коммерческого финала.
     Казалось,  что он видит поросль вдоль канала с  высоты  одного фута над
поверхностью.  Изображение   постоянно  блуждало,   как  будто  камера  была
установлена  на  очень  низкой  тележке,  то  и дело  цеплявшейся  за стебли
растений.  Изображение быстро смещалось на несколько футов, останавливалось,
затем полностью  менялось  и  вновь приходило в  движение, но никогда "точка
зрения" не  отрывалась высоко  от поверхности.  Иногда оно описывало  полный
круг, давая панораму в 360 градусов.
     Во время одного  из  таких  оборотов Джим  заметил  водянщика.  Было бы
совершенно не  удивительно, если бы он не узнал его,  так как  тот  выглядел
фантастически огромным.  По мере  приближения  он  заполнил  весь экран.  Но
нельзя было  не узнать  эти  изогнутые как турецкий ятаган клешни, внушающее
леденящий ужас  зияющее  отверстие  хобота, эти тяжело  ступающие лапы  и не
ощутить особенно тошнотворное отвращение, вызываемое всем  его обликом. Джим
почти почувствовал его запах.
     Точка,  с  которой велось  наблюдение, не  менялась, она  застыла, в то
время как мерзкое  чудовище неотвратимо  приближалось в Последнем  броске. В
самый последний момент, когда оно заполнило экран, что-то произошло. Лицо --
вернее то, что его заменяло, -- исчезло,  развалившись на куски,  и чудовище
рухнуло дымящейся грудой.
     Изображение совершенно  исчезло,  и несколько секунд на экране вращался
цветной калейдоскоп. Затем веселый мелодичный голос сказал:
     -- Ну что за прелестный малыш!
     Изображение появилось снова, как  будто подняли  занавес, и Джим увидел
другое  лицо,  почти  столь же чудовищное, как безликий  ужас,  который  оно
сменило.
     Хотя лицо заняло весь  экран и было причудливо искажено, Джим без труда
опознал  в нем  респиратор  колониста. Но  наиболее поразительный,  чуть  не
выведший его из состояния спокойного равновесия, с которым он созерцал  этот
театр теней,  факт  заключался в  том, что он  узнал  эту  маску.  Она  была
раскрашена  теми  самыми тигриными  полосами,  которые  за четверть кредитки
замазал Смези. Именно так некогда выглядела его собственная маска.
     Он услышал, как его собственный голос произнес:
     -- Ты  слишком мал,  чтобы бродить  здесь  в  одиночестве, другая такая
тварь может в самом деле поймать тебя. Я, пожалуй, возьму тебя домой.
     Теперь изображение двигалось  через  заросли  вдоль канала  на  большей
высоте, раскачиваясь  и подпрыгивая в  такт шагам мальчика. Вскоре  "камера"
выбралась  на  открытую  местность  и  вдали показались  похожие  на  звезду
очертания Южной колонии и полусферы ее куполов.
     Джим  приноровился к  ситуации,  в которой он наблюдал  и слышал самого
себя,   и  освоился  с  восприятием  всего   окружающего   глазами  Виллиса.
Воспроизводимое  было  абсолютно  неотредактировано:  без  единого  пропуска
воспроизводилось все, что увидел и услышал Виллис с момента, когда Джим взял
его впервые  под  свое  покровительство. Зрительная память  Виллиса  была не
всегда точна, на  нее, казалось, влияло его собственное понимание увиденного
и то, насколько  он к этому привык.  Джим  --  тот "Джим" в театре теней  --
сначала  обладал  тремя   ногами   и  прошло  некоторое  время,  прежде  чем
воображаемый отросток  исчез. Остальные действующие лица: мать Джима, старый
док Макрей,  Фрэнк развились из  бесформенных пятен  в  четкие, хотя  слегка
искаженные изображения.
     С  другой  стороны,  каждый звук воспроизводился  с  полной  ясностью и
точностью. По мере того, как Джим смотрел и слушал, он обнаружил, что Виллис
наслаждался каждым звуком, с особым  восхищением внимая  голосам,  новизна и
сила воздействия которых не притуплялась.
     Больше всего  ему  нравилось  наблюдать себя  сквозь  призму восприятия
Виллиса. Попрыгунчик  относился к Джиму с теплотой и мягким юмором. Джим "на
экране" был  лишен величия, но  окружен глубокой заботой;  его любили, но не
уважали. Он, то  есть сам Джим, был большим бестолковым слугой, полезным, но
прискорбно  ненадежным  в  своих  поступках, подобно плохо  выдрессированной
собаке.  Что  до  других  человеческих существ,  то  они представляли  собой
загадочные создания, в общем  безвредные,  однако непредсказуемо опасные при
движении. Это  представление  попрыгунчика о  людях  чрезвычайно  позабавило
Джима.
     Так, день за днем,  неделя за неделей, разворачивались события, включая
даже  периоды  темноты  и  спокойствия,  когда  Виллис  сворачивался,  чтобы
поспать, или  когда его запирали. Вот  дело  дошло  до Малого  Сертиса  и до
плохого  периода, когда  Джим пропал.  Хоу предстал в  качестве презираемого
голоса и пары ног. Бичер был безликим ничтожеством. Так продолжалось, шаг за
шагом, и Джим почему-то не устал и не утомился.  Он  просто  был внутри цепи
событий и разорвать ее ему было не  проще, чем Виллису, -- да он, собственно
говоря,  и не пытался. В конце концов она  завершилась в  марсианском городе
Циния, и все погрузилось во тьму и безмолвие.
     Джим вытянул  затекшие  ноги; постепенно  становилось  все  светлее. Он
оглянулся, но Гекко все еще пребывал в глубоком трансе. Он посмотрел назад и
обнаружил: в том, что  казалось  ему монолитной стеной,  открылась дверь. Он
заглянул в находящуюся по другую ее сторону  комнату, тщательно имитирующую,
как  это  часто  случается здесь,  наружный пейзаж:  буйная  растительность,
присущая скорее морскому дну к югу от Цинии, чем местной пустыне.
     В комнату вошел  марсианин.  Никогда потом Джим не мог подробно описать
его облик, так как его лицо и, в  первую очередь, глаза приковали к себе все
внимание.  Выходцу с  Земли  всегда  трудно  определить возраст  марсианина,
однако  у Джима  возникла  твердая уверенность, что этому  марсианину  очень
много лет -- больше, чем его отцу, даже больше, чем доктору Макрею.
     -- Джим Марлоу, --  отчетливо  произнес  туземец,  -- приветствую тебя,
Джим Марлоу, друг моего народа и мой друг. Я дам тебе воды.
     Он говорил по-английски, и его интонации слегка напоминали кого-то.
     Никогда  прежде не  доводилось Джиму слышать,  как марсианин говорит на
земном языке, но он знал, что кое-кто из них владеет английским. Возможность
говорить по-своему явилась необычайным облегчением:
     -- Я пью с вами. Желаю вам всегда наслаждаться чистой и обильной водой.
     -- Спасибо, Джим Марлоу.
     Настоящая вода не  появилась,  да в ней и не  было необходимости. Затем
последовал период  вежливого молчания,  во время которого Джим размышлял над
голосом  марсианина. Он  казался  на удивление знакомым  и  слегка напоминал
голос отца, хотя, с другой стороны, он заставлял вспомнить и дока Макрея.
     -- Ты огорчен, Джим Марлоу. Твоя  беда -- наша  беда. Как я могу помочь
тебе?
     -- Мне ничего  не  надо,  -- ответил Джим. --  Только  добраться  домой
вместе с Виллисом. Они забрали Виллиса. Зачем они сделали это?
     Последовавшая  пауза  тянулась  даже  дольше,  чем  предыдущая. Наконец
марсианин ответил:
     -- Стоящий  на земле не видит того,  что за горизонтом, но  Фобос видит
все.
     Он  секунду  помедлил, прежде  чем  произнести  слово "Фобос".  Как  бы
поясняя, он добавил:
     -- Джим Марлоу, я только недавно выучил твой язык. Прости  меня, если я
запинаюсь.
     -- Что вы, вы говорите великолепно! -- совершенно искренне сказал Джим.
     -- Я знаю слова, но что они  обозначают мне не всегда ясно. Скажи, Джим
Марлоу, что такое "ландонзупарк"?
     Джиму пришлось просить его повторить фразу,  прежде чем стало ясно, что
речь идет о Лондонском зоопарке. Джим попытался объяснить, но  был  вынужден
остановиться  еще до того, как  закончил свою мысль.  От марсианина  повеяло
такой холодной, неумолимой яростью, что Джим испугался.
     Спустя некоторое время настроение марсианина  резко изменилось, и  Джим
вновь купался в теплом потоке дружелюбия, который изливался  на него подобно
солнечным лучам и был не менее реален, чем свет Солнца.
     --  Джим Марлоу, ты дважды спас малыша, которого ты называешь "Виллис",
от... -- здесь он использовал сначала неизвестный  Джиму марсианский термин,
затем заменил его на "водянщиков". -- Ты много таких убил?
     --  Штук несколько, я думаю, -- ответил Джим и добавил:  -- Я убиваю их
при каждой  встрече. Они стали слишком умными, чтобы подолгу болтаться рядом
с колониями.
     Марсианин, казалось, обдумывал услышанное, но вновь сменил тему, когда,
наконец, решил ответить:
     -- Джим  Марлоу,  два,  а  возможно, три  раза ты  спас малыша; один, а
возможно,  два  раза  наш  малыш  спас тебя.  С  каждым разом вы  все больше
привязывались друг к другу. День за днем вы все больше привязывались друг  к
другу,  и теперь  вы  оба будете  несчастны порознь.  Не уходи отсюда,  Джим
Марлоу, оставайся.  Я  приветствую  тебя  в моем доме как сына и друга. Джим
покачал головой:
     --  Я  должен  идти домой. На  самом  деле,  я должен идти домой  прямо
сейчас. Это очень великодушное предложение, и  я хотел бы поблагодарить вас,
но...
     Он  объяснил, какая над  колонией нависла угроза и  почему  ему  срочно
необходимо доставить туда сообщение.
     -- Если позволите,  сэр, мы -- я и мой друг -- хотели бы оказаться там,
где К'бумч нашел нас. Только я хочу забрать Виллиса, до того, как мы уйдем.
     --  Вы хотите  вернуться  в  тот  город,  где вас нашли?  Вы  не хотите
вернуться домой?
     Джим объяснил, что они с Фрэнком пойдут домой оттуда.
     -- А теперь, сэр,  почему  бы вам не спросить  Виллиса,  захочет ли  он
остаться или пойти вместе со мной?
     Старый марсианин вздохнул точно так же, как, бывало, вздыхал отец Джима
после бесплодной семейной дискуссии.
     -- Есть закон  жизни  и есть  закон смерти, и  каждый  из них --  закон
перемен. Выветривается даже  самая твердая скала. Понимаешь ли ты, мой сын и
друг,  что даже  если  тот,  кого ты  называешь  "Виллис", вернется с тобой,
однажды настанет время, когда малыш будет должен покинуть тебя?
     -- Ну да, наверное. Вы хотите сказать, что Виллис сможет пойти со мной?
     -- Мы поговорим с тем, кого ты называешь Виллис.
     Старик  обратился к  Гекко,  который вздрогнул  и пробормотал что-то во
сне. Затем все трое начали подниматься вверх по тем  же коридорам; Гекко нес
Джима, а старик шел чуть-чуть позади.
     Они остановились в зале примерно на полпути к поверхности. Сперва здесь
было темно, но, как только они вошли, зажегся свет. Джим увидел, что от пола
до потолка комната была опоясана рядами маленьких  ниш, в каждой  из которых
сидело по попрыгунчику, похожих друг на друга как однояйцевые близнецы.
     Когда стало светло, малыши выдвинули свои глаза-стебельки и с интересом
осмотрелись. Непонятно откуда донесся возглас:
     -- Привет, Джим!
     Джим посмотрел вокруг, но не смог распознать говорившего. Прежде чем он
успел что-либо предпринять, эта фраза прокатилась эхом по всей комнате:
     -- Привет,  Джим! Привет, Джим! Привет,  Джим!  --  звучало каждый  раз
голосом Джима.
     В замешательстве Джим обратился к Гекко:
     -- Который  из  них  Виллис? --  спросил  он,  забыв перейти на местное
наречие.
     -- Который из них Виллис? Который из них Виллис? Который из них Виллис?
Который-который-который из них Виллис? -- вновь грянул хор.
     Джим шагнул в середину комнаты:
     --  Виллис!  --  скомандовал он,  --  иди  к Джиму. Попрыгунчик пробкой
выскочил из среднего яруса справа, плюхнулся на пол и подкатился к нему.
     --  Подними Виллиса,  -- потребовал  он. Джим  осторожно  выполнил  эту
просьбу.
     -- Где был Джим? -- поинтересовался Виллис. Джим почесал попрыгунчика.
     -- Ты не  поймешь, если я скажу тебе. Послушай, Виллис, Джим собирается
идти домой. Виллис хочет идти домой вместе с ним?
     --   Джим  идет?  --  спросил  Виллис  с  сомнением,  как  будто  из-за
неумолимого хорового эха ему стало труднее понимать.
     -- Джим идет домой,  прямо  сейчас. Виллис идет или собирается остаться
здесь?
     --  Джим идет, Виллис  идет, -- заявил  попрыгунчик  так, будто это был
закон природы.
     -- О'кей, скажи об этом Гекко.
     -- Зачем? -- недоумевающе спросил Виллис.
     -- Скажи об этом Гекко, или останешься здесь. Давай, говори ему.
     -- Хорошо.
     Обращение Виллиса к Гекко воплотилось в серию карканий и кудахтаний. Ни
старый марсианин, ни Гекко ничего не ответили. Гекко подхватил двух малышей,
и они вновь зашагали вверх. У входа в комнату  Фрэнка и Джима Гекко отпустил
их. Джим внес Виллиса.
     Когда они вошли, Фрэнк поднял глаза. Он лежал, развалившись на шелке, а
на полу, рядом с ним, пока еще нетронутая, стояла еда.
     -- Я вижу, ты его нашел,  --  заметил  он. -- У тебя ушло на это немало
времени.
     Джим  внезапно почувствовал себя виноватым.  Он  отсутствовал Бог знает
сколько  времени.  Дни?  Недели?  Этот  фильм  с  мельчайшими  подробностями
охватывал многомесячные события.
     -- Черт  возьми, прости, Фрэнк, -- извинился он. -- Ты волновался из-за
моего отсутствия?
     -- Волновался? Почему? Я просто не знал, ждать или нет тебя к обеду. Ты
пропал по меньшей мере на три часа.
     -- На три часа?
     Джим  хотел  было  возразить,  что  скорее  на  три  недели,  но  затем
передумал. Он вспомнил, что во время своего отсутствия не ел, однако чувство
голода было не острее, чем обычно.
     -- Угу, да, конечно. Извини. Послушай,  ты можешь еще немного подождать
с обедом?
     -- Зачем? Я умираю от голода.
     -- Потому что  мы уходим отсюда, вот  почему. Гекко и еще один  местный
ждут, чтобы отвезти нас назад в тот город, где мы встретили К'бумча.
     --  Что  ж,  ладно!  --  Фрэнк  набил  рот  и начал  натягивать уличную
экипировку. Джим во всем последовал его примеру.
     --  Мы можем доесть в  этой штуковине,  в метро,  -- из-за набитого рта
слова было трудно разобрать. -- Не забудь налить воду в маску.
     -- Не беспокойся. Я не собираюсь дважды попадать впросак. Сначала Фрэнк
наполнил свой  резервуар,  затем резервуар  Джима, сделал  большой глоток, а
оставшуюся воду предложил товарищу. Через  минуту с перекинутыми через плечо
коньками они были  готовы в путь. Маленькая группа гуськом  прошествовала по
коридорам и переходам к залу "станции метро" и остановилась у одной из арок.
     Старый марсианин вошел, но, к вящему удивлению Джима, Гекко распрощался
с  ними. Они  обменялись  ритуальными  учтивостями,  достойными  расставания
друзей по воде, после чего Фрэнк и  Джим с Виллисом вошли внутрь, и дверь за
ними закрылась. Кабина немедленно пришла в движение. Фрэнк сказал:
     -- Оп! Что это? -- и резко сел.
     Надежно устроившийся на каркасе для отдыха старый марсианин не ответил.
Джим засмеялся:
     -- Разве ты не помнишь предыдущую поездку?
     -- Не очень. Послушай, мне тяжело.
     -- Мне тоже. Во время движения это неизбежно. Теперь, может, перекусим?
Вероятно,  пройдет  немало   времени,  прежде  чем  у   нас  опять  появится
возможность пристойно поесть.
     Фрэнк вынул то, что осталось от  обеда. Когда с ним было кончено, Фрэнк
подумал  и  открыл  еще одну банку. Прежде, чем  им Удалось  приступить к ее
содержимому  --  холодным  жареным  бобам  с искусственной  свининой, -- его
желудок неожиданно сделал сальто.
     -- Эй! -- завопил он, -- В чем дело?
     -- Ни в чем. В прошлый раз тоже так было.
     -- Я думал, мы на что-то напоролись.
     -- Говорю тебе, все в порядке.  Передай  мне  немного бобов.  Они съели
бобы и стали ждать;  спустя некоторое время ощущение тяжести исчезло, и Джим
понял, что они прибыли.
     Дверь кабины открылась, и они вышли в круглый зал, точно
     такой же, как тот, что они покинули. Фрэнк удрученно осмотрелся.
     --  Послушай,  Джим, --  мы так никуда и не уехали. Произошла  какая-то
ошибка.
     -- Нет, никакой.
     Он  обернулся, намереваясь обратиться к старому  марсианину, но дверь в
арке позади них уже закрылась.
     -- Вот это плохо, -- сказал он.
     -- Что плохо? Что они нас надули?
     -- Они нас не  надули; просто эта комната выглядит точно также, как та,
в  Цинии.  Ты убедишься сам, когда мы  выйдем наружу. Нет, я сказал, что это
плохо, потому что я  не успел... -- Джим остановился, поняв, что он так и не
узнал  имени старого  марсианина. -- Потому что я не  успел  попрощаться  со
стариком, не с Гекко, а со вторым.
     -- С кем?
     -- Ну с тем, с другим. С тем, который ехал с нами.
     -- С  каким-таким  другим? Я никого, кроме Гекко, не  видел. И  никто с
нами не ехал, мы там были одни.
     -- Как? Ты что, ослеп?
     -- А ты что, спятил?
     -- Фрэнк Саттон, ты будешь, глядя мне в глаза, утверждать, что не видел
ехавшего с нами марсианина?
     -- Я же сказал тебе. Джим глубоко вздохнул.
     --  Ну хорошо,  я только  хочу  сказать, что, если бы ты не смотрел все
время на свою еду,  а иногда  поглядывал вокруг, ты заметил бы  кое-что еще.
Как в...
     --  Кончай,  кончай  с  этим,  --  прервал его  Фрэнк.  --  Пока  я  не
разозлился. Там  было шесть марсиан,  если тебе  так больше нравится.  Давай
подымемся наверх, выйдем на улицу и посмотрим,  что  к  чему. Мы  зря тратим
время.
     -- Ну хорошо.
     Они  стали  подниматься   по  коридорам.   Джим   молчал:  происшествие
расстроило его больше, чем Фрэнка.
     Пройдя часть пути, они  были  вынуждены  надеть свои  маски. Спустя еще
примерно  десять минут они добрались  до комнаты, залитой солнечными лучами,
миновали ее и вышли на улицу.
     Теперь пришла очередь Фрэнка удивляться и сомневаться:
     -- Джим,  я знаю, что я тогда чуть не бредил, но разве, хм... разве тот
город, откуда мы пришли, не был крепостью с единственной башней?
     -- Был.
     -- А этот -- нет.
     -- Да, этот -- нет.
     -- Мы заблудились.
     -- Верно.

        IX. ПОЛИТИКА

     Они находились посреди большого внутреннего  двора, столь типичного для
многих марсианских  зданий. Отсюда можно было разглядеть верхушки  городских
башен, по крайней  мере, некоторые,  но  их  поле  зрения  было  существенно
ограничено.
     -- Что, по-твоему, нам надо делать? -- спросил Фрэнк.
     -- Ммм... попытаемся найти  какого-нибудь туземца  и тогда, может быть,
удастся  выяснить, где мы оказались. Жаль, что я позволил  тому старику уйти
от нас, -- добавил Джим. -- Он говорил по-английски.
     -- Ты опять за свое? -- сказал Фрэнк. -- В любом случае я думаю,  что у
нас мало шансов: город выглядит абсолютно заброшенным. Знаешь, что я  думаю?
Я думаю, они просто вышвырнули нас.
     -- Я думаю, они просто вышвырнули нас, -- согласился Виллис.
     -- Заткнись. Они не стали бы так поступать, -- встревоженно сказал Джим
Фрэнку. Он  прошелся вокруг  и взглянул  поверх крыши  здания. --  Послушай,
Фрэнк...
     -- Да?
     --  Ты видишь те три  маленькие башни, похожие друг на друга? Ты можешь
разглядеть их верхушки?
     -- Ну? Причем здесь они?
     -- Мне кажется, я видел их раньше.
     -- Послушай, мне кажется, я тоже!
     Они  побежали.  Через  пять минут  они  стояли на  городской  стене,  и
последние сомнения рассеялись:  они  находились в пустынной части Чаракса. В
трех милях  под ними  располагались  оболочки куполов  Южной  колонии. Сорок
минут бодрой ходьбы, перемежаемой бегом вприпрыжку, и они были дома.
     Они разделись и пошли каждый к себе.
     -- Пока! -- крикнул Джим Фрэнку и поспешил к родному жилищу.
     Казалось, прошла вечность, прежде чем пневматический замок позволил ему
войти. Еще до того, как давление сравнялось, он услышал, как динамик голосом
то  матери, то сестры  спрашивал, кто  пришел, -- и решил не отвечать, чтобы
его появление стало для них сюрпризом.
     Но вот он вошел и увидел Филлис, чье лицо застыло от изумления, а затем
она повисла у него на шее, крича:
     --  Мама! Мама!  Мама! Это  Джим! Это Джим! А Виллис скакал по  полу  и
вторил:
     -- Это Джим! Это Джим!
     Его  мать,  оттеснив в  сторону Филлис, к