копоставленных "гениев".
Он понял тогда, что мало стать гением, надо еще и выжить. В море слез,
которые пролил он на пути к своим открытиям, могли бы утонуть все его
настоящие и будущие завистники. Смог бы он пройти весь этот путь сначала?
Нет, не смог бы. Потому что любая, даже самая величайшая, человеческая воля
имеет предел. А, может, и смог бы? Ведь на тяжком пути своем он любил не
себя, он любил Истину и людей. Разве не мечтал он в те годы, когда погибал
от болезни, что только бы дойти до человечества, совершить столь нужное для
него открытие и только потом умереть? И разве не бескорыстная любовь к людям
одна лишь и помогла ему совершить это чудо - стать у истоков второго
рождения человечества?..
  Послышались звуки органа. Это совершали богослужение кардиналы. Чистые,
неземные звуки "Реквиема" Моцарта, рождаясь на земле, витали над толпами
людей и устремлялись к небесам. Что-то бесконечно возвышенное было в этом
дивном творении гения. Душа Наркеса, звучавшая на самых высоких регистрах,
вся отдалась во власть волшебных звуков.
  После возложения венка на могилу герцога Рудольфа процессия распалась и
огромные толпы людей растеклись по кладбищу, рассматривая усыпальницы
великих людей Австрии. Другой, более мощный людской поток запрудил выход из
кладбища и медленно просачивался в город. Делегаций зарубежных гостей
сопровождали многочисленные представители Университета.
  В этот же день после обеда состоялись торжественные заседания в стенах
Университета и в огромном городском зале, напомнившем Наркесу Дворец спорта
в Лужниках в Москве, где размещалось несколько тысяч приглашенных.


  Торжественные заседания в последующие дни чередовались с многолюдными
приемами в Городской ратуше и в открытой по этому случаю бесконечной
анфиладе народных комнат Шенбрунского дворца.
  Несколько заседаний было посвящено научным докладам, затрагивавшим широкие
темы мировой культуры и роли науки в современном обществе.
  В дни юбилейных торжеств сенат Университета, по представлению
соответствующих факультетов, присвоил почетное звание доктора "Гонорис
кауза" ряду ученых из разных стран, в том числе Нобелевским лауреатам Г.
Альверману (президенту института им. Макса Планка, ФРГ), Д. Геттону и Н.
Блэкетту (Англия), а также К. Л„йтхольду (директор ЦЕРН, Швейцария), Л.
Бранстнеру (президент Академии наук Леопольдина, ГДР), О. Чоконаи (Венгрия),
И. Веричаку (президент Югославской Академии наук). В числе первых
награжденных почетное звание доктора "Гонорис кауза" присвоили и Наркесу.
  В один из этих дней, когда Наркес вместе с коллегами сидел в номере
гостиницы и делился впечатлениями о только что прошедшем заседании, в дверь
номера постучали. Наркес как самый младший из присутствующих открыл дверь. В
комнату вошла делегация негров. Их сопровождал переводчик-австриец.
Делегацию возглавлял высокий рослый негр. Глаза его возбужденно блестели.
Весь он был охвачен огромной, непередаваемой радостью.
  - Наркес Алиманов! - произнес он, попеременно оглядывая всех советских
ученых.
  Наркес едва заметным движением головы дал знать, что это он.
  Быстро произнося какие-то непонятные слова, негр бросился к Наркесу и сжал
его в своих объятиях. Чувствуя всю крепость мышц могучего негра, Наркес
сделал слабую попытку освободиться. Темпераментный незнакомец разжал свои
объятия, одновременно не переставая что-то быстро говорить.
Переводчик-австриец перевел его слова. Оказывается, в только что вышедшем
номере вечерней венской газеты "Дер Абенд" было опубликовано экстренное
сообщение корреспондента Австрии, аккредитованного в Москве. В сообщении
говорилось о том, что советский физиолог Наркес Алиманов в марте этого года
провел уникальный эксперимент с целью резко усилить способности пациента.
  Пациент Алиманова семнадцатилетний студент первого курса математического
факультета Казахского Государственного университета Баян Бупегалиев на
протяжении пяти месяцев совершил два великих открытия: вывел одну из формул
Лиувилля, которую математики не могли доказать в течение полутора столетия,
и впервые за три с половиной столетия представил доказательство Великой
теоремы Ферма. "Последнее, - говорилось в газете, - расценивается
специалистами как самое сенсационное математическое открытие века".
  Новость была неожиданной для Наркеса. Не в силах скрыть свою радость, он
крепко пожал руку негра. Аура Нокан - так звали негра из племени бауле -
оказался тридцатипятилетним ученым преподавателем математики Абиджанского
университета из Берега Слоновой Кости.
  Переводчик любезно перевел заметку полностью. Помимо того, что он уже
бегло сообщил, в корреспонденции писалось:
  "В наш век стремительной гигантомании, когда с калейдоскопической
быстротой сменяют друг друга события, страны, люди, трудно удивить кого-либо
масштабами тех или иных событий, масштабами тех или иных выдающихся
личностей. Но и в нашем, по образному выражению поэта, титаническом веке
личность Алиманова - явление исключительное среди всех современных нам
великих людей.
  До самого последнего времени мы знали только о том, что тридцатидвухлетний
советский ученый, лауреат Нобелевской премии Наркес Алиманов - единственный
в современном научном мире авторитет по проблеме гениальности. Последнее же
его открытие формулы гения показало, что это человек невиданных ранее
гигантских возможностей. Он не только расширил границы наших знаний,
представлений и возможностей, но и границы познания вообще. Жгучий интерес,
который испытывают миллионы людей во всем мире к личности гениального
ученого, возрастает с неизмеримой силой в связи с его новым открытием. И
сейчас мы, как никогда раньше, вправе спросить себя: что представляет собою
в полном объеме этот гигант советской науки? Восходящая ли это звезда,
продолжающая непрерывно восходить? Или сверхновая, в пору зрелости заявившая
о себе взрывом сверхгениальности? Каковы вообще, если только они существуют,
масштабы его научных поисков? Короче говоря, кто такой Алиманов? Почему мы
до смешного мало знаем о нем? Между тем сведения о нем были бы не менее
ошеломительны, чем его открытие. Ибо нетрудно понять, что человек,
совершивший уникальнейшее открытие, безусловно, является и уникальнейшей
личностью. Мы ждем ответа на свой вопрос: кто такой Алиманов? Ответ этот
облегчается для нас, жителей Вены, тем, что в эти дни знаменитый ученый
является гостем нашей страны и юбилея нашего Университета".
  Этими словами, полными надежд, и заканчивалась корреспонденция. Кончив
переводить ее, переводчик вместе с членами делегации Берега вопросительно
взглянул на ученого, словно ожидая от него ответа на вопросы, затронутые в
заметке. Наркес добродушно улыбнулся, показывая, что отвечать, собственно,
не на что и едва ли стоит. После непродолжительной беседы гости, тепло
попрощавшись, вышли.
  Когда делегация Берега ушла, Александр Викторович Мстиславский шутливо и
по-дружески упрекнул Наркеса:
  - А я почему ни о чем не знал?
  - Я не хотел торопиться, Александр Викторович, - немного смущенно ответил
Наркес. - Хотел сам сперва полностью убедиться.
  - Пока ты убеждался и весь мир убедился, - улыбнулся Александр Викторович.
- Ну, да ничего. Поздравляю тебя с открытием. Это всем открытиям открытие.
  - Спасибо, Александр Викторович! - радостно и широко улыбаясь,
поблагодарил Наркес.
  Поздравили его и остальные академики. Через несколько минут дружеская их
беседа оборвалась. Раздался новый стук в дверь. Наркес открыл ее и в комнату
с учтивыми приветствиями и извинениями вошла группа журналистов с
кинокамерами и переводчиками. Гости представились. Это были представители
нескольких крупнейших газет разных стран, аккредитованные в Вене. Чувствуя,
что Наркесу предстоит импровизированная пресс-конференция и не желая мешать
ему, коллеги вышли. В течение получаса Наркес давал интервью иностранным
корреспондентам и журналистам местных газет, радио и телевидения Вены.
  На следующий день утром центральные газеты Австрии опубликовали сообщения
под заголовками "Величайшее открытие столетия", "Гигант советской науки" и
другими. Этому событию были посвящены передачи венского радио и телевидения.
Перед заседаниями и в перерывах между ними к Наркесу подходили и поздравляли
многочисленные зарубежные ученые - гости юбилея, ученые Университета и
других научных центров Австрии, принимавшие участие в праздничных
торжествах. В один день Наркес стал самым знаменитым и почетным гостем
юбилея, всей Вены.
  Сообщение об открытиях Алиманова и Бупегалиева облетело весь мир.


  Во время, свободное от заседаний и от приемов, зарубежные гости
знакомились с городом. Вместе с коллегами знакомился с Веной и Наркес.
Иногда ему казалось, что отдельные районы города имеют сходство с
Ленинградом, Ригой и Будапештом. Но чем больше он знакомился с ним, тем
яснее выделялось неповторимое, своеобразное лицо столицы Австрии. Вместе с
австрийскими зодчими на протяжении многих столетий здесь трудились зодчие и
скульпторы Италии и Франции, Чехии и Варшавы, Берлина и Будапешта. Старинные
уникальные архитектурные ансамбли соседствовали с домами-небоскребами,
построенными в ультрамодерновом стиле. Бросалось в глаза великое множество
соборов, церквей и монастырей. Все улицы и площади были украшены
скульптурными монументами. По улицам города мчались густые потоки машин,
американских, французских, немецких, английских и многих других марок. Время
от времени проезжали старинные австрийские кареты с парой вороных - на них
развлекались господа.
  Зарубежные гости ознакомились со всеми достопримечательностями города.
Особый интерес у них вызвал ООН-сити - Международный центр организаций и
конференций. Вена и старинный город Зальцбург многократно выбирались местом
для проведения крупнейших международных переговоров, конгрессов, совещаний.
В связи с этим Генеральная ассамблея ООН еще в прошлом веке включила Вену в
качестве одного из нескольких городов в свой календарь постоянных
международных конференций. Так было положено начало созданию гигантского
района ООН-сити в его современном виде.
  В центре ООН-сити располагалось многоэтажное круглое здание международных
конференций. Справа и слева от него - по два высотных здания, в которых
размещались Международное агентство по атомной энергии (МАГАТЭ) и
Организация ООН по промышленному развитию (ЮНИДО). Здесь же находились
Международный институт мира и многие другие международные институты.
  Ночная жизнь Вены ничем не отличалась от ночной жизни крупнейших городов
капиталистического мира.
  Вечером шире раскрывались двери ресторанов, баров, киосков для
развлечений, в бешеном темпе мелькали огни неоновых реклам, громче трещали
музыкальные шкафы-автоматы, до исступления кривлялись в наиновейших танцах
юнцы и худенькие девчонки в коротеньких юбочках.
  Побывали зарубежные гости и в знаменитом Венском лесу. Этот древний
могучий лес помнил о многом. Здесь между деревьями когда-то бегал юный
Моцарт, в раздумье бродили Гайдн и Глюк. Здесь бывали Лист и Паганини, Гете
и Шиллер. В тени каштанов, платанов и одиноких берез, невесть откуда
попавших сюда, когда-то после тяжелых походов отдыхали русские солдаты.
Наполеон Бонапарт, сидя во дворце Шенбруна и греясь у костра, сложенного из
деревьев, срубленных в этом лесу, подписывал кабальный договор для Австрии
как раз в то время, когда старый, седой Бетховен, находясь в Вене,
мучительно думал о судьбе и жизни народа, старался понять и осмыслить походы
Бонапарта и создавал свои могучие философские симфонии о жизни и смерти.
  Необычайно привлекательными были дворцы Шенбруна, где проходили юбилейные
заседания. Здесь, на территории Императорского парка, под каждым кустом и
возле каждого дерева стояли мраморные скульптуры фаворитов и жен того или
иного императора, или библейских героев. Каждый родник, находившийся здесь,
был одет в сказочное нагромождение мраморных и - гранитных памятников. На их
украшение тратились золото и серебро. Из мрамора, гранита, золота и серебра
вокруг родников воспроизводились целые мифы и легенды.
  На украшение каждого куска земли Шенбруна уходили несметные суммы
австрийской казны. Сюда приглашались скульпторы и зодчие из Рима и Парижа,
Венеции и Мадрида. Один за другим строились роскошные дворцы. Императрица
Мария-Терезия приказала воздвигнуть самую величественную в Австрии арку на
возвышенности, в центре этого парка.
  Осматривая бесчисленные залы и дворцы Шенбруна, Наркес вспомнил свою
поездку в Италию в конце прошлого года. Особое восхищение у него вызвали
тогда соборы и церкви во Флоренции, Риме, Венеции и других городах.
  Много удивительного видел Наркес в ту поездку по Италии. Но особенно
поразили его гигантские фрески Микеланджело в соборе святого Петра. Они
открыли Наркесу величайшего живописца всех времен и народов. Росписи плафона
и "Страшного суда" в Сикстинской капелле, "Обращение Павла" и "Распятия
Петра" в Паолине. Поражала не только неслыханная титаничность замысла
тридцатитрехлетнего Буонарроти, но и грандиозность
  его художественного воплощения на почти полукилометровом пространстве стен
Сикстинской капеллы. Только там, перед фресками Микеланджело, Наркес со всей
наглядностью убедился в том, насколько искусство эпохи величайшего расцвета
науки и техники уступает исполинскому искусству старых мастеров - Леонардо,
Тициана, Рафаэля, Веронезе и гениев античности. "Первый мастер земли". Так
прозвали Микеланджело современники. Таким он и остался в памяти всех
последующих поколений.
  Все это почему-то вспомнилось Наркесу сейчас, в далекой Австрии.
  Вена блеснула и своим непревзойденным театральным и музыкальным,
искусством. В знаменитом Венском оперном и Замковом ("Бургтеатр") театрах
гости познакомились с лучшими произведениями австрийской оперной музыки
последнего времени. Чисто венской жизнерадостностью были насыщены небольшие
инсценировки и шуточные пьесы, показанные в миниатюрном дворцовом театре
Шенбруна. Эти зрелища так же, как и прекрасно исполненные Венским
симфоническим оркестром классические музыкальные произведения, позволили
гостям почувствовать утонченность и высокий уровень культуры и
художественной жизни сегодняшней Австрии и ее столицы.
  Как это часто случалось с ним в зарубежных поездках, наблюдая за жизнью
другого народа, Наркес невольно сравнивал увиденное с сегодняшней жизнью
своей республики и страны. Знакомясь все эти дни с достопримечательностями
Вены, Наркес вспоминал прекрасные дворцы и площади Алма-Аты, ее гигантские
массивы высотных домов, парки и водные площади и множество других красот
родного города, вспоминал множество красивых городов на необъятной его
земле, каждый из которых со временем должен был стать таким же прекрасным,
как и Алма-Ата, и в мыслях возвращался, как обычно, к казахскому народу, к
его прошлому, настоящему и будущему. "Удивителен народ, который после ни с
чем не сравнимых нашествий Чингисхана, Батыя, Тамерлана и других
завоевателей, после великого множества набегов других племен, уже
исчезнувших с лица земли, сумел сохранить за собой и отстоять эту громадную
территорию, под стать своему богатырскому духу. Великое у него будущее..." -
думал он в такие мгновенья.
  За день до отъезда Наркес вместе с коллегами побывал на центральном
венском кладбище. Здесь в одном кругу стояли памятники над могилами отца и
сына Штраусов, Брамса, Бетховена, Гайдна, Шуберта, Глюка, а в центре круга
памятник над символической могилой Моцарта.
  Более полутораста лет назад в Вене, тридцати пяти лет от роду, в нищете и
одиночестве умер один из величайших композиторов мира - Моцарт. Почти никто
не знал о его смерти. Несколько бедных людей соорудили гроб и похоронили его
на окраине города. И этот маленький холмик вскоре был заметен снегом, а
потом весенние воды сравняли могилу с землей. Спустя много лет австрийцы
перенесли прах своих великих сынов в Вену. Но среди них не было Моцарта. И
памятник ему был сооружен над символической могилой.
  - Моцарт похоронен здесь! - говорят австрийцы, указывая на памятник,
словно стыдясь за своих предков, не сумевших сохранить прах великого
композитора.
  "Не в первый раз людям терять величайших молодых гениев, - с грустью
подумал Наркес. - Потом, после их смерти, лицемерные вздохи и запоздалая,
как всегда, память о них. Старая, как мир, история... Прощайте, друзья мои!
- мысленно прощался он с величайшими людьми Австрии и одновременно лучшими
гражданами человечества. - Завтра я улетаю. Прощайте!"
  На следующий день после прощального банкета, данного в честь зарубежных
гостей, Наркес на лайнере, курсирующем на линии Вена - Алма-Ата, вылетел в
столицу Казахстана.


5


  Приехав из аэропорта домой, Наркес не застал дома никого. Шолпан была на
работе, Расул в садике. Наркес принял душ, пообедал и стал просматривать
корреспонденцию. За время его отсутствия ее накопилось много. Но особенно в
большом количестве она прибывала в последние дни. Почту обычно разбирала
Шолпан. Письма приходили со всего света, на всех языках, сотни писем,
которые почтальон приносил Наркесу в большой сумке. Вся научная и деловая
корреспонденция была на английском и русском языках. Писали ученые,
государственные деятели, лидеры организаций и обществ, рабочие, безработные,
студенты. Было много писем, содержавших просьбы о помощи или совете,
предложения услуг. Девушка предлагала свои услуги в качестве "космической
созерцательницы". Изобретатели писали о новых машинах, родители о детях,
которым дали имя Наркес, сигарный фабрикант сообщал, что назвал новый сорт
сигар "формула". Очень много было писем от девушек.
  Шолпан сортировала письма. Одни оставляла без ответа, на некоторые
отвечала сама, остальные готовила для просмотра Наркесу. Эта работа отнимала
у нее немало времени, иногда и весь вечер.
  Письма очень досаждали Наркесу, несмотря на созданный Шолпан фильтр.
Наиболее важную корреспонденцию, подготовленную для окончательного
просмотра, Шолпан клала на письменный стол мужа. Всю новую не просмотренную
почту складывала в огромный картонный ящик.
  Сейчас Наркес знакомился с корреспонденцией, прошедшей первоначальную
стадию отбора. В основном это были международные письма и телеграммы. Он не
спеша проглядывал их.

  "Рад приветствовать в Вашем лице величайшего ученого мировой науки.
Примите мои искренние и наилучшие пожелания здоровья, счастья в личной жизни
и дальнейших успехов в науке на благо всей цивилизации.
   Президент Соединенных Штатов Америки Эдвард Мэрчисон".

  "Ваше имя уже сегодня стало символом человеческого гения, разума и
беспримерного по своему титанизму служения людям. Присоединяю свой голос
восхищения Вашей личностью к голосам всех людей доброй воли на земле.
Премьер-министр Индии Чанди Васагара".

  "Поздравляю Вас с необыкновенным открытием. Шлю наилучшие пожелания Вам и
Вашей супруге.
   Премьер-министр Великобритании Дональд Блэкфорд".

  Телеграмм было много. От глав правительств и государств, от членов
парламентов, от выдающихся общественных, политических деятелей и ученых.
Наркес бегло ознакомился с остальной корреспонденцией. Здесь были
приветствия и письма от президента Международной организации по исследованию
мозга (ИБРО), от национальных Академий наук многих зарубежных стран.
  Ознакомившись с корреспонденцией, подготовленной для него Шолпан, Наркес
подсел к картонному ящику и начал извлекать его содержимое. Письма,
телеграммы, бандероли. От крупнейших ученых, издательств, деятелей искусства
и литературы, рабочих, служащих, крестьян, студентов.
  Наркес развернул одну из международных телеграмм. В ней было всего две
строчки.

  "Счастлив, что являюсь Вашим современником. Крепко жму Вам руку.
   Джон Хьюлет, профессор, лауреат Нобелевской премии.
   Говардский университет.

  Следующая телеграмма была из Канады. Супруги Тэйлоры извещали Наркеса, что
своего новорожденного сына они назвали в его честь Наркесом.
  Ознакомиться со всей корреспонденцией не было никако