Я достал трубку, визитную карточку полковника Абрикосова и набрал его номер. Ответили сразу же. Я представился и, игнорируя его насмешливый голос, сообщил, что подтверждение моих слов он может найти по адресу: Дамба... После чего разъединился.
     - Через полчаса здесь будут кишмя кишат люди ФСБ, - сообщил я.
     - Значит, пора сваливать, - резюмировал Дубай.
     Мы поспешно покинули туннели дамбы. Бойцы собирали своих товарищей. Оставлять убитых на поле боя - дурная примета. Я склонился над телом Ираклия Стеблина и взвалил его себе на плечо. Ужасная тяжесть, но я распрямился и побрел к ?икару?. Я оставил его лежать на палубе. А сам прошел в капитанскую рубку.
     Дубай и Гонза вошли следом.
     - Так. С дамбой мы разобрались. Теперь осталось нанести визит Ульяну Мертвому, - сказал Дубай.
     - У нас бойцов почти не осталось, - возразил Гонза.
     - Ребята, что участвовали в бою за дамбу, не пойдут с нами. У дома Мертвого ждут свежие силы.
     Я сел за штурвал. И вспомнил о фотографии, которую мне протянул перед смертью Ираклий. Я достал снимок и удивился. С фотографии на меня взирала Таня. Моя Таня. Значит вот где пропадал последнее время, Стеблин! Я почувствовал горечь и убрал фотографию.
     Я завел мотор катера и отчалил от дамбы.

ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ТРЕТЬЯ

     Дом Ульяна Мертвого находился в одном из самых фешенебельных кварталов города. Здесь жили люди, чей уровень благосостояния много превышал среднюю черту. Рядом с внешне неказистым двухэтажным особняком Мертвого, окруженным высоким каменным забором и по периметру камерами слежения, обитали два финансиста, три нефтяных магната, один банкир, да полицейские высокие чины, которым наше вторжение на частную территорию явно пришлось бы не по вкусу. Но медлить было нельзя. Ульян - матерый, тертый жизнью волк - мог почувствовать запах опасности в воздухе и упорхнуть. Только туг его и видели. А иметь такого опасного врага на свободе безумно и опасно.
     ?Икар? бесшумно подошел к флотилии кораблей, скопившихся в отдалении от холма. Дубай покинул на время нашу палубу, перескочив на соседний катер. И мы остались вдвоем с Кубинцем. Молчали. Любой разговор в этот момент казался неуместным. Каждый по-своему переживал смерть Ираклия Стеблина. Я смотрел на Гонзу и видел в нем человека, предрекшего гибель друга. Вот мы снова остались вдвоем. Наверное, это рок, что вновь и вновь все возвращается к исходному числу.
     Я не сближайся с Ираклием, как Гонза. Поэтому мое чувство утраты было куда меньшим, чем у Кубинца. Я размышлял о том, как и когда познакомились Татьяна и Ираклий. А быть может, они были знакомы всегда и, когда она спала со мной, где-то в глубине души держала воспоминание о Стеблине. Воистину загадка из загадок. Но в конце концов, когда я находился с ней, то никак не мог избавиться от воспоминании об Ангелине, да и не хотел, если честно. Во мне ожила злость. Я сотрудничаю с людьми лишившими меня самою близкого мне человека. Поквитаться с ними. Да! Я мечтал об этом Только сперва закончу с Мертвым и ею хозяином, а потом обдумаю способ поквитаться с Гошей Качели и его прислужниками
     Дубаи появился на палубе ?икара? с новостью:
     - Два часа назад к причалу дома Мертвого подошел катер. Он высадил двух человек. Кто такие, неизвестно. Но сделано это было тайно, чтобы никто не видел. Так что есть вероятность того, что у Мертвого в гостях тот самый хозяин, которого ты пытался безуспешно вычислить.
     Я молчал.
     Дубай злорадствовал.
     - Я распорядился относительно дальнейших действий, - сказал Ваня. Я молчал. Дубай скалился.
     - Через десять минут начинаем штурм, - пытался меня заинтересовать Дубай.
     - Что ж, вперед, под танки, - разразился я сентенцией.
     - Что это значит? - насторожился Ваня.
     - Только то, что мы никуда не идем. Мы останемся снаружи и понаблюдаем, как оперативно вы действуете.
     Кубинец бросил на меня удивленный взгляд, но промолчал. Он уже привык к моим неожиданным и странным поступкам.
     - Твое право, Туровский. Твое право. Ты уже сделал все, что мог. О гонораре можешь не беспокоиться. Качели всегда платит по своим счетам, - брезгливо процедил сквозь зубы Дубай.
     - Качели мне ничего не должен. ?Икар? мой, а в остальном мы в расчете. - Я помолчал минуту, а потом добавил: - Да! Кстати! Передай Качели, что я тоже всегда плачу по счетам!
     Дубай недоуменно хмыкнул и исчез из рубки.
     - И что на этот раз: какое-то смутное чувство или как всегда блоха под седло попала? - ехидно поинтересовался Кубинец.
     - Наше участие в этой операции уже излишне. Дубай сам прекрасно справится. К тому же что-то подсказывает мне, чго Ульян Мертвый не переживет эту ночь. Если дело запахнет жареным, а оно именно так и благоухает, то все самое интересное мы увидим снаружи. Вон у того причала, где качается маленький катерок.
     Я приблизил на экране компьютера изображение одинокого катера, что стоял втени и не был виден издалека. Только при приближении из сумрака выступили расплывчатые очертания корабля.
     - Вот ведь орлиный глаз, а я и не заметил. - Гонза Кубинец хлопнул себя по колену.
     А тем временем операция началась. Малым ходом один за другим катера кочевеевцев подходили к причалу Мертвого и высаживали бойцов. На причал выпрыгивали ребята в черном с автоматами наперевес и растворялись в темноте. Катер отходил, а его место занимал новый, не менее полный. Так повторялось раз восемь, пока все причалы не заполнились камуфлированными бойцами. Мы с Гонзой могли наблюдать за ними через дисплей бортового компьютера. Бойцы собрались в три штурмовые группы и тронулись к дому. Они карабкались как жуки на гору, где стоял особняк, чьи окна первого этажа ярко горели, а на террасе прогуливались мужчины в костюмах с короткоствольными автоматами.
     - Вот и все. Сейчас начнется, - предсказал я.
     Я услышал, хотя это и невозможно, как засвистели в воздухе ножи, и типы, что охраняли террасу, рухнули на каменный пол. Но у одного из штурмовиков рука дрогнула. Нож ударил противнику в плечо, и это дало ему возможность издать вопль ужаса и удивления. Второй нож прервал крик, но фора внезапности была потеряна. Штурмовики ринулись вверх по склону холма. Прыгали через перила на террасу и вышибали дверь. Большая часть бойцов уже проникла в дом. Застучали автоматные очереди. В ответ огрызнулись одиночные пистолетные и проквакал глухо автомат, пока не захлебнулся. То ли его обладатель уснул навсегда, то ли патроны кончились.
     - А теперь смотри внимательно, - предупредил я Кубинца.
     Я навел приближение на спрятанный катер и стал ждать. Мой расчет оказался верен. Через пару минут на причале показались люди. Два человека. Причем один из них шел явно против своей воли. А другой удерживал его. Я попытался приблизить силуэты идущих, но сумрак прятал их. Они погрузились на катер и тотчас отчалили.
     - За дело, - вымолвил я, наблюдая уже не на экране, как катер врага отходит от причала и устремляется вдаль по каналу от дома Мертвого и от затаившегося с погашенными огнями ?икара?.
     - Напугаем ребяток? - предложил Гонза.
     - Почему нет? - хмыкнул я и врубил прожектора на ?икаре?.
     Яркие лучи света ударили в спину убегающему катеру. Теперь они знали, что их бегство замечено. Но вот кто они?
     Я завел ?икар? и направил его вслед за беглецами. Катер набирал обороты, разгонялся. Беглецы тоже пытались увеличить скорость, но их посудина не шла ни в какое сравнение с той, которой управлял я.
     Преследуя, я вынырнул в Рыбинский канал, а затем, перемахнув через Обводный канал, оказался в Рузовском. Мимо промелькнуло здание Витебского вокзала, и я понял тактику беглецов. Выйти в центр города и попытаться исчезнуть в лабиринтах маленьких канальчиков и проток. В крайнем случае, бросить катер и разбежаться. Что ж, расчет верен, только если его никто не сумеет раскусить раньше времени. Я должен был во что бы то ни стало помешать беглецам.
     Я настроил систему управления огнем на одиночный выстрел, навел сетку прицела на лопасть винта, что белым бураном рыхлил воду позади катера, и вдавил клавишу ?Enter?. Грохнул выстрел. Катер беглецов подкинуло и завращало на месте. А вскоре он заглох. Я сбавил скорость и подошел вплотную к борту противника.
     Оставив штурвал, я вытащил из кармана пистолет и выбрался на палубу. Я видел тени беглецов в капитанской рубке выведенного из строя катера, хотел перепрыгнуть на палубу чужого катера, но не успел сделать это. Беглецы выбрались из рубки. И как подтвердились мои предположения, один удерживал другого. Причем другой был женщиной.
     Я старался рассмотреть лицо человека, что, приставив пистолет к виску женщины, крался к борту катера. Он пытался уйти. Я вынырнул из своего укрытия. Встал в полный рот и гаркнул:
     - Стой, стрелять буду!!
     Согласен, банальная фраза. Но в тот момент не пришло ничего умнее.
     Бандит дрогнул и выглянул из-за плеча удерживаемой насильно женщины. Я увидел его лицо и узнал. Удар в солнечное сплетение. Дыхание остановилось. Я жадно хватаю ртом воздух, но никак не могу вдохнуть. Чувствую, как моя рука с пистолетом опускается, а злодей направляет пистолет на меня. Я ничего не могу поделать. Я узнал его. И это затормозило меня. Я не ожидал такого поворота событий и понимал, что вот сейчас он выстрелит. Но продолжал стоять камнем, точно покинул тело, и теперь незримым наблюдателем витал подле и с равнодушием следил за тем, что произойдет дальше.
     Грянул выстрел.
     Я не почувствовал ничего. Никакой боли и изменения. Я остался стоять не шелохнувшись, наблюдая, как Аграник Маркарян удивленно падает в воду, увлекая удерживаемую им женщину за собой.
     Я почувствовал, что способен двигаться, обернулся и увидел, как мне из рубки приветливо машет рукой Кубинец.
     Я ринулся было спасать женщину, которой грозило купание в ледяной воде, но она освободилась сама. Вывернулась из рук Аграника и упала на палубу. А Маркарян плюхнулся в воду.
     Я обессиленно сел на палубу, положил рядом пистолет и зажмурил глаза.
     Аграник Маркарян. Кто-кто, а на него никогда не мог бы подумать. К тому же я был уверен, что он мертв, и не брал его в расчет, когда пытался вычислить хозяина. Конечно, оставалась вероятность того, что Маркарян случайно оказался в доме Ульяна. Или Мертвый удерживал его. Но мне не верилось в это. Я понимал, что Аграник Маркарян и был хозяином. Тем самым искомым Кукловодом. Человеком, стоявшим за всем заговором. Человеком, мечтавшим вырваться за пределы круга, в котором оказался. Мой бывший друг, соратник. Я с ним неоднократно вместе под пули ходил, а теперь мы оказались по разные стороны барьера. Я в одном окопе, а он в рядах врага.
     Идиотизм какой-то!
     Раздался шум шагов, и рядом со мной сел Гонза Кубинец.
     - Ты видел? - спросил я.
     - Ага! - отозвался Кубинец. - Хитрая бестия. Как и ты смерть свою инсценировал. Все и поверили.
     - Одной доски фигуры-то, - согласился я.
     - Ты думаешь, он главный?
     - Уверен. Все отлично складывается. И не сомневаюсь, что люди ФСБ знали всю фальшивость сообщения о смерти Маркаряна. Небось его прикрывали, потому и не отозвались на мое сообщение.
     - Ну все. Теперь все закончилось, - облегченно протянул Кубинец.
     - Хотелось бы верить, - скептически пробормотал я, поднимаясь с палубы.
     - Давай девчонку посмотрим.
     Я перепрыгнул на чужую палубу и подошел к лежащей на спине женщине. Она часто дышала и смотрела в небо.
     - Я могу чем-нибудь помочь? - спросил я, но ответа не получил.
     Вместо этого услышал массу нового и интересного о своей персоне.
     Кубинец подоспел ко мне и предложил:
     - Может, заткнем рот, чтобы не сквернословила.
     Предложение подействовало на женщину отрезвляюще. Она умолкла.
     Я осмотрелся по сторонам, ожидая увидеть море крови, но вместо этого обнаружил лишь жалкие капли. Сердце екнуло в предчувствии. Ледяным голосом я спросил Кубинца:
     - Ты куда целил?
     - Маркаряну-то? В голову, - получил я ответ. - Но думаю, что не попал. Он в последний миг дернулся.
     Я матюгнулся и, не раздеваясь, перепрыгнул за борт. Похоже, мое дурное предчувствие получало фактическое подтверждение. Маркарян был жив. Оттого-то я увидел лишь капли крови на палубе. Он ушел в последний момент из зоны поражения. Но пуля угодила в него. Клюнула сильно. Наверное, куда-то в плечо или в руку. Это было уже не важно. Главное то, что Маркарян мог выжить.
     Грязная ледяная вода приняла меня и сомкнулась над головой. Я не закрывал глаза, но в темноте ничего не мог разобрать. Я всплывал на поверхность, чтобы глотнуть воздух, и вновь нырял. Я искал тело Маркаряна, но не мог его найти.
     Спустя десять минут безуспешных поисков я, безумно замерзший, выбрался на палубу вражеского катера. Зубы яростно клацали, а меня била дрожь. Но Маркаряна я не нашел. Кубинец помог мне перебраться на катер. Женщина последовала за нами. На ?икаре? Гонза закутал меня в теплые чехлы, которые покрывали кресла, и, порывшись в настенном шкафчике, извлек бутылку водки. Я терпеть не могу водку. У меня на нее аллергия. Стоит понюхать пробку - и рвотные рефлексы мучить начинают. Но тут хлебнул изрядно и даже не поморщился.
     - Пусто. Тела нет, - сообщил я, когда сумел справиться с дрожью и вновь приложился к бутылке.
     Каждая жилочка постепенно наполнилась теплом. Холод не спеша покидал меня, как и воспоминание о купании в ледяной невской воде.
     - Ты думаешь? - настороженно спросил Кубинец.
     - Уверен. Ты ему лишь плечо прострелил. Так что мы его упустили.
     Кубинец отобрал у меня из рук бутылку и налил себе граммов двести. Залпом опрокинул и пробормотал:
     - Только бы вэпээс не тормознули. - Через минуту он добавил: - Где же теперь эту тварь искать? Я зло улыбнулся и обнадежил:
     - Кажется, я знаю.

ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ЧЕТВЕРТАЯ

     Билеты на Центральную трибуну, находившуюся подле императорской ложи, нам вновь достал Ваня Дубай. Откликнулся на первый же звонок. И приехал сам в сопровождении трех бойцов. Выглядела вся троица уставшей и печальной. Сказывалась ночь, проведенная в боевых столкновениях. Я, возвратившись домой, хоть сумел всхрапнуть на диванчике в кабинете, но голова была свинцовой, а настроение колебалось от злобно-львиного до яростно-носорожьего. Кубинец-то вообще не ложился. Перетащил тело Ираклия в одну из комнат дома и стал обзванивать похоронные конторы. Вызвал полицию, не замедлившую откликнуться. Приехала тут же. Освидетельствовала тело. С пристрастием допросила Гонзу. Затем настала моя очередь. Я выложил лицам в форме все, что думал и хотел сказать. Этим они не удовлетворились. И собрались забрать меня в участок. Но вмешался случай. На пороге нарисовался Ваня Дубай. Кубинец открыл ему. И когда Ваня вник в расположение сил, вступился. Лицо-то у Вани незасвеченное. Мало кто знает о его существовании в преступном мире. А те, кто знает, предпочитают молчать. Если бы полицейские узнали, кто стоит перед ними, они бы не восприняли его слов на веру. А арестовали бы всех скопом, да в участок. А там, может, суток через десять о нашем существовании кто-нибудь и вспомнил бы.
     Разобравшись с полицией, Ваня Дубай проводил служивых до порога, а затем вернулся в кабинет, где развалился в кресле и попросил сигару. Я протянул ему коробку. Он вытащил толстую, содрал с нее пленку, откусил кончик, сплюнул его в мусорную корзинку и закурил.
     - Как Ульян поживает? - осторожно поинтересовался я.
     Каменные лики бойцов, которые и должны оставаться в любой ситуации каменными, дрогнули и окрасились в хищные улыбки.
     - Уже не поживает, - ответил Ваня и замолчал.
     Он был сегодня какой-то неразговорчивый.
     Я подумал откупорить бутылку пива, но спустя минутное колебание расхотел. Представляю, как меня потянет в сон после суточного воздержания от подушки.
     - Ульян сам нарвался. Вторжения он не ожидал, - внезапно подал голос Дубай. - А когда понял, с кем имеет дело, не пожелал складывать лапки крестиком. Ответил в полную силу. Братков много мы потеряли в эту ночь.
     Дубай протянул мне билеты и сообщил, что на трибуну пойдет вместе с нами. Хочет он взглянуть в лицо тому человеку, что всю эту дьяволиаду затеял. Я собрался было сначала возразить, но передумал. Пусть идет. В конце концов неясно еще, как обернется дело. Как лягут карты. Но как бы они ни легли, Аграник Маркарян мой. Я его никому не отдам. Это уже личное.
     Ваня Дубай покинул мой дом, пообещав вернуться к вечеру. Кубинец, получив от полиции официальный документ на проведение похорон, засуетился и повис на телефоне, обзванивая похоронные конторы. Он сообщил о смерти Ираклия в полицейский участок, где тот долгое время работал, и попытался выяснить - были ли у Стеблина родственники и кто его душеприказчик. По первому пункту ответ был - никаких родственников. По второму - точный адрес с телефоном, записанный на клочок бумажки.
     Оставив Кубинца разбираться с похоронами, я поднялся в свою спальню, прилег на кровать, думая, что заснуть не смогу, и рухнул в тяжелый, вязкий сон, полный кошмаров. Я проболтался между сном и явью до самого вечера, а, когда поднялся с постели, подумал, что лучше бы и вовсе не ложился. Настроение у меня было мрачное, а на душе скребли кошки.
     Ваня Дубай был как всегда точен. Ровно в половине пятого вечера появился на пороге нашего дома, в сопровождении знакомого эскорта. Выглядел сурово и свежо.
     На Водную феерию отправились на разных катерах, всем видом своим показывая, что мы не из одной компании. Даже разъехались в разные стороны, чтобы встретиться на Дворцовой площади. На лобовом стекле ?икара? красовалась ярко-красная наклейка, обозначавшая право беспрепятственного проезда по городу в дни празднования юбилея. Ее вместе с билетами мне вручил Ваня Дубай. Оставалось только гадать, откуда он доставал билеты и наклейки, правом на получение которых обладали только государственные чиновники и VIP-персоны.
     Народу было тьма-тьмущая. Такое ощущение, что половина Российской империи прислала своих представителей в город, чтобы засвидетельствовать почтение Северной Пальмире. Оставив катер на VIP-стоянке, я спустился на твердь набережной и чуть было не искупался. Толпа раскачивалась в разные стороны, грозя столкнуть крайних в воду. Кубинец ухватил меня за руку и выдернул обратно. Мы переглянулись. Предстояло, наверное, самое тяжелое, что могло приключиться с нами сегодня. Протолкаться сквозь толпу до Центральной трибуны. Эх, хорошо бы пропуск иметь на императорскую ложу, но у меня его не было. А то, что Аграник появится там, сомнений у меня не вызывало.
     Толпа не добавляет любви к людям. Ее у меня и так было немного, но после каждого раза, когда я оказывался в общественном транспорте или, как сейчас, на праздновании, та кроха человеколюбия, что во мне еще оставалась, таяла, как айсберг, попавший в Гольфстрим. Каждый новый толчок в спину, тычок под ребра и прогулка по ногам уничтожали и без того малый запас этого чувства. А уж когда я добрался до полицейского оцепления, то кипел от гнева и был готов вернуться домой, а там будь что будет. Прикончит Аграник Маркарян императора, так и черт с ним. Конечно, мысль эта была ужасной для верноподданного, слуги престола и Отечества, но я ничего не мог с собой поделать. Пройдя же полицейский кордон, я вздохнул свободнее и подумал, что на трибуне можно наслаждаться праздником, но вот как обычный люд? Как можно радоваться юбилейному зрелищу, когда ты со всех сторон стиснут толпой и дышишь лишь синхронно со всеми. Толпа вздохнула, надавила на тебя, и ты вздохнул. Толпа выдохнула, опять надавила, и ты вместе с ней. А вид на Большую Неву, где и проходило действо, ради которого все собрались, перекрывает лысый амбал, который еще и ребенка на шею посадил, чтобы тот смог увидеть праздник. А из-за мальца, что раскачивается на шее отца и повизгивает от счастья, тебе ничего не видно. Какое тут может быть удовольствие.
     Заняв свое место на трибуне, я извлек из кармана цифровой бинокль, которым заботливо запасся полтора