ободилась.
   Она проснулась. Комната казалась влажной и душной. Одежда прилипла  к
телу, голова болела. Но ещё какое-то время сон владел девушкой, и Персис
казалось, что она не в широкой кровати, в комнате, а  снаружи,  во  тьме
ночи, в которой она не помнит ни луны, ни звёзд.
   Персис села. Она пыталась благоразумно уверить  себя,  что  на  самом
деле в этом сне нет ничего пугающего. Ей ничего не угрожало.  Но  почему
же она чувствует себя такой слабой, такой потрясённой, как будто убегала
от преследователей, спасая  жизнь.  Девушка  вытерла  руками  вспотевшее
лицо. И только тогда поняла, что не слышит звуков дождя. И  за  ставнями
было светло.
   Выбравшись из постели, она направилась к ближайшему окну, внимательно
прислушиваясь к звукам. Но стояла почти полная тишина, как при её первом
пробуждении здесь. Она с радостью выдернула  тряпки,  которыми  служанки
заткнули возможные щели, и встретила утро, облачное, но спокойное.
   Растительность выглядела весьма растрёпанной. Несколько пальм  упали,
и вода в канале поднялась очень высоко.
   "Стрелу" как будто расколотило о  причал,  даже  пробило  один  борт.
"Непревзойдённого" нигде не было видно.
   Персис умылась водой из кувшина на туалетном столике,  надела  свежее
бельё и одно из платьев,  которое  Молли  постаралась  восстановить.  Но
платье  из  розового  муслина  в  маленьких  блестящих  точках  всё-таки
выглядело немного потрёпанным, несмотря на все усилия Молли.
   Девушка почувствовала, что сильно проголодалась. Горит  ли  огонь  на
кухне? Она с удовольствием выпила бы  горячего  чая.  Подумав  об  этом,
Персис сразу ощутила сухость во рту. Чай с печеньем  и,  может,  немного
фруктов, которые тут составляют обязательный элемент завтрака.
   Не имело смысла пытаться правильно уложить  волосы.  Влажный  морской
ветер не даёт здесь потакать  этому  невинному  тщеславию.  Поэтому  она
просто расчесала волосы и завязала их узлом - это  всё,  что  она  могла
сделать. Потом девушка вышла в коридор. На мгновение её  снова  охватило
то же ощущение, что и во сне. Это всего лишь сон,  твёрдо  сказала  себе
Персис. И она не позволит, чтобы её постоянно  подводило  слишком  живое
воображение.
   В доме было очень тихо. Наверное, остальные ещё  спали  после  тревог
бури. Персис постояла у дверей Лидии, думая, стоит ли  постучать.  Лучше
она поищет Молли, а её скорее всего можно найти на кухне.
   Тишина в доме всё больше и  больше  тревожила  девушку.  У  неё  даже
появилось странное  ощущение,  что  она  одна,  а  дом  покинут.  Пустая
фантазия, и Персис сразу подавила её. Но обнаружив, что в кухне  никого,
огонь не горит, не видно никаких следов Мам Роз и  остальных,  она  была
потрясена.
   Задняя дверь, которую они вчера прочно закрыли после появления Аскры,
теперь была приоткрыта. Персис инстинктивно направилась  к  ней.  Должно
быть, Мам Роз и служанки ушли в свои хижины... вон они... и проспали. Не
её дело будить прислугу, конечно, но она, по крайней мере, может выйти и
посмотреть, какой сегодня день.
   Свежий  морской  ветер  дергал  девушку  за  юбки  и  тщетно  пытался
развязать узел на голове. Землю  усеивали  оборванные  листья  и  ветки.
Персис не увидела никакой дороги в этом мусоре,  никаких  следов  хижин,
хотя  прошла  до  самой  противоположной   стороны   насыпи,   осторожно
пробираясь среди обломков.
   В одном месте часть насыпи - земля и раковины вместе -  осыпалась.  И
обнажились грубые камни, уложенные в ряд.
   Ствол пальмы протискивался между  двумя  такими  камнями.  От  ствола
теперь остался только пень. Персис остановилась. Эти камни... они должны
быть выше, гораздо выше! Но откуда она это знает?
   Изрядно  удивлённая,  девушка  обеими   руками   подобрала   юбки   и
проскользнула мимо обломков пальм, чтобы  взглянуть  на  древнюю  стену.
Один из обломков глубоко вонзился в этом  месте  в  насыпь,  и  под  ним
виднелось что-то... не камень.
   Персис наклонилась, взяла ветку  и  принялась  копать.  Шкатулка!  Из
какого-то потускневшего металла. Сейчас он  имел  тот  же  цвет,  что  и
земля, в которой лежал.
   Шкатулка была узкая, примерно  восемнадцати  дюймов  длиной.  Девушка
вытащила её из земли и подняла, обнаружив, что она удивительно  тяжёлая.
Свинец? Свинцовый ящик. Что-то давным-давно спрятанное  здесь  испанцами
или пиратами?
   Она попыталась открыть шкатулку, но вскоре вынуждена  была  признать,
что та прочно закрыта, хотя никакого замка не было видно. Осторожно неся
её, Персис вернулась в кухню, вспомнив о висевших там ножах.
   - Аааах....
   Персис подпрыгнула и выронила нож, которым пыталась открыть крышку.
   Ведьма, которую принесло бурей, стояла, глядя на девушку  пристальным
оценивающим взглядом. Персис никогда никого так не боялась. Но Аскра  не
была похожа на знакомых ей людей.
   Индианка протянула  руку  с  пальцами-когтями,  увенчанными  грязными
обломанными ногтями. Рука её походила на лапу птицы навроде стервятника.
Персис несколько раз видела их в прошлом.
   - Ты... нашла... вещь... призрака... - слова произносились с  трудом,
как будто их с большими  усилиями  выдавливали  одно  за  другим  из-под
нависшего носа.
   Персис с трудом удержалась от того, чтобы не спрятать руки за спиной.
Но потом упрямство и независимость заставили её выпрямиться.
   - Я нашла это... там, под камнем, - девушка указала на заднюю  дверь,
стараясь говорить спокойно, как  обычно.  Не  существует  ни  ведьм,  ни
призраков. Она в этом уверена. И не собирается менять свои убеждения.
   - Вещь... призрака... плохая...
   Теперь Персис поняла, что имела в виду Молли, когда говорила, что под
взглядом карги начинаешь верить, что  ей  подвластны  силы,  недоступные
обычному человеку.  Но  она  не  собиралась  поддаваться  таким  нелепым
мыслям!
   Индианка  ещё  сильнее  вытянула  руку,  расправила  пальцы,   словно
собиралась схватить  ящичек.  Взгляд  её  изменился,  затуманился,  веки
опустились. Однако взять шкатулку она не пыталась.  Но  от  рук  старухи
словно исходил жар, который девушка хорошо ощущала.
   - Нет... - ведьма заговорила не по-английски. Она произносила  слова,
непонятные Персис. Потом:
   - Кровь... на нём кровь... и будет снова. Возьми.
   Кончиками пальцев Аскра подтолкнула шкатулку к Персис.
   - Это тебе... подарок.
   - Подарок? - удивлённо повторила Персис.
   - Подарок крови. Только в твои  руки  он  пойдёт.  И  в  твоих  руках
принесёт жизнь... и смерть. Она этого хочет.
   - Она?..
   Аскра уже направлялась к наружной двери. Она ничего  не  ответила,  и
мгновение спустя вышла. По-прежнему закрытая шкатулка лежала  на  столе.
Персис  разрывалась  между  двумя  равными  по  силе   чувствами.   Одно
требовало, чтобы она вернула вещь туда, где нашла её, забросала землёй и
раковинами. Но девушка внезапно поняла, что не  может  сделать  это.  Ей
вдруг очень важно стало знать... Она должна узнать!
   Индианка, очевидно, хотела запугать её, вот и всё. Молли сказала, что
островитяне боятся Аскры, дают ей всё, что та пожелает, и  стараются  не
попадаться ей на пути.
   Девушка медленно взяла нож, вставила в еле заметную щель и  надавила.
Когда-то здесь стояла крепость  пиратов.  Мысль  о  сокровище  пришла  в
голову  Персис,  но  девушка  отогнала  от  себя  домыслы.  Вскоре   она
обнаружила, что крышку удерживает свинцовая  лента,  и  отогнув  кончик,
сумела снять её. И как только сделала это, крышка легко поднялась.
   Пространство внутри  заполняла  сгнившая  материя.  Персис  осторожно
извлекла её. И  остался  один  предмет,  тщательно  завёрнутый  в  кусок
когда-то промасленного шёлка (шёлк потрескался  от  старости  и  издавал
неприятный запах).
   Персис осторожно потянула ткань. Ей не хотелось притрагиваться к ней.
Обёртка медленно развернулась, и девушка увидела сложенный веер. Но...
   Именно  этот  веер   Лидия   показывала   ей   и   рассказывала   его
фантастическую историю! Невозможно было не узнать этих кошек  с  глазами
из опала, столь губительно смотревших с покрытых сплошной резьбой крышек
веера. Но когда Персис попыталась раскрыть веер, ничего  не  вышло.  Эта
вещь походила на веер, да, но более внимательный осмотр показал, что  он
не раскрывается. Сплошная тяжёлая копия веера, который показывала Лидия.
Даже с канавками по краям, куда будто бы уложены планки.
   И... эта вещь была ей ненавистна!
   Персис гордилась своим разумным подходом к  жизни.  Рассказ  Лидии  о
привидении она считала нелепым. Конечно, это не веер Лидии,  просто  его
копия, сделанная так, что не может раскрываться. Но  Персис  обнаружила,
что ей не хочется прикасаться к этой вещи.
   Стараясь трогать только промасленный шёлк, она быстро завернула  веер
и снова уложила его в гроб. Почему  она  выбрала  именно  это  слово?  И
почему оно кажется таким подходящим,  спросила  часть  её  сознания.  Но
именно так оно и было: веер лежал в гробу.
   Девушка торопливо сгребла  назад  разложившуюся  ткань  и  захлопнула
крышку. Как могла, прикрутила свинцовую ленту, загнула по краям.  Но  не
настолько - она была уверена в  этом,  -  чтобы  помешать  теперь  влаге
проникнуть внутрь. Однако это не играло роли. Веер - орудие зла!
   Но тут собственные мысли  удивили  Персис.  Почему  какой-то  предмет
может вызывать мысли о зле?  В  наши  просвещённые  дни  это  совершенно
неестественно. Персис знала, что колдуньи, ведьмы, проклятия и всё такое
встречаются только в романах, которыми глупые школьницы меняются,  чтобы
с удовольствием подрожать над воображаемыми ужасами.
   Взяв шкатулку в руки, девушка решительно направилась к задней  двери.
Эта  штука  вернётся  туда,  где  она  её  нашла.  А  слова  Аскры,   её
предупреждение  -  всего  лишь  бред  полубезумной  старухи,   вызванный
суевериями и предрассудками, которые держат в страхе окружающих.  Персис
отыскала ямку, из  которой  извлекла  шкатулку,  и  постаралась  уложить
ящичек на прежнее место, потом забросала  его  землёй  и  раковинами,  и
утоптала, чтобы место это не было обнаружено снова.
   И только вернувшись домой и вымыв  вымазанные  землёй  руки,  девушка
почувствовала себя спокойней. Никто не найдёт этот веер. Тем  не  менее,
ей приходилось подавлять любопытство. Веер, который не веер. Для чего он
служил? Она была уверена, что рисунок на крышках обеих вещиц  одинаковый
- загадочные кошки с опаловыми глазами, которые  кажутся  почти  живыми.
Повесив полотенце, Персис услышала первый звук в  молчаливом  доме.  Это
вошла миссис Прайор, в первый раз потерявшая своё  обычное  невозмутимое
выражение лица. Даже несколько прядок волос  высвободились  из  причёски
(Персис была уверена, что остальные волосы аккуратно приколоты) и  упали
на шею, и это действовало сильнее, чем если бы миссис Прайор была совсем
непричёсана.
   - Капитан... -  она  остановилась  в  двери,  сцепила  пальцы  поверх
передника. Лицо её казалось не таким розовым, как  обычно.  -  Сигнал  с
корабля... Капитан ранен!
   - Капитан Леверетт? Его привезут на берег?
   - Да-да. Мы должны приготовиться...
   Персис уже пошла.
   - В его комнату, - решительно заявила она. - Я уберу свои вещи.  Если
не возражаете, я воспользуюсь комнатой дяди Огастина.
   - Конечно, - но миссис Прайор, казалось, её не слышала. Она  сняла  с
пояса связку ключей - этот знак своей власти она всегда носила с собой -
и направилась к высокому шкафу слева. - Хаммонд отправился  за  доктором
Вирингом... Ранен... Никогда раньше...  -  Персис  решила,  что  женщина
разговаривает сама с собой.
   Девушка заторопилась по  лестнице  вверх.  Схватила  в  охапку  вещи,
которые чинила и гладила Молли, и  понесла  через  коридор.  Бросила  на
кровать. Чемодан...  Его  должны  будут  принести  позже.  Взяла  щётку,
расчёску, зеркало, бутылочку  туалетной  воды,  которая  чудом  пережила
крушение "Стрелы", замотанная в три нижних юбки. Часы  дяди  Огастина  с
прикроватного столика...
   Она оглядывалась,  чтобы  убедиться,  что  ничего  не  забыла,  когда
появилась Сьюки с охапкой свежего постельного белья,  а  за  ней  Лидия.
Очень угнетённая Лидия, без обычного  выражения  лёгкого  злорадства  на
лице, которое поэтому всегда казалось недовольным.
   - Не могу поверить... Крю! - выпалила она. - Плохо... - она прикусила
губу. - Крю никогда не рискует... даже... нет, не Крю!  -  она  едва  не
заплакала, но в это мгновение  вошла  миссис  Прайор  вместе  со  второй
служанкой, которая  тащила  груду  разорванных  на  повязки  простынь  и
горшочки, прикрытые перевязанной промасленной бумагой.
   - Не надо, мисс Лидия! - резко  приказала  миссис  Прайор.  -  Доктор
Виринг уже в пути.
   - Крю... - Лидия вся дрожала, и  Персис,  поняв,  чем  может  помочь,
обняла девушку за плечи и вывела её из комнаты, полной смятения.
   - Нужно верить, - говорила Персис. - Он  прекрасный  моряк,  вы  ведь
знаете, -  ей  трудно  было  находить  слова,  и  она  в  замешательстве
принялась складывать бельё.
   Лидия разгладила смятую юбку. Она не поднимала головы.
   - Крю всегда... всегда был, - сказала она прерывисто.  -  Я  на  него
могла положиться.
   - Сможете и в  будущем,  -  резко  ответила  Персис  с  уверенностью,
которой сама не испытывала.

Глава седьмая

   Но Крю Леверетт не был в хорошем  состоянии.  Не  был  он  и  хорошим
пациентом. Дядя Огастин после приступа погрузился в молчание, он никогда
вслух не жаловался, всегда оставался вежлив к тем, кто заботился  о  его
телесных нуждах (временами тело  ему  совсем  отказывало).  Капитан  же,
напротив, оказался требовательным и нетерпеливым. А раны его были отнюдь
не лёгкими. Перелом плеча, два треснувших ребра, лёгкое сотрясение мозга
- всё это он получил, пытаясь спасти  голландский  бриг,  налетевший  на
рифы недалеко от того места, где пострадала "Стрела".
   Первые часы  доктор  Виринг  держал  его  под  действием  опия,  пока
перевязывали плечо и вправляли рёбра. Но  даже  под  наркотиком  капитан
иногда возвышал голос, отдавая резкие приказы. Очевидно, лёжа в постели,
мысленно он перенёсся на палубу брига. Сохранить корабль, как  "Стрелу",
не сумели, хотя люди капитана под командованием  его  первого  помощника
Лана Харвери спасли половину экипажа (тех, кого не  смыло  за  борт  при
первом толчке) и примерно треть груза. Теперь эти вещи грудами лежали на
пристани, там же, где недавно груз со "Стрелы".
   Лидия оказалась совершенно бесполезна в комнате  больного.  Очевидно,
факт, что Крю оказался подвержен тем  же  опасностям,  что  и  остальные
рекеры, явился для  его  сестры  шоком.  Персис,  вспоминая  собственное
смятение и  отчаяние,  которые  она  испытала,  когда  дядя  Огастин  из
властного главы дома превратился в инвалида,  понимала,  что  переживает
девушка.
   Ведь если не считать неудовлетворённого желания Лидии путешествовать,
Крю явно постарался сделать жизнь сестры приятной  и  беззаботной.  Если
она и научилась чему-то по хозяйству в школе в Чарлстоне, все эти знания
давно улетучились. И поэтому  она  оказалась  совершенно  бесполезной  в
комнате больного. Без всяких обсуждений сложилось так, что миссис Прайор
в заботах о капитане помогали Персис и Молли.
   Придя в себя, капитан оказался весьма трудным больным. Так как доктор
Виринг не разрешил ему вставать, он сразу начал вызывать к  себе  членов
экипажа и островитян и отдавать приказы. Но тут доктор восстал и заявил,
что капитан Леверетт может командовать  в  море,  а  здесь  его,  врача,
капитанская рубка, и он больше не потерпит этого хождения взад и вперёд.
   Персис по собственным наблюдениям знала, что  у  капитана  лихорадка.
Девушка часто заходила, приносила миссис Прайор, которая вообще почти не
покидала комнаты больного, лекарства и травы. Лицо капитана  покраснело,
краска видна была даже сквозь  смуглую  обветренную  загорелую  кожу,  и
глаза его сверкали слишком ярко. Он  постоянно  бушевал,  сердился,  как
будто не мог поверить, что  такое  в  самом  деле  случилось  с  ним.  И
успокаивался только под действием лекарств,  и  это  беспокоило  доктора
Виринга.
   - Это всё рана головы,  -  слышала  Персис,  как  он  говорил  миссис
Прайор. - Постоянное возбуждение вызвано этим. Я никогда  не  видел  Крю
таким неразумным. Возможно, у него  трещина  в  черепе.  Но  его  нельзя
тревожить - это самое главное. Ничто не должно его возбуждать.
   Распределились так, чтобы кто-нибудь всегда  находился  с  капитаном.
Молли рассказывала, что он дважды приходил в себя - правда, точно  слова
хозяина дома она отказывалась повторить  -  и  требовал  объяснить,  что
делает у его  постели  незнакомая  женщина.  И,  прежде  чем  она  могла
ответить, снова терял сознание.
   На второй день рано утром Персис села  в  кресло  с  высокой  спинкой
лицом к кровати, отпустив Молли и миссис  Прайор.  Тем  необходимо  было
отдохнуть. Еще только светало, и на  столе  горела  единственная  свеча.
Сетка частично мешала смотреть, но Персис обнаружила,  что  разглядывает
лицо капитана, надеясь увидеть,  что  он  спит  естественным  сном,  что
лихорадка его оставила.
   Он лежал между подушками так, чтобы не  смог  повернуться  набок.  Но
время от времени крутил головой, как будто  видел  неприятный  сон.  Лоб
капитана бороздили морщины.
   Подбородок, щёки и  верхняя  губа  заросли  щетиной,  но  спал  он  с
закрытым ртом. И,  несмотря  на  его  хмурое  выражение,  Персис  начала
понимать, что он привлекательный мужчина. Теперь он был не так напряжён,
как во время их последнего разговора, и потому казался моложе.
   Больной снова повернул голову, и  девушка  заметила,  что  он  провел
языком по губам. Персис тихо встала и подошла к столику. Как  много  раз
за последние два дня делала миссис Прайор,  она  окунула  край  льняного
полотенца в воду  и,  раскрыв  сетку,  протёрла  лицо  раненого  влажной
тканью. И не один раз, а несколько. Он вздохнул и полуоткрыл глаза.
   На столике стояла чашка с носиком - ещё одно средство  первой  помощи
миссис Прайор. Персис поднесла её к губам капитана, и он принялся  жадно
пить. Девушка решилась коснуться его лба: кожа была влажная, и не только
от полотенца, решила она. Кажется, кризис миновал! И  тут  она  увидела,
что его глаза открыты и он удивлённо смотрит на неё.  Мрачное  выражение
лица исчезло.
   - Вы не... Лидия... - голос его прозвучал хриплым шёпотом.
   - Я Персис Рук, - ответила она и прикрыла пальцами его губы. - Я была
на "Стреле". А теперь отдыхайте, капитан Леверетт. Вы были ранены,  и  у
вас лихорадка.
   Но,  поставив  чашку  на  столик,  снова  повернувшись  к  кровати  и
задёргивая сетку, она увидела, что капитан не закрыл глаза.  Его  глаза,
которые казались ей раньше тёмными, на самом деле были  синие,  светлее,
чем у Лидии, синие, как глубокий океан, хозяином которого он стал.
   Девушке пришла в голову одна мысль.
   - Хотите увидеть Лидию?
   Впервые на губах его появилась лёгкая улыбка. И  как  она  ни  легка,
Персис поразила перемена, которую та вызвала. Она видела его в гневе  на
борту  "Стрелы",  видела  серьёзным,  когда  он   исполнял   обязанности
священника на похоронах дяди  Огастина,  но  никогда  не  видела  такого
светлого юношеского выражения на его лице.
   - Лидия не очень хороша в уходе за раненым, -  еле  слышно  прошептал
он.
   - Наверное, ей никогда не приходилось раньше этого делать, - тактично
заметила Персис.
   - А вам приходилось?
   - Мой дядя до нашего отъезда из Нью-Йорка проболел  много  недель,  -
сдержанно ответила она. - И мог надеяться только на Молли, Шубала  и  на
меня.
   - Молли... - он  слегка  удивился.  -  А,  это  та  женщина,  которая
наливает лекарства, хочешь ты того или нет. Она напомнила... мне...  мою
старую... няньку...
   Веки его смыкались, голос затихал, сменяясь сонным  бормотанием.  Тут
вошла  миссис  Прайор  с  подносом,  на  котором   громоздились   чашки,
бутылочки, салфетки, и с таким целеустремлённым  видом,  что  Персис  не
стала