не  сразу,
она будет  осуществляться  постепенно,  а  потому  потребуется  минимум  три
недели, прежде чем ты заметишь какие-то перемены в  своей  семье.  -  Спанки
прислонился к дверному косяку и  стал  пристально  осматривать  потолок.  Со
стороны могло показаться, что он что-то выискивает. - Ты не знаешь, где  они
застраховали свое имущество?
   - Так сразу и не вспомню. А зачем тебе?
   - Да нет, это так, не важно. Я и  сам  легко  узнаю.  Отец  тем  временем
продолжал молча жевать твердое мясо, тогда как мать  неотрывно  смотрела  на
него, даже не прикоснувшись к своей еде. Ни один из них не обратил  внимания
на то, что мой взгляд прикован к входной двери.
   - Ты действительно считаешь, что они изменятся?
   - Это я тебе гарантирую.
   - Но ты же не собираешься причинить им какую-нибудь  боль,  так  ведь?  Я
хочу сказать - Лауре, которая сейчас такая вот, ну и вообще...
   - Обещаю тебе, что ничто из того, что я сделаю, не причинит  им  никакого
физического вреда, хотя происходящие в процессе  работы  внезапные  перемены
обычно вызывают  некоторое  эмоциональное  потрясение.  Но  ведь  нельзя  же
сделать омлет, не разбив...
   - Учти, Спанки, что я  люблю  их.  Я  знаю,  что  они  тебе  не  особенно
понравились, но другой семьи у меня нет.
   -  Я  знаю,  что  они  тебе  небезразличны.  Кстати,  перемены,   которые
произойдут в их жизни, благотворно скажутся и на тебе.  Но  для  этого  тебе
надо набраться лишь немного терпения. А сейчас,  чтобы  все  получилось  как
надо, я прошу, тебя оказать мне одну услугу.
   - Говори, что от меня требуется.  Постараюсь  сделать  все,  что  в  моих
силах.
   - Что бы ни случилось,  я  хочу,  чтобы  на  протяжении  трех  недель  ты
совершенно не контактировал с ними.
   - А если они сами свяжутся со мной и скажут,  что  им  необходимо  срочно
видеть меня?
   - Уверен, что именно так  и  будет,  однако  тебе  придется  совладать  с
искушением повидаться с ними. Вне зависимости от того, как часто  они  будут
звонить тебе или сколько посланий направят в твой адрес, ты оставишь их  без
внимания. Это мое непременное условие. Если ты нарушишь его,  то  тем  самым
серьезно осложнишь мою  задачу  и  даже  сведешь  на  нет  все  мои  усилия.
Принимаешь мое условие? В подобных  делах,  Мартин,  без  взаимного  доверия
никак не обойтись.
   Я почувствовал на себе его пристальный взгляд. Он коренным образом  менял
мой собственный мир,  это  касалось  только  меня,  поэтому  я  не  особенно
волновался. Сейчас же речь шла о жизни близких мне людей. И кроме того, я не
должен был забывать, что однажды я ему  не  поверил,  и  он  ушел.  Вторично
рисковать я уже не мог, тем более когда моя жизнь наконец-то  стала  реально
меняться к лучшему.
   - Ладно, - сказал я. - Обещаю не вмешиваться.
   - Молодец, - осклабился Спанки, в руках  которого,  откуда  ни  возьмись,
появилась лопата с длинным черенком. Взмахнув ею, он проговорил:
   - А теперь можно приступать к делу.

Глава 12

СВЕТСКАЯ ЖИЗНЬ

   Мне  просто  необходимо  было  верить  Спанки.  Однажды  я  проснулся   и
обнаружил, что стремительно погружаюсь в зыбучие пески, а рядом стоит даэмон
с веревкой в руке и предлагает вытащить меня. Но самое смешное заключалось в
том, что я вообще бы в них не попал - если бы не смерть Джои.
   В двухлетнем возрасте мой брат подхватил  воспаление  легких  и  едва  не
погиб от удушья. Врачи поместили его тогда в кислородную  камеру  и  пичкали
всевозможными  лекарствами,  после  чего  он  всю  оставшуюся  жизнь  маялся
легкими. Возможно, именно по этой причине он стал любимым ребенком  в  нашей
семье. Мы с Лаурой тоже не были лишены родительского внимания,  однако  Джои
был для них, что называется, ?свет  в  окошке?.  Когда  он  что-то  говорил,
остальные умолкали и, затаив дыхание, внимали ему. Никто не сомневался,  что
если ему удалось избежать в младенчестве смерти, то не иначе как на то  была
воля Всевышнего, и нам постоянно давали понять - правда, ничего не уточняя и
не конкретизируя, - что настанет день, когда мы все  будем  гордиться  нашим
Джои. Я взрослел в обстановке всеобщего поклонения  старшему  брату,  и  для
меня не было на свете человека умнее и сильнее Джои.  Сам  же  я  был  хилым
ребенком,  постоянно  простужался  и  даже  в  разгар  июньской  жары  носил
шерстяной свитер. Джои был старше меня почти на четыре  года,  так  что  все
наше детство мы практически провели  вместе,  и  я  даже  считал  его  своим
покровителем.
   Впрочем,  жить  в  Твелвтризе  и  не  попасть  в  беду  было  практически
невозможно. Ребятня сидела в дверях  домов,  покуривая  ?травку?,  глядя  на
падающие капли дождя и  с  нетерпением  ожидая,  когда  же  хоть  что-нибудь
произойдет.  Большую  часть  времени  мы  слонялись   без   дела.   И   были
предоставлены самим себе:  отец  вечно  занимался  всевозможными  счетами  и
заявками, а мать витала в кухонных парах.  Лаура  обычно  играла  где-то  со
своими подружками, а мы с Джои почти  всегда  находились  рядом,  и  он  при
случае охотно наставлял меня:
   "Если другие ребята увидят, как ты плачешь, они станут тебя дразнить.
   Не влезай на забор - обязательно свалишься.
   Скажи пацанам, которые балуются наркотой, чтобы оставили тебя в покое. Им
кажется, что они такие сильные и здоровые, но подожди немного - очень  скоро
они начнут ломаться.
   Не позволяй учительнице ругать тебя в присутствии других учеников?.
   Он рассказывал мне о многих вещах, которые открылись  ему  с  высоты  его
старшинства.
   Вы видели эти огромные  конечные  станции  подземки,  построенные  еще  в
тридцатые годы и похожие на ангары? Они казались ему  просто  чудовищными  и
пробуждали в душе желание стать архитектором.  Именно  этому  он  и  учился,
когда внезапно умер. Джои сам определил свой путь,  а  я  старался  во  всем
следовать его примеру. Он же постоянно мне  говорил:  ?Тебе  ведь  вовсе  не
хочется быть архитектором. Выбери занятие по душе. Наша семья  не  такая  уж
знатная, и я чувствую, что если ты  всерьез  займешься  каким-то  делом,  то
сможешь преуспеть лучше любого из нас?.
   Когда Джои уехал в  город  учиться  на  архитектора,  мы  стали  видеться
гораздо реже, хотя он не раз говорил, что, как только я начну  работать,  мы
сможем вместе совершать путешествия.
   Я и не догадывался, что он уже тогда был серьезно болен. Его лицо заметно
осунулось, он постоянно чувствовал усталость и страшно кашлял  по  ночам.  В
один из очередных приездов домой у него состоялся какой-то,  судя  по  всему
неприятный, разговор с отцом, после чего они вообще перестали общаться  друг
с другом. С тех пор Джои резко переменился ко  мне.  Вся  его  терпимость  в
отношении меня разом улетучилась. Он перестал давать мне советы, а однажды и
вовсе  накричал,  заявив,  что  пора   наконец   мне   научиться   принимать
самостоятельные решения.
   Он принимал таблетки, назначенные врачом матери: она  частенько  страдала
бессонницей. В ту злополучную ночь он выпил порцию эвиана,  рассчитанную  на
полный курс, и умер во сне, в своей постели. Утром я принес чай, стал будить
его, но не смог добудиться. Он лежал, укрывшись с головой, и когда я сдернул
простыню, то увидел его застывшим в неподвижной  позе,  с  широко  открытыми
глазами.
   Лишь тогда я узнал о терзавшей Джои с детства болезни, о  его  постоянной
зависимости от лекарств и категорическом отказе  лечь  в  больницу.  Мать  с
отцом и даже Лаура знали  все  это.  Но  от  меня  Джои  почему-то  старался
скрывать свою болезнь.
   Так неожиданно мне открылась совершенно неведомая  доселе  сторона  жизни
брата.  Постоянно  запертые  на  ключ  забитые  лекарствами  ящички  буфета,
приглушенные  телефонные  разговоры,  доносившиеся  из  холла.  Мне   всегда
казалось, что уж со мной-то он откровенен до конца, и даже в голову не могло
прийти, что у него существуют от меня секреты. Спустя несколько недель после
похорон я пошел на кладбище и разрушил надпись на его надгробном камне.
   Такое поведение Джои объяснялось исключительно заботой о моем  же  благе,
как он его понимал, но я считал и считаю, что он обязан был мне  рассказать.
Мы просто не имели права иметь секреты  друг  от  друга,  поскольку  он  был
единственным человеком, которому я полностью доверял.  И  сколько  бы  я  ни
убеждал себя в обратном, мысль о его  предательском  самоубийстве  неизменно
переполняла меня чувством гнева и страха.
   Придя в понедельник утром на работу, я обнаружил у себя на столе записку,
написанную рукой Лотти: ?ПОЗВОНИ МАТЕРИ ? СРОЧНО!? Мне потребовалось сделать
над собой немалое усилие, чтобы смять бумажку  и  выбросить  ее  в  мусорную
корзину. Дэррила в магазине, естественно,  не  было,  поэтому  мне  пришлось
самому заняться сортировкой заказов на предстоящую неделю.  Вскоре  появился
Макс в бездумно-радужном настроении, не хуже бубонной чумы заражая  утренних
покупателей излучаемым им добродушием. В одиннадцать  он  пригласил  меня  к
себе в кабинет,  чтобы  сообщить  об  удачных  переговорах,  состоявшихся  в
субботу с адвокатами Симса.
   - Нэвилл о  тебе  очень  высокого  мнения,  -  заметил  он,  озаряя  меня
вкрадчивой улыбкой, - и  настаивает,  чтобы  я  назначил  тебя  управляющим.
Однако мне кажется,  что  это  было  бы  несколько  преждевременно.  -  Макс
предпочитал не выпускать из рук бразды правления,  поскольку  не  располагал
иными средствами заставить людей уважать его. -  Я  думаю,  следует  немного
повременить и посмотреть, как ты будешь один управляться  в  торговом  зале.
Тем более что пока  неизвестно,  когда  твой  коллега  сможет  вернуться  на
работу.
   Таким образом, мое продвижение по службе явно откладывалось. У Макса  был
сын - довольно энергичный, но в то же время занудный парень лет  двадцати  с
небольшим, и я прекрасно понимал, что  папаша  именно  для  него  приберегал
руководящую должность во вновь  создаваемом  совместном  предприятии.  Таким
образом, чтобы добраться до рычагов реальной власти, мне следовало  подумать
о том, как перетянуть на свою сторону амбициозного отпрыска или  по  крайней
мере заключить с ним союз.
   После ленча я позвонил в больницу, однако Дэррил даже не пожелал со  мной
разговаривать.  Доктор  извинилась,  сообщив,  что  травма  у  ее   пациента
оказалась гораздо серьезнее, чем она предполагала,  и  хирургам  не  удалось
спасти ему глаз. В данный момент Дэррил не строил никаких планов  по  поводу
возвращения на работу, а  врачи  упорно  пичкали  его  антидепрессантами.  Я
чувствовал  себя  ужасно,  хотя  доктор  уговаривала   меня   не   терзаться
угрызениями совести, поскольку, заявила она, это был всего  лишь  несчастный
случай,  редкий,  что  называется,  один  на  тысячу.  Как   выяснилось,   к
злополучному мячу прилип крохотный осколок стекла, который при ударе  проник
в зрачок Дэррила, тем самым трагически усугубив последствия  травмы.  Дэррил
даже мог бы предъявить иск производителям спортивного  инвентаря.  Я  умолял
врача разрешить мне навестить Дэррила, но она заявила, что в  данный  момент
он спит, и повесила трубку.
   В связи с отсутствием Дэррила моя нагрузка резко возросла. Дэррил обладал
прирожденным  даром  общения  с  клиентурой,  хотя  заполнение  всевозможных
бланков и квитанций всегда было для него мукой. Мои же таланты, если таковые
вообще имелись, лежали в сфере бумаготворчества. Однако  теперь,  во  многом
благодаря эмоциональному  осмосу  Спанки,  я  с  гораздо  большей  легкостью
убеждал покупателей расставаться со своими деньгами, ну  а  уж  канцелярскую
часть работы выполнял и подавно со свойственными мне сноровкой и умением.
   К концу дня мы подвели баланс за понедельник. Неиссякаемое  чувство  вины
перед Дэррилом постепенно притупилось, тем  более  что  Макс  был  просто  в
восторге от моей успешной деятельности. Даже Доки то и дело прохаживался  по
магазину с глупой ухмылкой  на  лице,  насвистывая  себе  под  нос  какую-то
маловыразительную мелодию. И все же в глубинах  моего  сознания  то  и  дело
возникала бередящая мысль по поводу телефонного  звонка  матери.  Если  и  в
самом деле случилось что-то  тревожное,  мне  хотелось  знать,  что  именно.
Однако я дал Спанки слово, и, если не сдержу его,  он  может  покинуть  меня
навсегда.
   Вернувшись  домой,  я  застал  Зака  ползающим  по  полу  гостиной  среди
множества вырезок из старых журналов.
   - Вот, старик, хочу оказать тебе услугу, - радостно сообщил он, -  помочь
разобраться со своими духовными терзаниями.
   - С чем-чем? - переспросил я, открыв холодильник и обнаружив, что  молока
нет. - Слушай, Зак, а ведь сегодня была твоя очередь идти в магазин.
   - Извини, старик, очень был занят. Как я понял, ты ужасно взволнован этой
историей с даэмоном, правильно? Вот я и решил  навести  для  тебя  кое-какие
справки.
   - Послушай, это все не столь существенно, поскольку речь шла о  случайной
встрече с даэмоном в баре, а остальное - моя  выдумка.  -  Конечно  же,  мне
хотелось как можно больше узнать о даэмонах, но, поскольку не было известно,
когда  вновь  появится  Спанки,  мне  ничего  не  оставалось,  как  поскорее
завершить начатый Заком разговор. К тому же я помнил предупреждение  Спанки:
о его существовании не должна знать ни одна живая душа.
   - Да что ты мне арапа-то заправляешь! Я же  слышал,  как  в  то  утро  ты
разговаривал с кем-то у себя в спальне. Да и  всю  последнюю  неделю  ведешь
себя как-то странно.
   Я вернулся в гостиную и помог  Заку  собрать  с  пола  газетные  вырезки,
которые он сложил в картонную папку.
   - Ну хорошо, - кивнул он, - подожду, когда ты сам решишь  рассказать  мне
обо всем. А это досье пока приберегу. Кстати, ты мог бы почерпнуть  из  него
немало интересного по части даэмонологии. И далеко не  все  из  прочитанного
тебе понравилось бы, - мрачно добавил он.
   - Я и так это знаю.
   Я направился к себе в  комнату  переодеться  -  день  сегодня  выдался  и
вправду трудный. Пожалуй, впервые за все время работы в  магазине  я  понял,
что действительно могу чего-то достичь, и испытывал удовлетворение.
   Я надеялся вскоре увидеть Спанки, но шли за днями дни, а он не появлялся.
Я еще немного почитал, лежа на кровати, потом  незаметно  для  себя  заснул.
Когда я проснулся, был  уже  час  ночи,  а  в  блокноте  рядом  с  телефоном
красовалась оставленная Заком записка, чего он прежде никогда не делал:
   "ТВОЯ МАТЬ ПРОСИЛА ПОЗВОНИТЬ. ОЧЕНЬ ВАЖНО?.
   Испытав короткую вспышку чувства вины, я  разорвал  записку  в  клочья  и
снова улегся в постель.
   Остаток недели прошел в суете магазинных дел и  сопровождался  некоторыми
ошибками в организации распродажи. Тем  не  менее,  бизнес,  можно  сказать,
процветал, и мне  частенько  приходилось  в  одиночку  управлять  магазином,
поскольку Макс был занят улаживанием дел с  Симсом.  Под  неусыпным  оком  и
сияющей улыбкой  моего  патрона  я  был  само  внимание,  демонстрируя  моим
богатеньким покупателям самые роскошные гарнитуры, типа гостиной  ?Принцесса
Коннаутская?, и даже ухитрился ?толкнуть?  надолго  застрявший  было  у  нас
набор кресел, избавиться от которого не удавалось даже совместными  усилиями
всего штата продавцов.
   Разумеется, в подобной ситуации Максу было бы уже неловко ставить  своего
сына надо мной. Даже Лотти после оформления одной из наиболее трудных сделок
подошла ко мне и пробормотала  что-то  насчет  моего  поразительного  умения
работать. Что и говорить, я был тронут, ибо восхваление моих деловых качеств
оказалось чем-то совершенно неожиданным для меня.
   К четвергу меня всерьез стали одолевать  сомнения,  увижу  ли  я  наконец
Спанки. Впрочем, я был  по  горло  загружен  работой,  чтобы  слишком  часто
вспоминать о нем. Вечером, когда я собрался уже закрывать магазин, он  вдруг
материализовался в одном из складских шкафов, чем  едва  не  вызвал  у  меня
разрыв сердца. С мокрыми волосами, в плавках и с доской для серфинга.
   - У тебя не найдется,  чем  вытереться?  -  спросил  он,  оглядываясь  по
сторонам.
   - Пошли со мной.
   Я провел его в одну  из  душевых  и  протянул  ему  полотенце.  По  всему
магазину за ним тянулись мокрые следы.
   - Где это ты был?
   - На Гавайях. Ну и  волна  была  сегодня,  скажу  я  тебе!  Ты  серфингом
случайно не увлекаешься?
   - Здесь негде заниматься серфингом, -  сказал  я,  усаживаясь  на  стопку
вышитых ?фитильком? накидок для тумбочек ?Императрица? и  наблюдая,  как  он
вытирает голову. К этому времени почти ничто уже не удивляло меня в  Спанки,
и я, пожалуй, даже глазом не моргнул бы, если  бы  он  въехал  в  магазин  в
экипаже, запряженном четверкой  лошадей.  Впрочем,  видеть  его  снова  было
действительно приятно.
   - У тебя что, отпуск был?
   - Да, надо было немного проветриться. От твоей семьи у меня  голова  идет
кругом-  А  я  все  продолжаю  получать  записки  с  настоятельной  просьбой
позвонить матери. Ради Бога, скажи, что ты там с ними делаешь?
   - Мартин, они  проходят  процедуру  радикального  душевного  очищения.  Я
пытаюсь вытряхнуть их из скорлупы собственного самодовольства. Но ты  только
не волнуйся, все это не так страшно, как может показаться на первый  взгляд.
Очень скоро ты сможешь полюбоваться первыми результатами. Любые же  контакты
с  ними  на  данном  этапе  лишь  породят  нежелательные   осложнения.   Ну,
рассказывай, как у тебя-то дела.
   - Все прекрасно. Макс, хотя и неофициально, но все  же  повысил  меня.  Я
получил прибавку к зарплате. Однако, как мне кажется, на  место  Дэррила  он
намерен взять собственного сына.
   - А у этого сына уже есть опыт подобной деятельности?
   - Насколько мне известно, никакого.
   - Это нечестно. С этим  надо  что-то  делать:  твоя  карьера  развивается
слишком медленными темпами.
   - Но только прошу тебя - никаких новых партий в сквош.
   Я рассказал ему, что Дэррил лишился глаза.
   - Ты меня, конечно, извини, Мартин, но несчастный случай может  произойти
с каждым. И потом, помимо него, никто ведь пока не пострадал, не так ли?
   - Так, - вынужден был признать я, хотя  в  глубине  души  был  более  чем
уверен, что мой  персональный  даэмонический  тренер  что-то  припрятал  про
запас. У него как-то странно поблескивали глаза - мне случалось  уже  видеть
его  таким,  -  да  и  во  всем  его  поведении  чувствовалось  определенное
возбуждение.
   - Мы собираемся сегодня куда-то пойти? - спросил  я,  не  в  силах  долее
томиться тревожным ожиданием.
   - Всенепременно! - воскликнул он.
   Спанки показал мне карточку с золотым  обрезом,  на  которой  затейливыми
вензелями был написан какой-то текст. Держа ее перед  собой,  он  театрально
раскрыл глаза, изображая наивность.
   - Мартин, ты не хотел бы пойти со мной на одно престижное сборище?
   Костюм от Версаччи  смотрелся  на  мне  просто  великолепно,  хотя  туфли
оказались чуточку великоваты.
   - Да, ошибся на полразмера, - признал Спанки. - Надень потолще носки.
   Мы прибыли в  ?Гросвенор-Хаус?  и  сквозь  толпу  зевак  прошествовали  в
знаменитый зал. Наш стол стоял в центре  зала  -  огромный  белый  диск,  за
которым восседали десять гостей. Середину стола украшала ваза с  грандиозным
букетом, полностью скрывавшим от нас сидевших напротив сотрапезников.
   Спанки стоял рядом со мной, явно  раздосадованный  тем,  что  самому  ему
места, увы, не досталось.
   - Быстренько хватай вон тот стул у стены, -  сказал  я,  -  и  ради  Бога
объясни, куда мы попали?
   В зале было полно театральных знаменитостей - мужчины во фраках, дамы - в
вечерних туалетах, и поцелуи, поцелуи...
   - На церемонию  вручения  премий.  Поздравляю,  Мартин,  оказывается,  ты
теперь известный драматург.
   - Кто я? Господи Иисусе, Спанки, да я за всю свою жизнь в  театре-то  был
не больше двух раз, не считая, конечно, ?КОШЕК?.
   - Тем не менее я уверен, что у тебя богатейший опыт по этой части.
   - Дик Уиттингтон и ?Пожалуйста, никакого секса?, ибо мы, британцы,