стоянии
завороженности, от него и  его  специалистов  требовали  теперь  настоящих
чудес.  Ремонта  игрушек  и  ветряков  будет  отныне  недостаточно,  чтобы
производить впечатление на требовательную публику.
     Мужчина, сидевший справа от Гордона, - Эрик Стивенс, дед юного Джонни
Стивенса, - заерзал на месте. На старике  была  та  же  форма,  что  и  на
Гордоне; он представлял верховья реки Уилламетт, где несколько городков  к
югу от Юджина недавно присоединились к союзу.
     - Давайте смотреть правде  в  глаза,  -  призвал  Стивенс.  -  Штучки
Циклопа иногда приносят пользу. И  без  того  укрепленные  позиции  станут
благодаря им еще надежнее. Однако все мы, кажется, согласны с тем, что для
противника они будут всего лишь досадной  помехой.  Гордон  предупреждает,
что нам нечего в  ближайшее  время  надеяться  на  помощь  цивилизованного
востока. Пройдет лет десять,  а  то  и  больше,  прежде  чем  Возрожденные
Соединенные Штаты сумеют продемонстрировать здесь свою мощь. Нам  придется
держаться все это время, дожидаясь  восстановления  контакта  с  остальной
страной.
     Старик оглядел слушателей.
     - И выход у нас один: драться! - Он ударил кулаком по  столу.  -  Все
возвращается на круги своя: исход будет зависеть от настоящих мужчин.
     За столом согласно закивали головами. Однако Гордон  не  забывал  про
Дэну: сидя в одном из передних рядов, она ждала своей очереди обратиться к
Совету. Дэна возмущенно покачала головой, и ее мысли не  представляли  для
Гордона тайны.
     "Не только от мужчин..." - думала она. На высокой девушке была  форма
служащей Циклопа, однако Гордон знал, чему  она  предана  на  самом  деле.
Рядом с ней сидели ее ученицы: женщины-скауты в куртках из  оленьей  кожи,
такие же эксцентричные особы, как и их предводительница.
     До сих пор Совет отвергал их предложения. Девушкам еле-еле  позволили
вступать в армию. На и то благодаря остаточному  уважению  к  старомодному
феминизму, не покинувшему цивилизованную долину.
     Но сегодня над столом витало отчаяние. Новости,  доставленные  Джонни
Стивенсом с юга, оказались ударом под дых. Совсем скоро,  когда  окончатся
снегопады и снова зарядят теплые дожди,  члены  Совета  дозреют  до  того,
чтобы ухватиться за любой план, пусть и совершенно безумный.
     Гордон решился выступить, пока дело не  приняло  совсем  уж  скверный
оборот. Стоило ему поднять руку, как  председатель  поспешил  предоставить
ему слово.
     - Убежден, что Совет благодарен Циклопу и обслуживающим его ученым за
их неустанный труд. - Присутствующие согласно закивали, Тайфер и Питер Эйг
опустили глаза. - Впереди еще шесть-восемь недель  благоприятствующей  нам
холодной погоды, после чего противник возобновит активные  действия.  Судя
по докладам комитетов по военной подготовке и  по  организации,  нас  ждет
немало дел.
     Действительно, утренний перечень невзгод начался  с  доклада  Филиппа
Бокуто. Гордон вздохнул и продолжил:
     - Когда прошлым летом холнисты пошли в наступление,  я  предупреждал,
что на помощь остальной страны надеяться нечего. Создание почтовой  связи,
которым я занимаюсь при вашем  содействии,  -  это  только  первый  шаг  в
длительном процессе объединения континента. Еще много лет Орегон останется
в одиночестве.
     Он научился говорить неправду, произнося  слова,  каждое  из  которых
являлось неопровержимой истиной. Он достиг в этом деле мастерства,  однако
гордиться этим было трудно.
     - Не стану ходить вокруг да около. То, что  из  района  Розберга  нам
прислали столь скудную помощь, для нас чувствительный удар.  У  южан  есть
опыт, к тому же там появились подлинные лидеры, которых так недостает нам.
Мое мнение: необходимо все же убедить их оказать нам помощь  -  вот  самая
главная наша задача. - Он  перевел  дух.  -  Я  сам  отправлюсь  на  юг  и
попытаюсь заставить их передумать.
     Эти слова вызвали мгновенный и бурный отклик.
     - Это сумасшествие, Гордон? Вы не можете!.. Вы нужны нам здесь!
     Он закрыл  глаза.  За  четыре  месяца  ему  удалось  сколотить  союз,
способный отразить натиск врага. Инструментом ему служил при  этом  талант
рассказчика, лицедея, лжеца...
     Однако он не питал  иллюзий,  будто  стал  настоящим  лидером.  Армию
Уилламетта удерживал в боеспособном состоянии его образ,  его  легендарный
авторитет "инспектора", олицетворяющего национальное возрождение.
     "Страна, от которой осталась единственная трепещущая искорка... Скоро
и она нарочно погаснет, если что-то не предпринять, и без промедлениям  Не
могу я вести за собой этих людей: им нужен полководец, воин!"
     Им подавай человека под стать Джорджу Паухатану.
     Он поднял руку, призывая всех к тишине.
     - И все-таки иного выхода у нас нет. Прошу вас пообещать мне,  что  в
мое отсутствие вы не согласитесь ни на какие безумные авантюры.
     Он в упор посмотрел на Дэну. Она не отвела взгляд, но  губы  ее  были
плотно сжаты. Мгновение спустя ее глаза затуманились, и она отвернулась.
     Что ее беспокоит больше - его судьба или участь ее плана?
     - Я вернусь до наступления весны, - пообещал он. - С подкреплением. -
И добавил так, что его никто не расслышал: - Или умру.



                                    6

     На подготовку ушло три дня. Все это время Гордон нервничал и рвался в
дорогу.
     Однако назревала настоящая экспедиция: Совет настоял, чтобы Бокуто  и
еще четверо сопровождали Гордона по крайней мере до Коттедж-Гроув.  Джонни
Стивенс и один из  добровольцев-южан  поскакали  вперед,  чтобы  разведать
дорогу;   кроме   того,   о   приезде   инспектора   положено    оповещать
заблаговременно.
     Гордон относился ко всей этой суете с  нескрываемым  презрением.  Ему
достаточно было бы провести с Джонни какой-то час над картой.  Быстроногий
конь и вьючная лошадь стали бы не меньшей гарантией его невредимости,  чем
целый эскадрон охраны.
     Особенно ему было не по душе  то,  что  с  ним  отправляется  Бокуто,
который так необходим здесь. Но переубедить Совет не удалось. Вопрос стоял
однозначно: либо согласиться  на  условия  Совета,  либо  вообще  отменить
поездку.
     Отряд вышел из Корваллиса ранним утром. От лошадей валил  пар,  когда
они скакали рысью мимо  бывшего  спортивного  городка  университета.  Там,
несмотря на колючий холод, занимались шагистикой новобранцы. Хотя все  они
были закутаны с ног до головы, поющие голоса свидетельствовали:  готовился
свежий набор в гвардию Дэны.

                        Если мой жених рыгает,
                        Курит, пьет, хамит, икает,
                        Лучше замуж не ходить,
                        Лучше замуж не ходить.
                        Чем всю жизнь с невежей драться,
                        Лучше в девушках остаться.
                        Нет уж, замуж не пойду,
                        Нет уж, замуж не пойду.

     Войско стояло по стойке "смирно", когда всадники  проследовали  мимо.
Выражения лица Дэны Гордон не мог разглядеть на таком расстоянии,  но  все
равно почувствовал ее пристальный взгляд.
     Прощание их происходило бурно. Гордон  не  был  уверен,  что  даже  в
довоенной Америке, с ее тогдашним бесконечным разнообразием  в  отношениях
полов,  смогли  бы  подобрать  определение  для  их  связи.  Он  испытывал
облегчение,  расставаясь  с  Дэной,  однако  знал,  что   ему   будет   ее
недоставать.
     Слушая  распевающие  бравурную   песенку   девичьи   голоса,   Гордон
почувствовал, как у  него  сжимается  горло.  Он  попытался  прогнать  это
чувство, убеждая  себя,  что  последовательницы  Дэны  все  же  беззаветно
храбрые бойцы, однако страх за девушек так и остался при нем.
     Отряд мчался мимо цепенеющих в снегу садов, чтобы до  заката  достичь
Рауленда. Фронт проходил совсем рядом -  всего  в  дне  пути  от  хрупкого
оплота псевдоцивилизации. Дальше раскинулась страна беззакония.
     В Рауленде их попотчевали новыми слухами: группа холнистов якобы  уже
основала свое герцогство на руинах Юджина. Беженцы рассказывали  о  бандах
варваров в белых маскировочных халатах, никому не дающих спуску, сжигающих
жилища, уносящих еду, угоняющих в рабство и мужчин, и женщин.
     Юджин  действительно  представлял   собой   проблему:   ведь   отряду
предстояло проскочить мимо его развалин.
     Осторожный Бокуто настоял на  кружном  пути.  Гордон  хмурился  и  не
открывал рта, пока они три дня ковыляли по обледеневшему  асфальту  сперва
на восток к Спрингфилду, потом снова на юг, чтобы в конце концов оказаться
возле укрепленного Коттедж-Гроув.
     Несколько городков к югу от Юджина лишь недавно объединились с  более
зажиточными северными общинами. И вот теперь захватчики почти что отрезали
их от севера.
     Мысленно представляя себе весь Орегон, Гордон причислил две трети его
территории,  лежащие  на  востоке,  к  диким  землям:  здесь  простирались
бесплодные высокогорья, поля застывшей лавы, здесь тянулись к небу вершины
Каскадных гор.
     На западе пролегала омываемая серыми волнами Тихого океана и  частыми
дождями полоса побережья.
     Северная  и  южная   оконечности   штата   также   были   практически
недосягаемы: на севере долина реки Колумбии так и не оправилась от взрывов
бомб, которые смели с лица земли Портленд и прорвали дамбы на реке. На юге
на сотню миль протянулось гористое ущелье, по дну которого протекала  река
Рог. Дальше лежала неведомая Калифорния.
     Даже в более счастливые времена территория вокруг Мэдфорда  считалась
враждебной. Еще до Светопреставления поговаривали, что в долине  Рог-Ривер
наберется больше тайников с припрятанными пулеметами, чем  где  бы  то  ни
было за пределами флоридских болот.
     Шестнадцать лет назад, когда власти еще пытались сохранить управление
штатом,  чума  "мастеров  выживания"  нанесла  решающий   удар,   сокрушив
цивилизованный  мир.  В   южном   Орегоне   последователи   Натана   Холка
свирепствовали как нигде. Судьба, постигшая  злополучных  обитателей  этих
мест, так и осталась неизвестной.
     Между пустыней и океаном, радиацией и безумными холнистами  цеплялись
за жизнь две горстки людей, не околевшие в Трехлетнюю зиму и пока  еще  не
соскребающие с себя грязь, как дикие звери... Одна из них удерживалась  на
севере, в долине Уилламетт, другая - на юге, в районе  Розберга.  В  самом
начале казалось, что южане обречены на рабство или даже худшую участь, ибо
их неминуемо поработят новые варвары.
     Но потом где-то в междуречье Ампкуа и Рог  случилось  непредвиденное:
заразе был поставлен заслон, враг  остановлен.  Гордону  больше  всего  на
свете хотелось разобраться, как это  получилось,  прежде  чем  смертельная
болезнь поразит незащищенную долину Уилламетт.
     На карте штата, существовавшей в  голове  у  Гордона,  отвратительный
красный язык тянулся  от  плацдарма  врага  в  Юджине  на  запад.  Поэтому
Коттедж-Гроув и оказался почти отрезан от союзников.
     Уже в миле от города стало ясно, как плохо обстоят  там  дела.  Вдоль
дороги висели шесть трупов, распятые на накренившихся телеграфных столбах.
Варвары оставили на телах уродливые отметины.
     - Снимите их, -  приказал  Гордон.  Сердце  его  колотилось,  во  рту
пересохло. Именно на такую реакцию и рассчитывал враг, преследовавший цель
запугать  путника.  По  всей  видимости,  жители  Коттедж-Гроув  даже   не
патрулировали  ближайшие  окрестности  своего  города.  По   углам   новых
укреплений вдоль восточной границы стояли сторожевые башни. Все постройки,
остававшиеся  за  пределами  укреплений,  были  снесены,  благодаря   чему
образовалась широкая простреливаемая полоса.
     Из-за беженцев население городка выросло  втрое,  причем  большая  их
часть ютилась в переполненных хибарах сразу за  главными  воротами.  Дети,
уцепившись за юбки изможденных женщин, глазели на всадников,  явившихся  с
севера. Мужчины держались кучками, грея руки над кострами. Дым  смешивался
с испарениями немытых тел, и вокруг стоял весьма неприятный запах.
     Некоторые мужчины выглядели подозрительно. Гордон не сомневался,  что
многие из них - холнистские лазутчики, только  прикидывающиеся  беженцами.
Такое неоднократно случалось и прежде.
     Приезжих ждали дурные вести. В городском совете им сообщили, что  мэр
Питер Ван Клик погиб, угодив всего несколько  дней  тому  назад  в  засаду
вместе с  отрядом,  который  он  повел  на  выручку  осажденному  союзному
поселению. Утрата была невосполнимой, и Гордон совсем пал духом. Теперь он
понимал, почему на промерзших улицах городка царит тревожное безмолвие.
     Вечером в отблеске факелов на запруженной людьми площади он  произнес
вдохновенную речь. Впрочем, толпа аплодировала вяло. Его дважды  сбивал  с
мысли треск ружейной перестрелки,  доносившийся  из-за  стен,  с  лесистых
холмов.
     - После того  как  растает  снег,  они  продержатся  не  больше  двух
месяцев, - шепотом поделился с ним своими опасениями Бокуто  на  следующий
день, когда они покинули  Коттедж-Гроув.  -  А  то  и  двух  недель,  если
проклятые холнисты поднажмут.
     Ответа от Гордона не требовалось. Городок был как  бы  чекой  гранаты
для  северного  союза.  Стоит  сорвать  эту  чеку  -  и  ничто  не  сможет
предотвратить взрыва: враг повернет на север, проникнет в сердце долины, и
тогда Корваллису не устоять.
     Они  скакали  сквозь  метель  на  юг,  приближаясь  к  истокам   реки
Уилламетт.  Темно-зеленая  сосновая  хвоя   поблескивала   из-под   белого
покрывала. Здесь и там на серых берегах почти полностью  скованного  льдом
потока выделялись ярко-красной  корой  стволы  миртового  дерева.  Упрямые
утки-крохали  продолжали  нырять  в  ледяную  кашу  полыньи,   намереваясь
протянуть до весны.
     К югу от брошенного  населением  городка  под  названием  Лондон  они
отклонились в сторону от сузившегося речного русла. Дальше шла необитаемая
территория, где вехами были только развалины ферм и заправочных станций.
     До  сих  пор  путники  хранили  молчание.  Однако  теперь  они  могли
перевести дух, ибо даже осмотрительный Филипп Бокуто  не  сомневался,  что
они оставили позади холнистские разъезды. Теперь  можно  разговаривать,  а
значит, и смеяться.
     Всем им было за тридцать, поэтому они  затеяли  игру  "Угадай-ка",  а
потом принялись травить старые анекдоты,  в  которых  новое  поколение  не
обнаружило  бы  ни  малейшего  смысла,  и  беззлобно   препираться   из-за
полузабытых спортивных интриг. Гордон едва не вывалился из седла от смеха,
когда Аарон Шиммель забубнил  в  нос,  подражая  знаменитым  телевизионным
ведущим 90-х годов.
     - Поразительно, как много подробностей из  нашей  юности  держит  про
запас память, - поделился он с Бокуто. - А ведь всегда считалось, что  это
один из признаков старения - способность с  большей  легкостью  припомнить
события двадцатилетней давности, нежели совсем свежие.
     -  Вот-вот,  -  согласился  Бокуто  и  старческим  голосом   сварливо
осведомился: - Так о чем это мы сейчас говорили?
     Гордон приложил ладонь к уху.
     - Ась? Ни слова не разберу. А все былая привычка слушать рок-н-ролл.
     Всадники уже привыкли к злым порывам  утреннего  ветра  и  негромкому
топоту лошадиных копыт по поросшему  травой  шоссе.  Земля  вокруг  успела
покрыться растительностью, в леса вернулись олени, однако человек  еще  не
скоро возвратится сюда и вдохнет жизнь в брошенные селения.
     Оставив позади извилистые притоки Уилламетт,  отряд  преодолел  гряду
холмов и спустя день очутился на берегу новой реки.
     - Ампкуа, - сказал проводник.
     Северяне остановили коней. Этот  ледяной  поток  несся  не  в  мирную
Уилламетт, которая в свою очередь впадала в  великую  Колумбию.  Нет,  эти
бурные воды устремлялись прямиком на запад, к океану.
     -  Добро  пожаловать  в  солнечный  Южный  Орегон,   -   провозгласил
присмиревший Бокуто.
     Небо здесь  было  почти  безоблачным,  даже  деревья  казались  более
раскидистыми и дикими, чем на севере.
     Впечатление дикой суровости подтвердилось, когда им стали  попадаться
небольшие укрепленные селения. Молчаливые  мужчины,  сузив  глаза,  издали
наблюдали за отрядом и пропускали его дальше, не  окликая.  Об  экспедиции
они знали заранее, и было ясно, что  хотя  здешний  люд  ничего  не  имеет
против почтальонов, однако относится с подозрением к любым чувакам.
     На  ночлег  остановились  в  деревушке  Сатерлин,  и  Гордон  поближе
познакомился с местным образом жизни. Дома здесь были просторные и пустые,
без удобств, еще сохранившихся на севере. Почти никто не избежал  отметин,
оставленных болезнями, недоеданием, непосильным трудом и войной.
     Пусть местные жители и не позволяли  себе  непочтительных  замечаний,
все равно  было  нетрудно  догадаться,  что  они  думают  о  пришельцах  с
Уилламетта.
     Маменькины сынки!
     Вожаки держались предупредительно, однако не умели скрыть  подлинного
отношения: если холнисты уходят с юга, то зачем нам вмешиваться?
     Спустя день Гордон встретился в торговом центре Розберга с  комитетом
лидеров  окрестных  селений.  Из  прошитых  пулями  окон  открывался  вид,
напоминающий о наихудших моментах семнадцатилетней  войны  с  варварами  с
Рог-Ривер. Полоса  сплошных  разрушений  указывала  на  рубеж,  где  почти
десятилетие назад был остановлен, а затем и отброшен  враг,  устремившийся
было в глубокий прорыв. С тех пор дикие "мастера  выживания"  ни  разу  не
забирались так далеко. Гордон чувствовал, что  место  встречи  выбрано  со
значением.
     Здесь царили совсем другие настроения, преобладал совсем  другой  тип
людей.  Никто  не  проявил  любопытства  к  легендарному   Циклопу   и   к
неуверенному возрождению технологий. Даже весть о государстве,  восстающем
из пепла далеко на востоке, почти не вызвала интереса.  Не  то  чтобы  эти
рассказы встречались-с недоверием - просто людей  из  Глайда,  Уинстона  и
Лукингласса все это мало заботило.
     - Мы напрасно теряем время,  -  вспылил  Бокуто.  -  Эта  деревенщина
слишком давно воюет, поэтому думать забыла о чем-то,  кроме  каждодневного
выживания.
     Гордон же не исключал, что в этом как раз и заключается  преимущество
местных молчунов.
     Впрочем, Филипп оказался  прав:  суждения  всяческих  боссов,  мэров,
шерифов и иже с ними мало что значили. Они кичились своей  независимостью,
однако было совершенно очевидно, что в этих местах имеет вес слово  только
одного человека.
     Через два дня с запада прискакал на взмыленном коне  Джонни  Стивенс.
Ни на кого не  глядя,  он  спешился  и,  задыхаясь,  бросился  к  Гордону.
Сообщение, которое  он  принес  на  этот  раз,  уложилось  в  одно  слово:
"Приезжайте".
     Джордж Паухатан дал согласие выслушать их просьбу.



                                    7

     Горы Каллахан, взметнувшиеся в семидесяти милях от  океана,  отделяли
долину Камас от Розберга. У  подножия  их  вился,  устремляясь  на  запад,
главный рукав речки Кокилл; пробежав под несколькими разрушенными мостами,
он сливался с еще двумя рукавами  близ  горы,  носящей  название  Сахарная
Голова.
     На севере долины выросли изгороди, разделяющие  припорошенные  сейчас
снегом пастбища. Над укрепленными поселениями, вскарабкавшимися на  холмы,
тянулись к небу дымки. На южном  берегу  реки  -  лишь  затянутые  колючим
кустарником развалины.
     Броды через реку оказались неохраняемы. Это удивило путешественников,
поскольку  именно  в  этой  долине  армии  холнистов  было  оказано  самое
ожесточенное сопротивление и нанесен сокрушительный удар.
     Кэлвин Льюис - темноглазый молодой человек с растрепанными волосами -
пустился в объяснения. Он служил проводником Джонни Стивенсу  с  тех  пор,
как тот впервые попал в Южный Орегон. Рассказывая, он  указывал  рукой  то
влево, то вправо.
     -  Укрепления  не  могут  служить  охраной  реки,  -  втолковывал  он
слушателям низким, неторопливым голосом. - Мы обороняем