раны
после возвращения домой. Они уже тогда опасались Натана Холна: его  учение
находило отклик в сердцах сильных. Программа "приращения" была свернута.
     Кочерга покраснела посередине. Вытянувшись раза в полтора, она  вдруг
стала крошиться,  как  разгрызенная  карамель.  Гордон  бросил  взгляд  на
полковника Безоара, появившегося в комнате: тот нервно  облизывал  губы  и
вообще  имел  несчастный  вид.  Гордон  догадывался,  что  за  мысли   его
преследуют.
     Подобная мощь была недостижима для полковника. Ученые и больницы, где
творились подобные чудеса,  давно  отошли  в  прошлое.  Религия  холнизма,
исповедуемая Безоаром, требовала от него повиновения этим людям.
     Кочерга разорвалась на две  части  с  оглушительным  звоном.  Гордона
обдало горячей волной.  "Приращенные"  воины  остались  стоять  в  прежних
позах.
     - Довольно, Шон. - Маклин  бросил  свой  обломок  в  камин.  Адъютант
сделал то же,  развернулся  как  на  плацу  и  вышел  вон.  Маклин  лукаво
посмотрел на Гордона.
     - Ну что, теперь вы не сомневаетесь, что к маю мы войдем в Корваллис?
Неважно, с вами или без вас. Кстати, любой "неприращенный" солдат  в  моей
армии стоит двадцати  неповоротливых  фермеров,  не  говоря  уже  о  ваших
потешных вояках в юбках.
     Гордон насторожился, но Маклин еще не закончил свою речь.
     - Будь вас там хоть в десять  раз  больше  -  ваше  дело  безнадежно!
Неужто вы думаете, что мы, "приращенные", не могли бы просочиться на  ваши
укрепленные позиции и поднять там все в воздух? Да мы  могли  бы  разнести
всю вашу оборону голыми руками! Можете не сомневаться.
     Он пододвинул ближе к Гордону бумагу и  ручку.  Гордон  уставился  на
желтый лист. Откровения генерала только укрепили его уверенность. Он смело
встретил взгляд Маклина.
     - Демонстрация силы произвела на меня должное впечатление.  Но  тогда
будьте добры, ответьте, генерал, почему вы так и не взяли Розберг?
     Лицо  Маклина  налилось  кровью.  Гордон  чуть  улыбнулся,  глядя  на
предводителя холнистов.
     - И уж если зашла об этом речь, поясните, генерал, кто вытесняет  вас
из ваших собственных владений? Мне  следовало  догадаться  раньше  -  есть
причины, заставляющие вас торопиться.  Ведь  вы  определенно  движетесь  с
невольниками и всем имуществом на север. Между прочим, прежние  варварские
нашествия,  известные  в  истории  человечества,  начинались  так  же,  по
принципу падающих одна на другую костяшек домино. Вот и скажите,  генерал,
кто так мощно пинает вас под зад, что вы покидаете Рог-Ривер?
     Теряя над собой контроль, Маклин  все  же  старался  не  отводить  от
Гордона взгляд.
     - Уберите его отсюда! - гаркнул он, обращаясь к Безоару.
     Гордон пожал плечами и отвернулся, не  желая  становиться  свидетелем
спора.
     - А когда вернетесь, мы еще разберемся с вами, Безоар...  разберемся,
кто нарушил конспирацию!
     Гнев  командира  заставил  шефа  холнистской  разведки  выскочить  из
комнаты и поманить стражников.
     Безоар лично сопровождал Гордона до места  заточения,  уцепившись  за
локоть пленника дрожащей рукой.


     -  Кто  велел  поместить  здесь  этого  типа?  -  завопил  полковник,
обнаружив на сырой соломе  умирающего,  над  которым  хлопотали  Джонни  и
насмерть перепуганная женщина.
     - Кажется, Истермен, - пробормотал кто-то из стражи. - Он только  что
вернулся с фронта на Салмон-Ривер...
     Салмон-Ривер! Так называется река в Северной Калифорнии...
     - Заткнись! - оборвал стражника Безоар. Однако Гордон  успел  понять,
что догадка его верна. Война  велась  с  куда  большим  размахом,  чем  он
полагал прежде.
     - Уберите его отсюда. А Истермену немедленно явиться в штаб!
     Охрана засуетилась.
     -  Эй,  полегче  с  ним!  -  взвился  Джонни,  увидев,  что  раненого
подхватили, как мешок с картошкой. Бросив  на  пленного  яростный  взгляд,
холнистский полковник хотел выместить злобу на несчастной женщине и  занес
ногу для пинка, но та, наученная горьким опытом, уже  успела  выскользнуть
за дверь.
     - Увидимся завтра, - бросил Безоар  Гордону.  -  Полагаю,  вам  лучше
одуматься  и  написать  в  Корваллис.  Ваше  сегодняшнее  поведение   было
опрометчивым.
     Гордон смотрел сквозь него, как бы не замечая.
     - Отношения между генералом и мной  вас  не  касаются,  полковник,  -
бросил он. - Обмениваться угрозами и вызовами  могут  только  равные  друг
другу.
     Цитата из Натана Холна отшвырнула Безоара к  стене,  как  зуботычина.
Гордон тем временем уселся на солому и заложил руки за  голову,  не  желая
более обращать внимание на бывшего юриста.
     Только после ухода полковника в  мрачном  сарае  воцарился  покой,  и
Гордон спросил Джонни:
     - Солдат с медведем на эмблеме так и не заговорил?
     - Так и не пришел в  сознание,  -  ответил  Джонни,  грустно  покачав
головой.
     - А женщина? Она хоть что-нибудь сказала?
     Джонни осторожно оглянулся. Остальные узники по-прежнему  валялись  в
своих углах, уставившись на стену.
     - Ни единого словечка. Зато она сунула мне вот это.
     Гордон взял в руки изорванный конверт. Он мгновенно  узнал  его:  это
было письмо Дэны - то самое, которое ему вручил Джордж  Паухатан  на  горе
Сахарная Голова. Должно быть, оно затерялось в кармане его брюк и попало в
руки женщине, забравшей одежду в стирку. Неудивительно, что ни Маклин,  ни
Безоар ни словом не обмолвились о письме.
     Гордон решил, что к генералу оно попасть не должно.  Как  ни  безумна
Дэна и ее подруги, они заслуживают шанса испытать свои силы.  Он  принялся
было рвать письмо на клочки, намереваясь после съесть, но  Джонни  схватил
его за руку.
     - Нет, Гордон! Она что-то написала на последней странице!
     - Кто?! Кто написал?..
     Гордон стал поворачивать бумагу то так, то этак,  пытаясь  разглядеть
буквы в слабом лунном свете, просачивающемся в щели. Наконец  он  разобрал
карандашные  каракули:  записка  была  написана  большими  буквами  поверх
аккуратных строчек Дэны:

                  ...правда?
                  так ли свободны женщины на севере?
                  так ли добр и силен мужчина?
                  умрет ли она за тебя?

     Гордон долго не спускал глаз с этих простых и грустных слов. Несмотря
на снизошедшее на  него  смирение,  его  повсюду  продолжали  преследовать
прежние  призраки.  Слова  Джорджа  Паухатана  насчет  мотивов,   которыми
руководствовалась Дэна, по-прежнему не давали ему покоя.
     "Большие идеалы" все так же крепко держали его в узде.
     Он не торопясь принялся  жевать  письмо.  Не  стал  делиться  лакомым
блюдом с Джонни, а проглотил все сам, как бы  видя  в  этом  искупительную
жертву.


     Спустя  примерно  час  снаружи  поднялась  суматоха.  Оказалось,  что
холнисты готовятся к какой-то церемонии. От развалин  главного  универмага
городка Агнесс маршировали под мерные удары барабанов две шеренги  солдат.
Они сопровождали высокого блондина, в котором Гордон узнал одного из  тех,
кто швырнул к ним в сарай умирающего пленника.
     - Это, наверное, Истермен, - проговорил Джонни, не  в  силах  отвести
взгляд от процессии. - Уж они ему покажут, что бывает, когда не  являешься
с докладом к начальству после возвращения с задания!
     Гордон отметил про себя, что Джонни, по всей  видимости,  пересмотрел
слишком  много  фильмов  про  Вторую  мировую   войну   из   видеотеки   в
Корваллисе...
     В конце шеренги солдат он  узнал  Роджера  Септена.  Даже  в  неярком
лунном свете нетрудно было убедиться, что бывший грабитель с горной  тропы
дрожит как осиновый лист и с трудом удерживает в руках винтовку.
     Адвокатский голос Чарлза  Безоара  тоже  звучал  нетвердо,  когда  он
зачитывал обвинения. Истермен стоял спиной к толстому стволу дерева.  Лицо
его ничего не выражало, на груди висела веревка с трофеями, смахивающая то
ли на патронташ, то ли на гроздь медалей.
     Безоар посторонился, пропуская вперед  генерала  Маклина.  Тот  пожал
осужденному руку, поцеловал в обе  щеки  и  отступил,  чтобы  полюбоваться
казнью. Сержант с двумя серьгами  прокричал  команду.  Расстрельный  взвод
стал на одно колено и прицелился. Прогремел залп.
     Не стрелял только Роджер Септен, свалившийся в обморок.
     Высокий блондин лежал в  луже  крови  под  деревом.  Гордон  вспомнил
умирающего пленника, который пробыл рядом с ними так недолго, но о  многом
успел поведать, даже не открыв глаз.
     - Спи спокойно, калифорниец, - прошептал он. - Ты унес с собой на тот
свет еще одного врага. Вот и всем нам так же бы не оплошать...



                                    14

     В ту ночь Гордону приснился великий Бенджамин  Франклин,  играющий  в
шахматы с неуклюжей железной печуркой.
     - Проблема заключается в противовесах, - объяснял седовласый ученый и
государственный муж, обращаясь к своему изобретению, но игнорируя при этом
Гордона. Глаза Франклина не отрывались от шахматной доски.  -  Я  об  этом
немало размышлял. Как создать  социальную  систему,  которая  поощряла  бы
каждого на бескорыстный труд, но при этом не отказывала бы  в  сострадании
слабым и искореняла безумцев и тиранов?
     За раскалившейся решеткой печурки билось пламя, ритмом своих  прыжков
напоминая танцующие огоньки  Циклопа.  Пламя  как  будто  вопрошало:  "Кто
возьмет на себя ответственность?"
     Франклин сделал ход белым конем.
     - Хороший вопрос, - молвил он, откидываясь в кресле. -  Превосходный.
Разумеется, ограничители и противовесы можно предусмотреть в  конституции,
однако все  это  будет  бессмысленно,  если  граждане  сами  не  обеспечат
серьезного соблюдения всех гарантий. Алчность и властолюбие  всегда  будут
искать способ обойти закон или вывернуть его наизнанку -  для  собственной
пользы.
     Пламя немного унялось, и по доске сама собой двинулась черная пешка.
     "Кто?.."
     Франклин вытер платком вспотевший лоб.
     - Мечтающие стать тиранами, вот кто... У  них  существует  для  этого
извечный  набор  методов:   манипулирование   простым   человеком,   ложь,
уничтожение в человеке веры  в  себя.  Говорят,  что  "власть  разлагает",
однако правильнее было бы сказать "власть влечет  продажных".  Нормального
человека обычно привлекает не власть,  а  другие  ценности.  Даже  обретая
власть, такой человек относится к ней как к служению, а у служения имеются
свои пределы.  Тиран,  напротив,  стремится  к  господству,  не  может  им
насытиться и неукротимо рвется приумножать его.
     "...за детей неразумных", - тянуло свое пламя.
     - Да, - кивнул Франклин, протирая очки.  -  И  все  же  я  верю,  что
некоторые новшества способны помочь. К примеру, правильно поданные мифы. И
потом, уж если Господь вознамерился принести  кого-то  в  жертву...  -  Он
потянулся за ферзем, немного поколебался  и  перенес  хрупкую  фигурку  из
слоновой кости через всю доску, почти вплотную к раскаленной решетке.
     Гордону хотелось крикнуть,  предупредить.  Ферзь  оказался  в  крайне
опасном положении: рядом не было даже пешек, чтобы его защитить.
     Его страхи быстро оправдались: мгновение -  и  там,  где  только  что
стоял белый ферзь, уже возвышался, попирая кучку пепла, черный король.
     - Боже, нет! - застонал Гордон. Даже во сне, охваченный горячкой,  он
знал, что происходит и что символизируют эти события.
     "Кто возьмет на себя ответственность?"  -  снова  потребовала  ответа
печь.
     Франклин ничего не сказал, а только еще глубже  откинулся  в  кресле.
Потом кресло заскрипело: шахматист обернулся.  Он  смотрел  на  Гордона  в
упор.
     - И ты?! - содрогнулся Гордон. - Чего вы все хотите от меня?
     Красная рябь пламени. Улыбка Франклина.


     Очнувшись, он беспокойно заворочался. Но тут над ним склонился Джонни
Стивенс.
     - Гордон, взгляни-ка! - зашептал  Джонни.  -  Что  это  там  с  нашей
охраной?
     Гордон сел, протирая глаза.
     - Где?
     Пришлось  перебираться  к  восточной  стене  сарая,  ближе  к  двери.
Привыкнув к лунному свету, Гордон разглядел  двоих  холнистов,  охранявших
сарай.
     Один лежал у скамьи  с  широко  разинутым  ртом,  уставившись  пустым
взглядом в облака. Другой еще цеплялся за жизнь: он елозил руками по земле
и пытался подползти  к  своей  винтовке.  В  одной  руке  он  сжимал  нож,
поблескивающий в пламени затухающего костра.  У  его  коленей  валялась  в
бурой лужице пивная кружка.
     Еще несколько секунд - и второй часовой тоже уронил  голову,  немного
подергался и застыл.
     Гордон и Джонни переглянулись  и,  не  сговариваясь,  попробовали  на
прочность дверь. Замок оказался на месте. Джонни  просунул  руку  в  самую
большую щель в стене, надеясь  уценить  охранника  за  форму  и  подтащить
поближе.
     - Вот бы достать ключи! Черт, слишком далеко...
     Гордон налег на дверь. Сарай казался настолько шатким, что его вполне
можно было бы разобрать по ласточкам. Однако ржавые  гвозди  издали  такой
отчаянный скрип, что у него волосы зашевелились на голове.
     - Что предпримем? - спросил Джонни. - Если дружно подналечь, то можно
вырваться. Потом к реке, в каноэ...
     - Тес! - одернул его Гордон. В  темноте  кто-то  двигался.  Маленькая
фигурка перебегала от дерева к дереву, приближаясь к застывшим часовым.
     - Это  она!  -  прошептал  Джонни.  Гордон  тоже  узнал  темноволосую
служанку, ту самую, что сделала трогательную приписку к посланию Дэны.  Он
наблюдал, как она, превозмогая страх, заставила себя наклониться сначала к
одному, потом ко второму часовому, проверяя, дышат ли они.
     Женщина дрожала всем телом и жалобно скулила, пока искала на поясе  у
одного из них ключи: для этого ей пришлось дотронуться до мерзких трофеев.
Наконец она завладела побрякивающей связкой.
     Последовала возня с  замком,  во  время  которой  все  трое  едва  не
лишились чувств  -  так  он  скрипел.  Потом  дверь  отворилась,  выпуская
пленников. Первым делом они обшарили тела часовых,  завладели  их  ножами,
патронами, винтовками; потом оттащили тела в сарай  и  снова  повесили  на
дверь замок.
     - Как твое имя? - спросил  Гордон  съежившуюся  от  страха  служанку,
опускаясь рядом с  ней  на  колени.  Не  открывая  глаз,  она  еле  слышно
ответила:
     - Хетер...
     - Почему ты помогла нам, Хетер?
     Она распахнула изумрудно-зеленые глаза.
     - Ваша... ваша женщина писала... -  Она  сделала  над  собой  усилие,
чтобы не потерять голос. - Я не верила рассказам старух о  прежней  жизни.
Но потом пленные стали говорить о том, как живется у них на севере. А  тут
еще вы... Вы не станете сильно бить меня за то, что я прочла ваше письмо?
     Она опять съежилась, когда Гордон протянул руку, чтобы  погладить  ее
по щеке. Нежность была ей совершенно неведома. Он  мог  бы  наговорить  ей
кучу утешительных слов, но прибег  к  простейшим,  которые  она  наверняка
поймет:
     - Я вообще не стану тебя бить. Никогда.
     Рядом возник Джонни.
     - Гордон, каноэ стережет всего один человек. Кажется, я знаю,  как  к
нему подобраться. Какой бы он ни был бестией, нам на руку то, что он ни  о
чем не подозревает. Мы зайдем сзади и...
     Гордон кивнул.
     - Только нам придется взять с собой и ее.
     Джонни разрывался между состраданием и  практическими  соображениями.
Несомненно, он считал своим первейшим долгом спасти Гордона.
     - Но...
     - Они поймут,  кто  отравил  часовых.  Если  она  останется,  они  ее
распнут.
     Джонни недолго колебался; сомнения его были  разрешены,  и  он  опять
рвался в бой.
     - О'кей. Тогда побудем медлить.
     Но Хетер удержала Гордона за рукав.
     - У меня есть подруга, - сказала она и помахала кому-то в темноте.
     Из тени деревьев выступила стройная фигура в брюках  и  в  рубахе  на
несколько размеров больше, чем нужно, перехваченной широким ремнем. Даже в
этом одеянии ее было нетрудно узнать.  Любовница  Чарлза  Безоара  собрала
свои светлые волосы в узел  на  затылке;  в  руках  она  держала  какой-то
сверток. Она нервничала еще больше, чем Хетер.
     Гордон понимал: ей есть что терять. То, что-она  решилась  довериться
двум  сомнительным  чужакам  с  неведомого  севера,  свидетельствовало  об
отчаянии.
     - Ее зовут Марси, - сказала Хетер. - Мы сомневались, возьмете  ли  вы
нас с собой, поэтому она прихватила кое-что для вас.
     Марси развернула трясущимися руками черный брезент.
     - В-ваша п-почта... - проговорила она и осторожно  протянула  Гордону
письма, не смея больше держать в руках такое богатство.
     Гордон едва не расхохотался, увидев эту  кипу  мусора,  однако  сразу
посерьезнел, обнаружив тут же черную тетрадку.  Он  заморгал,  представляя
себе, на какой риск она пошла, чтобы добыть дневник.
     - Ладно, -  сказал  ой,  забирая  сверток  и  снова  перетягивая  его
веревкой. - Не отставайте и  не  шумите.  Когда  я  махну  -  вот  так,  -
пригнитесь и дожидайтесь нас.
     Женщины молча кивнули. Гордон собирался спускаться к реке первым,  но
Джонни успел его опередить.
     "Ладно, не спорь, - велел Гордон  самому  себе.  -  Парень  действует
правильно, черт его побери!"
     Чувство свободы было восхитительным. Но, как всегда, его  сопровождал
проклятый Долг.
     Ненавидя себя за то, что снова приходится играть роль важной персоны,
он пригнулся и побежал за Джонни, показывая женщинам дорогу к каноэ.



                                    15

     Выбирать направление движения не приходилось.  С  наступлением  весны
река Рог превратилась в неукротимый поток. Оставалось только  отдаться  на
волю течения и уповать на удачу.
     Джонни был горд успешным нападением на часового. Тот  оглянулся  лишь
тогда, когда Джонни осталось сделать последние два шага, и почти не оказал
сопротивления; юноша набросился на него и прикончил  тремя  ударами  ножа.
Молодого  выходца  из  Коттедж-Гроув  переполняло   сознание   собственной
доблести, поэтому он старался не ударить  в  грязь  лицом,  когда  помогал
женщинам переходить в лодку и выгребал на середину реки.
     У Гордона не  хватило  духу  раскрыть  парню  глаза:  он  видел  лицо
убитого, когда они раскачивали труп, чтобы бросить  его  в  реку.  Бедняга
Роджер Септен казался удивленным и даже обиженным - супермену-холнисту  не
полагалось умирать с таким выражением на лице.
     Гордон  припомнил,  как  впервые  в  жизни  стрелял  в  грабителей  и
поджигателей почти  два  десятилетия  тому  назад,  когда  еще  было  кому
отдавать  приказы  и  кому  подчиняться  им,  -  до  того,  как  ополчение
распалось, растворившись в толпах бунтующих, на усмирение которых  и  было
брошено. Первое убийство не вызвало в нем гордости: ночью он плакал, горюя
о загубленных душах.
     Но  теперь  настали  иные  времена,  и  убить   холниста   считалось,
безусловно, благим делом.
     Прежде чем отчалить, они  продырявили  все  остальные  каноэ.  Каждое
мгновение  задержки  грозило  бедой,  но  необходимо  было  избавиться  от
преследования. Кроме того, первое поручение наполнило женщин гордостью,  и
они взялись за него с энтузиазмом. С каждым пробитым днищем их  пугливость
убывала на глазах.
     Женщины устроились в центре  каноэ,  и  Гордон  с  Джонни  заработали
веслами, еще не зная толком, как лучше управляться с этой посудиной.  Луна
ныряла за тучи и снова выныривала в едином ритме со взмахами их весел.
     Совсем неподалеку беглецов  подкарауливали  первые  пороги-Здесь  уже
было не до экспериментов с веслами: их несло в водяной  пыли  то  на  один
страшный камень, то на другой. В горах  началось  таяние  снегов,  и  река
вздулась от ежесекундно пребывающей воды. В ушах стоял оглушительный  рев,
лунный свет вяз в мириадах брызг.  С  потоком  невозможно  было  бороться;
оставалось одно - увертываться от преград и почти  что  ощупью  направлять
хрупкую скорлупку в безопасное место.
     Видя, что их выносит  на  более  спокойный  участок,  Гордон,  снимая
напряже