на своем; не лучше ли было бы для всех  роториан  не
оставаться на орбите вокруг Эритро и не  строить  никаких  станций  на  этой
планете? Питт удобно расположился в мягком  кресле.  Снимающее  стресс  поле
приятно убаюкивало  его,  и  он  почти  заснул,  когда  неназойливый  сигнал
напомнил о реальной жизни.
   Питт открыл глаза (он и не заметил, когда их закрыл) и бросил  взгляд  на
небольшой экран на противоположной  стене.  Легкое  прикосновение  к  пульту
управления превратило экран в голографическое изображение.
   Ну конечно, это был Семион Акорат.
   А вот и его  совершенно  лысая  голова.  (Акорат  тщательно  сбривал  еще
оставшийся венчик темных волос, справедливо  полагая,  что  чудом  уцелевший
пушок только подчеркнул бы его лысину, тогда как голый череп при  правильной
форме может выглядеть почти импозантно.) Вот и постоянно озабоченный  взгляд
Акората. Он всегда смотрел озабоченно, даже если для беспокойства не было ни
малейшего повода. Питт  испытывал  к  Акорату  некоторую  неприязнь.  Нельзя
сказать, что тот был недостаточно предан или неисполнителен  (впрочем,  если
бы так и было, в любом случае этого уже не исправишь); причиной была  скорее
специфика обязанностей Акората. Он всегда объявлял  о  чьем-то  вторжении  в
частную жизнь комиссара, нарушал ход его  мыслей,  сообщал  о  необходимости
делать то, что тому вовсе не хотелось. Словом, Акорат был секретарем Питта и
отвечал за прием посетителей; одним он объявлял, что они  могут  видеть  его
патрона, другим -  что  приема  нет.  Питт  слегка  поморщился.  Он  не  мог
вспомнить, кому назначил прием. Впрочем, обычно он и не старался запоминать,
целиком полагаясь здесь на Акората.
   - Кто там? - покорно спросил он. - Надеюсь, это не очень важно?
   - Совсем ничего срочного или важного, - ответил Акорат. - Но, может быть,
вам лучше все же принять ее.
   - Она слышит наш разговор?
   - Конечно, нет, комиссар, - обиделся Акорат, как  будто  его  обвинили  в
нарушении долга. - Она по другую  сторону  защитного  экрана.  Речь  Акората
отличалась поразительной точностью.  Это  немного  утешало  Питта,  так  как
вероятность понять его неправильно практически исключалась.
   - Она? - переспросил Питт. - Должно быть, это доктор Инсигна.
   Тогда поступайте в соответствии с инструкцией.  Прием  только  в  заранее
назначенное время. За последние двенадцать лет  я  и  так  потратил  на  нее
слишком много времени. Найдите благовидный предлог.  Скажите,  что  я  решаю
серьезные проблемы, - нет, этому она не поверит - скажите...
   - Комиссар, это не доктор Инсигна. Я бы не стал вас беспокоить,  если  бы
это была она. Это... это ее дочь.
   - Ее дочь? - Питт попытался вспомнить имя девочки. - Вы имеете в  виду...
Марлену Фишер?
   - Да. Конечно, я сказал ей, что вы заняты, но она заявила, что мне должно
быть стыдно лгать и что она точно знает, что я лгу, по выражению моего  лица
и по тому, что мой голос слишком напряжен, - Акорат произнес  эту  тираду  с
негодованием. - Но как бы там  ни  было,  она  не  собирается  уходить.  Она
утверждает, что вы примете ее, если узнаете, что она ждет. Комиссар, так  вы
примете ее? Честно говоря, ее глаза меня пугают.
   - Кажется, я уже слышал о ее глазах. Хорошо, пусть войдет.
   Впустите ее, а я постараюсь остаться в живых даже под ее взглядом.
   Кстати, она должна мне кое-что объяснить.
   Вошла Марлена. (Самообладания ей не занимать, отметил про себя Питт. В то
же время она скромна и без всякого вызова.) Марлена села,  положив  руки  на
колени. Очевидно, она ждала, что Питт заговорит первым. Но тот не торопился,
тем временем рассеянно рассматривая ее. Прежде он изредка встречал  Марлену,
но это было много  лет  назад.  Тогда  ее  нельзя  было  назвать  прелестным
ребенком; не стала она привлекательнее и сейчас. Обращали на  себя  внимание
широкие скулы и  всякое  отсутствие  изящества.  Но,  конечно,  у  нее  были
удивительные  глаза;  их  подчеркивали  резко  очерченные  брови  и  длинные
ресницы.
   - Итак, мисс Фишер, мне сказали, что вы хотите видеть меня.
   Разрешите спросить, с какой  целью?  -  наконец  нарушил  молчание  Питт.
Марлена спокойно смотрела на Питта. По ее виду можно было уверенно  сказать,
что она чувствует себя совершенно свободно.
   - Комиссар Питт, я думаю, моя мама рассказала вам, как я сообщила  одному
своему  приятелю,  что  Земля   будет   уничтожена.   Брови   над   довольно
невыразительными глазами Питта удивленно изогнулись:
   - Да, рассказала. И я надеюсь, она предупредила вас, чтобы вы  впредь  не
болтали подобных глупостей.
   - Предупредила. Только если мы не будем говорить о чем-то, это  вовсе  не
значит, что этого не существует. А если мы назовем что-то глупостью, то  это
еще не означает, что оно глупостью станет.
   - Мисс Фишер, я - комиссар Ротора, и  забота  о  таких  проблемах  -  моя
прямая обязанность. Поэтому вы должны предоставить мне право решать, так это
или не так, глупость это или нет. Как вы додумались до того, что Земля будет
уничтожена? Что-то в этом роде рассказала вам мать?
   - Прямо она не говорила, комиссар.
   - Значит, намекала. Я прав?
   - Комиссар, она не могла скрыть от меня. Каждый говорит по-своему.
   Одни слишком тщательно выбирают слова, за других  говорят  их  интонации,
выражение лица, незаметные движения глаз и  век,  покашливание.  Есть  сотни
разных способов. Вы понимаете, о чем я говорю?
   - Я очень хорошо вас понимаю. Я сам  всегда  обращаю  внимание  на  такие
мелочи.
   - И  вы  этим  очень  гордитесь.  Вы  считаете,  что  здесь  вы  достигли
совершенства, и это было одной из причин того, что вы стали комиссаром.
   - Этого я не говорил, девушка, - удивился Питт.
   - Говорили, комиссар, только не словами. Это и не обязательно, -  Марлена
не сводила с Питта глаз; на ее лице не было и намека  на  улыбку,  но  глаза
смотрели весело.
   - Ну хорошо. Значит, мисс Фишер, именно это вы и хотели мне сообщить?
   - Нет, комиссар, не это. Я пришла сама, потому что последнее  время  моей
маме не просто добиться у вас приема. Нет, она не говорила мне  об  этом.  Я
сама догадывалась. Вот я и подумала, может быть, вместо нее вы примете меня.
   - Прекрасно, вы добились своего. Так что же вы хотите мне сообщить?
   - Моя мама мучается из-за того, что Земля может быть уничтожена.
   Вы знаете, там остался мой отец.
   Слова Марлены покоробили и даже рассердили Питта.  Как  можно  ставить  в
один ряд личные дела и  проблемы  благосостояния  Ротора  и  всего  будущего
колонии? Конечно, доктор Инсигна оказала Ротору большую помощь, прежде всего
своим открытием Немезиды, но  уже  давно  она  стала  просто  невыносимой  и
постоянно только мешает. И вот теперь, когда он вообще не  желает  больше  с
ней разговаривать, она посылает свою дочь.
   - Вероятно, вы считаете, что уничтожение Земли, о  котором  вы  говорите,
произойдет завтра или в крайнем случае в следующем году?
   - Нет, комиссар, я знаю, что это случится почти через пять тысяч лет.
   - В таком случае разрешите вам напомнить, что к тому времени уже давно не
будет ни вашего отца, ни вашей матери, ни меня, ни вас. И даже  после  того,
как никого из нас не останется в живых, до уничтожения Земли или,  возможно,
других планет Солнечной системы пройдет еще почти пять тысяч лет, если такая
катастрофа вообще будет - а ее не будет.
   - Но, комиссар, я говорю о самом факте, а когда произойдет  катастрофа  -
это уже другой вопрос.
   - Должно быть, ваша мать говорила вам также, что задолго  до...  того,  о
чем вы думаете, люди в Солнечной системе узнают об этом и примут необходимые
меры. И потом, разве можно жаловаться на  гибель  планеты?  В  конце  концов
такая судьба ждет любую из них.  Даже  если  не  будет  никаких  неожиданных
космических катастроф, каждая звезда должна  пройти  через  стадию  красного
гиганта и при этом  уничтожить  все  свои  планеты.  Планеты,  как  и  люди,
смертны; разница лишь в том, что планетам отпущено немного  больше  времени.
Это вы понимаете, юная леди?
   - Да, понимаю, - серьезно  ответила  Марлена.  -  У  меня  очень  хорошие
отношения с моим компьютером.
   (В этом сомневаться не приходится, подумал Питт  и  сразу  -  но  слишком
поздно! - погасил саркастическую усмешку на своем лице. Конечно, Марлена уже
заметила ее  и  оценила  его  позицию.)  Торопясь  поскорее  завершить  этот
неприятный разговор, Питт сказал:
   - Тогда можно считать, что мы закончили нашу дискуссию. Все разговоры  об
уничтожении Земли - это чепуха. Даже если бы все было иначе, к  вам  это  не
имеет ни малейшего отношения, и впредь вам не следует болтать об этом ни при
каких обстоятельствах. В противном случае не только вам, но и  вашей  матери
могут грозить серьезные неприятности.
   - Простите, комиссар, но мы еще не закончили наш разговор.
   Питт едва не вышел из себя, но все же сдержался и холодно заметил:
   - Дорогая мисс Фишер, если комиссар говорит вам, что  разговор  закончен,
то он закончен независимо от того, хотите вы этого или нет. Он приподнялся в
кресле, но Марлена не сдвинулась с места.
   - Дело в том, что я хочу предложить то, что вам очень понравится.
   - Что именно?
   - Как избавиться от  моей  мамы.  Ошеломленный  Питт  снова  опустился  в
кресло.
   - Что вы имеете в виду?
   - Я скажу, если вы выслушаете меня. Мама не  может  так  жить.  Ее  очень
беспокоит судьба Земли и Солнечной системы и... иногда  она  думает  о  моем
отце. Она считает, что Немезида - это грозящее Солнечной системе  возмездие,
и грозящее по ее  вине,  так  как  она  назвала  нашу  звезду  этим  именем.
Комиссар, она слишком эмоциональна.
   - В самом деле? Вы тоже заметили это?
   - И она вам досаждает, напоминая о таких вещах,  которые  сама  принимает
очень близко к сердцу, а вы о них и слышать не  хотите.  Поэтому  вы  ее  не
принимаете и думаете, что было бы лучше, если бы она вообще была  где-нибудь
подальше от вас. Так вот, комиссар, вы можете отослать ее.
   - Куда? У нас только одно другое поселение. Вы предлагаете послать ее  на
Новый Ротор?
   - Нет, комиссар. Пошлите ее на Эритро.
   - На Эритро? Но почему? Только потому, что я хочу от нее избавиться?
   - Конечно, комиссар. Но у меня есть на то и свои причины. Я  хочу,  чтобы
моя мама жила на Эритро, потому что она не может  работать  по-настоящему  в
обсерватории Ротора. Там все приборы всегда заняты, и она чувствует, что  за
нею постоянно следят. Она всегда ощущает ваше недовольство. И,  кроме  того.
Ротор - не лучшее место для точных измерений, он слишком  быстро  и  слишком
неравномерно вращается.
   - Кажется, вы все продумали. Это объяснила вам мать? Впрочем,  можете  не
отвечать. Прямо она вам не говорила, не так ли? Вы сами догадались?
   - Да, комиссар. И еще у меня есть компьютер.
   - Тот самый, с которым у вас хорошие отношения?
   - Да, комиссар.
   - Итак, вы полагаете, что на  Эритро  у  нее  будут  лучшие  условия  для
работы?
   - Да, комиссар. Там будет более стабильный  фон,  и  она  сможет  сделать
какие-нибудь измерения, которые убедят ее, что Солнечная  система  останется
невредимой. Даже если это будет не так, то проверка всех  результатов  будет
очень долгой, и за это время вы сможете отдохнуть от нее.
   - Я вижу, что вы тоже не против отдохнуть от нее, не правда ли?
   - Ничего подобного, комиссар, - спокойно ответила  Марлена.  -  Я  полечу
вместе с ней. Вы избавитесь не только от мамы, но и  от  меня,  чему  будете
рады еще больше.
   - Почему вы решили, что я  хочу  избавиться  от  вас?  Марлена  неотрывно
смотрела на Питта темными немигающими глазами.
   - Теперь хотите, комиссар, потому что теперь вы знаете -  мне  совсем  не
трудно разобраться в ваших мыслях. Питт и в самом  деле  вдруг  почувствовал
страстное желание поскорее избавиться от этого монстра.
   - Дайте мне подумать, - сказал он и отвернулся. Питт понимал,  что  ведет
себя по-детски, но ничего не мог с собой поделать: уж слишком неприятна была
мысль, что эта ужасная девушка может  читать  мысли  по  его  липу,  как  по
открытой книге.
   Вообще говоря, она права. Он очень хотел избавиться как от матери, так  и
от ее дочери. Что касается матери, то ему и раньше не  раз  приходила  мысль
сослать ее на Эритро.  Тогда  Питт  считал,  что  она  едва  ли  согласится,
поднимет страшный шум, и у него не хватило  решимости.  Теперь  же  ее  дочь
объяснила, почему она, возможно, не будет возражать.
   Это, конечно, меняло дело.
   - Если ваша мать действительно хочет... - медленно начал Питт.
   - Комиссар, она в самом деле хочет. Правда, она мне  не  говорила,  может
быть, даже не думала об этом, но она захочет. Я знаю. Поверьте мне.
   - Кажется, у меня не остается выбора. А вы хотите отправиться на Эритро?
   - Очень хочу, комиссар.
   - Тогда я все устрою очень быстро. Вы удовлетворены?
   - Да, комиссар.
   - В таком случае теперь мы можем считать нашу беседу законченной?
   Марлена встала и неуклюже наклонила голову; очевидно,  этот  жест  должен
был означать респектабельный поклон.
   - Благодарю вас, комиссар.
   Она повернулась и вышла. Только  через  несколько  минут  Питт  осмелился
освободить лицо от маски,  настолько  неподвижной,  что  она  причиняла  ему
физически ощутимую боль.
   Питт никак не мог позволить, чтобы  Марлена  догадалась  по  его  словам,
движениям или мимике о том, что  знали  об  Эритро  только  он  и  еще  один
человек.

Орбита

Aeaaa 19

   Iтведенное для  отдыха  время  кончилось,  но  Питт  решил  отменить  все
намеченные на вторую половину дня приемы, отложить все дела и  еще  раз  как
следует все обдумать.
   В первую очередь стоило подумать о Марлене. Много неудобств, особенно  за
последние десять лет, причиняла ее мать, Юджиния Инсигна Фишер.  Уж  слишком
она  была  эмоциональна,  руководствовалась  только  чувствами,   совершенно
забывая о всех доводах рассудка. И все же она  была  обычным  человеком;  ею
можно было управлять, ее можно  было  убедить.  Хотя  временами  она  бывала
весьма надоедлива, ей все же можно было позволить остаться на Роторе.
   Другое дело - Марлена. Теперь Питт нисколько не  сомневался,  что  она  -
настоящее чудовище. Ему просто повезло, что она так глупо выдала  себя  лишь
для того, чтобы помочь своей матери в столь мелком деле.  Конечно,  она  еще
неопытна и у нее не хватило ума утаить свои способности до тех пор,  пока  с
их помощью ей не удалось бы достичь ошеломляющих результатов. Но с возрастом
Марлена станет еще опаснее, поэтому надо  остановить  ее  именно  сейчас.  И
остановит ее только другое чудовище - Эритро. Питт по праву мог воздать себе
должное. Он изначально понял, что Эритро - это чудовище. Освещенная кровавым
светом своей звезды, планета даже внешне  казалась  зловещей  и  угрожающей.
Когда Ротор достиг пояса астероидов, находящегося в ста миллионах километров
от орбиты Мегаса и Эритро, Питт  уверенно  сказал:  "Здесь".  Он  не  ожидал
никаких  серьезных  возражений.  Рациональный  подход  не  допускал  другого
решения. До пояса астероидов почти не доходило световое и тепловое излучение
Немезиды. Отсутствие естественного источника света и тепла ничем не угрожало
Ротору, обладавшему собственным термоядерным реактором. Напротив, скорее это
было преимуществом: красный свет Немезиды здесь практически не был  заметен,
он не подавлял человека, не действовал на него угнетающе. К тому же в  поясе
астероидов гравитационное влияние Немезиды и Мегаса было  незначительным,  и
поэтому маневры Ротора потребовали бы меньших затрат энергии. Да и астероиды
гораздо легче перерабатывать на полезные  материалы;  на  них  достаточно  и
летучих веществ, так как свет Немезиды сюда почти не доходит.
   Идеальное положение для Ротора!
   И тем не менее подавляющее  большинство  роториан  проголосовали  за  то,
чтобы поселение перешло на орбиту вокруг Эритро. Питт устал  объяснять,  что
здесь они будут постоянно подвергаться психологически  вредному  воздействию
красного света, будут связаны  по  рукам  и  ногам  гравитационным  объятием
Мегаса и Эритро, что им, возможно, все равно придется  отправляться  в  пояс
астероидов за материалами.  Питт  горячо  обсуждал  эту  проблему  со  своим
предшественником на посту комиссара Тамбором Броссеном.  Сильно  постаревший
Броссен не скрывал, что новая роль старейшего советника нравится ему намного
больше, чем прежняя должность комиссара. (Все знали его слова о том,  что  в
отличие от Питта ему никогда не доставляло удовольствия принимать  решения.)
Броссен  не  разделял  озабоченности  Питта   проблемой,   где   расположить
поселение, и только мягко посмеялся над ним:
   - Джэйнус, нет никакой надобности в том,  чтобы  все  роториане  во  всем
соглашались с вами. Пусть изредка они поступают, как  им  заблагорассудится;
тем легче они согласятся  с  вами  позднее.  Если  они  хотят,  чтобы  Ротор
вертелся вокруг Эритро, пусть так и будет.
   - Но, Тамбор, это же бессмысленно, вы это понимаете?
   - Конечно, понимаю. Однако я  знаю  и  то,  что  раньше  Ротор  постоянно
находился на орбите вокруг планеты. Роториане к этому привыкли  и  не  хотят
другого.
   - Раньше Ротор был на околоземной орбите. Эритро - это не Земля, он ничем
не напоминает Землю.
   - Это планета, к тому же планета  примерно  такого  же  диаметра,  что  и
Земля. На Эритро есть континенты и  моря.  Там  есть  атмосфера,  содержащая
кислород. Можно пролететь тысячи световых лет и  не  найти  другой  планеты,
более похожей на Землю.  Повторяю:  пусть  люди  выберут  для  Ротора  такую
орбиту, какая им нравится. Питт последовал совету Броссена,  хотя  внутренне
никак не мог согласиться с таким решением. Теперь на  орбите  вокруг  Эритро
находились и Новый Ротор, и два других строящихся поселения. Готовы  были  и
проекты поселений в  поясе  астероидов,  но  роториане  явно  не  торопились
воплотить эти проекты в жизнь.
   Комиссар был уверен, что за все годы после открытия Немезиды выбор орбиты
вокруг Эритро был самой большой ошибкой. Этого нельзя было допускать. И  все
же - мог ли он тогда настоять на своем?  Мог  ли  приложить  для  этого  еще
больше усилий? Возможно, это привело бы лишь к его отставке и выборам нового
комиссара.
   Серьезная проблема - ностальгия. Людям свойственно оглядываться назад,  и
Питту не всегда удавалось заставить их повернуть головы и посмотреть вперед.
Вот хотя бы тот же Броссен... Он умер семь  лет  назад  у  Питта  на  руках.
Случилось  так,  что  только  Питту  удалось  понять  смысл  последних  слов
умирающего старика.  Броссен  знаком  поманил  Питта,  и  тот  наклонился  к
умирающему. Слабой  высохшей  рукой  Броссен  притянул  Питта  еще  ближе  и
прошептал: "Как ярко светило на Земле Солнце", - и умер.
   Роториане не могли забыть, каким ярким было Солнце и как  зеленела  трава
на Земле, поэтому они отчаянно возражали против  разумных  доводов  Питта  и
требовали, чтобы Ротор остался на орбите возле планеты, которая была  совсем
не зеленой, и вокруг светила, которое совсем не было ярким.
   В результате они потеряли добрых десять лет. Если бы они с самого  начала
обосновались в поясе астероидов, то уже ушли бы далеко вперед. В  этом  Питт
был убежден.
   Одного этого было достаточно, чтобы он навсегда почувствовал отвращение к
Ротору. Но этого мало, на Эритро было нечто худшее, гораздо худшее...

Ненависть

Aeaaa 20

   Nлучилось так, что Крайл Фишер, который дал землянам основание  полагать,
что цель полета Ротора не так уж очевидна, позже натолкнул их  и  на  другую
любопытную мысль.
   Со времени возвращения на Землю прошло два года, и Крайл  стал  понемногу
забывать поселение. Юджинию он почти не вспоминал, но память о Марлене  была
источником постоянной  боли.  Мысленно  Крайл  уже  не  разделял  Марлену  и
Розанну. Запомнившаяся ему годовалая дочь и семнадцатилетняя сестра  слились
в его сознании в  одно  лицо.  Крайл  не  мог  пожаловаться