фантастическим  сном; колледж  и  директор  Хоу -- это
просто  кошмар; он  дома, спит  в  своей постели, а Виллис прижался  к нему.
Завтра они с Фрэнком отправятся на Малый Сертис учиться в колледже.
     Это был всего лишь кошмар,  возникший потому,  что он представил, будто
кто-то отобрал у него Виллиса. Они собирались  отнять у него Виллиса! Они не
могут так поступить, он не допустит этого!
     Опять   новый  сон,  опять  он  не  подчиняется  директору  Хоу,  опять
освобождает Виллиса и убегает  --  и опять они сидят в середине закрывшегося
пустынного растения.
     С горькой уверенностью  он знал, что все сны закончатся именно так, ибо
такова  была  реальность  --  быть  пойманными  и  удушенными  в  сердцевине
свернувшегося на зиму гигантского сорняка -- здесь предстояло умереть.
     Он  кашлянул и забормотал  что-то, попытался проснуться и погрузился  в
менее мучительный сон.

        VII. ПОГОНЯ

     Крошечный  Фобос  --  внутренняя  марсианская  луна --  вынырнул  из-за
горизонта и с бешеной скоростью понесся с запада на восток, навстречу своему
красному  хозяину  --  просыпающемуся  Марсу.  Благодаря  его  неторопливому
вращению --  двадцать четыре  с половиной часа  на  каждый  оборот -- вскоре
омылся  солнечными  лучами  восточный  Стримон;  а   затем,  миновав  полосу
пустынной  земли  между двумя  руслами канала,  добрались они и  до  берегов
Стримона  западного.  Вот они скользнули по огромному  шару, пристроившемуся
около восточного берега канала -- пустынной капусте, свернувшейся от холода.
     Растение шевельнулось и  расправилось. Его  освещенная Солнцем  сторона
распласталась  по земле, а другая расправилась веером,  наподобие павлиньего
хвоста, ловя почти горизонтальные лучи. В этот момент  из  самой ее середины
на распластанные листья  выпали два измятых  и негнущихся человеческих тела,
наряженные в блестящие эластичные костюмы и нелепые шлемы.
     Вместе  с  ними выпал маленький мячик,  который  выкатился на несколько
ярдов на край толстых  зеленых листьев и  остановился. Он выдвинул стебельки
глаз  и  небольшие опорные выступы,  а затем, переваливаясь  с боку  на бок,
двинулся к лежащим телам и потерся об одно из них.
     Он помедлил, потерся опять, затем откатился назад и издал слабый вопль,
в котором слились безутешное горе и ужас утраты.
     Джим открыл налитый кровью глаз:
     -- Кончай этот адский вой, -- сказал он сердито.
     --  Джим! --  пискнул Виллис и прыгнул к нему  на живот,  где продолжал
подскакивать в радостном экстазе.
     Джим скинул его с себя, а затем поднял одной рукой.
     -- Успокойся. Веди себя как следует. О-ох!
     -- Что случилось, Джим?
     -- Рука затекла. О-о-ох!
     Новые  попытки  шевельнуться  дали Джиму  понять,  что  его  ноги  тоже
затекли. А также спина. И шея.
     -- Что с тобой? -- спросил Фрэнк.
     -- Весь как деревянный. Сегодня мне будет легче надеть коньки  на руки.
Послушай...
     -- Послушай что?
     --  Может  быть,  мы не  поедем.  Может  быть, весеннее  половодье  уже
началось?
     -- Что? Что ты там бормочешь? Медленно и осторожно Фрэнк сел.
     --  Ну,  весеннее  половодье. Мы  ведь как-то  перезимовали,  хотя я не
понимаю, как. Теперь мы...
     -- Не прикидывайся глупее, чем ты есть. Посмотри, откуда встает Солнце.
     Джим посмотрел. Марсианские колонисты следят  за движением Солнца более
внимательно, чем кто бы то ни было на Земле, исключая, разве что, эскимосов.
Единственное, что он смог сказать, было:
     -- Ох...
     А затем добавил:
     -- Я думаю, что это был сон.
     --  Либо  так, либо ты дурее даже, чем обычно. Пошли.  Застонав,  Фрэнк
поднялся на ноги.
     -- Как ты себя чувствуешь? -- спросил Джим.
     -- Как мой собственный дедушка.
     -- Я имею в виду твое горло, -- настаивал Джим.
     -- С этим порядок.
     Приступ кашля тут  же  опроверг сказанное. Не  без труда Фрэнку  вскоре
удалось остановиться. Кашлять, когда ты  в  респираторе,  -- последнее дело.
Чихать еще хуже.
     -- Хочешь завтракать?
     -- Пока нет, -- ответил  Фрэнк. --  Давай сначала найдем станцию, чтобы
поесть со всеми удобствами.
     -- О'кей.
     Джим  снова  запихнул   Виллиса  в  сумку  и  экспериментальным   путем
установил, что может  стоять  и  ходить.  Заметив фонарик,  он  сунул  его к
Виллису и вслед за Фрэнком пошел к берегу.
     Растительность  вдоль  канала  начала   вылезать  наружу,  ноги   стали
запутываться. Зеленые растения, все еще не ожившие  после ночного холода, не
могли достаточно  быстро  отодвигаться в сторону, когда  ребята цеплялись за
них.
     Они дошли до берега.
     -- Откос примерно в  сотне  ярдов направо, -- решил Фрэнк. -- Ага, вижу
его. Пошли.
     Джим схватил его за руку и потянул назад.
     -- Ты чего? -- спросил Фрэнк.
     -- Посмотри вдоль канала на север.
     -- Ого!
     К  ним приближался скутер. Вместо двухсот пятидесяти или  больше миль в
час -- скорость,  с которой обычно идет такое судно, -- этот  полз вперед на
минимальной. Сверху, прямо на его крыше, сидели два человека.
     Фрэнк поспешно отпрянул.
     -- Джим -- хороший мальчик, -- сказал  он одобрительно. --  Я бы так  и
уперся в них. Думаю, надо дать им возможность уехать.
     -- Виллис -- хороший мальчик тоже, -- важно вставил Виллис.
     -- Уехать? Как бы не так! -- ответил Джим. --  Ты  что, не  видишь, что
они делают?
     -- Что?
     -- Они идут по нашим следам!
     Фрэнк удивился, но отвечать не стал. Он осторожно выглянул наружу.
     -- Берегись! -- предостерег Джим. -- У него бинокль.
     Фрэнк  отпрянул.  Однако  он  видел  уже достаточно; скутер остановился
приблизительно в  том  же  месте,  где  накануне остановились  они. Один  из
сидевших на крыше пытался жестами объяснить что-то водителю сквозь смотровое
стекло салона и показывал на откос.
     Следы  коньков  на льду канала  никем, естественно,  не уничтожались; и
едва ли можно  было предположить, что кто-нибудь еще, кроме  двух  убежавших
мальчиков, мог проехать по здешнему  льду, так далеко от человеческого жилья
в это время года. На льду,  безусловно, были  следы,  оставленные скутерами,
но, подобно всем конькобежцам, Джим и Фрэнк отдавали предпочтение нетронутой
поверхности.
     И  теперь  оставленные  коньками  красноречивые отметины  предоставляли
возможность любому проследить их путь от станции Циния до откоса.
     --  Если  мы  убежим назад  в  кусты,  -- прошептал  Джим, -- мы  можем
прятаться, пока они не уедут. Они никогда не найдут нас здесь.
     -- А если они не уедут? Ты хочешь опять ночевать в капусте?
     -- В конце концов им придется это сделать.
     -- Да,  но не слишком скоро. Они знают, что мы поднялись по откосу; они
останутся и  будут искать дольше, чем мы сможем здесь  высидеть.  Они  могут
позволить себе это, у них есть скутер.
     -- Хорошо, что же нам делать?
     -- Мы пойдем пешком вдоль берега  на юг  по крайней мере до  следующего
откоса.
     -- Тогда пошли. Они сейчас будут наверху.
     Ребята трусцой побежали к  югу, Фрэнк шел  первым.  Прибрежные растения
поднялись уже достаточно высоко, чтобы  можно  было скрыться  за ними; Фрэнк
держался примерно в тридцати футах от берега. Полумрак под широкими листьями
и стебли растений избавляли их от возможности быть замеченными издалека.
     Опасаясь  змеевидных  червей  и  водянщиков, Джим  поглядывал  вокруг и
просил Виллиса  о том  же.  Они  двигались довольно быстро. Спустя несколько
минут Фрэнк остановился, приложил к губам палец, и они прислушались. Джим не
услышал ничего, кроме хриплого дыхания Фрэнка; если за ними и велась погоня,
то преследователи были еще далеко.
     Они прошли по  меньшей мере две мили к югу от откоса, когда Фрэнк резко
остановился. Джим натолкнулся  на него и они чуть не  свалились  в канал. Он
шел с востока  на запад и представлял  собой Узкий рукав главного канала. На
протяжении от Цинии до Чаракса имелось несколько таких рукавов. Некоторые из
них соединяли  восточное и западное русла Стримона, другие просто несли воду
к близлежащим ложбинам пустынного плато.
     Джим заглянул в узкую и глубокую расщелину.
     -- Боже мой! Мы чуть туда не нырнули.
     Фрэнк не  ответил. Он опустился на колени, затем сел и взялся руками за
голову. Его душил  внезапный  приступ кашля.  Когда он  кончился, его  плечи
продолжали трястись, как будто от рыданий.
     Джим взял его за руку.
     -- Ты ведь совсем больной, парень?
     Фрэнк не ответил.
     -- Бедный Фрэнк, -- сказал Виллис и издал неодобрительный щелчок.
     Джим снова взглянул на канал и наморщил лоб. Вскоре Фрэнк поднял голову
и сказал:
     -- Все в порядке.  Это просто минутная  слабость -- чуть не свалились в
канал, который преградил нам путь. Я так устал.
     -- Послушай, Фрэнк, -- сказал Джим. -- У меня новый план. Я пойду вдоль
этой канавы на восток, до тех пор, пока не найду способ спуститься в нее. Ты
пойдешь назад и сдашься...
     -- Нет!
     -- Дай мне сказать! Это разумно.  Ты слишком  болен, чтобы идти дальше.
Если ты останешься здесь, ты  умрешь.  Ты сам это  понимаешь.  Кто-то должен
рассказать обо всем нашим -- это  буду  я. Ты вернешься, сдашься и наплетешь
им о том, как  я  ушел тем  путем  -- любым путем, кроме  этого. Если у тебя
получится хорошо, ты сможешь надуть их и  заставить весь день гоняться за их
собственной  тенью,  а  я  успею  сделать  хороший  рывок.  Тем временем  ты
отлежишься  в  теплом  и  удобном  скутере, а  вечером  будешь уже в постели
школьного изолятора. Разве все это не разумно?
     -- Нет.
     -- Почему нет? Это просто упрямство.
     --  Нет, -- повторил Фрэнк, -- я не  согласен. Во-первых,  я не пойду к
ним. Я скорее сдохну здесь...
     -- Чушь!
     -- Сам ты  чушь. Во-вторых,  за один день  ты  не успеешь далеко от них
оторваться. Как только они  убедятся, что там,  где я сказал,  тебя нет, они
просто начнут вновь прочесывать канал на скутере, и завтра тебя поймают.
     -- Ну... ладно, но что же тогда делать?
     -- Не знаю, но только не это, --  он вновь закашлялся. Несколько  минут
оба молчали. Наконец Джим сказал:
     -- А какой у них скутер?
     -- Обычный грузовой -- Хадсон-600, я думаю. А что?
     -- Он сможет развернуться на этом льду?
     Фрэнк  взглянул на  маленький  канал.  Его стены  отвесно уходили вниз;
уровень воды был  так  низок, что ледяная поверхность не превышала  двадцати
футов в ширину.
     -- Исключено, -- ответил он.
     ---- В таком случае они не станут  прочесывать  этот рукав,  по крайней
мере, на скутере.
     -- Я понял тебя, -- заметил Фрэнк. -- Ты предлагаешь нам перебраться на
восточный Стримон и по нему добраться до дома. Но откуда ты знаешь, что этот
рукав доходит дотуда? Ты что, так хорошо помнишь карту?
     -- Нет, не помню. Но скорее всего, он доходит. А если нет, то все равно
по нему можно  проехать  больше, чем полпути, а остальное придется топать на
своих двоих.
     --  Когда мы выйдем  к восточному руслу,  до Чаракса останется  еще как
минимум пятьсот миль. А на этом русле есть станции, хотя мы и прозевали одну
вчера.
     -- Вероятность найти проектные станции на восточном русле такая же, как
и на западном,  --  ответил  Джим.  -- Проектные  работы  начнутся следующей
весной на  каждом из  них. Я знаю -- отец  об этом много  говорил.  В  любом
случае  мы  больше не можем идти по этому руслу, они прочесывают  его -- так
что же толочь воду в ступе? Перед  нами, по сути, один вопрос: можешь  ли ты
встать на коньки? Если нет, то я все-таки считаю, что ты должен вернуться.
     Фрэнк поднялся.
     -- Могу, -- сказал он мрачно. -- Пошли.
     Они  смело  отправились вдоль булыжной  набережной,  уверенные,  что их
преследователи   все   еще  продолжают   обыскивать  прилегающую   к  откосу
территорию.  Пройдя  три-четыре  мили   на  восток,  они  обнаружили  откос,
позволяющий спуститься на лед.
     -- Попробуем? -- спросил Джим.
     --  Конечно.  Даже  если  они  пошлют  сюда  кого-либо  на  коньках,  я
сомневаюсь,  что он  заберется так  далеко:  ведь на льду не осталось  наших
следов. Я устал идти.
     Они спустились вниз, надели коньки и  двинулись вперед. Ходьба сгладила
в памяти  большую  часть  неудобств прошедшей  ночи,  и  было  приятно вновь
оказаться  на  льду. Джим дал возможность  Фрэнку  вести бег, и, несмотря на
болезнь, тот взял хороший темп, оставляя позади милю за милей.
     Они  миновали приблизительно  сорок миль,  когда берега  стали  заметно
ниже. Джим видел это, и у него возникло крайне неприятное  предчувствие, что
этот  маленький  канал  не  представляет  собой  сквозную   перемычку  между
восточным  и  западным  руслом,  а  является обычным стоком  к  какой-нибудь
пустынной низине. Свои подозрения он оставил  при  себе. К концу  следующего
часа  уже  не  было  необходимости  жалеть  своего  приятеля:  истина  стала
очевидной  для  обоих.  Берега  теперь стали  столь  низкими, что  появилась
возможность смотреть поверх них, и ледяная полоса впереди более не сливалась
с синевой неба у горизонта, но оканчивалась своеобразным тупиком.
     Вскоре ребята добрались до него --  это было  замерзшее  болото. Берега
исчезли; края  неровной ледяной  корки упирались везде  в  зеленые  заросли.
Растущая вдоль канала трава замерзла и  сухими пучками  торчала там и сям из
подо льда.
     Они  продолжали  пробираться   к  востоку,   пользуясь,  где  позволяла
поверхность, коньками и обходя встречающиеся на пути островки. Наконец Фрэнк
объявил:
     -- Конечная станция! Все на выход! -- и сел, чтобы снять коньки.
     -- Извини, Фрэнк.
     -- За что? Оставшуюся часть пути пройдем пешком. Это, наверняка, не так
уж далеко.
     Они направились сквозь окружающую  их зелень, шагая так, чтобы растения
успевали  отпрянуть  в сторону. Болотные  разновидности  были  ниже,  чем их
родственники  у канала.  Высотой  едва  по плечо, они  обладали  существенно
меньшими  листьями.  Пройдя  пару  миль  по  такой  растительности,   ребята
оказались среди песчаных дюн.  Передвигаться по сыпучему  красному  песку из
окиси  железа было нелегко, а дюны, на которые  приходилось взбираться, либо
обходить вокруг, еще более усложняли дело.
     Даже когда Фрэнк шел в обход, Джим предпочитал карабкаться напрямик; он
высматривал на горизонте темно-зеленую  линию вдоль восточного  Стримона, но
пока безуспешно.
     Виллис  потребовал, чтобы его  выпустили. Сначала  он принял  ванную  в
чистом песке, затем стал держаться немного впереди Джима, бросаясь то  туда,
то сюда и распугивая жучков-прядильщиков. Джим только что взобрался  на дюну
и смотрел  вниз  вдоль  другого  ее  склона, когда  услышал  отчаянный  писк
Виллиса. Он оглянулся.
     Фрэнк  огибал  конец  дюны, и Виллис был вместе с  ним,  точнее, Виллис
ускакал вперед. Теперь попрыгунчик замер.  Фрэнк, по всей видимости,  ничего
не замечал; опустив голову, он беззаботно  брел вперед.  Готовый  к  броску,
прямо перед ним стоял водянщик.
     Расстояние  было  большим   даже   для  меткого  стрелка.  Происходящее
показалось Джиму до странности нереальным.  Фрэнк будто  бы примерз ногами к
грунту, и водянщик сам медленно приближался к своим жертвам. Джиму казалось,
что он располагает вечностью, чтобы достать оружие, тщательно прицелиться  и
выпустить первый заряд.
     Он зацепил чудовище, но оно продолжало идти. Джим снова  навел оружие и
спустил  курок. Его луч, направленный точно  в  центр паразита, разрезал его
надвое,  как  если  бы  тот  натолкнулся на  циркулярную пилу.  Он,  однако,
продолжал  двигаться, пока  обе его, теперь отдельные,  половины не упали  в
разные  стороны, дрожа  в  конвульсиях.  Огромная,  изогнутая, как  турецкий
ятаган, левая клешня остановилась в нескольких дюймах от Виллиса
     Джим  сбежал с  дюны.  Фрэнк,  больше  не  похожий  на  статую,  теперь
действительно остановился. Он стоял и,  часто моргая, смотрел на то, что еще
секунду назад  было  воплощением  внезапной  и  отвратительной смерти. Когда
подошел Джим, он обернулся и сказал: "Спасибо".
     Джим не ответил и пнул подергивающуюся ногу чудовища.
     -- Мерзкая тварь, -- сказал он напряженно.  -- Боже, как я их ненавижу.
Хорошо бы спалить их всех разом по всему Марсу.
     Он прошел вдоль  туловища,  определил место  яйцеклада и тщательно сжег
его дотла.
     Виллис не шевелился и тихонько всхлипывал. Джим вернулся, подхватил его
и сунул в свою походную сумку.
     --  Впредь нам  не  стоит  разлучаться, -- сказал  он. -- Если тебе  не
хочется карабкаться, я пойду в обход.
     -- Хорошо.
     -- Фрэнк!
     -- А? Что такое, Джим? -- голос Фрэнка звучал вяло.
     -- Что ты видишь впереди?
     -- Впереди?
     Фрэнк  решительно   попытался   напрячь  свои  глаза  и  избавиться  от
застилающего их тумана.
     -- Так это канал, вернее, его зеленый пояс. Выходит, мы
     ДОШЛИ.
     -- А что еще? Разве ты не видишь башню?
     --  Что? Где? А --  там...  Да, кажется,  вижу.  Да, действительно, вон
башня.
     -- Господи, Боже мой, ты что, не понимаешь, что это значит? Марсиане!
     -- Ну да, наверное.
     -- Так порадуйся!
     -- Чему?
     --  Они пустят нас  к себе, приятель!  Марсиане  -- хорошие ребята,  ты
отдохнешь в тепле, прежде чем мы пойдем дальше.
     Фрэнк оживился, но ничего не сказал.
     --  Они даже  могут знать  Гекко, -- продолжал Джим.  --  Это настоящая
удача.
     -- Весьма вероятно.
     Только через час они с трудом дошли до маленького марсианского  города.
Он был так  мал,  что мог похвалиться  лишь  одной  башней,  но для Джима он
казался  прекраснее  Большого  Сертиса.  Они  прошли вдоль  стены  и  вскоре
обнаружили ворота.
     Хватило всего нескольких минут,  чтобы надежды Джима, еще недавно столь
радужные, почти полностью испарились. Даже  прежде, чем  он увидел  заросший
сорняками  центральный сад, пустующие дорожки и погруженные в  тишину дворы:
маленький город был покинут.
     Марс,  очевидно,  обладал   некогда   более   многочисленным   туземным
населением, чем теперь. Здесь встречаются города-призраки. И даже в наиболее
крупных центрах, таких как Чаракс, Большой и Малый Сертисы, Гесперидум, есть
районы,  в которых давно  не живут, и в  которые  иногда разрешают приводить
туристов  с  Земли.  Этот  городок,  никогда,  видимо,  не имевший  большого
значения, был  покинут, возможно, еще до  того, как Ной начал сооружать киль
для своего корабля.
     Не желая  что-либо  комментировать, Джим  задержался на  площади. Фрэнк
остановился  и   опустился  на  металлическую  плиту,  --  ее   полированная
поверхность блестела иероглифами,  за  возможность  прочитать  которые любой
земной ученый отдал бы собственную руку.
     -- Что  ж,  -- сказал Джим, --  отдохни немного, а  потом, я думаю,  мы
найдем способ спуститься к каналу. Голос Фрэнка звучал глухо:
     -- Я -- пас. Дальше идти не могу.
     -- Ну, ты уж совсем...
     -- Говорю тебе, Джим, это действительно так. Джим задумался.
     --  Знаешь что -- я поброжу тут вокруг. В таких местах под поверхностью
всегда есть уйма проходов. Я подыщу нам местечко для ночлега.
     -- Как знаешь.
     -- Никуда не ходи.
     Он уже готов  был уйти, когда неожиданно осознал, что Виллис  исчез. Он
вспомнил, что, когда они вошли в город, попрыгунчик выскочил на землю.
     -- Виллис... где Виллис?
     -- Откуда я знаю?
     -- Я должен найти его. Виллис! Эй, Виллис! Иди сюда!
     Мертвая площадь эхом откликнулась на его призыв.
     -- Эй, Джим!
     Это был  Виллис, в полном порядке, его голос донесся до Джима откуда-то
издалека. Вскоре сам он  появился в поле зрения.  Однако, он был не  один --
его нес марсианин.
     Марсианин подошел к ним, опустил свою третью ногу, наклонился и  ровным
низким голосом обратился к Джиму.
     -- Что он говорит, Фрэнк?
     -- А? Я не знаю. Скажи ему, чтобы он уходил. Марсианин вновь заговорил.
Джим  пере