ости? Только ли избранным или
всем желающим?
  Всем нам хорошо известна наука гипнопедия - обучение во сне. Внешне
обсуждаемый нами эксперимент с гипнотическим воздействием на способности
человека похож на него, но он более универсален как по методу, так по
задачам и целям, которые он преследует. Дело в том, что разные люди,
поставленные в одинаковые экспериментальные условия, показывают разные
результаты в зависимости от многих факторов - типа наследственности, уровня
физической и умственной подготовки, состояния здоровья и т.д. Те же
участники экспериментов с обучением во сне иностранным языкам, многократно
проводившихся у нас в стране и за рубежом, показывали всегда разные
результаты, будучи поставлены в одни и те же условия. Прибавьте к этому то
обстоятельство, что не все люди поддаются гипнозу, а на тех, которые
поддаются ему, он воздействует в разной степени, и станет ясно, что вопрос о
том, кому будут стимулировать способности - это проблема-фикс, т.е.
проблема, которой не существует, которую искусственно выдумали.
  Возвращаясь же к более серьезным вещам, хочу сказать о том, что изучение
мозга всегда было, есть и будет самой трудной задачей, стоящей перед наукой,
перед естествознанием. Считаю нужным упомянуть и о том, что уже сегодня - я
уже не говорю, завтра - наши познания в области атома, космоса будут
блекнуть рядом с величайшими загадками мозга. Загадок, за решение которых
надо браться сегодня. Вот кратко те мысли, которые возникли у меня по поводу
отдельных выступлений.
  Наркес сел на место. В зале возникло легкое оживление. Пожилые ученые,
присутствующие на бюро, начали негромко переговариваться и одобрительно
улыбаться, глядя друг на друга. Сосед справа что-то тихо шептал на ухо, но
Наркес не слышал его слов. Все его внимание было поглощено мыслями о
предстоящем выступлении Аскара Джубановича, который должен был подытожить
все сказанное членами президиума и высказать свою точку зрения по поводу
обсуждаемого вопроса. От этой точки зрения зависело многое. Все ждали
выступления президента. Аскар Джубанович еще немного выждал, обводя взглядом
всех присутствующих, потом с мягкой улыбкой спросил:
  - Нет еще желающих выступить?
  - Нет, - подал голос один из ученых.
  Аскар Джубанович, не вставая с места, неторопливо начал:
  - Мы знаем Наркеса Алданазаровича как одного из лучших ученых страны,
Знаем мы и масштаб его научных поисков и идей. Но та проблема, над которой
он сейчас работает, действительно носит глобальный характер. Сейчас трудно
предвидеть в деталях, в каком направлении будет развиваться область его
исследований. Ясно одно: проблема, за решение которой взялся Наркес
Алданазарович, имеет всеобъемлющее значение не только для всех областей
науки и искусства, но и для всех сфер человеческой деятельности. Но помимо
ее универсального прикладного значения, она вызывает жгучий интерес и сама
по себе. В самом деле, нельзя ли любого человека, даже такого, который
заведомо не обладает никакими творческими способностями, обучить
интеллектуальному творчеству так, чтобы он мог делать настоящие изобретения
и открытия? Рибо, например, который занимался всю жизнь проблемами
творческого воображения и памяти, считал, что такой возможности не
существует. В противном случае, утверждал он, ученых и изобретателей было бы
столько, сколько сапожников и часовщиков. Так же считали и другие крупнейшие
психологи прошлого. Но, - Аскар Джубанович сделал короткую паузу, - Наркес
Алданазарович считает, что такая возможность существует...
  Хочу сказать и о другом: современная наука и техника развиваются такими
темпами, что интеллектуальное творчество должно перестать быть случайным
процессом. Противоречие между потребностями современной науки и техники в
творческом мышлении и случайным проявлением этого процесса у отдельных людей
может быть ликвидировано лишь при организации творческой деятельности на
прочной научной основе. Творческая мысль художников, ученых и техников -
величайшее богатство человечества, и разрабатывать это богатство нужно не
менее интенсивно и целенаправленно, чем, например, богатства недр земли.
Исследования Алиманова преследуют как раз эту цель. И мы должны всячески
содействовать и помогать ему в этом большом и государственно важном деле...
В эксперименте Алиманова я вижу не только и не столько научный поиск
какого-то отдельного ученого, пусть даже и выдающегося. Явление это гораздо
шире. Это будет нашим участием, - я имею в виду участие Советского Союза в
международной программе научного сотрудничества стран мира в исследовании
деятельности мозга "Интермозг".
  Академики одобрительно загудели, переговариваясь между собой.
  Заседание членов президиума и членов бюро биологического отделения
Академии наук, начавшееся в два часа дня, закончилось в половине пятого. Для
Наркеса это был день большой и принципиально важной победы.


6


  Баяна выписали в обед. Сняв больничную униформу, он сразу почувствовал
себя другим человеком. Попрощавшись с двумя молодыми людьми, поселившимися в
палате вместо выписанных накануне больных, он с чувством обновленности и
приподнятости от ладной и модной одежды бодро шел к Наркесу, ожидавшему его
в коридоре, беседуя с сухощавым человеком среднего роста, броско одетым, лет
тридцати семи-восьми. Баян подошел к стоявшим, поздоровался с собеседником
Наркеса, но тот не обратил на него никакого внимания. "Один из сотрудников",
- подумал юноша и, чтобы не мешать коллегам, отошел немного в сторону.
  - Говорят, сражение при Аустерлицах произошло вчера в стенах Академии, -
шутливо произнес незнакомый Баяну человек. Худощавое лицо его с добродушной
улыбкой было очень подвижным и выразительным.
  - Не Аустерлицы, а скорее Бородино, - в том же шутливом тоне, улыбаясь,
сказал Наркес.
  - Я имею в виду Аустерлицы для старого генерала. Для Сартаева. Никак не
может старик угомониться. И на пенсию не хочет упорно идти.
  Наркес промолчал.
  - Зря ты не пошел на это место, когда тебе предлагали его. И нам было бы
лучше. У нас был бы свой человек в Академии и в отделении...
  Наркес пожал плечами, как бы говоря "кому это нужно".
  - Я думаю, - продолжал, улыбаясь, сухощавый собеседник, - что бороться с
тобой - это чистое безумие. Но как это внушишь старику? - Он тут же перешел
на серьезный тон. - Самое верное в этой ситуации - это не обращать внимания
на каждую чепуху и все будет о'кэй. Ну, ладно, я пошел.
  Простившись, сухощавый человек направился по коридору дальше.
  Проезжая по улицам города, юноша, как и в первый раз, когда Наркес привез
его в клинику, с огромным внутренним восхищением, которое он скрывал хорошим
чувством такта, разглядывал машину. С низкой посадкой, она была раза в
полтора длиннее всех обычных легковых машин. Линия капота стремительно
взлетала вверх, плавно переходила в верхнюю часть салона и, так же плавно
опустившись, резко падала вниз к задней части машины. Восьмиместный салон
был необычно широк и комфортабелен. Помимо приборов, в передней стенке под
ветровым стеклом находились радиоприемник, принимающий передачи из всех
столиц мира, цветной телевизор, видеофон. На последней шкале спидометра
стояла цифра 280. Из разговоров студентов в университете Баян знал, что
машин новой марки "Балтика" в городе только две. Ребята, знавшие толк в
машинах, утверждали, что в кабине помимо всего есть холодильник, в котором
можно хранить все необходимые в дороге продукты, воды, соки, напитки. Но
сколько Баян ни смотрел, он не смог увидеть его дверцы. "Мощная машина, -
думал он про себя. - Совсем недавно передавали, что она будет пущена в
серийное производство. Неужели успели выпустить первую партию или это одна
из экспериментальных? Что ж, если бы это даже была одна из экспериментальных
машин, то он, Баян, не удивился бы, - Юноша бросил беглый косой взгляд на
Наркеса, быстро и уверенно ведущего машину, на его броскую и утонченно
артистическую внешность, и продолжал свои размышления.
  - Лауреат Ленинской и Нобелевской премий, один из самых знаменитых людей
Союза... Труды его переведены на многие зарубежные языки. И не такую машину
может себе позволить, если захочет..." За разными мыслями он не заметил, как
они приехали.
  С широкого, запруженного машинами и людьми проспекта Наркес свернул на
тихую улицу с живописной аллеей посередине и, через некоторое время свернув
снова, въехал во двор большого четырехэтажного дома с тремя подъездами. У
среднего подъезда остановил машину. Вдвоем поднялись на третий этаж, подошли
к массивной светло-желтой двери. Наркес нажал кнопку звонка. Через минуты
две дверь отворилась и на пороге показалась невысокая полная пожилая
женщина. Увидев сына с гостем, она приветливо улыбнулась. Войдя в квартиру,
Наркес обратился к матери:
  - Мама, это Баян, о котором я тебе говорил...
  Юноша почтительно и с благоговением пожал руку матери великого ученого.
  - Здравствуй, айналайн... Баянжан - это ты, оказывается. Ну, как
самочувствие, балам? Раздевайся, проходи, пожалуйста.
  Что-то удивительно простое было в ее словах, в ее манере держать себя, во
всем ее облике.
  Повесив пальто и шапку на вешалку, Баян слегка оглянулся по сторонам. Он
никогда не предполагал, что могут быть такие большие квартиры. Необычно
широкий и длинный коридор заканчивался двумя санузлами и ванной. Правая
стена коридора от входной двери до первой комнаты метров на пять была
облицована зеркалом от пола до потолка, который был очень высоким. Паркетный
пол был выстлан двумя огромными красными коврами.
  Баян вместе с Наркесом прошел в просторный зал, одна стена которого на всю
длину была сплошь застеклена окнами. Отсюда же высокая застекленная дверь
вела на большую лоджию.
  Посреди зала стоял массивный стол светло-желтой полировки с тончайшей
золотой росписью на зеркально отражавшейся поверхности и с золотыми фигурами
на резных ножках. Вокруг него стояло множество резных стульев с высокими
спинками и желтой бархатной обивкой.
  Две стены зала занимали высокие книжные шкафы из красного дерева. На них
стояли диковинные статуэтки. В глубине комнаты, в углу, со стороны окна и
рядом со шкафами на бронзовой подставке высилась огромная голова Наркеса,
изваянная скульптором из мрамора. У противоположной стены стояли золоченные
сервант и комод. Над ними на стене было изображение танцующего четырехрукого
бога Шивы, обрамленное кольцом. Весь паркет на полу был застлан толстыми
светло-розовыми коврами со сложными орнаментами. Ноги при ходьбе утопали в
них, и Баян с непривычки чувствовал себя немного неуверенно. Не успел он
окинуть взглядом комнату, как до его слуха донесся слабый серебристый звон
колокольчика. Юноша не мог определить, откуда он доносится.
  - Ты будешь жить у нас месяца полтора-два, пока у тебя не пройдет
кризисное состояние. Не стесняйся. Располагайся, как дома, - сказал Баяну
Наркес и, чтобы юноша не чувствовал себя отчужденно в новой для себя
обстановке, повел его в другие комнаты.
  Дверь соседней комнаты была из толстого резного стекла, Наркес открыл ее,
и Баян попал в какой-то неведомый, фантастический мир. Все четыре стены в
комнате были облицованы зеркалом. В каждом углу стояло по черной прекрасной
статуе в рост человека. Сделаны они были, вероятно, из мрамора или из
черного эбена. Посреди комнаты возвышался небольшой фонтан, сложенный из
редчайших цветных камней. Невысокий серебристый султан воды, рассыпаясь
мельчайшими брызгами, омывал камни, заставляя их сверкать всеми цветами
радуги. Зеркальные стены, отражаясь друг от друга, создавали иллюзию
бесконечности размеров комнаты, множественности фонтанов и черных высоких
статуй.
  С немым восхищением смотрел Баян на зеркальную комнату, не в силах скрыть
своего изумления. Затем Наркес повел его дальше. В другой комнате вдоль двух
стен тоже стояли книжные шкафы из красного дерева. В них покоились огромные
фолианты, насколько заметил юноша, по медицине, истории, философии. У окна
стояли письменный стол, стул и невысокая стеклянная витрина. У стены рядом с
входом - тахта. Поодаль от нее - два кресла. На полу лежал большой и толстый
светло-голубой ковер со сложным и красивым рисунком. Видимо, это был
кабинет.
  - Здесь ты и будешь жить, - сказал Наркес. Дверь на другой стороне
коридора он открывать не стал. "Комната мамы", - коротко сказал он. Затем
провел юношу в другую комнату. Она была довольно большой. Вдоль трех стен
стояли темно-коричневые книжные шкафы со статуэтками Гиппократа, Галена,
Авиценны, Вольтера и Аристотеля. На полу на красном ковре лежало седло с
высокой лукой и сбруей, богато инкрустированное серебром. Повсюду на ковре
стопки книг и журналов. Письменный стол, два кресла. В углу комнаты
горизонтальная и узкая вертикальная витрины из стекла. На нижней, свободной
от книг полке шкафа Баян увидел саблю в богато инкрустированных ножнах. На
полке сверху лежали старинный дугообразный пистолет и' кинжал с чеканной
резьбой на ножнах. Это "второй кабинет", - пояснил Наркес.
  Дверь в последнюю комнату он снова открывать не стал. "Спальня", - понял
Баян. Они опять вошли в гостиную. Через некоторое время пришла Шаглан-апа и
позвала их к столу. Стол был сервирован в огромной кухне. Стены ее на высоту
человеческого роста блестели от светло-синего расписного чешского кафеля.
Когда все принялись за еду, Наркес обратился к матери:
  - Мама, Баян поживет у нас месяца полтора-два. Я должен наблюдать за
состоянием его здоровья.
  - Конечно, Наркесжан. Баянжан будет мне как сын. Ему не будет плохо у нас,
я позабочусь о нем.
  За чаем Шаглан-апа расспрашивала юношу об учебе, о родителях.
  - Ну вот и хорошо, - радостно произнесла она в конце разговора. - Они
будут приходить к нам и не будут беспокоиться за тебя, Баянжан... Пей чай,
айналайн, не стесняйся, - приговаривала она, пододвигая Баяну разную снедь.
  Наркес взглянул на часы и встал из-за стола. За ним поднялся и юноша.
  - Баянжан, ты не торопись. Посиди, попей чаю, - ласково остановила его
Шаглан-апа.
  - Спасибо, апа, я уже напился.
  - Тогда отдохни, если хочешь. Ты показал Баянжану его комнату? -
обратилась она к сыну, убирая со стола посуду.
  Наркес утвердительно кивнул.
  - Ну давай, старина, отдыхай. Чувствуй себя как дома, - сказал он юноше,
выходя в коридор.
  - Я, наверное, приеду сегодня пораньше.
  Баян прошел в комнату, отведенную для него. Отдыхать не хотелось.
Пораженный художественной фантазией Наркеса, он был очень возбужден. Прежде
всего, он начал разглядывать витрину. В левой части ее, под стеклом, лежал
раскрытый диплом и золотой значок лауреата Ленинской премии. Текст диплома
гласил о том, что Ленинская премия в области медицины и физиологии
присуждается Алиманову Наркесу Алданазаровичу, академику, доктору
медицинских наук за монографию "Опыты по усилению доязыкового мышления у
животных".
  В правой части витрины лежал раскрытый Нобелевский диплом. На левой
стороне его под изображением золотого лаврового венка большими золотыми
латинскими буквами оттиснено: "SVENSKA AKADEMIEN" и под тремя мелкими
строками текста буквами поменьше - "Alfred Nobel". На правой стороне диплома
под изображением моря и бороздящих его кораблей, символизирующих жизнь
морской державы, - какой является Швеция, крупными золотыми латинскими
буквами оттиснено: "NARKES ALIMANOV" и небольшой текст, свидетельствующий о
присуждении Нобелевской премии. Рядом с дипломом в футляре лежала Большая
золотая Нобелевская медаль. Баян прочитал текст диплома. Он был на
английском языке. Нобелевская премия была присуждена Наркесу за труд
"Биохимическая индивидуальность гения". Тут же стояла дата - 2008 г.
  Осмотрев витрину, Баян подошел к полкам с книгами и не спеша стал
разглядывать их. Вот книги Наркеса, изданные на разных языках. Они занимали
четыре полки одного шкафа. Две полки шкафа занимали переводы их на языки
братских республик, а также монографии, посвященные научным трудам
Алиманова. Баяна утомили мудреные названия фолиантов, и он ограничился их
беглым осмотром.
  Отдельно стояла литература о мозге. Здесь же находились научные труды по
проблеме гениальности, написанные за всю историю человечества. Их было всего
семь.
  Помимо трактатов по медицине здесь были монументальные монографии о
классиках науки. Полностью была представлена вся мировая философия, начиная
от мыслителей древности и кончая философами современности.
  Закончив осмотр книг в своей комнате, Баян перешел в зал. Шаглан-апа, сидя
на диване у окна, занималась рукодельем. Она была задумчивой. Спицы медленно
выводили вязь кружевов. Так же медленно, как спицы, нанизывались одна на
другую мысли... Стараясь не отвлекать ее, Баян тихо прошел к книгам. В
шкафах, занимавших треть стены, было около тысячи томов серии "Жизнь
замечательных людей". Рядом находилось шеститомное издание "Великие люди
всего мира", представлявшее библиографическую редкость.
  Вторую треть стены занимали сотни томов "Библиотеки всемирной литературы".
С книгами этой серии соседствовало многотомное издание "XX век. Открытия и
находки",
  Последнюю треть стены занимали тома Большой медицинской энциклопедии,
Большой советской энциклопедии и Казахской советской энциклопедии. Баян
перевел взгляд на статуэтки. Коленопреклоненная богиня, всевозможные толстые
и тонкие восточные божества. Юноша стал разглядывать огромное по величине
творение скульптора. Мраморная голова передавала состояние Наркеса в момент
наивысшего творческого напряжения. Величественные и благородные черты лица
заметно напряжены. Взгляд устремлен вверх. Это был гений, страдающий от мощи
своего познания. Титан, рождающий в собственных муках величайшую науку
человечества. Длинные вьющиеся волосы придавали Наркесу сходство с великими
музыкантами и поэтами прошлого. На цоколе на светлой металлической пластинке
было выгравировано: "Наркесу Алиманову - Сергей Антокольский". Это был самый
известный скульптор Союза, скончавшийся недавно в возрасте девяноста пяти
лет.
  Обернувшись назад, юноша чуть не споткнулся о красный, затейливо
орнаментированный узорами кожаный пуфик. Поодаль на ковре лежал голубой
пуфик с индийскими рисунками. "Хорошо, что Шаглан-апа занята и ничего не
заметила, - подумал Баян. - Вот было бы неудобно, если б споткнулся и упал,
как самый последний дикарь".
  Выходя из зала, он снова посмотрел на золотое изображение танцующего
четырехрукого Шивы на стене. "Это, конечно, из Индии", - подумал он.
  Кабинет Наркеса не переставал поражать его воображение.
  В узкой вертикальной витрине из стекла в рост человека на плечиках висели
мантии докторов наук зарубежных университетов. На специальные приспособления
над ними были одеты головные уборы.
  На горизонтальной витрине под стеклом лежали дипломы докторов наук тех
зарубежных университетов, традиционные мантии которых он уже видел. Это были
дипломы Эдинбургского, Кембриджского, Софийского, Токийского университетов.
Рядом с дипломами лежали медали, полученные Наркесом на международных
симпозиумах, конгрессах, съездах.
  Переводя взгляд на седло с серебряной инкрустацией, юноша подумал: "Оно,
наверное, напоминает Наркесу о том, что предки его были кочевниками", Долго
и пристально разглядывая саблю, кинжал и старинный пистолет, он с
восхищением невольно подумал: "Откуда он взял это оружие?.. Странно, в нем
живет великий поэт, хотя все видят в нем только великого ученого".
  Потом стал бегло осматривать книги. "Да, величайшая библиотека", - подумал
Баян, окидывая взглядом ряды шкафов. Тут же среди книг он увидел восемь
необычно толстых тетрадей в коричневых коленкоровых переплетах.
"Самодельные", - отметил он про себя. Весь этот день до вечера он провел,
любуясь книгами и заглядывая в те из них, которые привлекли его внимание.
  В пять часов приехал Наркес. Узнав, что Шолпан еще не пришла с работы,
пошел в садик. Через минут десять-пятнадцать он вернулся с сыном. Раздел
сперва сына, потом разделся сам. Симпатичный мальчик с тонким белым лицом, с
карими глаз