ть. Мы будем продавать билеты  по  одному
доллару.
   - Прекрасно! - сказал я. - Что касается фермеров, то вопрос,  по-моему,
можно считать решенным. Это, по крайней мере, вдвое  больше  против  того,
что они платят за сидячее место в  цирке  и  вчетверо  -  против  входного
билета туда же. Боюсь, миссис Мэйкли, что слушателей будет маловато, хотя,
конечно, все это будут люди достойные.
   - Я об этом сама думала и  все  же  буду  продавать  билеты  по  одному
доллару.
   - Отлично! Но ведь медведь-то еще не убит?
   - Нет, нет. И вот для этого мне  нужна  ваша  помощь.  Как  бы  получше
устроить все - посоветуйте!
   Банкир сказал, что оставляет решение этого вопроса нам, но  что  миссис
Мэйкли может полностью рассчитывать на него,  если  ей  удастся  уговорить
альтрурца выступить  с  лекцией.  Обсудив  все,  мы  решили  поговорить  с
мистером Гомосом вместе.
   Я, наверное, никогда не отделаюсь от чувства стыда при  воспоминании  о
том, как эта женщина насела на альтрурца, стоило нам  наткнуться  на  него
следующим утром,  когда  он  прохаживался  взад-вперед  по  веранде  перед
завтраком. Точнее сказать, перед нашим завтраком: когда мы позвали  его  в
столовую, он сказал, что уже поел и теперь ждет Рубена Кэмпа, - тот обещал
взять его с собой, когда поедет мимо с поклажей сена для одной из гостиниц
в деревне.
   -  Да,  кстати,  мистер  Гомос,  -  тут  же  напустилась  на  него  эта
беспардонная особа. - Мы тут  затеяли  привести  в  порядок  церковь  Всех
Христиан в деревне и хотим привлечь вас к этому делу. Вы знаете, это такая
церковь,  где  могут  по   очереди   молиться   люди   всех   христианских
вероисповеданий. Понимаю, что звучит это несколько странно, но,  по-моему,
это разумный выход для мест, где люди бедны и не могут  залезать  в  долги
ради того, чтобы иметь свои отдельные церкви...
   - Но это же восхитительно, - сказал альтрурец. - Мне говорили  об  этом
Кэмпы. Это символ единства, которое должно восторжествовать среди христиан
всех вероисповеданий. Чем я могу быть полезен вам, миссис Мэйкли?
   - Я была уверена, что вы нас одобрите, -  воскликнула  она.  -  В  двух
словах дело обстоит так - бедная часовенка пришла в такой упадок,  что  я,
например, даже стесняюсь заходить туда и хочу  собрать  достаточно  денег,
чтобы покрасить ее снаружи и оклеить внутри новыми хорошенькими  обоями  с
каким-нибудь религиозным мотивом. Должна сказать, что голые беленые  стены
в трещинах, извивающихся во всех направлениях, так отвлекают меня,  что  я
даже на проповеди  сосредоточиться  не  могу.  Ведь  обои  с  каким-нибудь
готическим узором очень украсили бы ее? Я, например,  в  этом  уверена,  и
мистер Твельфмо тоже.
   Я услышал об этом впервые, но, встретив предостерегающий взгляд  миссис
Мэйкли, смог лишь пробормотать в знак согласия  что-то  нечленораздельное.
Во всяком случае, миссис Мэйкли сочла это достаточным  и,  так  и  не  дав
альтрурцу возможности  высказать  свои  мысли  по  поводу  воспитательного
воздействия обоев, продолжала:
   - Короче говоря, мы хотим, чтобы вы заработали нам  для  этого  деньги,
мистер Гомос.
   - Я? - с неподдельным ужасом спросил он. - Но, сударыня, я еще в  жизни
своей никогда не зарабатывал денег!  Я  считаю,  что  получать  деньги  за
что-то _дурно_.
   - В Альтрурии,  конечно.  Мы  все  знаем,  как  обстоят  дела  в  вашей
очаровательной стране, и, поверьте, что я, как никто другой,  уважаю  вашу
щепетильность и совестливость на этот счет. Но вы не должны забывать,  что
находитесь в Америке. В Америке  вам  приходится  зарабатывать  деньги,  а
то... Можно и на бобах остаться. И потом не нужно забывать о цели, о  том,
сколько добра вы принесете, прочитав маленькую лекцию об Альтрурии.
   - Маленькую лекцию об Альтрурии? - вежливо переспросил он. -  Но  каким
образом я могу получить за это деньги?
   Ей только того и надо было. Она кинулась с разъяснениями,  и  они  были
столь бессвязны и многословны, что я, по утрам ни  на  что  не  пригодный,
пока не выпью чашки кофе, чуть  Богу  душу  не  отдал  под  ее  трескотню,
которую альтрурец сносил с завидным терпением.
   Получив наконец возможность ответить, он сказал:
   - Я буду счастлив исполнить ваше желание, сударыня.
   - Правда? - вскричала она. - О, я _ужасно_ рада! Вы так ловко  избегали
разговоров об Альтрурии, что я ничего, кроме  категорического  отказа,  не
ожидала. Но, конечно, я не сомневалась, что вы это сделаете  деликатно.  Я
сама себе не верю! Вы даже не представляете, какой вы душка!
   Я заметил, что она подцепила это слово у англичан, живущих в гостинице,
и теперь употребляла его к  месту  и  не  к  месту,  однако  не  мне  было
прерывать ее.
   - Ну что ж, в таком случае, вы должны оставить  все  заботы  мне  и  не
думать ни о чем, пока я не пришлю сказать, что мы готовы слушать. А, вон и
Рубен со своей воловьей упряжкой.  Спасибо  вам  огромное,  мистер  Гомос!
Теперь никто не постыдится переступать порог дома  Божьего  -  от  избытка
благочестивости она даже слегка присюсюкнула, - после того как мы покрасим
его и оклеим стены обоями. Не пройдет и двух недель, и все будет готово.
   Она энергично трясла руку альтрурца,  а  я  опасался,  как  бы  она  не
накинулась на него с поцелуями.
   - Только я хотел бы поставить одно условие, - начал он.
   - Хоть тысячу, - воскликнула она.
   - И заключается  оно  в  том,  что  ни  род  занятий,  ни  общественное
положение не должны служить препятствием для посещения лекции. С этим я не
могу ни  в  коем  случае  согласиться  даже  здесь,  в  Америке.  Мне  это
отвратительнее даже, чем стяжательство, хотя, в общем, одно другого стоит.
   - Я так и  знала,  что  вы  поставите  именно  это  условие,  -  весело
воскликнула она, - и могу заверить вас, мистер Гомос, что ничего такого не
будет. Послушать вашу лекцию сможет каждый - мне совершенно все равно, кто
этот человек  и  чем  он  занимается,  лишь  бы  деньги  платил.  Вас  это
устраивает?
   - Вполне! - сказал  альтрурец  и  терпеливо  снес  очередное  сердечное
рукопожатие.
   Когда мы шли в  столовую,  она  взяла  меня  под  руку  и  торжествующе
зашептала:
   - Теперь не будет никаких  неясностей.  Он  сам  убедится,  так  ли  уж
интересуются Альтрурией его обожаемые низшие классы, если за  удовольствие
послушать о ней приходится платить доллар с носа. А уж я-то не отступлю от
нашего договора ни на шаг.
   Стеная  в  душе,  я  мог  лишь  посмеиваться  над  неблаговидностью  ее
поведения.
   Хотя я не одобрял ее затеи, но не мог не видеть  заключавшегося  в  ней
комизма. Так же восприняли ее и остальные члены нашей маленькой  компании,
которых я специально познакомил с альтрурцем.  Правда,  священник  выразил
некоторое  беспокойство  по  поводу  нравственной  стороны  дела,  которое
передалось и мне, да  еще  банкир  сделал  вид,  будто  сомневается  -  не
бестактно ли это, однако сказал, что, поскольку  альтрурец  -  мой  гость,
последнее слово остается за мной. Если меня  это  не  смущает,  то  его  и
подавно. Никаких возражений по поводу своего плана  миссис  Мэйкли  ни  от
кого не услышала, и, как только в деревенской типографии  были  отпечатаны
билеты, эта предприимчивая женщина заставила каждого из нас взять  по  две
штуки. Заказала она и рекламные листки,  где  указывалось  время  и  место
Лекции об Альтрурии, и досмотрела,  чтобы  их  распространили  повсюду:  в
гостиницах, в пансионах,  а  также  среди  дачников.  Лекция  должна  была
состояться в следующую субботу в нашей гостинице днем, чтобы  не  помешать
вечерним танцам. Она оставила билеты для распространения во  всех  главных
магазинах и в аптеках и, кроме того, потащила меня по дачам, чтобы я помог
ей продавать билеты там.
   Должен сказать, что мне это очень не нравилось, особенно в тех случаях,
когда билетов покупать не хотели, а она их усердно  навязывала.  Все,  как
один, признавали, что цель прекрасна, вот  только  средства  их  несколько
смущали.  Кое-где  дамы  задавали  нам  следующие  вопросы:  "А  кто   он,
собственно, такой - этот мистер Гомос?" - "Откуда миссис Мэйкли знает, что
он действительно из Альтрурии?" - "Не самозванец ли он?"
   Тут миссис Мэйкли выпихивала на передний план меня, и мне волей-неволей
приходилось рассказывать об Альтрурии и о  том,  как  получилось,  что  он
оказался моим гостем. В результате всех этих выступлений меня вновь начали
грызть сомнения относительно него -  сомнения,  которые  возникли  у  меня
вначале и которые я затем отбросил, как слишком нелепые.
   Билеты продавались медленно даже у нас в  гостинице.  Многие  находили,
что они непомерно дороги, и кое-кто, узнав цену, говорил прямо, что и  так
все время  слышит  рассказы  про  Альтрурию  и  они  успели  порядком  ему
надоесть.
   Миссис Мэйкли говорила, что ничего иного  от  этой  публики  она  и  не
ожидала - все они пошляки и плебеи и к тому  же  скупердяи;  интересно,  с
какими  лицами  они  будут  предлагать  билеты  ей,  когда   сами   затеют
что-нибудь. Она призналась,  что  злится  на  себя  за  то,  что  задумала
подшутить над мистером Гомосом, и я заметил, что она  старалась  быть  "en
evidence" [замеченный (фр.)] в его обществе, когда появлялся кто-нибудь из
несговорчивых дам. Она созналась, что у нее не  хватает  духу  спросить  у
дежурного, сколько продано билетов из тех, что  она  оставила  в  конторе.
Как-то утром - на третий или на четвертый день,  -  когда  мы  шли  с  ней
завтракать, ее остановил старший официант и смущенно спросил, не может  ли
она  выкроить  для  него  несколько  билетов  -  у  него,  кажется,  будет
возможность их распространить. К моему изумлению, эта беспринципная  особа
ответила:
   - Ну, разумеется. А сколько вам нужно? - и  тут  же  достала  пачку  из
кармана, где, по-видимому, всегда держала их наготове.
   - А что, если я попрошу двадцать, - спросил он, - это не будет  слишком
много?
   - Отнюдь нет! - ответила она. - Здесь двадцать пять, -  и  вручила  ему
всю пачку.
   В тот же день, когда мы сидели с ней на  веранде,  к  нам  неторопливым
шагом подошел Рубен Кэмп и сказал, что если она согласна дать ему попытать
счастья, то, может, ему удастся продать  какое-то  количество  билетов  на
лекцию.
   - Берите сколько хотите, Рубен, - сказала она, -  и  надеюсь,  что  вам
повезет больше, чем мне. Я просто возмущена поведением этих людей.
   На этот раз она выудила из кармана несколько пачек, и он спросил:
   - То есть вы предлагаете мне забрать все?
   - Все до  одного,  -  с  моими  наилучшими  пожеланиями,  -  беззаботно
ответила она, однако, когда  он  спокойно  взял  все  билеты,  она  слегка
всполошилась. - А ведь их здесь сто штук, знаете?
   - Знаю. Я посмотрю, что можно сделать среди здешнего  населения.  Кроме
того, на узловой станции стоит поезд с путевыми рабочими, у меня среди них
много знакомых. Думаю, что кое-кто из них захочет прийти.
   - Не забудьте, билеты по доллару, - сказала она.
   - Это не страшно, - сказал Кэмп, - будьте здоровы!
   Когда наконец он удалился, по обыкновению чуть косолапо ступая,  миссис
Мэйкли повернулась ко мне и сказала растерянно:
   - Не знаю как-то!
   - Не знаете, что будет, если на  лекцию  явится  целая  артель  путевых
рабочих. Я тоже не знаю, но  осмелюсь  предположить,  что  дамы,  купившие
билеты, будут не очень-то довольны.
   - Подумаешь! - сказала миссис Мэйкли с неподражаемым пренебрежением.  -
Мне-то какое дело, будут они довольны или нет. Только вот Рубен забрал все
мои билеты и скорей всего  продержит  их  до  последней  минуты,  а  потом
вернет, когда их уже не продашь. Знаю я их! Вот  что,  -  воскликнула  она
торжествующе, - я сейчас же обойду гостиницу и объявлю, что билетов у меня
больше нет, а потом зайду к регистратору и велю ему придержать все, что  у
него осталось непроданным, а уж я его не обижу.
   Вернулась она с видом несколько озадаченным:
   - У него никаких билетов не осталось. Говорит, что утром к  нему  зашел
какой-то старик из местных и забрал все до единого  -  он  даже  точно  не
помнит сколько. Спекуляцией они, что  ли,  решили  заняться?  Если  только
Рубен Кэмп вздумает сыграть со мной такую штуку... Да что же  я?  -  вдруг
прервала она себя. - Раз так, я и сама попробую  спекульнуть.  Собственно,
почему бы и нет? Я с радостью заставлю кое-кого из этих особ заплатить мне
вдвойне, да что там - втройне - за билет, от которых  они  носы  воротили.
А-а,  миссис  Белкэм,  -  окликнула  она  даму,  приближавшуюся  к  нам  с
противоположного конца веранды, - вам будет приятно узнать,  что  я  сбыла
все свои билеты. Это такое облегчение!
   - Сбыли? - переспросила миссис Белкэм.
   - Все до единого!
   - Я думала, - сказала миссис Белкэм, - вы поняли из моих слов,  что,  в
случае если моя дочь приедет навестить меня, я хотела бы взять нам  с  ней
по билету.
   - Вот уж чего не поняла, - сказала миссис  Мэйкли,  шкодливо  подмигнув
мне, - но, если они вам нужны, то вам придется сказать мне об этом  сейчас
безо всяких оговорок и, если  мне  что-то  возвратят  -  я  раздала  часть
билетов друзьям для распространения, - я продам два вам.
   - Они мне нужны! - сказала миссис Белкэм, чуть помолчав.
   - Отлично! За две штуки вы заплатите пять  долларов.  Я  почитаю  своим
долгом выручить как можно больше ради нашей цели. Внести вас в список?
   - Да! - сказала  миссис  Белкэм  довольно  сердито,  но  миссис  Мэйкли
записала ее  в  свой  блокнот,  сияя  дружелюбием,  которое  нисколько  не
потускнело, когда в течение следующих  пятнадцати  минут  к  нам  поспешно
подошли еще с десяток дам, согласных купить билеты на тех же условиях.
   Это было выше моих сил. Чувствуя  себя  в  большой  степени  "particeps
criminis" [соучастник преступления  (лат.)],  я  встал,  чтобы  удалиться.
Совесть миссис Мэйкли была, по-видимому, не замутнена, как слеза младенца.
   - Просто не знаю что и делать, если Рубен Кэмп или старший официант  не
вернут мне хоть сколько-то билетов. Придется поставить  как  можно  больше
кресел в проходах и драть за них по  пяти  долларов.  Вот  уж  никогда  не
ожидала, что все сложится так счастливо.
   - Я завидую вашей способности видеть происходящее в таком свете, миссис
Мэйкли, - сказал я с тоской. - А  вдруг  Кэмп  заполнит  весь  зал  своими
путевыми рабочими, как это понравится дамам, которым вы продали билеты  по
пять долларов?
   - Тьфу! Какое мне дело до того, что нравится этим кикиморам? Раз уж  мы
устраиваем сбор на восстановление и украшение дома Господня,  то  тут  все
должны быть равны - как в церкви.
   Время шло. Миссис Мэйкли запродала невозвращенные билеты всем  дамам  в
гостинице, а в пятницу вечером Рубен Кэмп  принес  сто  долларов;  старший
официант еще раньше вручил ей двадцать пять.
   - У меня не хватило духу спросить их - продавали они билеты с надбавкой
или нет, - призналась она мне. - Как по-вашему, позволила  бы  им  совесть
сделать это?
   Под лекцию  была  отведена  большая  зала,  где  танцевала  по  вечерам
молодежь и где устраивались обычные для курортных гостиниц развлечения.  У
нас уже выступал  чтец-декламатор.  Мы  присутствовали  на  сеансе  черной
магии, слушали фонограф, концерт студенческого хора  и  многое  другое.  В
зале помещалось одновременно человек двести - это при условии, что  стулья
стояли тесно; а миссис Мэйкли, по ее собственному признанию, продала  чуть
ли не двести пятьдесят мест, да  еще  надо  было  прибавить  сюда  билеты,
которые - согласно ее обещанию - должны были  поступить  в  продажу  перед
самым началом. Утро субботы она тешила себя надеждой, что многие  из  тех,
кто  живет  в  других   гостиницах   и   на   дачах,   купили   билеты   с
благотворительной целью, а приходить вовсе не собираются; она прикидывала,
что человек пятьдесят, по меньшей мере, останется  дома,  -  но  вот  если
Рубен Кэмп распродал билеты среди местных  жителей,  то  уж  эти-то  люди,
потратившись на развлечение,  придут  все,  как  один.  Спросить  старшего
официанта, кому пошли билеты, взятые им, она просто не решалась.
   Начало лекции было назначено на  три  часа,  с  тем  чтобы  дать  людям
хорошенько  выспаться  после  обеда,  подававшегося  в  час,  и  прийти  в
соответствующее настроение. Но еще  задолго  до  назначенного  часа  люди,
которые обедают в  двенадцать  и  никогда  не  спят  после  обеда,  начали
прибывать в  гостиницу  пешком,  на  телегах,  в  щегольских  колясках,  в
покрытых засохшей грязью фургонах и всевозможных  разбитых  повозках.  Они
ехали, как в цирк - старички со старушками и молодожены, семьи с детьми  и
хорошенькие девицы со своими кавалерами. А приехав, привязывали лошадей  к
задкам  повозок,  уходили  в  рощицу  между  гостиницей   и   станцией   и
располагались в тени деревьев пикником. Около двух  мы  услышали  пыхтение
паровоза, хотя в этот час никаких поездов не ожидалось, и вскоре показался
коротенький состав с путевыми рабочими, махавшими из окон платками  и,  по
всей видимости, настроенными на веселый лад.  У  некоторых  были  в  руках
флажки: в одной американский звездно-полосатый, в  другой  -  вероятно,  в
знак приветствия моему  гостю  -  белый  флаг  Альтрурии.  Многие  фермеры
явились в гостиницу без билетов, рассчитывая купить их на месте, и  миссис
Мэйкли приходилось выкручиваться и давать заведомо невыполнимые  обещания.
Она поминутно совещалась с хозяином гостиницы,  который  решил  раздвинуть
дверь, соединявшую столовую с соседней  гостиной,  так  чтобы  прислуга  и
фермеры  могли  послушать  лекцию,  не  причиняя  неудобства   постояльцам
гостиницы. Она сказала, что он снял у нее с  плеч  тяжеленный  груз  и  ей
больше не о чем  беспокоиться,  поскольку  теперь  уже  никто  не  посмеет
жаловаться, что его усадили с прислугой и туземцами, и в то же время  всем
будет отлично слышно.
   Она не успокоилась, пока не послала кого-то за мистером  Гомосом  и  не
сообщила ему этот восхитительный проект. Я не мог решить,  радоваться  мне
или печалиться, когда он тут же ответил ей, что, если в  качестве  уступки
нашим  классовым  различиям  подобное  разделение  его  слушателей   будет
осуществлено, он должен будет вовсе отказаться от выступления.
   - Но что же нам тогда делать? - простонала  она,  и  на  глазах  у  нее
выступили слезы.
   - Вы получили деньги за все свои билеты? - спросил он, и в  голосе  его
зазвучало неподдельное отвращение ко всему начинанию.
   - Ну да! И еще сверх того. Кажется, в гостинице не  найдется  человека,
который не заплатил бы по меньшей мере доллар за то, чтобы послушать  вас,
и это ставит меня в весьма щекотливое положение. _Милый_ мистер  Гомос!  Я
не верю, что вы можете быть столь непреклонным в  своей  принципиальности!
Подумайте, ведь все это делается к вящей славе храма Божьего.
   Эта нахалка становилась просто невыносимой.
   - Раз так, - сказал альтрурец, - никто не может огорчиться или  быть  в
обиде, если я скажу свое слово под открытым небом, где  все  будут  равны,
без всяких привилегий или  отличий.  Мы  пойдем  в  лесок,  примыкающий  к
теннисным кортам, и там, на его опушке, проведем наше  собрание,  как  это
обычно делается в Альтрурии -  на  свежем  воздухе  и  ничем  от  мира  не
отгороженные, разве что горизонтом.
   - Как раз то, что надо!  -  вскричала  миссис  Мэйкли,  -  кто  бы  мог
подумать, что вы так практичны, мистер Гомос? Знаете, я все-таки не  верю,
что вы альтрурец. Вы, наверное, замаскированный американец.
   Альтрурец отвернулся, никак не отозвавшись на это лестное замечание, но
миссис Мэйкли и не стала ждать ответа. Она  умчалась  прочь,  и  вскоре  я
увидел, как она атакует хозяина - по-видимому, не  безрезультатно,  потому
что он хлопнул себя по ляжке  и  скрылся,  а  в  следующий  миг  швейцары,
коридорные  и  посыльные  уже  потащили  из  здания  гостиницы  стулья  на
теннисную площадку, которая и  без  того  была  обставлена  скамейками.  В
скором времени вся она  оказ