого. В моей стране тоже будет воздвигнут такой
памятник, и на нем напишут два имени. Да, я могу гордиться своим сыном, он
видел дальше меня и совершил свой подвиг во имя науки, во имя мира. Он - и
ваша гордость, дорогие советские люди.
     Руис  кончил говорить,  и  корреспонденты стали задавать вопросы.  Он
отвечал кратко.
     - Из Советского Союза вы вернетесь на родину?
     - Да,  только не сразу.  Сейчас я еду лечиться,  мне нужен альпийский
воздух.
     - Почему непременно альпийский?
     Руис  нахмурился.   Видно,  ему  не  хотелось  слышать  вопросов,  не
связанных с его выступлением перед этим памятником.
     - Там у меня знакомые врачи.
     Он  отдал микрофон,  поклонился подножию памятника и  пошел по аллее,
величественный и строгий.
     Корреспонденты оживленной толпой  двинулись к  выходу из  парка.  Они
громко говорили.
     - Вы, Лео, напрасно донимали старика неуместными вопросами.
     - Нисколько. О Руисе я должен знать больше, чем вы. На то у меня есть
моральное право.  Мне  известно,  к  какому врачу поедет Руис.  Он  едет к
Шкубину. А Шкубин...
     Инга посмотрела на часы и заторопилась домой: пора было собираться на
аэродром.


                                    3

     В  швейцарский курортный  город  Инга  Михайловна  приехала  утром  и
остановилась в отеле <Эдельвейс>. Она позвонила профессору Дольцу и спустя
час уже подходила к узкому двухэтажному домику с крутой черепичной крышей.
От дома навстречу ей шел высокий мужчина лет тридцати. Лицо его показалось
знакомым Инге:  совсем недавно она  видела этого человека с  пышной шапкой
кудрей на голове. Поравнявшись, мужчина внимательно посмотрел на нее. Инга
прошла мимо.
     У профессора Дольца,  известного швейцарского астронома,  она пробыла
недолго.  И  когда  вышла,  кучерявый стоял на  прежнем месте и  крутил на
указательном пальце белую цепочку, вероятно, с ключом от машины.
     - Вы Лео Киджи? - спросила Инга Михайловна.
     - К вашим услугам, - курчавая голова отвесила поклон. - Здравствуйте!
Когда вы  звонили профессору,  я  сидел в  его кабинете.  Он  предложил...
Впрочем, я сам навязался к вам в помощники.
     Профессор Дольц  сказал,  что  он  послал всех  своих  сотрудников на
поиски   метеорита.   Дольц   настойчиво  рекомендовал  <фройляйн>  хорошо
знакомого,  честного корреспондента,  любителя астрономии Лео  Киджи -  он
только что  приехал и  взял машину напрокат.  О,  это  порядочный человек,
хорошо  знающий  всю  местность вокруг,  и  он,  Дольц,  будет  спокоен за
<фройляйн> и  очень  доволен,  что  честно  выполнит просьбу своего  друга
профессора Новосельского. Инга вынуждена была согласиться.
     - Уважаемая Инга  Михайловна,  что  же  мы  стоим?  -  сказал  Киджи,
поигрывая цепочкой.
     - Отбросьте первое слово.  Называйте впредь меня  просто по  имени  и
отчеству.
     - Пожалуйста. А меня называйте просто Лео.
     - Договорились.
     Машина стояла за цветочной оградой.  Они сели рядом.  Киджи взялся за
руль.
     - Куда?
     Карасаева развернула карту.
     - Вот!  -  она показала маршрут на  север от гор,  по желтому плато к
зеленой долине реки.
     - А сотрудники профессора отправились в горы, - сообщил Киджи.
     Работать вместе  нельзя  без  доверия  друг  к  другу,  и  ей  первой
следовало проявить эту доверчивость.
     Инга провела пальцем по белой кромке карты -  там наспех были сделаны
крохотные чертежи и нанесены колонки цифр.
     - Видите?  Это  мои  расчеты.  Предположим,  что от  болида,  который
сверкнул молнией высоко в  небе,  отломился кусочек,  тогда он  должен был
лететь в  том же направлении и  скорее всего сгорел бы так же,  как болид.
Зачем нам ехать в  горы?  Там работают сотрудники профессора Дольца -  сил
достаточно и  без нас.  Но  не  только по этой причине мы поедем на север.
Есть  другое  предположение:   этот  кусочек  -  не  однородный  материал,
вкрапленный в  болид,  он,  должно  быть,  очень  легкий,  поэтому и  путь
метеорита к земле иной. Известны направление и скорость ветра в тот день и
час.  По  расчетам получается,  что  метеорит долетел вот досюда,  -  Инга
Михайловна ногтем мизинца показала на зеленую пойму реки. - Но он не упал.
     - Это очень интересно,  -  Киджи нагнулся над картой.  -  Я  не  могу
сказать о  вашем  предположении ничего другого,  как  только то,  что  оно
интересное и смелое.
     - Тут есть одна странность,  - объяснила Инга, - и вы, пожалуйста, не
смейтесь,  если это  покажется вам глупым.  Посмотрите грубую схему полета
болида.  Линия до  сих  пор,  включая изгиб над  горами и  горизонталь над
городом,  вычерчена по данным нашей радиолокационной станции и дальше,  за
неимением их,  продолжена по моим вычислениям. Видите, этой горизонтали не
было бы конца. Обратите внимание на волнообразность линии. Это наталкивает
на мысль,  что метеорит очень легкий,  его несло низко над землей течением
воздуха, больше того, он растворился в воздухе.
     - Это действительно странно, - откинул голову Киджи.
     - Я говорю,  может быть, немыслимые вещи. Он растаял, словно облачко,
и этого не могла отметить никакая радиолокационная станция.
     - Значит, едем на север? - задумчиво спросил Киджи.
     - Да.
     В городе большинство жителей были немецкие швейцарцы, что накладывало
на  него  определенный отпечаток.  Инга  видела  островерхие крыши  домов,
попадались кирхи, старинные замки с квадратными башнями и рыцарские дома с
мансардами и застекленными балкончиками, похожими на большие фонари.
     Киджи знал город, знал дорогу и прибавил скорости.
     - А может, никакого болида и не было, - сказал Киджи и рассмеялся.
     - В 1751 году недалеко от этих мест упал метеорит.  Венский профессор
Штютц спустя почти двадцать лет  сказал об  этом примерно так:  можно себе
представить, что в 1751 году даже самые просвещенные люди могли поверить в
падение куска железа с  неба,  -  смотрите,  насколько слабы были тогда их
познания в естественных науках...
     Киджи улыбнулся.
     - Вы, оказывается, самолюбивы.
     - То  был  все-таки  профессор,   -  продолжала  Инга.  -  После  его
авторитетного слова во  многих музеях метеориты были убраны из  коллекций,
из опасения сделать музеи посмешищем.
     Киджи в смущении покрутил головой.
     - Прошу прощения, Инга Михайловна. Я верю вам.
     - Хорошо.  Однако слушайте,  что  было  дальше.  Вскоре после очистки
музеев  от  компрометирующих их  камней и  кусков железа во  Франции около
города Жюллен упал метеорит,  и  это видели многие.  Мэр города,  чтобы не
показаться глупцом,  составил протокол об этом событии,  который подписали
сотни очевидцев, и послал в академию.
     - После этого ученые, конечно, поверили.
     - Ничего подобного.  Референт академии сказал:  можно только пожалеть
общину,  во главе которой стоит мэр,  столь глупый,  что верит в  сказки о
метеоритах.
     Киджи расхохотался.
     - А один из академиков,  Делюк, сказал: если даже такой камень упадет
у  меня перед ногами и  я  вынужден буду признать,  что  я  его  видел,  я
добавлю,  что поверить в это не могу.  А другой академик,  Фоден, заметил,
что подобные вещи лучше отрицать,  чем опускаться до попыток объяснить их.
Вот так...
     - Но,  Инга Михайловна,  вы  же сами говорили,  что здесь было что-то
непохожее на болид. Облачко, туманность...
     - Но что-то было,  -  сказала задумчиво Инга. - Мы должны установить,
что именно,  и  уж конечно не побоимся опуститься до попыток объяснить это
явление.


                                    4

     Город остался позади. Машина выехала на широкое плато.
     День  был  ясный -  яркий августовский день  с  густым наливом летних
красок,  которые,  однако,  стали заметно выцветать.  Деревья на  обочинах
дороги были  темно-зелеными и  немного поседевшими от  пыли.  Травы сохли,
желтели, напоминая о приближающейся осени.
     Киджи приоткрыл боковые стекла,  и  свежий ветер заметался в  машине.
Инга,   подняв  обнаженные  руки,   придерживала  волосы  и   с   грустной
мечтательной улыбкой смотрела на открывающуюся перед ней даль.
     - Простите,  Инга Михайловна,  вы  не  скажете,  где мы  встречались?
Память на лица у меня неплохая, тем более...
     - У памятника космонавту.
     - Неужели! Но тогда понятно. Меня очень занимал Пат Руис.
     - Я это заметила.
     - Откровенно сказать,  отчасти из-за него я поспешил сюда.  Но он еще
не появился. У меня есть, в связи с этим болидом, задание от редакции, и я
в вашем распоряжении.
     Инга не стала спрашивать, какая причина заставляет Киджи преследовать
Руиса. Пусть сам скажет. Доверие обязывает. Она без просьбы высказала свое
предположение насчет метеорита. Теперь его очередь.
     Но Киджи молчал.
     Они миновали кукурузные поля, мелкие участки пшеницы. Останавливаться
здесь не  имело смысла.  Всюду работали крестьяне,  каждый на своем клочке
земли.
     Машина свернула с шоссе и по песчаной дороге спустилась в пойму реки.
Инга  свернула карту.  Киджи остановил машину и  открыл дверцу -  сразу же
нахлынула жара.
     Когда Карасаева производила расчеты,  она мало думала о местности. Ей
всегда было все  равно -  тайга это  или пустыня.  Выработалась привычка к
огромным  пространствам,   они   увлекали  и   таили  неожиданности.   Там
действительно надо искать.
     Здесь было  совсем другое.  Где  тут  искать?  На  участках пшеницы и
кукурузы,  среди огородов? Какой хозяин разрешит топтать хлеб и траву! Тут
все расчищено и разделано до последнего клочка.  Посевы застрахованы. Если
бы упал метеорит, хозяин сразу бы заявил об этом, рассчитывая на страховое
вознаграждение.
     Оставалась надежда только на  пойму реки.  Тут  было  пустынно.  Луга
выкошены, отросла отава.
     Они тихо поехали к реке.  Берега и дно ее были сплошь усеяны камнями,
крупными и  мелкими,  черными,  белыми и серыми.  Найди среди них небесный
камень,  если он упал! Вода неслась стремительно, перекатами, с грохотом и
шумом, как и во всякой реке, берущей начало в горах.
     Киджи  повел машину берегом.  Они  увидели старика немца,  в  помятой
черной шляпе, с мотком веревки на плече, и остановились. Старик смотрел то
на лошадь,  запряженную в  длинную телегу с деревянными перильцами,  то на
небольшую скирду сена,  как бы оценивая свои возможности одному управиться
с  делом.  Это был хвост истории,  протащившейся почти до конца двадцатого
века.
     Инга заговорила со стариком о событии, случившемся позавчера ночью.
     Да,  он  видел падающую звезду.  Она  сверкнула молнией,  и  свет был
такой, что несколько секунд горы были освещены сиянием - словно луна вдруг
сорвалась с  неба и полетела на землю.  Звезда беззвучно ударилась о горы,
покрытые тучами,  и  из  них  вылетел  светлый круг,  он  много  медленнее
пролетел над городом и погас.  Это плохая примета. Такой величины падающая
звезда, породившая другой свет, предвещает смерть не одному человеку...
     Не упало ли что на этих лугах? Нет-нет. Он вчера работал здесь, возил
сено,  ничего не  заметил и  не  слышал никакого разговора.  Молодые люди,
несомненно, богаты, у них праздный интерес к этому. Он не разрешает ездить
по лугу и мять траву, на то есть дорога.
     Киджи  повел  машину  дальше  берегом реки,  наткнулся на  тропинку и
повернул в  сторону шоссе.  Всюду была  теснота -  злаки,  фермы,  дороги,
столбики,  отграничивающие земельные участки, - а за всем этим были люди -
и  казалось,  что  незаметно упасть  небесному телу  просто некуда.  Киджи
сворачивал на  еле  заметные колеи,  в  которых еще не  поднялась примятая
трава, и они изъездили так всю пойму реки.
     - Надо отдохнуть и подумать, что делать дальше, - сказал Киджи.
     Он  остановил машину на высоком берегу реки.  Тут обдувало ветерком и
было не так жарко.
     Киджи  вытащил из  машины коврик и  раскинул на  траве.  Потом достал
лимонад,  шипучий,  как шампанское,  и,  откупорив,  опустил в  бутылки по
кусочку  шоколада.  Шоколад  стал  медленно кружиться,  вокруг  него  роем
вспыхивали искры.
     - Кроме расчетов мне говорит чувство:  я не должна ошибиться. - Инга,
подобрав платье, опустилась на колени.
     - Как это ни странно,  однако и  у меня есть предчувствие,  -  сказал
Киджи,  подавая ей  бутылку.  -  Пейте прямо из горлышка,  не стесняйтесь.
Сдается мне,  что наш совместный путь лежит много дальше этой реки, но нас
постигнет неудача,  если мы не станем откровенны во всем.  Я  сказал,  что
примчался сюда  вслед  за  Руисом,  и  должен кое-что  объяснить.  Вам  не
попадался журнал <Космос> с моей статьей?
     - Нет. Там одна фантастика, впрочем я люблю ее.
     - Мне  нельзя фантазировать.  Хотите почитать?  Я  взял этот журнал с
собой на тот случай, если придется разговаривать с Патом Руисом.
     Киджи пошел к машине, достал журнал с цветной обложкой, развернул его
и подал Инге Михайловне. Она увидела заголовок <Это еще не все>... и стала
читать.

     <Мне было одиннадцать лет,  когда умер мой отец, и я хорошо помню его
худое лицо и ла