подействовали  как...   такое   автомобильное   словечко...   катализатор!
Представляете, дети в перерывах между занятиями хоровым  пением  и  ужином
уже исследуют окрестные развалины и тащат найденные там книги.  Мне  будет
легче легкого превратить учение в школе в привилегию для самых  достойных.
Только вообразите себе новый вид наказания: запрет  появляться  в  классе!
Надеюсь, мы с Бобби не подкачаем.
     - Желаю вам удачи,  миссис  Томпсон,  -  искренне  сказал  Гордон.  -
Господи, как это прекрасно - луч света посреди океана руин!
     - Понимаю вас, сын мой. Вы  испытали  блаженство.  -  Миссис  Томпсон
вздохнула. - Вот вам мой совет: подождите  годик  и  возвращайтесь.  Вы  -
человек добрый, хорошо обошлись с моими людьми. Кроме того,  вы  деликатно
подошли к таким вещам, как, скажем, история с Эбби и  Майклом.  -  Она  на
секунду нахмурилась. - По-моему, я догадываюсь, что у вас происходило. Что
ж, это только к лучшему. Голь на выдумки хитра. В общем,  повторяю:  будем
рады принять вас снова.
     Миссис Томпсон повернулась и  побрела  назад.  Но,  сделав  несколько
шагов, оглянулась; Гордон прочел в ее взгляде смущение и желание разрешить
загадку.
     - На самом деле вы не почтальон, не правда ли? - быстро спросила она.
     Он с улыбкой поправил на голове фуражку с начищенной медной кокардой.
     - Вот принесу вам письмо-другое, тогда и узнаете наверняка.
     Она угрюмо кивнула и  засеменила  прочь  по  выщербленному  асфальту.
Гордон смотрел ей вслед, пока  она  не  скрылась  за  поворотом,  а  потом
зашагал на запад, вниз, к побережью Тихого океана.



                                    8

     Баррикады давно обезлюдели. Стена поперек шоссе номер 58, возведенная
на западной окраине города Окридж, превратилась в груду бетонных обломков,
переплетенную арматурой. Сам город тоже безмолвствовал. Во всяком  случае,
восточная его часть была мертва.
     Гордон глядел на асфальт главной улицы, изучая  по  воронкам  на  нем
недавнюю историю. Здесь разыгрались две, а то и три схватки. В центре зоны
наибольших разрушений сохранился  фасад  с  надписью  "Клиника  неотложной
помощи". На верхнем этаже гостиницы остались нетронутыми три окна, которые
сейчас яростно отражали утреннее солнце. Однако  даже  там,  где  разбитые
витрины магазинов были заколочены досками, замусоренные тротуары  усеивало
битое стекло.
     Гордон, собственно, и не ожидал  застать  здесь  более  благополучную
картину, однако чувства, с которыми он покидал  Пайн-Вью,  какое-то  время
еще жили в его душе, и он очень надеялся набрести на новые островки  мира,
особенно тут, в плодородной долине реки  Уилламетт.  Окридж  вряд  ли  мог
выжить, но он  мечтал  что  найдет  хоть  какие-то  признаки  возрождения,
которые не дадут угаснуть  его  оптимизму,  -  скажем,  следы  продуманных
усилий  по  восстановлению  нормальной  жизни.  Если  здесь,  в   Орегоне,
существовало подобие индустриальной цивилизации, то в  таком  городе,  как
Окридж, должны были бы прибрать к рукам все, что могло пригодиться  умелым
людям.
     Однако в двадцати  метрах  от  своего  наблюдательного  поста  Гордон
увидел  развалины  заправочной   станции   с   обильно   рассыпанными   по
замасленному полу гаечными ключами, плоскогубцами и разноцветными  пучками
проводов. Ни  разу  не  использованные  покрышки  по-прежнему  висели  над
подъемником.
     На этом основании он заключил, что с Окриджем случилось  худшее,  что
могло случиться, - во всяком случае, с его точки зрения.  Все  необходимое
для машинной культуры присутствовало здесь в  большом  количестве,  однако
так никого и не заинтересовало и давно  мирно  ржавело,  что  говорило  об
отсутствии поблизости каких бы то ни было признаков общества, опирающегося
на технологию. Зато ему придется пройти тем же путем, каким прошло до него
полсотни  волн  мародеров,  чтобы  откопать  что-нибудь,   пригодное   для
одинокого путника, как он.
     Гордон покорно вздохнул: это ему было не впервой.
     Даже среди развалин в центре Бойса, бывшего в прежней жизни  столицей
штата Айдахо,  грабители,  опередившие  его,  проглядели  целый  погреб  с
консервами позади обувной лавки, который  год  за  годом  набивал  жратвой
какой-то любитель накопительства. За многие годы у Гордона развился особый
нюх, помогающий делать такие находки, и выработались  оригинальные  методы
поиска.
     Он добрался до того места, где бывшая бетонная стена терялась в лесу.
Там он принялся петлять  на  случай,  если  за  ним  наблюдают.  Облюбовав
местечко, откуда  были  видны  приметные  ориентиры,  Гордон  сложил  свою
кожаную сумку и фуражку под кедр, прикрыл это добро почтальонской  курткой
и, наломав веток, забросал тайник сверху.
     Он был готов на все, лишь бы  избежать  конфликта  с  подозрительными
местными обитателями, однако ему и в голову не пришло остаться  безоружным
- так бы поступил  только  умалишенный.  Ситуация,  в  которой  он  сейчас
находился, была чревата столкновениями двух типов. В  одном  случае  лучше
всего  сгодился  бы  бесшумный  лук,  в  другом  он  мог   без   колебаний
использовать бесценные  и  незаменимые  патроны  38-го  калибра.  Проверив
готовность револьвера, Гордон застегнул кобуру. При нем имелись также  лук
со стрелами и матерчатый мешок для находок.
     В  первых  нескольких  домах,  на  самой  окраине,  передовые   волны
мародеров потрудились на  славу,  разнеся  все  в  щепки,  но  не  слишком
тщательно обшарив разные закутки. Подобное зрелище  неизменно  производило
удручающее впечатление на более умеренных собирателей, приходивших следом,
и те тоже не все прибирали к рукам.
     Однако Гордон переходил уже в четвертый по счету дом, а собранное  им
было пока так скудно, что никак не могло подтвердить принятой  им  теории.
Дно его мешка оттягивала пара  ботинок,  практически  напрочь  загубленных
плесенью, увеличительное стекло и две катушки ниток. Он совал  нос  как  в
самые обычные места любителей запасаться  всевозможным  добром,  так  и  в
наиболее невероятные, отыскивая тайник, но до  сих  пор  не  обнаружил  ни
крошки съестного.
     Мясо, которым его одарили в Пайн-Вью, было еще  не  целиком  съедено,
однако подходило к концу. Зато, поднаторев в стрельбе из  лука,  он  добыл
пару дней назад небольшую индюшку. Если ему  не  улыбнется  счастье  среди
развалин, то лучше забыть про поживу здесь  и  заняться  зимой  охотничьим
промыслом.
     Гордону отчаянно  хотелось  набрести  на  еще  один  райский  уголок,
подобный Пайн-Вью. Однако судьба и так  в  последнее  время  была  к  нему
слишком милостива, а обилие удач вызывает подозрение.
     Его ждал пятый по счету дом.


     Это двухэтажное  здание  принадлежало  в  свое  время  преуспевающему
врачу. Гордон восхищенно  уставился  на  огромную  кровать  с  балдахином.
Подобно остальным помещениям,  спальню  обобрали  дочиста,  оставив  гнить
только мебель. Однако, забравшись под кровать  и  исследуя  ковер,  Гордон
пришел к выводу, что его предшественники кое-что проморгали.
     Богатый ковер овальной формы  лежал  явно  не  на  месте.  Тяжеленная
кровать стояла на нем только правыми ножками, тогда  как  левые  опирались
прямо на дощатый пол. Либо владелец проявил небрежность, либо...
     Гордон отложил в сторону свои приобретения и ухватился за край ковра.
Ну и тяжесть! Он принялся потихоньку сворачивать его.
     Удача! Пол рассекала узкая трещина.  Одна  из  ножек  кровати  стояла
прямиком на медной дверной петле. Тайник!
     Гордон подналег, но опора балдахина, сперва поддавшись, быстро встала
на место. Он возобновил усилия, наполнив дом грохотом.
     Четвертый натиск дал плоды: опора раскололась надвое. Гордона едва не
проткнуло острым  верхним  концом,  но  он  успел  откатиться  в  сторону.
Балдахин обрушился на кровать, и все древнее  сооружение  приказало  долго
жить. Накрытый  с  головой,  Гордон  разразился  ругательствами,  а  потом
принялся чихать как одержимый, задохнувшись от пыли.
     Наконец, немного придя в себя, он выбрался из-под завала и  заковылял
прочь из  спальни,  по-прежнему  оглушительно  чихая.  Ему  пришлось  даже
ухватиться  за  перила  лестницы,  ведущей  на  второй   этаж,   настолько
изматывающим  оказался  приступ  чихания.  В  ушах  звенело,   и   Гордону
показалось, что он слышит голоса.
     "В следующий раз это будут уже не голоса, а церковный перезвон", -  в
изнеможении подумал он.
     Наконец, отчихавшись, он протер запорошенные пылью глаза и вернулся в
спальню. Крышка тайника красовалась теперь на виду, покрытая густым  слоем
только что осевшей пыли. Гордону пришлось повозиться, пока он  не  нащупал
край крышки, после чего она откинулась с ржавым стоном.
     Тут ему опять показалось, что снаружи дома раздаются голоса. Он замер
и обратился в слух. Снова ничего. Он нетерпеливо  нагнулся  и,  разведя  в
стороны густую паутину, устремил взгляд в тайник.
     Внутри находился большой  железный  ящик.  Гордон  пошарил  вокруг  в
надежде наткнуться еще на что-нибудь: то,  что  мог  хранить  в  довоенные
времена в потайном сейфе  состоятельный  врач  -  деньги  и  документы,  -
представляло для него куда  меньшую  ценность,  нежели  консервы,  которые
могли  очутиться  здесь  в  разгар  военного  безумия.  Но  нет,  ящик   -
единственное, что скрывал тайник. Отдуваясь, Гордон выволок его на свет.
     Ящик оказался тяжелым. Вот бы в нем спрятали не золото и подобный ему
хлам! Петли и замок сильно заржавели, поэтому Гордону пришлось  взламывать
замок ножом. Внезапно, в самый разгар этого занятия он замер.
     На сей раз он не ошибся: до  него  действительно  доносились  голоса,
причем звучали они совсем рядом.
     - Кажется, это в доме, - проговорил кто-то  в  заросшем  саду,  после
чего послышалось  шарканье  ног  по  сухим  листьям  и  скрип  деревянного
крыльца.
     Гордон сунул нож в ножны и  подобрал  свое  имущество.  Оставив  ящик
рядом с кроватью, он выскочил из спальни и бросился к лестнице.
     Встреча  с  себе  подобными  назревала  при  не  очень  благоприятных
обстоятельствах. В Бойсе и других развалинах среди  гор  существовал  даже
особый кодекс: охотники за добром с окрестных ранчо могли попытать счастья
в городе, и при всей необузданности как групп, так и отдельных  смельчаков
они редко отнимали добычу друг у друга. Лишь одно могло свести их вместе -
слух о появлении неподалеку холниста. Во всех  остальных  случаях  они  не
наступали друг другу на пятки.
     В иных местах взяли за правило соблюдать  территориальный  приоритет.
Неужели  Гордон  забрался  на   территорию,   считающуюся   собственностью
какого-то клана? Как бы там ни было, лучше ему уносить ноги, и  как  можно
незаметнее.
     А впрочем... Он окинул любовным взором брошенный сейф. "Это мое, черт
побери!"
     На первом этаже раздался тяжелый топот.  Теперь  уже  слишком  поздно
закрывать крышку тайника или  прятать  тяжелый  ящик.  Бранясь  про  себя,
Гордон на цыпочках устремился к узкой лесенке, ведущей наверх.
     Верхний этаж представлял собой тесную мансарду. Гордон уже обшарил ее
и не обнаружил ничего достойного внимания. Однако сейчас  ему  нужно  было
найти укрытие.  Он  прижимался  к  наклонным  стенам,  чтобы  не  скрипеть
половицами. Облюбовав под слуховым оконцем  подобие  сундука,  он  положил
туда свой мешок и колчан и быстро натянул тетиву лука.
     Станут ли они обыскивать дом? Если станут, то сейф наверняка бросится
им в глаза. Отнесутся  ли  они  к  этому  как  к  проявлению  доброй  воли
удачливого на первых порах соперника, оставят ли часть содержимого ему? Он
знал, что там, где еще сохранилось хотя бы примитивное  понятие  о  чести,
именно так и поступают.
     Держа под  прицелом  верх  лестницы,  Гордон,  однако,  понимал,  что
находится в ловушке  -  под  крышей  деревянного  домика.  Не  приходилось
сомневаться, что местные жители, даже если они вернулись в  каменный  век,
владеют искусством добывания огня.
     Теперь он слышал шаги троих человек. Они раздавались уже на лестнице,
причем подозрительно торопливые, с перепрыгиванием через ступеньки.  Когда
троица достигла второго этажа, до Гордона донесся крик:
     - Эй, Карл, погляди-ка!
     - Ты, видать, снова застал на докторской кровати ребятишек,  играющих
в больницу? Вот черт!
     Послышались удары и скрежет металла о металл.
     - Че-е-ерт!
     Гордон покачал головой. Словарь  Карла  не  отличался  разнообразием,
зато поражал интонациями.
     Теперь в спальне явно рылись  в  содержимом  ящика.  Раздались  звуки
разрываемой бумаги, сопровождаемые столь  же  тривиальными  восклицаниями.
Наконец к первым двум голосам присоединился третий,  звучавший  достаточно
отчетливо:
     - Молодец этот парень, раз нашел и подбросил нам  такое  чудо.  Жаль,
что мы не можем его отблагодарить. Надо бы с ним познакомиться,  чтобы  не
открывать по нему стрельбу при следующей встрече.
     Если это  была  наживка,  Гордон  не  торопился  ее  заглатывать.  Он
предпочитал ждать.
     - Во всяком случае, он заслуживает, чтобы его предупредили.  -  Голос
первого из троицы, появившегося в доме, звучал нарочито громко. - У нас  в
Окридже стреляют без предупреждения. Лучше ему уносить ноги, пока в нем не
проделали  дыру  побольше  той,   которой   наградили   недавно   "мастера
выживания".
     Гордон кивнул, давая себе слово, что так и поступит.
     Наконец, прогремев вниз  по  лестнице  и  по  крыльцу,  шаги  стихли.
Прильнув к чердачному окошку, расположенному над фасадом, Гордон наблюдал,
как  все  трое  покидают  дом  и  направляются  к   зарослям   болиголова,
заполонившего  всю  округу.  Кроме  винтовок,  они  несли  битком  набитые
рюкзаки. Проводив их взглядом, он бросился к  другому  окошку,  однако  не
заметил  ничего  подозрительного.   Опасаться   подвоха   как   будто   не
приходилось.
     Гордон пребывал в уверенности, что гостей было трое. Он  слышал  шаги
троих людей и три голоса. Вряд ли они оставили четвертого в засаде. И  все
же он соблюдал осторожность, покидая чердак. Сперва он улегся на пол перед
люком, ведущим на лестницу, положив  рядом  лук  с  колчаном  и  мешок,  и
двинулся вперед ползком. Заглянув в люк, он вытащил револьвер и  буквально
свалился вниз, имея в виду застигнуть врасплох  того,  кто  мог,  хотя  бы
теоретически, устроить ему засаду. Гордон пребывал во  всеоружии,  готовый
всадить все шесть пуль в недруга, если бы таковой обнаружился.
     Однако стрелять пока было не в кого: путь на второй этаж свободен.
     Гордон потянулся за мешком, не спуская глаз с лестницы, и тот с шумом
упал к его ногам. Сидевший в засаде и тут  не  обнаружил  себя.  Подхватив
свое имущество, Гордон со всеми предосторожностями спустился еще ниже.
     Сейф валялся рядом с кроватью. Он был пуст, если  не  считать  драной
бумаги. В нем остались именно те безделицы, которые ожидал увидеть Гордон:
акции, коллекция марок, купчая на дом. Однако не только это...
     Он впился взглядом в разодранную картонную коробку, с которой  только
что сняли целлофан. На коробке  красовалось  изображение  двух  охотников,
сидящих в каноэ и радостно рассматривающих свою новую  складную  винтовку.
Это зрелище заставило Гордона застонать. Не приходилось сомневаться, что в
коробке помимо оружия находились и боеприпасы.
     "Проклятое ворье", - с горечью подумал он.
     Еще один ворох бумажек - и  он  взбесился  окончательно.  "Эмпирин  с
кодеином",  "Эритромицин",  "Мегавитаминный   комплекс",   "Морфий"...   В
этикетках и коробочках не  было  недостатка,  но  самих  лекарств  и  след
простыл.
     При должной  хватке  подобное  богатство  сделалось  бы  для  Гордона
пропуском в любое поселение.  Да  что  там  говорить,  с  ним  он  мог  бы
претендовать   на   испытательное   членство   в   одной   из   зажиточных
скотоводческих общин Вайоминга!
     Через секунду у него и вовсе  потемнело  в  глазах:  на  полу  лежала
пустая коробка с надписью: "Зубной порошок".
     Мой зубной порошок!
     Гордон сосчитал  до  десяти,  но  этого  оказалось  недостаточно.  Он
попробовал дышать по науке, однако еще больше приходил  в  ярость.  Свесив
голову,  он  стоял,  не  находя  в  себе   сил   смириться   с   очередной
несправедливостью, на которые так щедра жизнь.
     "Все в порядке, - уговаривал он себя. - Я по крайней мере  жив.  Если
мне удастся добраться до своих вещей, то я, вероятно, останусь в  живых  и
дальше. На будущий год, если он наступит, я позабочусь, чтобы  у  меня  не
сгнили зубы".
     Подобрав мешок и лук, Гордон, все так  же  осторожно  продолжил  путь
прочь из дома неоправдавшихся ожиданий.


     Человек, длительное время живущий наедине с природой, может дать фору
самому умелому охотнику, при условии что последний неизменно  возвращается
с промысла домой, к родне и друзьям. Разница  состоит  в  том,  что  такой
человек накоротке знаком со зверьем, с самой дикой жизнью.  Сейчас  Гордон
чувствовал, как напряжены его нервы, не понимая  пока,  чем  это  вызвано.
Однако ощущение тревоги не проходило.
     Он возвращался прежним путем на восточную окраину города, где спрятал
пожитки. Неясная тревога  заставила  его  остановиться  и  оглядеться.  Не
слишком ли он пуглив? В конце концов ему еще далеко до  Иеремии  Джонсона,
он пока не может расшифровывать звуки и запахи, наполняющие лес, с той  же
легкостью, как когда-то - уличные указатели. Однако  сейчас  он  озирался,
силясь понять, что же все-таки так беспокоит его.
     В  зарослях  преобладали  болиголов,  широколистный  клен  и   осина,
которая, подобно сорняку, поднималась всюду, где было свободное  местечко.
Пейзаж не имел ничего общего  с  пересохшим  лесом,  опостылевшим  ему  на
восточных склонах Каскадных гор, где его к тому же  выследили  и  обобрали
среди редких сосенок. Здесь же разливался густой аромат жизни - такого  он
не вдыхал ни разу после Трехлетней зимы.
     Пока Гордон двигался, звуки, издаваемые зверьем, почти  не  достигали
его слуха. Однако стоило ему  замереть,  как  округа  наполнялась  птичьим
щебетом. Сороки перелетали с места на место, не уступая ни  пяди  полянок,
богатых жуками, проигрывающим им  в  размерах  сойкам;  пернатые  помельче
сновали по веткам, чирикая и тоже насыщаясь.
     Птицы средних размеров не питают большой любви к человеку,  но  и  не
стремятся облетать его за милю, если он не делает резких движений.
     "Почему же я так нервничаю?"
     Слева от него раздался резкий звук. Гордон  рывком  повернулся  в  ту
сторону, где переплелись ветви  ежевики,  и  сжался.  Впрочем,  и  там  не
оказалось ничего  примечательного,  кроме  птиц.  Вернее,  одной  птицы  -
пересмешника. Она опустилась  на  груду  веточек,  служивших  ей  гнездом,
немного отдохнула, и вдруг, воинственно топорща перышки, с криком  исчезла
в зарослях. Стоило птице скрыться из виду, как опять  раздался  непонятный
хруст, после чего пересмешник вновь появился в поле зрения.
     Гордон, рассеянно ковыряя кончиком лука  землю  у  себя  под  ногами,
свободной рукой потихоньку расстегивал кобуру, стараясь сохранить на  лице
скучающее выражение. Потом не спеша двинулся вперед, негромко насвистывая,
хотя губы его вмиг пересохли.  Он  и  не  приближался  к  зарослям,  и  не
удалялся от них, наметив себе цель - большую елку.
     В зарослях притаилось нечто, заставившее  пересмешника  выступить  на
защиту гнезда, и это нечто не обращало внимания на его наскоки,  преследуя
главную цель - оставаться невидимым.
     Теперь  Гордон  не  сомневался,  что  попал  в  засаду.  Он  шагал  с
подчеркнутой  беспечностью,  как  на  прогулке.  Однако,   оказавшись   за
облюбованным толстым стволом, выхватил  револьвер  и  нырнул  в  подлесок,
пригибаясь и стараясь не показываться из-за дерева. Бросаясь  на  землю  с
другой стороны ствола, он услышал  отвратительный  хлопок  и  почувствовал
острую боль в правой руке. Сж