дожественного ясновидения. Каждый факт жизни, каждое событие, свидетелем
которого они были, мгновенно вызывают массу ассоциаций в уникальном их
художественном создании. Впрочем, он всего-навсего ученый, и сами художники,
быть может, по-другому понимают эту проблему. Возможно. И тем не менее,
конечно, ясно одно. В памяти поколений остаются не премии, полученные
великими мастерами или малыми подмастерьями при жизни, а их произведения, в
которых с беспощадной обнаженностью запечатлен весь уровень их мыслительных
и художественных способностей. И счастливы те из них, творения которых,
пройдя через бесчисленные художественные течения разных времен,
соприкасаются с вечностью.
  Гений и талант достигают разных результатов, видимо, потому, размышлял
Наркес, что они по-разному подходят к искусству. "Нельзя писать одними
только нервами", - утверждает талант. "Гений орошает свои творения слезами",
- говорит Бальзак. "Над вымыслом слезами обольюсь" - Пушкин. "Огонь в одежде
слова" - Барбюс. Для всех второстепенных и третьестепенных талантов
искусство - дело не главное, стоящее на одном из многих планов их жизни. Они
с успехом могут заниматься любым другим делом и, оставив искусство, не
потеряют ровным счетом ничего и будут так же успешно процветать в любой
сфере деятельности. Для великого же художника искусство - единственная форма
самовыражения и самоопределения в жизни. Вне его сферы он не представляет
собой ровным счетом ничего. Грандиозность его внутреннего художественного
мира и стремление донести его до людей максимальными художественными
средствами постоянно заслоняют от него нужды и заботы каждого его дня.
Искусство для него более реально, чем сама жизнь. Отсюда и проистекают все
трагедии в личной жизни Бетховена, Бальзака, Вагнера, Шопена, Паганини и
многих других художников-титанов.
  Великое искусство рождается только из великих страданий и жертв, из
гигантских поисков и метаний духа. Спокойная, наполненная больше парадными
сторонами, чем трудами, салонная жизнь жуирующего художника не может
выразить великие нравственные идеалы. Кто видел когда-нибудь, чтобы великое
приходило легкою ценою? Легкою ценою приходит только бездарность. Тайна же
рождения гениального художника и явления его миру велика есть...
  Рядом с палаткой пробежал кто-то из детей, и не успел Наркес что-либо
подумать, как в ту же секунду, приподнимая головой брезентовый полог, в
палатку заглянул один из малышей Бисена:
  - Вас на обед зовут.
  Мгновенно окинув Наркеса, лежавшего на корпеше с книгой в руках, и спящего
Сакана взглядом круглых и черных глаз, очень смуглый карапуз, не дожидаясь
ответа, исчез.
  Наркес разбудил брата и они вдвоем, не торопясь, вышли из палатки. Когда
они вошли в юрту, дастархан был уже накрыт. Увидев входящих гостей, Бисен
быстро вскочил со своего места.
  - На торь проходите, - вежливо и предупредительно произнес он.
  После того, как гости сели, Бисен не спеша устроился на своем месте пониже
и с улыбкой обратился к Наркесу:
  - Как отдохнули, Наке? Чтобы не помешать вашему покою, я послал
мальчугана.
  - Кайсаржан лучше всех объяснил, зачем его послал отец, - весело улыбнулся
Сакан, успевший уже освободиться от послесонной дремоты.
  Малыш, сидевший рядом с матерью и вместе с другими детьми, некоторое время
с любопытством смотрел на своего дядю, словно пытаясь определить,
по-настоящему он хвалит его или шутит,
  Добродушно улыбнулись и Наркес с Бисеном. За чаем и разговорами засиделись
долго.
  После обеда мужчины вышли из юрты и долго ходили на ровном возвышении по
начавшей уже выгорать траве.
  Среди первозданной красоты и тишины гор Наркес почти физически ощущал, как
в него вливаются новые силы. Это чувство он начал испытывать еще вчера, с
первого дня их приезда - Здесь, в горах, все городские дела и заботы
отодвинулись куда-то далеко на задний план, стали почему-то мелкими,
ненужными, незначительными, словно наедине с собой на лоне природы человек
начинает постигать истинную ценность земного своего бытия.


13


  На следующий день после утреннего чая братья решили побродить с ружьями по
окрестностям. Вокруг было много глубоких, поросших кустарником и деревьями,
оврагов, переходящих постепенно в ущелья. Сакан взял ружье, прихваченное из
дома. Наркесу дали двустволку чабана.
  - Вон в том овраге я видел недавно следы кабанов, - показал Бисен на один
из оврагов. - Будьте осторожны.
  Братья направились в указанную им сторону. Наркес никогда не был ни на
настоящей охоте, ни на настоящей рыбалке. Спускаясь с Саканом по склону
оврага и пробираясь сквозь высокий густой кустарник, он испытывал большое
удовольствие от прогулки. Кустарник становился все реже и реже. Теперь
попадались невысокие, но крепкие и кривые деревья, каким-то чудом росшие на
каменистой почве. Пройдя по тропе вниз по оврагу, братья вскоре
действительно увидели следы кабанов. Земля под одним большим раскидистым
деревом, росшим у тропы, была глубоко изрыта. Но самих кабанов нигде не было
видно. Было ясно, что теперь их не встретить. Пройдя по тропе еще немного,
они вспугнули стайку кекликов. Встревоженные их приближением, птицы быстро
поднимались по склону оврага, пробираясь между редкими кустами.
  - А ну-ка, охотник, покажи свое мастерство, - сказал Сакан.
  Наркес быстро вскинул ружье и, прицелившись, поочередно нажал на курки.
Оглушительно грохнули два выстрела. Дробь вспорола землю далеко в стороне от
стайки. Птицы взлетели в воздух. Эхо выстрелов, быстро удаляясь,
перекатывалось по дальним горам.
  Сакан молча поднял ружье и тоже выстрелил два раза. Два кеклика,
отделившись от стайки, упали вниз и, цепляясь за редкие кусты, скатились на
дно оврага. Оглушительное двукратное эхо перекатывалось по далеким горам и
каньонам.
  - Да, метко ты бьешь, - с восхищением произнес Наркес.
  - Науками не занимаемся, - улыбнулся Сакан. - Жизнь - вот самая высшая для
меня наука, а для тебя наука давно заслонила жизнь.
  Он спустился на дно оврага, поднял двух окровавленных птиц, и снова
поднялся к Наркесу.
  - Отдадим псам Бисена, - сказал он.
  Они спустились вниз по ущелью довольно далеко, но дичи никакой не было.
  - Давай вернемся, - предложил Сакан. - Мы столько пробродили и ничего не
встретили. Да и теперь ничего не встретим.
  Наркес согласился.
  Поднимаясь по оврагу вверх, Сакан говорил:
  - Нет, старик, не согласен я на твою жизнь. Что это за жизнь, если нет в
ней ни зорь, ни ночей, проведенных в горах или на озере с удочкой, если нет
в ней охоты на волков и сайгаков, если нет в ней всей этой природы и нет
прекрасных девушек, черт побери. Не нужна мне такая жизнь. Скажи, ты хоть
находишь время интересоваться девушками? Тянет тебя хоть к ним или нет?
  - Тянет, конечно, очень тянет. Порой мне кажется, что я чувствую их
красоту даже слишком остро, как художник.
  - Ах-ха-ха-ха... - громко и от всей души рассмеялся Сакан, хлопнув Наркеса
свободной рукой по плечу. - Все мы художники... Ну и насмешил ты меня...
  Наркес немного помолчал и негромко произнес:
  - Старик, трудно мне сейчас... Люблю я девушку одну, и она меня любит... В
такую вот ситуацию попал и не знаю, что делать...
  - Ну, и люби себе на здоровье.
  - Ты не понял меня...
  - Ну, почему не понял? Если любишь, женись на ней. Кому же как не мне
знать, как вы живете с Шолпан долгие годы? Чем так жить, лучше совсем
развестись.
  - А Расул?.. Как он будет расти без отца?.. Какой отчим будет любить его
так, как я?..
  - Да... - задумчиво протянул Сакан. - Советом тут не поможешь... Ты по
природе человек высоких понятий и высоких побуждений. Одним словом,
непрактичный человек. Но поскольку ты такой, то тебе надо жениться на
любимой девушке. Есть у тебя и болезнь неразделенной любви.
  Наркес засмеялся.
  - Не смейся. Неразделенная любовь - это тоже болезнь. Может быть, самая
трудная. Это то, что гложет человека постоянно, лишает его жизнь смысла,
радости и высоты - вообще всего. Я знаю, сколько сил у тебя отняли и
отнимают мысли о несложившейся семейной жизни.
  Наркес молчал.
  - Ну, а театром, кино, футболом интересуешься? - спросил Сакан.
  - Занят, занят я очень, старик. Некогда этим интересоваться. Сам знаешь,
сколько надо работать сейчас ученому над собой, чтобы не отстать от уровня
передовых идей в науке.
  - Слушай, тебе не кажется, что большая часть нашей жизни уже прошла, а ты
так ничего и не видел в ней, кроме работы? - спросил Сакан.
  - Кажется, - нехотя ответил Наркес. - Но это же очень нужно для науки, для
людей.
  - А помогали тебе люди долгие годы, когда ты болел и загибался от болезни?

  - Кто-то не знал, кто-то мешал, всех-то людей зачем винить?
  - Удивляюсь я тебе, Наркес. Столько ты перенес в жизни, страдал, мучился,
столько зла тебе сделали твои враги, а ты по-прежнему веришь и любишь
человека. Ты, наверное, навсегда останешься мечтателем.
  - И реалистом, - добавил Наркес.
  - Ты никак не можешь понять, что прошло время великих идей и героических
подвигов. Все подвиги - это достояние прошлого. Твоя судьба - явление
исключительное, не типичное. На долю всех других остается только трезвый
практический расчет.
  - По-моему, за частными явлениями ты не видишь главного, решающего. В
жизни всегда есть место подвигу. Это не красивые и высокие слова. Это
действительно так. Для подвига нужно сердце, способное на материнскую любовь
к людям, и могучий разум для осознания его необходимости. Другое дело, что
эти свойства встречаются не у каждого человека и потому отдельные люди
думают, что подвига и вовсе не бывает на свете. Чтобы полностью понять и
оценить подвиг, нужно самому иметь душу, готовую к подвигу. - Наркес
задумался и снова добавил: - Иногда я думаю: что заставляет выдающихся
людей, несмотря ни на какие трудности, совершать подвиги в своей жизни, что
их толкает на него? Почему бы им не жить, как всем обычным людям, без
великой цели, без великой борьбы и великих страданий? Как ты думаешь,
почему?
  - Я не ломаю голову над такими вопросами. Мне этого не нужно. Ты лучше вот
на что мне ответь. Из года в год ты отчаянно увеличиваешь нагрузки и объем
работы. Так и шею сломать недолго, Постоянно ставишь перед собой грандиозные
цели и готов в лепешку разбиться, чтобы достичь их. Что это? Чудовищное
честолюбие, желание быть первым в своей области во что бы то ни стало или
внутренняя потребность?..
  - Давай поговорим о более веселых вещах... - грустно сказал Наркес.
  Беседуя на разные темы, братья проделали весь долгий обратный путь, пока,
наконец, усталые и голодные, не вышли на возвышение, на котором стояли юрты
чабанов.
  - Ну как, устали? - встретил их Бисен. - А где же ваша добыча?
  - Кабаны, видимо, узнали о нашем приезде, потому что так чесанули куда-то,
что нигде их не сыщешь, - улыбнулся Сакан.
  - Но я же видел в низине их следы...
  - Мы тоже видели... - протянул Сакан.
  Увидев в его руках убитых птиц, к нему, виляя хвостом, подбежал рослый
щенок. Сакан кинул перед ним на землю кекликов. Зажав их в зубах, щенок
отбежал подальше, лег на траву и начал грызть птиц.
  - Проходите. Время обеда уже настало, - сказал Бисен.
  Он взял у братьев ружья и занес их в юрту. Наркес и Сакан помыли руки и
тоже вошли вслед за ним.
  Бурулхан-апа уже ждала их у дастархана. Сакан и Наркес не спеша пообедали.

  - Вам надо отдохнуть, вы устали, - сказал гостям Бисен.
  Братья согласились и пошли в палатку.
  Не успели они поспать и полчаса, как их разбудил Бисен. Сквозь сон Наркес
услышал, как чабан, не решаясь беспокоить его, будил своего родственника.
  - Ой-бай, Сакан, вставай, секретарь райкома едет... - встревоженным
голосом говорил он, - Вставай, Сакан, вставай.
  - Секретарь? Какой секретарь? - ничего не понимая спросонья, переспросил
Сакан, с трудом приподнимаясь, усаживаясь на одеяле и протирая заспанные
глаза.
  - Секретарь райкома Калдыбаев на своей машине. С ним еще люди.
  Теперь проснулся и Наркес.
  Братья немного привели себя в порядок и вместе с Бисеном вышли из палатки.
В сторону юрт, натужно урча моторами, медленно приближались две легковые
машины.
  - Так и знал, что не удастся отдохнуть наедине. Теперь приемы, банкеты и
прощай отдых, - вздохнул Сакан.
  - Ну что ж. Придется подчиниться этикету, - отозвался Наркес.
  - Мне, наверное, попадет за то, что я своевременно не сообщил о вашем
приезде, Наке, - озабоченно сказал Бисен.
  - Не волнуйтесь, Бисеке, все будет хорошо, - успокоил его Наркес.
  Машины приближались и остановились неподалеку от юрт. Из передней машины
вышел первый секретарь райкома Ахмет Тенгизович Калдыбаев, моложавый
энергичный мужчина сорока двух лет, в запыленном после долгой дороги
костюме. За ним вышли еще трое, тоже в запыленных костюмах. Отряхиваясь на
ходу, они направились к юртам.
  - Здравствуйте, дорогой гость! Здравствуйте, Наркес Алданазарович! Ну и
далеко вы забрались. Еле нашли вас, - Ахмет Тенгизович, радушно улыбаясь,
протянул широкую сильную ладонь и крепко пожал руку Наркеса.
  Приехавшие товарищи поочередно поздоровались с Алимановым, Саканом и
чабаном. Это были председатель райисполкома Шатырбаев и другие руководители.

  Бисен пригласил гостей в юрту, но они сослались на необходимость быстрого
обратного возвращения - Нас ждет Болат Ильясович, - сказал Ахмет Тенгизович
о первом секретаре обкома Омарове. - Он ждет - не дождется вас. Мы вас два
дня ищем по всему району с тех пор, как услышали о том, что вы приехали.
Если бы вы предупредили о своем приезде, мы встретили бы вас, как
полагается, - улыбнулся Ахмет Тенгизович.
  - Не хотелось никого отрывать от работы. Дел у вас сейчас перед жатвой
невпроворот.
  Бисен вынес из юрты низенькие стульчики, и гости немного присели с дороги.
Бурулхан-апа угостила гостей свежим кумысом.
  - Работы сейчас действительно много, но и вы не часто приезжаете в
область, - сказал Шатырбаев.
  - Не удается никак выбраться из Алма-Аты, - ответил Наркес.
  - Ну, раз попали в наши руки, - улыбнулся Ахмет Тенгизович, - то теперь
так просто мы вас не отпустим. Нас ждут. - Он встал с места и мягким жестом
руки указал в сторону машины: - Прошу вас Сакан и Бисен быстро разобрали
палатку и вместе с другими вещами погрузили ее в газик.
  Один из приехавших работников, молодой человек лет тридцати, в черном
костюме и галстуке, отвел в сторону Бисена и что-то сказал ему. Чабан
виновато опустил голову. Это не ускользнуло от внимания Наркеса.
  Приехавшие гости направились к машинам.
  Наркес попрощался с Бурулхан-апой и крепко пожал руку Бисену:
  - Не расстраивайтесь из-за разных слов, Бисеке. Я очень рад, что близко
познакомился с вами. Приезжайте в Алма-Ату с Бурулхан-апой. Я буду вас
ждать. - Он еще раз крепко и сердечно пожал руку чабана.
  Лицо Бисена посветлело.
  - Спасибо, Наке, что приехали к нам, - потеплевшим голосом сказал он. - Мы
никогда не забудем вашего приезда к нам.
  - Ну, Бисеке, до свидания. - Сакан обнялся с родственником. - Все так
быстро получилось. Не обижайтесь. Приезжайте к нам в город чаще.
  Он поцеловал по очереди всех своих маленьких племянников, затем направился
к газику.
  Наркес сел в "Волгу" секретаря райкома, и машины одна за другой тронулись
в обратный путь.
  Уже в пути Наркес обернулся и посмотрел назад. Бисен стоял на возвышении
неподалеку от юрт и долго смотрел вслед машинам, пока они не скрылись за
ближайшим перевалом.


14


  В Джамбуле Наркес пробыл еще неделю и вернулся в Алма-Ату.
  Дома его ждали немалые новости. В письмах и телеграммах, пришедших в его
отсутствие из-за рубежа и подготовленных ему Алтынай, землячкой Шолпан,
учившейся в университете, Наркеса извещали об избрании его действительным
членом в Академии наук Польши, Франции, Англии, Австрии, Румынии, Болгарии,
Швеции, Италии, Дании. Сообщали об избрании почетным доктором наук
университета
  в
  Лодзи,
  Сорбоннского, Карловского, Ягеллонского, Лейпцигского, Оксфордского
университетов.
  Вечером пришла Алтынай и, увидев, что Наркес вернулся, отдала ему ключ от
квартиры и ушла обратно в общежитие.
  Наркес немного позанимался своими делами, потом, подумав о чем-то,
позвонил Баяну.
  - Привези записи, которые ты вел с марта до этого времени, - сказал он,
  Немного спустя приехал Баян. Юноша окреп, посвежел, загорел. В руках у
него была толстая общая тетрадь.
  - Ну, как дела? Что нового у тебя? - спросил Наркес.
  - Скоро поедем на сельхозработы. Меня экстерном перевели на четвертый
курс. Мурат Муканович пригласил меня работать с ним в области теории чисел.
Сказал, чтобы я готовил кандидатскую диссертацию по Великой теореме Ферма.
  - Ну что ж, пока у тебя все хорошо. - Наркес внимательно посмотрел на
юного друга. - Ну, а здоровье как?
  - Нормально. От тех ощущений, которые были весной, не осталось и следа.
  - Это были временные явления кризисного периода.
  - Вообще, тебе обязательно надо заниматься спортом, чтобы уравновесить
большие умственные нагрузки, да и вообще окрепнуть. И чем напряженнее будут
тренировки, тем лучше.
  - Я и занимаюсь. Хожу на каратэ.
  - Давно занимаешься?
  - С июня, как почувствовал себя крепче.
  - А почему именно на каратэ?
  - Не так просто ответить на этот вопрос, Наркес-ага. Каратэ - это
величайший пластический танец в сочетании с самыми совершенными и
уникальными приемами схватки, которые выработаны тысячелетиями. Каратэ - это
величайшее достижение человечества в области спорта за всю его историю.
Каратэ - это борьба в танце, каратэ - это танец в борьбе, - с подъемом
сказал юноша и, немного помолчав, серьезно и убежденно добавил:
  - Мужчина должен быть суперменом. И желательно даже суперчемпионом в сфере
своей основной деятельности.
  Наркес внутренне улыбнулся, но не подал вида.
  - Ну, а записи как, регулярно ведешь? - взглянул он на толстую тетрадь,
которую Баян держал под мышкой.
  - Регулярно. - Баян протянул записи.
  - Надо будет вести их до конца года. На днях я приступлю к монографии, и
они будут нужны. - Наркес помолчал и снова спросил: - Работаешь над
чем-нибудь?
  - Работаю, - ответил Баян. - Надеюсь, что скоро закончу.
  Наркес стал внимательно листать тетрадь - Записи велись аккуратно. Каждый
день юноша подробно записывал все, что он делал, чем занимался, свои мысли и
ощущения. Внимание Наркеса привлекли несколько записей, сделанные в разное
время

  3 августа.
  Истинное честолюбие похоже на истинную любовь: в обоих случаях человек
всеми силами души стремится стать лучше, чем он есть в настоящее время. Даже
когда он превосходит всех, он хочет превосходить самого себя. И желание это
- бесконечно,

  6 августа.
  Можно, конечно, достичь в жизни всех внешних атрибутов благополучия:
положения, богатства, устойчивой респектабельности, думая только о себе, но
великим можно стать, только думая о народе и человечестве.

  8 августа.
  Чем больше я думаю о физических, интеллектуальных и нравственных
способностях человека, тем больше прихожу к выводу, что человек не только
космическое, но и фантастическое существо.

  Заинтересовавшись, Наркес перевернул страницу.

10 августа.


  Человеческой натуре присущи два величайших свойства: гениальность разума и
гениальность души. Первое из них дает титанов познания, искусства и
практического действия. Второе встречается неизмеримо реже и рождает Жанну
д'Арк и других титанов любви к людям. Второе свойство совершеннее первого.
Ибо люди, наделенные величайшим разумом и талантом, постоянно оспаривают
первенство между собой. История сохранила бесчисленное множество примеров
тому. Микеланджело и Леонардо да Винчи, Бюффон, и Вольтер, Лев Толстой, всю
жизнь отрицавший Шекспира и в конце концов признавший его, Б„рлиоз,
завидовавший непостижимому музыкальному гению Паганини, Шиллер,
восклицавший: "Ах, этот человек Гете! Он вечно стоит поперек моего пути", и
множество других примеров. Но даже титаничнейшие натуры, наделенные
гениальным разумом, застывают в немом и благодарном восхищении перед
титанам