чему было цеплять. Нет в  пассажирских
самолетах соответствующих приспособлений. Так что от прыгающего требовалось,
чтобы он сам дернул за кольцо - причем не слишком рано, чтобы не  зацепиться
за самолет, но и не слишком поздно, потому что земля (то есть вода) близко.
   Уверенности, что профессор Лемье сумеет дернуть за это кольцо, ни у  кого
не было. Уверенности же, что он дернет за него вовремя, не было тем более  -
наоборот, имела место сплошная  неуверенность.  А  категорический  приказ  с
земли требовал во что бы то ни  стало  спасти  профессора,  даже  если  всем
остальным придется ради этого погибнуть.
   Так что выбрасывать профессора из самолета решили  по  методу  "прыжок  с
инструктором". Есть  такое  модное  развлечение  для  людей,  которые  любят
пощекотать себе нервы. Заплатив энную сумму, рисковый гражданин  выпрыгивает
из самолета в обнимку с инструктором, и  некоторое  время  они  пребывают  в
свободном  падении,  а  потом  инструктор  дергает  за  кольцо   на   животе
"пассажира". У того раскрывается парашют, а инструктор  продолжает  свободно
падать, пока не удалится от пассажира на безопасное расстояние. Только после
этого он раскрывает свой парашют, и через пару минут  они  оба  благополучно
приземляются ко всеобщему удовольствию.
   Правда,  рисковые  люди  прыгают  с  инструктором  добровольно.  Они   не
упираются в дверь всеми четырьмя конечностями, не орут истошно и не пытаются
бодаться головой. Кроме того, в их снаряжение не входит спасательный плотик,
рация и пакет с НЗ - а это, между прочим, вещи довольно тяжелые и не слишком
удобные. Да и прыгают любители острых ощущений с высоты  куда  большей,  чем
километр с небольшим.
   В результате  напряженной  борьбы  у  выхода  в  окружающее  пространство
победила сторона, имевшая численное превосходство. Правда, за борт выпало не
два человека, как предполагалось согласно плану, а сразу четыре. При этом  у
одного офицера обильно текла носом кровь  -  он  неосторожно  подставил  эту
уязвимую  часть  тела  под  удар   профессорского   локтя.   Брызги   крови,
разлетающиеся в воздухе на фоне бьющих отовсюду молний,  представляли  собой
сюрреалистическое зрелище.
   Молоденький офицер, совсем недавно закончивший военную академию, ввязался
в борьбу с профессором, не надев парашюта. Он вообще не должен  был  в  этом
участвовать, но кто-то в горячке крикнул ему: "Помоги" - и  парень  бросился
помогать. Теперь он падал вниз, крича  громче  профессора  и  ощущая  полную
безнадежность своего положения. Однако ему повезло.  Он  врезался  в  своего
коллегу с разбитым носом и вцепился в него как  клещ.  Тот  сначала  пытался
отбиваться, но потом заметил, что у партнера нет парашюта, и  сразу  же  сам
обхватил его руками покрепче и закричал, перекрывая свист  ветра  и  раскаты
грома: - Держись, парень! Прорвемся.
   Они приводнились с одним парашютом и  могли  уйти  довольно  глубоко,  но
парашют,  распластавшийся  на  воде,  задержал  погружение.  Молодой  офицер
вынырнул на поверхность с воплем: - Моя нога!
   Похоже, он повредил ногу, что немудрено при падении с такой  высоты  двух
человек на одном парашюте. Если бы он не держался так крепко за коллегу,  то
мог вообще утонуть, потому что не успел надеть  не  только  парашюта,  но  и
спасательного жилета. Зато на втором жилет был,  он-то  и  поднял  обоих  на
поверхность бушующего океана.
   Жилет у них был один на двоих, а вот плотика не было совсем. На  всех  их
бы  не  хватило.  Один  достался  профессору,  а  остальные   предполагалось
распределить после того, как Лемье  покинет  борт.  Двое  офицеров  прыгнули
вместе с профессором сверх плана и  теперь  оказались  в  крайне  неприятной
ситуации. Особенно  младший  из  них,  оказавшийся  даже  без  спасательного
жилета. Стоит шторму оторвать его от партнера - и  все,  его  уже  ничто  не
спасет. С поврежденной ногой на такой волне он не продержится и минуты.
   А виновник всего этого - профессор Лемье  -  благополучно  приводнился  в
нескольких километрах от первой пары, привязанный прочным линем  к  плотику,
который  самостоятельно  надулся,   едва   коснувшись   воды.   Единственная
трудность, которую испытал профессор, состояла в том, что он никак не мог на
этот плотик забраться. Руки ослабли от ужаса и сильно дрожали, а шторм кидал
и самого профессора, и его спасательное плавсредство из стороны  в  сторону.
Офицер же, выполнявший роль инструктора - или, вернее, открывателя  парашюта
- куда-то исчез.
   Профессору пришлось  бороться  со  стихией  в  одиночку,  а  он  к  таким
поворотам судьбы не привык и теперь потихоньку сходил с ума.

   13

   В России от века полно дураков,
   Особенно между начальством.
   Подайте разбившему цепи оков
   Для всех и на равные части.
   А. Дольский

   - Значит, все  получилось?  -  еще  раз  переспросил  молодой  человек  в
очках-велосипедах, которые  делали  его  похожим  на  Антон  Палыча  Чехова,
несмотря на отсутствие специфической чеховской бородки и даже на то, что сам
Чехов вроде бы носил пенсне.
   - Все идет по плану. Спутник наш, и американы никак не могут его найти, -
ответила Соня, которая только что вернулась  из  Дедова  в  Питер  и  теперь
докладывала непосредственному руководству об итогах поездки. Происходило это
в добротном сталинском доме, на кухне одной из квартир,  где  кухонный  стол
был заставлен остатками  вчерашнего  завтракае  обеда  и  ужина  со  следами
позавчерашнего полдника  и  пьянки  недельной  давности.  Дополняли  картину
запыленные Сонины ноги, которые она водрузила на этот стол,  едва  не  побив
половину тарелок и стаканов.
   Между тем молодой человек в очках выглядел интеллигентно и  даже  изящно.
Более того, он даже был хорошо одет. В  общем,  весь  его  облик  как-то  не
вязался с этой квартирой.
   - То есть теперь весь мир у  нас  в  кармане!  -  воскликнул  он,  лучась
восторгом.
   - Держи карман шире, - гораздо более спокойно и с  некоторой  издевкой  в
голосе заметил еще один из присутствующих, парень лет тридцати с татуировкой
в виде якоря на тыльной стороне  ладони.  Вокруг  якоря  извивалась  надпись
"ВМФ. ДМБ 1989". - Мир - он большой. Один спутник ему - что слону дробина.
   -  Но  ведь  это  же  "Орленок"!  Если  он  нанесет  удар,   от   мировых
телекоммуникаций только клочья полетят.
   Правители и денежные мешки выполнят  любое  наше  требование,  только  бы
этого не случилось.
   - Не любое,  -  возразил  бывший  моряк.  -  Они  выполнят  только  такие
требования, от которых ущерб будет меньше, чем от спутника. Чем меньше - тем
охотнее.
   - При чем тут ущерб? Мы хотим сделать так, чтобы всем людям стало  лучше.
Разве нет?
   - Иногда твой идеализм меня раздражает. Ты хочешь накормить всех бедных и
осчастливить всех несчастных и никак не  можешь  понять  элементарной  веши.
Чтобы кому-то дать - надо у кого-то отнять.
   - Да! - запальчиво воскликнул юноша в очках. - Я это прекрасно понимаю. И
первое, что мы должны  потребовать,  -  это  справедливое  перераспределение
богатств.
   - И кто должен выполнять твои требования?
   - Наши требования, - поправил  юноша.  -  Мы  предъявим  наши  требования
правительствам  богатых  стран  и  капиталистам.  Они   накопили   несметное
количество денег, а половина мира прозябает в нищете.
   - То есть они сами должны будут отдать эти деньги бедным, чтобы  те  тоже
стали богатыми? - уточнил татуированный.
   Внешне он выглядел как заправский  уголовник,  но  речь  выдавала  то  ли
интеллигентное  происхождение,   то   ли   просто   длительное   общение   с
представителями  прослойки,  которую  марксисты  категорически  отказывались
признавать классом, имеющим самостоятельное значение.
   - Конечно, - ответил на его вопрос очкарик. - Мы сами не справились бы  с
такой работой.
   - Да, - задумчиво пробормотал моряк. - Я всегда знал, что  у  тебя  мозги
больные, но не  думал,  что  до  такой  степени.  Запомни,  дорогой,  раз  и
навсегда. Шантажировать государство - это лучший способ самоубийства. Многие
пытались, но ни один не выжил. Любое уважающее себя  государство  согласится
выбросить на ветер любые деньги, лишь бы не поддаться шантажу.
   - Да кто говорит о шантаже? - Я говорю. То, что мы планируем,  называется
именно  так  и  только  так.  Если  ты  считаешь,  что  "экспроприация"  или
"восстановление   социальной   справедливости"    звучит    лучше,    можешь
притворяться, сколько твоей душе угодно. Только если хрен назвать членом, он
стоять не перестанет.
   - Иногда я думаю, что напрасно привлек тебя  к  нашей  работе,  -  заявил
молодой человек.
   - Иногда я думаю, что твое место - в психушке, - парировал моряк.
   - Иногда я думаю, что все мужчины - полные идиоты, - подала голос Соня. -
Заткнитесь оба. Слава, что ты предлагаешь?
   Моряк, которого, очевидно, звали Славой, пролетарским  жестом  почесал  в
затылке  и  еще  раз  окинул  презрительным  взглядом  всю   фигуру   юноши,
надувшегося от обиды и  ревности.  Потом  сказал,  почему-то  произнося  имя
работника умственного труда, оставшегося в Дедове, с французским  прононсом:
- Игорек с Виктоаром прикинули на компьютерах, и  у  обоих  получилось,  что
"Орленок" может скушать сто  миллиардов  баксов,  не  больше.  Это  если  он
разорвет все основные магистрали, идущие через космос. Сто миллиардов -  это
безвозвратные потери от разрыва связи, в  основном  биржевые  и  банковские,
плюс затраты на восстановление каналов. Но если мы будем отключать  спутники
один за другим, то в  конце  концов  они  нас  запеленгуют.  Виктор  в  этом
совершенно уверен.
   - Странно, мне он ничего не сказал, - удивилась Соня.
   - Он мне  сказал,  и  этого  достаточно.  Так  вот,  "Орленок"  не  может
бесконечно маневрировать. У него топлива не хватит.  Так  что  наш  лимит  -
несколько десятков  миллиардов.  И  дополнительный  козырь  -  контроль  над
спутниками разведки. Чтобы его сохранить, власти не будут мешать  нам  брать
деньги с частников. А частники раскошелятся, не денутся  никуда.  Думаю,  мы
можем
   потребовать у  них  десять  миллиардов  ровно  плюс  корабль  и  гарантии
неприкосновенности.
   - Корабль? - хором удивились Софья и юноша в очках.
   - Ни одно другое транспортное  средство  не  поднимет  десять  миллиардов
долларов в мелких купюрах.
   - И что мы будем делать с этим кораблем? - поинтересовалась Соня.
   - Бороздить океан, - ответил моряк. - А на остановках - раздавать деньги.
Ты ведь этого хочешь, или я тебя неправильно понял? - поинтересовался  он  у
юноши.
   Тот промолчал, но зато взвилась Соня: - Ты с ума сошел! Нас  же  арестуют
прямо у трапа.
   - Я ведь сказал про гарантии неприкосновенности. Кто-то останется на базе
управлять "Орленком". Плюс - с десятью миллиардами мы сможем  поставить  еще
несколько баз. Пока будет угроза - никто нас не тронет.
   - Это несерьезно! - заявил юноша, который, очевидно,  молчал  перед  этим
так долго,  потому  что  напряженно  думал.  -  Мы  должны  предъявить  свои
требования именно государствам, властям и воротилам бизнеса. Они больше всех
пострадают от применения "Орленка". А значит, согласятся выполнять  все  то,
что мы прикажем.
   - Сколько раз я уже говорил тебе, что ты идиот? -  поинтересовался  моряк
и,  не  дожидаясь  ответа,  продолжил:  -  Сообщаю   еще   раз,   внятно   и
членораздельно: ТЫ ИДИОТ. И повторяю опять: любое уважающее себя государство
положит все силы и любые  деньги  на  то,  чтобы  уничтожить  тебя,  идиота,
физически. Причем на свете есть масса способов самоубийства,  которые  более
приятны, чем этот. Если  ты  сгораешь  от  жажды  умереть  во  имя  светлого
будущего, то я тут тебе не помощник. Мало того, что я умирать не  хочу,  так
еще и светлое будущее от этого не наступит.
   - В конце концов я обижусь окончательно, и ты вылетишь  из  нашего  дела,
как пробка из шампанского, - пробормотал юноша, который действительно сильно
обиделся. Все, что он думал и чувствовал,  отражалось  у  него  на  лице,  и
сейчас это лицо не выражало ничего хорошего.
   - Если ты так думаешь, то ты клинический  идиот  и  тебе  надо  лечиться.
Мания величия, дорогой мой, - это  тяжелое  психическое  заболевание.  Скажи
мне, пожалуйста, с какой стати ты вообразил себя вождем  всех  народов?  То,
что ты познакомил меня с Игорьком и Виктором, еще не делает тебя президентом
земного шара.
   Юноша  задохнулся  от  негодования,  но  не  нашелся,  что  ответить.  Он
действительно считал себя главным в команде. А как же иначе - ведь именно он
придумал грозить миру  разрушением  телекоммуникаций,  используя  для  этого
гениальные  способности  Виктора,  программистский  талант  Игоря  Демидова,
деньги и деловые связи Гриши Монахова и золотые руки  Леши  Питерского.  Без
него, Максима Веретенникова, эти люди вообще  не  познакомились  бы  друг  с
другом, а в одиночку ни один из них  не  сделал  бы  того,  что  они  сумели
сделать вместе.
   Товарищи по тусовке - они же коллеги по темным делам со светлой целью,  -
как правило, потакали этой слабости  Максима.  Только  бывалый  моряк  Слава
считал это излишним и раньше уже  неоднократно  по  разным  поводам  называл
юношу идиотом. Максим старался не обижаться. На  подсознательном  уровне  он
прекрасно понимал - если бы не Слава, то никакие их планы не пошли бы дальше
разговоров. Во всей компании он один был хорошим организатором  и  настоящим
человеком действия, способным руководить другими людьми. И Макс был вынужден
с этим считаться,  однако  полагал,  что  в  любом  деле  главным  элементом
является идея, а потому идеолог должен быть выше организатора.
   Слава эту его точку зрения не разделял и только что продемонстрировал это
со всей очевидностью.
   Несколько секунд Максим боролся с желанием вскочить с места, выкрикнуть в
лицо моряку что-нибудь обидное, выбежать, громко хлопнув дверью,  и  никогда
больше сюда не возвращаться, не встречаться ни с  кем  из  этой  компании  и
бороться с мировой несправедливостью в одиночку. Он вдруг понял,  что  Слава
прав и что все остальные, кроме, может быть, Игорька, поддержат в этом споре
именно старшего товарища, а  вовсе  не  его,  Максима,  с  его  утопическими
планами. И  вопреки  всякой  логике,  юноша  вдруг  вообразил  свою  команду
сборищем предателей, среди которых только он один  твердо  стоит  за  правое
дело.
   Но  этот  приступ  ненависти  ко  всему  и  всем  вокруг  быстро  прошел.
Побагровевший от злости Макс  вдруг  стал  похож  на  ребенка,  сморозившего
глупость и густо покрасневшего от стыда.
   - Успокоился? -  участливо  спросил  его  Слава.  -  Замечательно.  Тогда
поговорим о деталях.

   14

   На следующий день после смерти Бармалея в его особняк звонили  многие.  В
городе, стране и мире нашлось не так  уж  мало  людей,  пожелавших  выразить
глубокие соболезнования родным и близким покойного. Среди них присутствовали
не только организованные преступники, но и прочие сильные мира сего, как-то:
банкиры, бизнесмены, депутаты городской, областной  и  государственной  дум,
местные и федеральные чиновники, а  также  родственники  и  друзья  детства.
Некоторые из них не только выражали  соболезнования,  но  и  с  волнением  в
голосе интересовались, что теперь будет  с  теми  договоренностями,  которые
были недавно или давно, а порой и очень давно заключены между  звонившими  и
Бармалеем.
   В беседах широко использовался эзопов язык, переполненный иносказаниями и
умолчаниями. Заинтересованные  лица  делали  вид,  как  будто  покойный  был
законопослушным бизнесменом, а Серый Волк делал вид, будто и сам он  -  тоже
коммерсант кристальной честности, а вовсе не кандидат на пост главаря мафии.
При этом собеседники  отлично  понимали  друг  друга,  причем  соболезнующие
уясняли главное - все идет по плану и находится под  контролем,  Серый  Волк
твердо держит власть в своих  руках  и  отменять  старые  договоренности  не
собирается. А Волк, в свою очередь,  приобретал  потенциальных  союзников  в
лице бизнесменов и политиков, которым совершенно  ни  к  чему  потрясения  и
катаклизмы в мафиозной среде.
   Теперь врагам Серого Волка придется потратить много сил  и  денег,  чтобы
переманить на свою сторону бывших партнеров Бармалея.  А  самого  Волка  эти
партнеры будут поддерживать без всяких дополнительных вложений,  на  прежних
условиях.
   Вот  что  значит  первым  среагировать  на  смерть  босса  и  перехватить
инициативу раньше, чем остальные успеют сообразить что к чему.
   Многие из врагов Волка находились здесь же, в Бармалеевом  особняке,  где
беспрестанно надрывались все телефоны. Однако никого из них охрана во  главе
с Гоблином к этим телефонам не подпускала, а помощники  Серого  отвечали  на
звонки вежливо, но однообразно: "Перезвоните по номеру такому-то".  Это  был
номер личного сотового аппарата Великого и Ужасного, который Волк  сразу  по
прибытии в особняк сунул себе в карман.
   После двух часов ночи поток звонков  стал  иссякать,  а  еще  часа  через
полтора прекратился совсем, после чего Волк решил, что со спокойной совестью
может лечь спать. Враги и недруги разъехались по своим  домам,  особняк  был
полон охранников, подчиненных Гоблину, а  также  собственных  телохранителей
Серого, так что он не слишком опасался за свою жизнь.
   Он уже почти уснул, несмотря на беспокойные мысли,  бродившие  в  голове,
когда сотовый телефон Бармалея опять подал голос. Волк лениво  дотянулся  до
прикроватного столика, поднес трубку к уху и недовольно  пробормотал  сонным
голосом: - Ну?
   - Баранки гну! - банально отреагировал на другом конце линии  человек,  в
речи которого отчетливо ощущался кавказский акцент.  -  Слушай  внимательно,
да! Я повторять не буду ни разу. Бармалей остался должен три зеленых лимона.
Он платить не захотел - ты плати. Понимаешь, да?
   Волк не понимал. Во-первых, он еще не  до  конца  вернулся  из  состояния
полусна, а во-вторых, даже в здравом уме и твердой памяти он ничего  не  мог
сказать про три миллиона баксов, которые Бармалей, оказывается,  был  должен
каким-то кавказцам. Хотя  Волк  был  в  курсе  большинства  дел  Великого  и
Ужасного, именно это дело каким-то образом прошло мимо него.
   "Так вот за что его грохнули!" - пронеслось в  голове  Серого.  Вообще-то
грохнуть Бармалея могли многие и по многим причинам, но теперь Волк  уже  не
сомневался, что виноваты именно эти кавказцы.
   Впрочем, почему обязательно кавказцы? Может,  там  разные  люди  есть,  а
человек с акцентом только по телефону звонит. Да и  какая  разница.  Автомат
убивает вне зависимости от  того,  лицо  какой  национальности  нажимает  на
курок.
   Молчание затянулось, и кавказец  не  выдержал  первым:  -  Чего  молчишь?
Боишься, да? Правильно боишься. Только не умри от страха. Сначала заплати, а
потом умирай. Сейчас надо  три  лимона,  потом  будет  больше.  Такси  едет,
счетчик крутится, знаешь, да?
   Серый Волк знал. Ему самому не раз и не два доводилось ставить на счетчик
должников и получать с них деньги или душу, оторванную от тела.  Либо  тело,
лишенное души - что, впрочем, практически одно и то же. Конечно, ни душу, ни
тело в банк не положишь и на базаре не продашь - зато  другим  наука.  Долги
надо отдавать.
   Сон больше не шел. Чтобы спать после  таких  предупреждений,  надо  иметь
нервы из закаленной стали, а Волк такими нервами похвастаться не мог.
   И что самое странное - невидимый  собеседник  ни  словом  не  обмолвился,
кому,  где,  когда  и  как  надо  отдать  эти  деньги.  Конечно,  это   было
несущественно - ведь у Серого все равно нет трех лишних миллионов  долларов.
Однако все равно  удивительно.  Настолько,  что  Волк  подумал  даже,  а  не
розыгрыш ли это. Может, друзья-соратники на испуг берут?
   Мысль эта не принесла успокоения. Хотелось напиться,  но  Серый  понимал,
что нельзя, и  решил  прибегнуть  к  другому  действенному  средству  снятия
стрессов. Он поднялся, в одни