(число   которых   на   базе
катастрофически  увеличивалось  с  каждым  часом  и   которые   понимали   в
происходящем еще  меньше)  только  усугубляли  неразбериху,  довершая  своей
кипучей деятельностью картину окончательного и всеобщего помешательства.
   В дополнение ко  всему  задерживался  профессор  Лемье.  Самолет  его  из
Гонолулу вылетел, но где-то над океаном попал в полосу  ураганного  ветра  и
грозового фронта и был вынужден отвернуть. Так что  полет  продлится  лишние
полтора часа, а может, и больше. Вообще-то можно было бы и не сворачивать  -
вероятность аварии лайнера даже в такой ураган крайне незначительна,  однако
экипаж особо предупредили, что если они разобьются с профессором  на  борту,
то начальство обязательно снимет  им  голову.  И,  хотя  перспектива  такого
исхода была невероятной вдвойне, пилоты решили перестраховаться.
   Генерал Дуглас рвал  и  метал.  Нижестоящее  начальство  отыгрывалось  на
подчиненных. Подчиненные пытались работать, но как раз этого  им  делать  не
давали. Даже  после  того  как  майор  Стивене,  наплевав  на  субординацию,
вытолкал из диспетчерской какого-то полковника и наорал на  него,  как  злой
папаша на провинившегося мальчишку, туда  продолжали  заходить  посторонние,
которые пытались вмешиваться в процессы, сущности коих не понимали и  понять
не могли. Впрочем, законные обитатели диспетчерской тоже ничего не понимали,
так что разницы не было никакой.
   Попутно все,  от  сержантов  до  полковников  включительно,  прощались  с
карьерой и гадали, что теперь с  ними  будет  -  увольнение  с  позором  или
перевод в какую-нибудь гнусную дыру на другом конце планеты. Все это тоже не
добавляло энтузиазма, и полковник Ричардсон осторожно  предупредил  генерала
Дугласа, что если безумие, охватившее авиабазу, будет  продолжаться  дальше,
то у злополучного спутника в конце концов окончательно  съедет  крыша  и  он
упадет своим хозяевам прямо на голову.
   - Ничего, тут глубоко, нас не достанет, -  ответил  генерал,  после  чего
Ричардсон решил, что и этого всеобщее помешательство не обошло  стороной.  А
генерал на полном серьезе добавил: - Вот если он упадет на Бродвей  -  тогда
да...
   "А еще лучше - на Вашингтон. Где-нибудь поближе к Пентагону", - в сердцах
подумал полковники покинул отведенный генералу кабинет.
   Но это были еще цветочки. Ягодки с  семечками  начались  позже,  когда  в
комнату генерала ворвался белый как мел связист и, с трудом  удерживаясь  от
истерики, выпалил: - Сэр, из летной диспетчерской сообщили: борт-39 передает
"Мэйдей"!
   - Кто передает "Мэйдей"? - болезненным голосом переспросил Дуглас.
   - Борт-39, - ответил связист. - На нем летит профессор Лемье.
   - Что на этот раз? - все  так  же  болезненно  и  неестественно  спокойно
поинтересовался генерал. - Русские ракеты  или  китайские  истребители?  Или
профессор все-таки вывалился из самолета?
   - Я... Я не знаю, сэр, - испуганно пробормотал связист.
   - Так узнайте! - заорал Дуглас так, что молодой человек в  военной  форме
отшатнулся назад, а адъютант генерала в тревоге заглянул в кабинет.

   7

   Говорят, что современный воздушный транспорт безопаснее  любого  другого,
включая железнодорожный, автомобильный и морской. Правда, когда  телевидение
передает репортаж с места очередной авиакатастрофы, многие начинают  в  этом
сомневаться.  Есть  во  всем  этом  особый  психологический  момент.   Когда
происходит крушение поезда, кроме  кучи  трупов  из-под  обломков  извлекают
обычно еще и массу раненых, а также  нескольких  везунчиков,  не  получивших
даже царапины. То же бывает, когда автобус врезается в столб  или  в  океане
тонет круизный лайнер. Случаи же,  когда  кто-нибудь  ухитряется  уцелеть  в
разбившемся самолете, крайне редки.
   Оттого, наверное, поездам доверяют практически  все  люди,  самолетов  же
многие не любят, а некоторые вообще отказываются на них летать.
   Профессор Лемье был из тех людей, которые летать не  отказываются  -  это
повредило бы бизнесу, - однако очень боятся. Привычка притупляет  страх,  но
не уничтожает его совсем. Поэтому весь путь от Гавайев до  144-го  меридиана
профессор был бледен и малоразговорчив, у  него  тряслись  поджилки  и  сами
собой  закрывались  глаза.  Ну,  а  когда  внизу,  там,  где  черной  стеной
громоздились облака, засверкали молнии, Лемье вообще впал в тихую панику.
   Уходя из зоны урагана, самолет отвернул влево и вверх, но грозовой  фронт
словно гнался за ним, не отпуская далеко от себя.
   А в довершение всего на пересечении  144-го  меридиана  с  33-й  северной
параллелью в салоне самолета появилась шаровая молния.
   - Э-э-э... - тупо сказал один из офицеров группы сопровождения, показывая
на неподвижную молнию дрожащим пальцем.
   - Никому  не  двигаться,  -  страшным  шепотом  приказал  другой  офицер,
сумевший сохранить присутствие духа.
   - А-а-а-а-а!!! - заорал профессор Лемье,  который  хорошо  знал,  на  что
способны шаровые молнии, хотя до сих пор не видел своими глазами ни одной.
   Он тотчас нарушил приказ офицера и стал двигаться очень быстро, в  полном
противоречии с  логикой  пытаясь  удрать  от  молнии  с  криками  наподобие:
"Остановите самолет! Я сойду!"
   Никто не знает, откуда берутся шаровые молнии вообще, и никто  не  понял,
откуда взялась эта. Пилоты не могли припомнить ни  одного  случая  появления
шаровой молнии в самолете. Но вот она появилась, и профессор  Лемье  стал  с
дикими воплями бегать от нее по салону. Часть  сопровождающих  лиц  пыталась
его остановить, а другая часть замерла в своих креслах.  Некоторые  попадали
на пол.
   Молния  тем  временем  вела  себя  подобно   живому   существу,   которое
вознамерилось во что бы то ни стало угробить профессора.  Но  Лемье  проявил
столь сверхчеловеческую прыть, что молния в конце концов не сумела вписаться
в очередной поворот.
   Ни к  чему  хорошему  это  не  привело.  Молния  с  чудовищной  скоростью
врезалась в стенку фюзеляжа, разорвала  сеть  проводов  в  промежутке  между
внутренней и  внешней  обшивкой  и,  разгерметизировав  корпус,  умчалась  в
пространство.
   На  приборной  доске  в  кабине  замигала  красная  панель   с   надписью
"Разгерметизация". Доведенными  до  автоматизма  движениями  все  три  члена
экипажа мгновенно натянули  на  себя  кислородные  маски.  Хорошо  обученные
военные в салоне сделали то  же  самое,  но  несколько  человек,  включая  и
профессора Лемье, замешкались.
   Переведя самолет в крутое пике, командир  экипажа  закричал  в  микрофон,
встроенный в кислородную маску: -  Мэйдей!  Мэйдей!  Мэйдей!  Борт-39  всем,
всем, всем! У нас разгерметизация, пикируем до трех тысяч  футов,  под  нами
грозовой фронт, положение критическое.
   Второй пилот в это  время  отдавал  приказания  по  внутренней  связи:  -
Кто-нибудь, помогите профессору! Посмотрите, надел ли он маску.
   Второй пилот недолюбливал штатских, но прекрасно понимал, что  сейчас  на
борту-39 нет более ценного пассажира.
   Сразу несколько военных  бросились  помогать  профессору,  уже  успевшему
потерять сознание. На него  надели  маску  с  переносным  баллоном,  но  тут
началась другая напасть. Самолет вошел в грозу,  и  его  стало  немилосердно
трясти. Между тем пробоина в борту нарушила не только  герметичность,  но  и
прочность корпуса.
   Она находилась в непосредственной близости от левого крыла и  расширялась
на глазах.
   Бортинженер, который вышел  в  салон  на  разведку,  как  только  самолет
закончил снижение, вернулся с недобрыми вестями: - С такими повреждениями мы
не дотянем до Фриско.
   - А ближе ничего нет, - сказал второй пилот.
   - Вот именно. Что будем делать?
   - Садиться на воду бессмысленно, - заметил командир. - В такую погоду нас
разнесет в клочья.
   - Вообще-то у нас есть парашюты, - напомнил второй пилот. - По-моему,  на
всех хватит.
   - Хорошо служить в военной авиации, - невесело сказал командир. -  Только
не хотел бы я заниматься парашютным спортом  в  такую  погоду,  да  еще  над
океаном.
   - А кому же это понравится? - задал  риторический  вопрос  второй  пилот,
вглядываясь в бушующую темень за лобовым стеклом.
   - У нас выхода нет, - сказал бортинженер. - Когда разлом дойдет до крыла,
самолет упадет камнем.
   - Проклятье! Ну и денек! - воскликнул капитан,  а  потом  более  спокойно
приказал  бортинженеру:  -  Сходи,  вышвырни  из   самолета   профессора   и
кого-нибудь из его свиты - посмелее и потолковее. Не забудь  объяснить,  как
пользоваться лодкой и  радиопередатчиком.  Пусть  сопровождающий  попытается
найти профессора на воде и держится с ним рядом. Потом начинай  эвакуировать
остальных и приготовь комплекты для нас.
   Бортинженер кивнул и вышел, а командир переключил свою рацию на  передачу
и снова заговорил: -  Борт-39  центру.  Положение  катастрофическое.  Мы  не
сможем,  повторяю  -  не  сможем  дотянуть  до  материка.  Посадка  на  воду
исключена.  Я  принял  решение  воспользоваться  парашютами.   Приготовьтесь
спасать нас из воды.
   - Борт-39, вас поняли. Вы уверены, что не сумеете дотянуть?
   - Левое крыло может отвалиться в ближайшие минуты. Никаких шансов. Я  уже
приказал начать эвакуацию.
   - Хорошо, борт-39. Мы предупредим военно-морские силы и своих спасателей.
Постарайтесь выйти на связь после приводнения.
   - Обязательно. Центр, я прошу разрешения подать общий SOS. Военные  могут
не успеть, а под нами проходят гражданские морские трассы.
   - Я не могу дать такое разрешение. Надо связаться с вашим  командованием.
- И после короткой паузы: - Мне только  что  сказали:  генерал  Дуглас  идет
сюда.
   - Пусть он идет знаете  куда!...  -  взорвался  летчик.  -  Все!  Некогда
болтать. Мы эвакуируемся.
   Как раз к этому времени из салона  перестали  доноситься  вопли  насмерть
перепуганного профессора. Видимо, его наконец вытолкнули из самолета.
   Тихий  ангел  пролетел,  как  любит  выражаться   в   своих   бессмертных
произведениях Его Высокородное Сиятельство господин Жерар де Вилье.

   8

 - Ты не виноват, -  сказал организованный преступник по прозвищу Серый Волк начальнику охраны Бармалеева особняка, когда тот вкратце доложил ему, как было дело. - И твои люди тоже не виноваты. Всего не предусмотришь.
   Начальник охраны вздохнул с облегчением. Ведь Волк  вполне  мог  прогнать
его без выходного пособия и нанять себе других ребят - конкурс  претендентов
на такую работу будет не меньше десяти человек на одно место. Конечно,  есть
шанс, что враги Волка захотят использовать опальных охранников  в  борьбе  с
ним, но это тоже не сулит бывшим стражам Бармалея ничего хорошего. Их бизнес
- не война, а охрана жизни и имущества.
   И когда Серый Волк сказал то, что сказал, шеф охраны  особняка  посмотрел
на него с благодарностью.
   А Серый Волк, поймав этот  взгляд,  понял,  что  теперь  Гоблин  сто  раз
подумает, прежде чем согласится на предложение его соперников перейти на  их
сторону.
   До поступления на службу к Бармалею  Гоблин  имел  другую  кличку.  В  те
времена мультфильмы Уолта Диснея и его последователей еще  не  появились  на
советских телеэкранах, и жители нашей Родины в большинстве своем  просто  не
знали, кто такие гоблины.
   Бармалей этого тоже не знал, пока не посмотрел  "Мишек  Гамми".  А  когда
посмотрел, сразу же обнаружил сходство во внешности своего охранника  (тогда
еще рядового) и гоблинов из этого мультфильма. Гоблин сначала  обижался,  но
Бармалей  предусмотрительно  увеличил  ему  зарплату,  а  потом  повысил   в
должности. И  не  только  в  качестве  компенсации  за  обиду.  Несмотря  на
непривлекательную внешность, Гоблин был отнюдь не дурак и дело свое знал.
   И все-таки одно дело - быть рядовым  телохранителем  и  совсем  другое  -
начальником охраны. Если рассудить здраво и непредвзято,  в  том,  что  босс
погиб, бьша доля и его вины. А в том,  что  покушавшихся  не  поймали,  вина
Гоблина была  несомненной.  Он  неправильно  организовал  охрану  подъездных
путей, а погоня вообще была сумбурной - сторожа и телохранители  действовали
без всякой координации, и Гоблин ими практически не  руководил,  потому  что
впал в  панику.  А  это,  как  известно,  не  лучший  вариант  для  принятия
немедленных решений.
   Разумеется, Серый Волк сразу это понял, но предпочел закрыть  на  промахи
Гоблина глаза. Сейчас ему очень нужны были  союзники.  К  тому  же  человек,
неправильно  охранявший  босса,  тем  самым  расчистил  дорогу  наверх   его
заместителю - а за такие подарки не наказывают.
   - Вот-вот начнут подъезжать остальные, - сказал Волк. - Держите их охрану
под контролем. При милиции они не посмеют рыпаться, но осторожность  никогда
не помешает.
   - Я понял, босс, - ответил Гоблин, и эта фраза еще раз показала, на  чьей
он стороне.
   В мафии Бармалея было заведено, что нижестоящие члены  организации  могут
называть вышестоящих "шефами", но на титул "босс" имеет  право  только  один
человек - глава всей группировки. Великий и Ужасный.
   А между тем остальные и вправду  начали  подъезжать  сразу  же  вслед  за
милицией. Последняя, будь у нее такое желание и не будь опасений, что  потом
ей же самой и придется отвечать за нарушение  капиталистической  законности,
могла бы одним махом взять под стражу всю Бармалееву мафию, за  которой  вот
уже несколько лет безуспешно охотился Питерский РУОП. Однако  мафия-то  была
налицо,  а  вот  доказательств  ее  виновности  в  каких  бы  то   ни   было
преступлениях кот наплакал, - вероятно, тот самый, который терся под  ногами
у оперов, пока те замеряли расстояние между лужами крови.  Это  был  любимый
кот Бармалеевой дочки по имени Робинзон, и милиция остерегалась  даже  пнуть
его хорошенько по подхвостнице, чтобы не совал нос  куда  не  следует.  Ведь
пнешь - а потом греха не оберешься.  Серьезных  неприятностей,  конечно,  не
будет, но нервотрепка не исключена. Обидишь кошака - а  получишь  жалобу  на
неоправданную грубость при проведении  оперативно-следственных  мероприятий.
Пусть даже повод - мелочь, плюнуть и забыть, но бумага  появится  и  заляжет
где-нибудь в архиве до той поры, когда  начальству  понадобится  приструнить
сотрудника. А когда понадобится, вынут эту бумажку на  свет  божий  и  ткнут
оперу в нос: смотри, черным по белому написано, что в таком-то году ты, друг
ситный,  проявил  неоправданную  грубость  по  отношению   к   родственникам
потерпевшего имярек. Пусть кота  и  трудновато  причислить  к  родственникам
Бармалея, но дочка-то его, без сомнения, родня, и очень даже близкая.  Да  и
кот тут по большому счету ни при чем.
   Это с работягами просто: заломил руку за спину - и в  вытрезвитель.  А  с
мафией надо держать ухо востро. Эти законы знают лучше любого  прокурора.  А
чего не знает - адвокат подскажет.
   Мафиозии  подъезжали  к  Бармалееву  особняку  невооруженными.  Многие  и
задержались-то как раз потому, что  нужно  было  скинуть  оружие,  а  то  не
оберешься греха - опять же посадят-то вряд ли, адвокаты отмажут обязательно,
однако к чему лишняя нервотрепка. Тем более что имеется охрана и  у  каждого
телохранителя в кармане - лицензия и разрешение на ношение пистолета.  Ну  и
сами пистолеты, само собой, в карманах имеются.
   Открывать стрельбу при ментах  -  дураков  нет.  Да  и  вообще,  вряд  ли
кровопролитие   начнется   до   похорон   Бармалея.   Во-первых,   даже    у
беспределыциков есть свои традиции, и одна из них - уважать покойного босса.
А во-вторых, каждому из претендентов на  власть  надо  собраться  с  силами,
найти союзников, точно определить, кто враг, а кто друг.
   Передел сфер влияния - не детская игра. Это  серьезное  дело,  где  любой
неверный шаг ведет прямиком на кладбище.
   Поэтому  Серый  Волк  не  слишком  опасался  первой  встречи  Бармалеевых
подчиненных после смерти босса.
   Его мысли занимал другой вопрос. Простой, как три копейки мелочью.
   Чтобы  гарантированно   обеспечить   себе   победу,   Волку   требовались
дополнительные деньги. На подкуп соперников, на приобретение  союзников,  на
оплату киллеров и боевиков, на покупку оружия  и  боеприпасов,  а  также  на
создание запасных аэродромов. Много денег...
   А где их взять?

   9

   Девушка по имени Софья отправилась из Дедова  обратно  в  Питер  босиком,
окончательно  опровергая  свою  общность  с  женой   графа   Толстого   Льва
Николаевича,  известного   советского   писателя.   По   поводу   последнего
подвыпивший Леха Питерский всю ночь спорил с не менее подвыпившим  Григорием
Монаховым по прозвищу Лжедмитрий Отрепьев,  и  диспут  завершился  на  грани
мордобоя. Дело в том, что Гриша за столом опять начал петь куплеты  вагонных
нищих, но Леша грубо прервал его, заявив, что граф Л. Н. Толстой  -  это  не
известный советский писатель, а даже совсем наоборот - великий русский.
   Гриша стал топать ногами и бить себя в грудь, бессвязно выкрикивая: -  Да
ты! Да я... Да у меня... Да у меня образование - два курса  филфака,  и  ты,
технарь бездипломный, будешь меня учить! Без тебя знаю, кто какой писатель.
   В ответ Леша брызгал слюной и тоже орал, аж подпрыгивая от обиды:  -  Сам
дурак, болван, идиот и на рупь зараза. Интеллигент несчастный, шляпу  надел,
очки нацепил, а еще в трамвае! Вот как дам лазером по головному мозгу.
   При этом  он  размахивал  каким-то  предметом  цилиндрической  формы,  по
поверхности которого были в беспорядке разбросаны  микросхемы,  радиодетали,
разноцветные провода и даже, кажется, какие-то электровакуумные приборы.
   Следует отметить, к слову, что Гриша был без шляпы и даже  без  очков,  а
вокруг примерно в радиусе ста километров не имелось ни одного трамвая.
   Обменявшись парой дюжин реплик с угрозами, молодые люди принялись  бегать
друг за другом по комнатам и так увлеклись, что чуть не  сковырнули  на  пол
компьютер "Пентиум  II",  который,  мирно  жужжа,  показывал  всем  желающим
скрин-сейвер, изображающий  космический  полет  на  сверхсветовой  скорости.
Когда расшалившиеся парни задели стол, "мышка" сдвинулась с места, и  поверх
скрин-сейвера выскочила табличка с надписью:

   СКАЖИ ВОЛШЕБНОЕ СЛОВО

   Под надписью имелось поле для ввода волшебного  слова.  Скрин-сейвер  был
защищен паролем, чтобы никто посторонний не получил  доступа  к  информации,
находящейся на экране.
   Поскольку резвящиеся юноши не обратили на это событие никакого  внимания,
табличка через три минуты благополучно исчезла и хранитель экрана возобновил
свой межзвездный полет.
   Софья в мальчишеских играх участия не принимала. Она  сидела  в  подвале,
где-таки обнаружился работник умственного труда, заявленный Гришей сразу  по
прибытии. Указанный работник не брал в рот спиртного и даже не курил, зато в
неимоверных количествах потреблял  кофе  и  плотоядно  поглядывал  на  Соню,
которая твердо и решительно отвергала его домогательства вот уже года три.
   Когда Соня вошла в подвал, работник умственного труда, которого, к слову,
звали Виктором, сидел  перед  вторым  в  этом  доме  компьютером  и,  лениво
отхлебывая  горячий  кофе  из  большой  фарфоровой  кружки  с   изображением
трехмачтового корабля и надписью "Первый фрегат Петра I", наблюдал,  как  по
экрану ползет красная змейка в виде синусоиды  на  фоне  голубого  океана  и
зеленых материков.
   Девочка была не дурочка и сразу сообразила, что это- спутниковая орбита.
   Виктор, однако, не позволил ей долго любоваться на эту картинку.  Он,  не
оборачиваясь, сказал "привет!" и нажал пару клавиш, после чего карта земного
шара вместе с красной змейкой исчезла с  экрана,  уступив  место  текстовому
процессору с оборванным на полуслове текстом.
   Около часа Виктор и Соня потратили на то, чтобы закончить этот  текст,  а
потом еще часа два - на то, чтобы перевести его на английский язык.  Вернее,
чтобы превратить чудовищный машинный  перевод  в  нечто  удобоваримое  и  не
режущее слух и глаз среднего американца.
   Затем Виктор вызвал  н