рил  слова  одного  коллеги,
имевшего какие-то дела со спецслужбами: "Я скорее поверю Иуде Искариоту, чем
фэбээровцу".
   На  самом  деле  после  визита  агента  Гроссман  проникся   неподдельным
интересом к письму "центаврийцев", перечитал его несколько раз  и  задумался
над проблемой, где  искать  информацию.  Ясно  было,  что  Пентагон  никаких
сведений не даст и НАСА,  скорее  всего,  тоже.  И  бесчисленные  знакомства
Гроссмана тут вряд ли помогут - даже  по  большой  дружбе  никто  не  станет
открывать журналисту государственные секреты.
   Правда, у журналиста в демократической стране есть  другая  замечательная
привилегия. Если к  нему  попал  государственный  секрет,  то  он  не  несет
ответственности за его  разглашение  в  публикации  или  эфирном  сообщении.
Удивительно, но в Соединенных Штатах нет комитета по охране  государственных
тайн в печати. В нынешней России его тоже, слава богу, больше нет, однако  у
российских властей тем не  менее  остается  масса  других  способов  закрыть
журналисту рот.  От  мягкого  предупреждения  по  телефону  и  до  взрыва  в
служебном  кабинете  включительно.   У   американских   же   властей   таких
инструментов влияния нет. Государственные тайны должны хранить люди, которым
эти тайны доверили, взяв с них подписку о неразглашении, а  уж  если  что-то
уплыло в руки репортеров, то пусть секретоносители кусают локти. Народ имеет
право на информацию.
   А между тем государственные тайны с завидной (или незавидной - это уж как
посмотреть) регулярностью  уплывают  из  рук  государственных  чиновников  и
попадают к журналистам, порождая скандалы, в результате которых  лопаются  с
большим шумом карьеры не только этих чиновников, но и многих других,  в  том
числе стоящих гораздо  выше  в  табели  о  рангах.  По  этой  причине  любая
бюрократия очень боится свободной  прессы  и  втайне  ненавидит  ее.  Однако
демократические страны.., тем и отличаются от  тоталитарных,  что  в  первых
бюрократия может сколько угодно ненавидеть прессу, но руки у нее коротки эту
прессу приструнить. А  следовательно,  любые  злоупотребления  власти,  даже
скрытые под грифами самой строгой секретности, имеют шанс в один  прекрасный
день всплыть на первой полосе газеты "Нью-Йорк  тайме"  или  в  теленовостях
корпорации CNN.
   Впрочем, речи о  злоупотреблениях  пока  не  шло.  Хранить  существование
спутника в тайне власти могли на совершенно законных основаниях.
   Другое  дело,  если  действительно   произошла   катастрофа,   угрожающая
благополучию  множества  людей.  В  этом  случае  секретность  может  только
повредить.
   Представьте  себе:  поблизости  от  большого  города  вот-вот   взорвется
огромный ядерный реактор.  Власти  об  этом  знают,  но  из  каких-то  своих
соображений  держат  происходящее  в  секрете.  И  вдруг  об  угрозе  взрыва
становится известно журналисту. Что он  будет  делать?  Если  это  настоящий
журналист, то на этот вопрос для него существует только один ответ:  мчаться
сломя голову в редакцию, чтобы оповестить население об опасности.
   И даже если потом окажется, что угроза была не так уж и велика  и  власти
со своей точки зрения были правы, не  желая  сеять  панику  раньше  времени,
журналиста никто не осудит. Это его работа.
   Правда, журналист должен быть уверен в том, что  информация,  которую  он
публикует, хотя бы  отчасти  соответствует  действительности.  Особенно  это
важно, если материал затрагивает интересы сильных мира  сего.  Пресса  может
при  случае  опубликовать  секретную  информацию,   но   ей   не   позволено
распространять откровенную ложь.
   Поэтому информация из письма  "обитателей  планеты  Альфа  Центавра  VII"
нуждалась в проверке. Конечно, менее солидная компания могла бы выпустить  в
эфир само письмо с комментарием типа: "Мы пока не  знаем,  можно  ли  верить
этому посланию, но считаем нужным довести его до  вашего  сведения",  однако
редактор службы новостей CNN отказался сделать это, заявив Гроссману так:  -
Скорее всего, это липа, и мы с нею выставим себя на посмешище.  Интерес  ФБР
ничего не доказывает. Я не  представляю  себе,  как  можно  украсть  военный
спутник. На это способно только государство, равное по  мощности  нашему,  а
письмо больше напоминает детский лепет, чем послание сверхдержавы.
   - А если все-таки не липа? - попытался возразить Гроссман.
   - Тогда нам нужны железные доказательства. Такие, чтобы Пентагону было не
на чем нас поймать. Когда у тебя будет такая информация, милости прошу прямо
в эфир.
   - Мне понадобятся люди.
   - Даже не надейся. Когда будет что снимать,  можешь  взять  оператора.  А
пока выкручивайся как знаешь.
   Отлично понимая, что в одиночку он никакой информации добыть  не  сможет,
Гроссман решил действовать по принципу: "Одна голова хорошо, а чем больше  -
тем лучше" - и прикинул в уме, кому из знакомых журналистов он может в связи
с этим позвонить. Потом подвинул к себе телефон и набрал номер Алекса Пайна,
"вольного стрелка", работающего в основном  на  солидные  газеты  Восточного
побережья.
   Здесь был тонкий расчет. С одной стороны, Пайн вращался в  кругах  власть
имущих, чем Гроссман, по большому счету, похвастать не мог, поскольку больше
тяготел к криминальным  темам  и  "обслуживанию"  всякого  рода  кризисов  и
катастроф. А с другой стороны, Алекс не  был  прямым  конкурентом  Джека.  У
газет и телевидения разные функции, так что газетчик и  телерепортер  вполне
могут работать в одной упряжке, не опасаясь, что в результате будет  нанесен
ущерб конторе одного из них.
   - Привет, Эл! Давно не виделись, - сказал Гроссман, когда Алекс Пайн взял
трубку. - Как Нэнси, как дети?
   - Нормально, - ответил Пайн. - Ты по делу или так, поболтать?
   - А как ты думаешь?
   - Значит, по делу. Ну и зачем на этот раз старик Пайн понадобился  Лучшей
В Мире Службе Теленовостей?
   - Понимаешь, пришло тут к нам по электронной почте одно странное  письмо.
Будто бы какие-то инопланетяне похитили наш военный  спутник  под  названием
"Янг Игл" и собираются с его помощью вывести Пентагон на чистую воду.
   - Ну и что? Когда я работал в "Нью-Йорк  тайме",  нам  позвонил  какой-то
парень и сказал, что он украл статую Свободы. Так я даже в окно не выглянул,
чтобы убедиться, что он врет.
   - Так-то оно так. Только я все-таки позвонил в пресс-службу  Пентагона  и
спросил, знают  ли  они  что-нибудь  об  этом  спутнике.  Они,  естественно,
ответили, что не в курсе, но  потом  ко  мне  заявился  фэбээровец  и  начал
расспрашивать, откуда я узнал про "Янг Игл", кому еще про это говорил и  что
об этом думаю. Я, конечно, отгавкался, но, думаю, дело тут нечисто.
   - А чем он объяснил свой интерес?
   - Якобы это кодовое имя какого-то цээрушника на Востоке. Я в такие  байки
не верю с детства.
   - Да, интересная история. И что ты думаешь делать?
   - Хочу посоветоваться с тобой.
   - За советы я деньги беру.
   - Эл, так нечестно. Если бы не я, то письмо так и осталось бы в  корзине.
А тут такая сенсация наклевывается - на всех хватит.
   - Предлагаешь работать вместе?
   - Предлагаю. Давай так. Мы  вдвоем  попробуем  собрать  хотя  бы  минимум
доказательств и одновременно публикуем их - я  в  новостях,  а  ты  в  любой
газете на выбор. А потом посмотрим, стоит ли копать дальше.
   - Ладно. Давай попробуем. И что я, по-твоему, должен делать?
   - Я слышал, у тебя на крючке большие рыбы. Может, спросить у них?
   - Идея хорошая. Вот только рыбы по природе своей молчаливы.
   - Эл, я ведь знаю тебя очень давно.  Ты  можешь  взять  интервью  даже  у
акулы-людоеда.
   - Джек, иммунитет к грубой лести у меня выработался  еще  в  те  времена,
когда ты сосал мамину грудь.
   - И тем не менее.
   - Что ж,  других  вариантов  все  равно  нет.  Хорошо,  я  поспрашиваю  у
акул-людоедов.

   22

   Сенсимилья в моей голове
   Превратилась в огромный флаг,
   Я живу в самой лучшей стране,
   Где каждый третий - враг.
   Чиж

 - Ну, что там с этим Лемье? Нашли его? - раздраженно спросил генерал Дуглас, когда к нему подошел морской офицер, который выглядел белой вороной среди снующих туда-сюда сержантов, офицеров и генералов ВВС.
   -  Пока  нет,  сэр,  -  ответил  мореман,  протягивая  генералу  какие-то
компьютерные распечатки.
   Это были текущие сообщения спасателей, их мнение об обстановке  в  районе
поиска,  сводки  погоды  и  некоторые  выводы,  один  из   которых   гласил:
вероятность спасения профессора Лемье составляет менее 50 процентов. Буря  и
не думает утихать, и нет никаких гарантий, что профессор сумел забраться  на
плотик, а в спасательном жилете  у  него  нет  никаких  шансов  выжить.  Так
называемый индекс выживания, по которому  оценивается  способность  человека
уцелеть в экстремальных условиях, был у профессора Лемье крайне низок.
   - Черт побери! - в который уже  раз  воскликнул  Дуглас  и  обратил  свой
мечущий молнии взор на полковника Ричардсона. - Полковник, неужели  во  всей
вашей банде не найдется человека, который  способен  заменить  этого  Лемье?
Почему вы так уверены, что только он один может найти этот чертов спутник?!
   - Потому что он - гений, а остальные - нет.
   - Но у него же есть помощники, которые в курсе всех секретов этой машины.
Разве нет?
   - Разумеется, сэр. И они с самого начала сидят за компьютерами и пытаются
что-нибудь сделать. Но пока ничего не выходит.
   - А у Лемье выйдет?
   - Ничего не могу гарантировать, генерал. Все наши предварительные расчеты
надежности пошли насмарку. Я  уже  говорил:  то,  что  произошло,  не  могло
произойти ни при каких условиях. Похоже,  применен  совершенно  новый  метод
взламывания кодов, и он опасен не только для нашего проекта, но и  для  всех
компьютерных систем вообще.
   - Это меня не волнует. О вашем проекте можете забыть, а с опасностью  для
компьютерных систем разберутся  без  вас.  Меня  интересует,  каким  методом
вернуть "Янг Игла" на землю или  уничтожить  его  в  космосе.  А  также  как
пресечь утечку информации. Я хотел бы поговорить с помощниками профессора.
   Последние  фразы  генерал  произнес  с  нескрываемым  сарказмом,  как  бы
пародируя интеллигентную манеру речи полковника Ричардсона. Полковник сделал
вид, что не понял этого, и повел генерала в технический центр, где  вот  уже
много часов подряд  пытались  найти  решение  проблемы  инженеры  из  группы
профессора Лемье.
   Они прибыли на авиабазу недавно, через несколько часов  после  того,  как
поступил приказ  собрать  в  одном  месте  всех  задействованных  в  проекте
"Орлиное гнездо". Распоряжение  это  было  отдано  в  горячке  первых  часов
чрезвычайного происшествия, и его вряд ли можно  было  назвать  разумным.  В
секретном центре во Флориде, где велась разработка спутника, инженеры  имели
все условия  для  работы,  а  здесь  был  лишь  Центр  управления  полетами,
совершенно  неприспособленный  для  инженерно-конструкторских  и  экспертных
работ.
   Впрочем, в наше время условия  работы  по  большому  счету  нивелируются.
Главным инструментом стал компьютер,  который  много  места  не  занимает  и
никаких особых условий не требует. Беда была только в том, что новоприбывшим
специалистам не хватало рабочих  мест,  но  и  из  этого  положения  нашелся
какой-никакой выход. Технический центр был битком набит, инженеры сидели  за
столами, на стульях и даже на  полу.  Многие  были  в  наушниках,  чтобы  не
слышать окружающего шума, и у  большинства  на  коленях  лежали  ноутбуки  -
блокнотные компьютеры, занимающие совсем мало места. Некий обладатель облика
старого хиппи разлегся на полу в проходе и тоже тыкал пальцами в клавиши. На
дисплее его ноутбука сменяли друг  друга  изображения  спутниковых  орбит  и
мелькали какие-то формулы, но в правом  верхнем  углу  красовался  маленький
портрет какого-то чернокожего с нимбом вокруг головы. С  удивлением  генерал
Дуглас  узнал  в  чернокожем  бывшего  императора  Эфиопии  Хайле  Селассие.
Переступая через него (специалиста, а не  императора),  генерал  понял,  что
профессор Лемье не только сам лишен  всякого  понятия  о  дисциплине,  но  и
сотрудников в свою группу подбирал  по  собственному  образу  и  подобию.  В
раздражении генерал чуть не сплюнул прямо на голову престарелого  растамана,
но все-таки удержался. Он с детства был приучен к  дисциплине  и  не  привык
плеваться где попало.
   Генерал сразу понял, что здесь ему ни с кем побеседовать  не  удастся,  и
предъявил  очередную  претензию  полковнику  Ричардсону:  -  Вы   что,   все
издеваетесь надо мной? Это называется работа? Вы хотите сказать, что спутник
делали эти волосатые идиоты, которые теперь пытаются вернуть его на землю?
   - Именно так, сэр. "Янг Игл"  делали  эти  самые  люди  под  руководством
профессора Лемье.
   - Тогда мне все понятно! Понятно, почему потерялся спутник и  почему  его
никак не могут найти! Не удивлюсь, если  это  они  его  и  украли.  Мне  все
понятно, кроме одного: когда этих  шизофреников  и  наркоманов  нанимали  на
работу, вы что, не понимали,  что  это  такое??  Это  же  банда  террористов
вперемешку с сумасшедшими и гомиками.
   - Сэр, в группе профессора Лемье нет ни  одного  шизофреника,  ни  одного
наркомана и ни одного  террориста.  Самое  большее,  в  чем  можно  обвинить
некоторых из них, - это уклонение от службы во Вьетнаме. Но этот грех,  если
вы помните, имел даже предыдущий президент Соединенных Штатов.
   Генерал открыл рот, чтобы выложить  все,  что  у  него  накипело,  однако
Ричардсон, оказывается, еще не закончил свою речь.
   - Смею напомнить, сэр, что дискриминация при приеме на работу по признаку
расы, пола, возраста, вероисповедания, членства в общественных  организациях
и образа жизни в нашей стране запрещена. Профессор  Лемье  захотел  иметь  в
подчинении именно этих людей, и мы их  наняли.  Все  они  прошли  надлежащую
проверку, и нет никаких оснований подозревать их...
   - У меня есть основания подозревать всех, - жестко перебил его генерал. -
В том числе вас!
   Выкрикнув это, Дуглас  развернулся  и  пошел  прочь  по  коридору.  Потом
все-таки замедлил шаг, обернулся и приказал: - Предводителя этой банды -  ко
мне в кабинет.

   23

   Сначала Яша Альтман уехал из Советского Союза в Израиль. Это  было  очень
давно и довольно-таки неправда, - по крайней мере, Яша  даже  по  пьянке  не
желал вспоминать о мытарствах, которые ему пришлось  претерпеть  ради  этого
выезда. Во всяком случае, с любимой женой ему пришлось развестись,  ибо  она
была воспитана в  семье  убежденных  на  все  времена  коммунистов,  которые
каким-то образом и  ее  убедили  в  неизбежном  скором  пришествии  светлого
будущего в отдельно взятой стране, именуемой отнюдь не  Израилем,  а  совсем
даже наоборот - Советским Союзом. Вместе с женой  ему  пришлось  оставить  в
Союзе годовалого сына, что обошлось ему в несколько  лишних  взяток.  Благо,
был  Яша  серьезным  торговым  работником  и  деньги  имел  немалые.  И  что
характерно  -  верящая  в  светлое  будущее  жена  не  имела  ничего  против
мелкобуржуазной деятельности мужа, благодаря которой она крайне редко стояла
в очередях, а о  том,  что  в  стране  свирепствует  дефицит,  знала  только
понаслышке.
   Сумма отступного, которое Яша отвалил жене в обмен на справку, что она не
имеет к нему претензий, осталась тайной. Однако известно, что в Израиль  Яша
приехал уже не таким богатым, каким был на доисторической Родине.
   Назвать  Страну  Советов  "доисторической  родиной"  Яша  умудрился,  еще
находясь в этой самой стране и вдобавок при свидетелях,  в  результате  чего
вместо Израиля чуть было не отправился в места гораздо менее отдаленные.  Но
деньги еще оставались, а  время  было  брежневское,  разрядка  международной
напряженности и всякие такие дела - так что конфликт  быстро  разрешился  ко
всеобщему удовольствию.
   Сын его между тем обнаружил задатки вундеркинда. В три года  он  научился
читать, в пять шпарил наизусть таблицу умножения, в десять  мог  без  всякой
схемы собрать работающий телевизор, а в шестнадцать научился программировать
- в тот год в их школе  как  раз  появился  компьютерный  класс,  оснащенный
машинами отечественного образца, назвать  которые  компьютерами  мог  только
человек, никогда в жизни настоящего компьютера не видевший.
   Через  семнадцать  лет  после  отъезда  дорогого  папочки  сын-вундеркинд
получил возможность поехать в упомянутый выше  Израиль,  с  мамой  более  не
советуясь. Однако не захотел. Во-первых, очень уж он любил свою родительницу
и не желал портить ей карьеру на партийном поприще (а была его  мама,  между
прочим, членом Ленинградского горкома  КПРФ).  Но  главное  было  во-вторых.
Насколько знал Виктор, за границей любому человеку - даже гению - необходимо
вкалывать до седьмого пота, чтобы зарабатывать хорошие деньги, без которых в
этой загранице не жизнь, а одно мучение. А работать Виктор не любил. Он  мог
просиживать за компьютером сутками, забывая о сне и еде -  но  это  была  не
работа, а удовольствие, за которое денег не платят.
   Вернее, не платили до поры до времени.
   А потом на горизонте появился Гриша Монахов. Он был совладельцем какой-то
оптовой фирмы, все время пребывающей на грани банкротства и все же  сумевшей
изыскать средства на покупку новых компьютеров.  А  Витя  Альтман  время  от
времени по газетным объявлениям налаживал компьютеры за деньги. Потом Виктор
взялся обучить Гришу разным  компьютерным  премудростям,  а  Гриша,  в  свою
очередь, помог Вите лишиться  девственности,  убедив  одну  знакомую  с  ним
переспать - и в конце концов парни подружились.
   Через Гришу Виктор познакомился с Максом, который заразил его убеждением,
что отнять у богатых небольшую часть их богатства - не грех, а  справедливое
перераспределение  благ.  Техническая  сторона  дела  серьезных  проблем  не
представляла. Изобретенный Виктором метод взламывания компьютерных кодов был
столь прост и безотказен, что сам автор порой искренне  изумлялся  -  почему
никто не додумался до этого раньше него.
   Но на то Виктор и  был  гением,  чтобы  совершать  открытия,  недоступные
простым смертным.
   И Виктор на пару с Игорьком Демидовым взялись за  дело,  то  есть  начали
раскалывать зарубежные банковские счета и отечественные кредитные  карточки.
Сильно, однако, не зарывались - во-первых,  Макс  со  своих  позиций  то  ли
анархиста, то ли радикал-социалиста категорически отрицал богатство, и, если
бы кто-то захотел использовать общественный канал экспроприации для  личного
обогащения, группа развалилась бы тотчас же. Но еще  большее  значение  имел
другой аргумент, высказанный бывалым  моряком  Славой:  -  Жадность  фраеров
губит.
   В результате после бурных споров молодые люди  установили  себе  оклад  -
полтора миллиона рублей в месяц плюс ссуды на неотложные нужды.
   Не слишком преуспевающий бизнесмен Монахов своею неотложной нуждой считал
покупку машины и квартиры, но остальные не проявляли солидарности  с  ним  в
этом вопросе. То есть машину и квартиру они тоже хотели купить,  но  не  для
Монахова, а для всех вместе. Между  тем  Гриша  считал,  что  группа  должна
приобрести машину лично ему, поскольку часть денег, вырученных за его старый
"Москвич", проданный в период очередного  банкротства  фирмы  "Димитрий  I",
ушла на первоначальное оснащение базы в Дедове.
   Претензии Монахова, однако, не выдерживали никакой  критики,  ибо  с  тех
пор, как Виктор  и  Игорек  взялись  потрошить  банки,  фирма  "Димитрий  I"
оставалась  на  плаву  исключительно  благодаря  их  таланту.  Именно   туда
вбухивалась основная часть добываемых денег, а  смысл  состоял  в  том,  что
фирма была хорошей крышей для  финансовых  операций.  Украденные  из  банков
деньги Виктор оформлял в качестве платежа "Димитрию", и с  этих  сумм  фирма
даже платила налоги.
   Кроме того, много денег уходило на дооборудование базы и обеспечение всех
членов  группы  над