аз заканчивалось время Человека, значит, начиналось
время грязевика. Человек вымирал, грязевик размножался.
Грязевики передвигались стаями от дюжины до сотни, это в
зависимости от размеров особей - они колебались от двух до
десяти футов. Одни были черными, другие - коричневыми,
третьи - желтыми, но самыми противными были белые, которые
выделялись и размером и кровожадностью, а их огромные
личинки развивали такую скорость, что могли догнать бегущего
человека и повалить его. Когда так случалось, грязевик, как
и его предок пиявка, сосал кровь и высасывал ее до конца,
бросая совершенно обезвоженный труп.
   Раз Пепин, сидя на скале и разглядывая сверху пальмовый
лес, видел, как по поляне двигалось стадо грязевиков.
   - Приезжают новые жильцы, - сказал он вслух, после того
как преодолел спазм тошноты от вида этих тварей. - Земля
равнодушна к Человеку. Она не враждебна к нему, но и не
дружественна. Она больше не помогает ему. Она про него
забыла, у нее новые дети.
   Пепин любил побеседовать сам с собой. Когда он был
наедине с собственным я, слова лились легко, это было
единственное время поговорить.
   Пепин пытался поговорить с Копом, торговцем, и другими
людьми, проживавшими в гостинице, но, хотя они были
достаточно обходительны, после его вопросов, его
утверждений, его доводов начинали хмуриться, задумываться, а
потом быстро прощались.
   Один из них, с мягкими манерами и весьма дружелюбный,
средних лет, сутуловатый человек по имени Мокоф, делал все,
чтобы понять Пепина, но так и не смог.
   - Вы так говорите о прошлом и о философии, что будете
более счастливы в странном городе Ланжис-Лиго, что у моря, -
с чувством сказал он однажды, когда они сидели возле
гостиницы за кружками с вином, глядя на играющие струи
фонтана в центре площади.
   Пепину приходилось слышать о Ланжис-Лиго, но у него в
голове было столько других новых впечатлений, что он
пропускал название города мимо ушей. Сейчас у него
приподнялась бровь, тонкая, почти невидимая.
   - Однажды я познакомился с человеком из Ланжис-Лиго, -
продолжал Мокоф в ответ, - у него было странное имя, я забыл
его. И шрам на лице. Он попал тут в неприятность - поел в
неположенное время и спасся только тем, что отремонтировал
наш Великий Регулятор. Мы теперь ничего не знаем об этих
машинах. Он верил, что может перемещаться во времени, хотя
я что-то не убедился в этом, пока он был здесь. И, я
слышал, все люди в Ланжис-Лиго вроде него - чудаковатые, что
ли. Ничего не знают о часах, например, никакого
представления об измерении времени. Их руководителя зовут
Хронархом, и живет он в Доме Времени, хотя, грязевик их
знает, что они так подчеркивают это слово - "Время", вовсе
не различая его.
   Мокоф мало что рассказал Пепину о Ланжис-Лиго сверх
просто-напросто того, как он себе это представляет, но этот
город у моря показался Пепину любопытным местом. И еще
Пепина привлекли слова насчет перемещения во времени, так
как его заветным желанием было вернуться в прошлое Земли.
   На седьмой неделе пребывания в Барбарте он решил
отправиться на восток, в Ланжис-Лиго, что у моря.
   Пепин Горбатый решил идти в Ланжис-Лиго пешком. Мокоф,
особенно он, пытался отговорить его: путь неблизкий,
опасный, полно грязевиков. Без хорошего верхового животного
легко сбиться с дороги.
   На тюленевидном животном, которым пользовалось
большинство землян, он пробовал кататься. Эти создания с их
сильными передними ластами и острым, как лезвие, хвостом
были вполне надежны и достаточно быстры. На них прилаживали
седло из кремня, так что всадник сидел прямо. Экипировка
включала также длинное ружье, называвшееся пробойником, -
оно "стреляло" лучами своего рубинового сердечника - и
фонарь, питавшийся от батарей, который освещал путнику
дорогу в безлунные и почти беззвездные ночи.
   Пепин Горбатый взял фонарь и укрепил на плече пробойник.
Это были полезные в дороге вещи. Но доверять себя тюленю он
не стал.
   Вышел из Барбарта он затемно утром, еду и флягу с Водой
неся на спине, одетый по-прежнему в свой сотканный из
металла костюм.
   Жители Барбарта, как и луняне, не переживали по поводу
его ухода. Он невольно пытался расшевелить их и доставлял
им этим беспокойство, в то время как они считали, что
преодолели в себе всякую обеспокоенность. За семь недель он
посеял сомнение в правильности того выбора, который они
сделали для себя и своих детей.
   Выбор этот состоял в том, чтобы спокойно и с достоинством
умереть на Земле, которой их присутствие было больше не
желательно.
   Пепин был разочарован, отправляясь из Барбарта, что в
Стране Пальм. Он ожидал увидеть на Земле жизнестойкость,
людей, готовых к переменам, а не к смерти. Но где-нибудь на
Земле, возможно в Ланжис-Лиго, что у моря, он отыщет героев.
После разговора с Мокофом он стал надеяться на то, что
найдет способ совершить путешествие в прошлое. Ничего
другого он не хотел так сильно, но на такую возможность
всерьез никогда не рассчитывал.
   Мох в пальмовом лесу пружинил под ногами и помогал идти,
но к вечеру пошла жесткая бурая земля, покрытая пылью.
Впереди была унылая, потрескавшаяся и почти безжизненная
равнина, зловещая в свете угасающего дня. Там и здесь
возвышались силуэты скал. Он выбрал одну из них, считая,
что не подвергнет себя никакому риску, если проведет там эту
холодную и черную, как смоль, ночь. Грязевики, говорили
ему, спали только сытыми, а здесь им нечем было поживиться,
кроме как человеком.
   Пепин зажег фонарь, и его лучи на несколько ярдов
осветили все вокруг. Он продолжал идти, ему было довольно
тепло в своей одежде. На ходу он почти ни о чем не думал.
Он так устал, что не мог понять, как долго шел. Когда свет
фонаря упал на скалу, он остановился, снял со спины груз,
прислонился к скале и, скользя по ней спиной, опустился на
землю. Ему было уже не до грязевиков и явно повезло, что ни
один из них не почуял запах крови и не проявил своего
внимания к нему.
   Занялась темно-бурая заря, грязные облака тянулись по
небу, закрывая собой большую часть слабых солнечных лучей.
Пепин открыл мешок и извлек из него флягу дистиллированной
воды. Он не мог пить соленую воду, которую употребляли
земляне. Они адаптировались к ней в такой степени, что не
могли пить пресную. Он достал пару таблеток из маленькой
коробочки и проглотил их. Позавтракав так, он оторвал от
земли свое ноющее тело, закинул за спину мешок, засунул
фонарь в чехол, висевший сбоку, приладил на плечо пробойник
и осмотрелся по сторонам.
   Пальмовый лес на западе был уже не виден, и равнина там
казалась такой же бесконечной, как и на востоке. Только на
востоке однообразие нарушали низкие холмы и скалы, которых в
той стороне было еще больше, чем здесь.
   Он двинулся на восток. На востоке, считали наши предки,
находится Рай, размышлял он. Возможно, я найду свой Рай на
востоке.
   Если Рай существовал и Пепину было суждено попасть в
него, то он весьма близко подошел к его входу, когда двумя
днями позже, спускаясь по покрытому солью холму, упал,
прокатился кубарем несколько футов вниз по склону и,
ударившись, потерял сознание.
   От попадания в Рай его спас Крючконосый Странник. Он был
искателем тайн и искал их под землей и в легендах. Среди
землян это был, возможно, единственный кочевник,
переходивший с места на место без определенной цели. Никто
не знал о его происхождении, да и спросить его об этом и в
голову никому не приходило. Он был так же известен в
Барбарте, как и в Ланжис-Лиго. Его познания о Земле, ее
прошлом и настоящем, были исключительно широкими, но мало
кому это понадобилось. Это был невысокий человек с большим
носом и обветренным лицом, а плотно подогнанный капюшон и
куртка делали его похожим на черепаху с клювом.
   Он увидел падающий ком, что был Пепином Горбатым, почти в
тот же миг, как и стая грязевиков почуяла запах его крови.
   Странник ехал на здоровенном, толстом тюлене и вел еще
одного, груженного неимоверной кучей имущества: рулоном
ткани, землеройными инструментами, маленькой печью, связкой
железок - всем тем, что в действительности составляло
домашний скарб Крючконосого Странника, наспех привязанный к
спине тюленя. Тюленю, видно, не доставляло особого
удовольствия тащить такой груз.
   В правой руке Странника на специальном держателе
покоился, на манер копья, его пробойник. Он одновременно
увидел Пепина и грязевиков.
   Странник подъехал вплотную к ним, поднял пробойник, нажал
на кнопку заряжающего устройства, а потом на рычаг "огонь".
Концентрированный луч был почти не виден, но бил в стаю
грязевиков безостановочно. Это были особи черного цвета.
Крючконосый Странник водил пробойником из стороны в сторону,
пока не сжег всех грязевиков. Довольный успехом, он
подъехал к лежащему Пепину. Пепин не слишком сильно ушибся
и уже начал шевелиться. Странник увидел по одежде, что это
лунянин, и удивился, где он взял пробойник и фонарь, что
лежали рядом с ним.
   Соскочив с седла, он помог лунянину встать на ноги.
Пепин потер голову и посмотрел на Крючконосого Странника не
без опаски.
   - Я упал, - произнес он.
   - Да-да, - сказал Крючконосый Странник. - А где ваш
корабль? Разбился где-то поблизости?
   - Никакого корабля нет, - стал объяснять Пепин. - Я
путешествовал из Барбарта, где приземлился несколько недель
назад, в Ланжис-Лиго, который, как мне сказали, лежит на
самом берегу моря.
   - Неразумно было с вашей стороны идти пешком, - сказал
Странник. - Еще далеко. Но вы должны погостить у меня, - с
настойчивостью в голосе продолжал он, - и мы поговорим о
Луне. Я был бы счастлив расширить свои знания.
   Голова Пепина ныла. Он был рад, что этот странный
незнакомец наткнулся на него, с готовностью принял
предложение Странника и даже помог ему поставить палатку.
   Когда палатку поставили и добро Странника было разложено,
они вошли внутрь. Странник предложил ему рыбу-ногу и
соленую воду, но Пепин вежливо отказался и проглотил свой
собственный рацион в таблетках.
   Потом он рассказал Страннику о своем прибытии с Луны на
Землю, о жизни в Барбарте, о своих разочарованиях и
надеждах. Странник слушал, задавал вопросы, которые
свидетельствовали, что жизнь лунян ему интереснее, чем
Пепину.
   Пепин инертно отвечал на вопросы, а потом задал и свой:
   - Что вы знаете о Ланжис-Лиго, сэр?
   - Все, кроме самых свежих новостей, - улыбнулся Странник.
- Ланжис-Лиго - это очень древний город и берет начало от
экспериментального поселения, где один философ старался
научить людей относиться ко Времени, как они относятся к
Матери - как к чему-то такому, через что можно двигаться,
управлять им и так далее. Отсюда пошла Хронархия, и в
Ланжис-Лиго стали традицией исследования Времени, а также
некоторых других проблем. Может быть, в результате мутации,
а может быть, в результате пробуждения какой-то силы,
которой мы всегда владели, в Ланжис-Лиго существует такая
разновидность человеческого рода, которая может перемещаться
во времени! И мне повезло встретиться с молодым человеком,
который первым обнаружил в себе этот талант и учил этому
других. Его зовут Мыслитель-со-шрамом. Теперь он Хронарх.
   - Он что, может совершить путешествие в прошлое?
   - И в будущее, как я слышал. Если талант хронопатии
развился в человеке, он по своему желанию может
передвигаться во времени.
   - Но не в прошлом! - взволнованно произнес Пепин. -
Этак мы можем вернуться в "Золотой век" и не беспокоиться
насчет естественной смерти или искусственной жизни. Мы же
такое сможем делать!
   - М-м-м, я разделяю вашу любовь к прошлому, Пепин. В
моей палатке довольно древних предметов, которые я сам
откопал. Но возможно ли вернуться в прошлое? Не изменит ли
это будущее? Ведь в нашей истории нет случая, чтобы человек
из будущего переходил в прошлое.
   Пепин согласно кивнул.
   - Загадка. Но ведь один человек, который не стал бы
сознаваться, что он из будущего, мог бы поселиться в
прошлом?
   Крючконосый Странник улыбнулся.
   - Я понимаю, что вы имеете в виду.
   - Я теперь вижу, - продолжал Пепин серьезно, - что у меня
мало общего и с людьми Луны и с людьми Земли. Моя
единственная надежда - вернуться в прошлое, где я найду те
вещи, которые необходимы для моего полнокровного
существования. Я - человек не своего времени.
   - Вы не первый. Древняя история Земли полна таких
примеров.
   - Но я буду первым, кто, быть может, найдет себе
подходящую эпоху.
   - Все может быть, - неуверенно произнес Крючконосый
Странник. - Но ваши желания вряд ли конструктивны.
   - Почему это? Ну, что эта Земля может предложить
человечеству? А мы, на Луне, - живем искусственной жизнью,
все больше превращаясь с каждым годом в машины, причем менее
совершенные, чем те, что нас обслуживают. А вы здесь - как
пассивно относитесь вы к смерти! Ваша задача - исчезнуть
красиво! Мой род через век перестанет быть людским, а ваш -
существовать. Неужели нам предначертано исчезнуть? Неужели
должны исчезнуть ценности, созданные человечеством? Что же,
усилия последнего миллиона лет были бесцельными? Неужели от
заката Земли нет спасения? Я этого не могу принять!
   - Вы нелогичны, мой друг, - улыбнулся Странник. - Ваша
позиция наименее позитивна - своим возвращением в прошлое вы
отказываетесь от встречи с будущим. Какая же тут выгода
остальным?
   При этих словах Пепин схватился за голову.
   - Ну-у... э-э... - тихо пробормотал он, а Странник
продолжал:
   - Я не хотел бы выжить при закате. Вы уже повидали
кое-какие ужасы, которых станет многократно больше, когда
закат Земли перейдет в ночь.
   Пепин не отвечал. От волнения он потерял дар речи.
Крючконосый Странник вывел его наружу и показал на восток.
   - Вот дорога на Ланжис-Лиго и к его хронопатам, - сказал
он. - Мне жаль вас, Пепин, питому что, как мне думается, вы
не отыщете решения своих проблем - а это именно ваши
проблемы, но не человечества.
   Пепин хромал теперь еще и от усталости. Он шел вдоль
берега. Было утро, и унылое красное Солнце медленно
поднималось из-за моря. Пепин двигался темным берегом
навстречу Ланжис-Лиго. Было холодно.
   Серо-бурый туман висел над морем и медленно двигался к
сумрачной земле, где по правую руку от Пепина в пейзаже
преобладали гигантские черные контуры скал. Бурый берег
блестел местами солью, пересоленное море было неподвижным,
ибо рядом с Землей не было Луны, которая могла бы
расшевелить его.
   Пепин все еще размышлял о разговоре с этим странным
человеком. Что это - конец Земли или просто фаза
циклического развития? Придет ночь - но последует ли за ней
новый день? Если так, то в будущем есть что-то
привлекательное. Пока что Земля мало-помалу истребила
большую часть человеческого рода. Но остальные - вымрут ли
и они, не дожив до утра?
   Вдруг Пепин поскользнулся и упал во впадину с густой от
соли водой. Он барахтался в клейкой жиже и попытался
вытащить себя, схватившись за вырост затвердевшей соли, но
тот не выдержал его веса, сломался, и Пепин свалился обратно
в воду. Но в конце концов ему все же удалось выбраться на
сухое место.
   Дальше он стал повнимательнее. Стайки рыб-ног удирали от
берега при его приближении. Они искали затененные места
ближе к берегу, под скалами, которые выросли тут из земли,
как выщербленные зубы, разрушенные соленым ветром. Рыба
затаивалась, и все кругом затихало. Пепин Горбатый в этом
тихом месте не нашел успокоения мысли, но одиночество
несколько отвлекло его от сбивчивых размышлений.
   Диск Солнца с трудом приподнялся над горизонтом, но света
добавил мало, а тепла - еще меньше. Пепин остановился и
оглядел морскую гладь, которая из черной сделалась
коричневатой под его лучами. Он вздохнул и посмотрел на
Солнце, которое пролило на его лицо свое скупое сияние и
окрасило его густым розовым цветом, оживив врожденную
бледность.
   Он услышал какой-то пронзительный звук и сначала подумал,
что его издают дерущиеся рыбы-ноги. Потом он узнал в нем
голос человека. Не поворачивая головы, он прислушался.
   Потом обернулся.
   Вверху, на скале, он увидел человеческую фигурку верхом
на тюлене. Выделялся ствол длинного, как копье, пробойника.
Фигуру человека наполовину скрывала тень старой разрушенной
дозорной башни. Пока он наблюдал, человек нетерпеливо
дергал поводья, а затем исчез.
   Пепин нахмурился, подумав, что это может быть и враг. Он
приготовил свой пробойник.
   Теперь всадник, спустившись со скалы, приближался к нему.
Пепин уже слышал отдаленное шлепанье ласт по мокрому берегу.
Он поднял свое ружье на уровень глаз.
   Всадник оказался женщиной, женщиной из его книг.
   Она была высокой, длинноногой, поднятый воротник
тюленьего жакета оттенял ее резко очерченный подбородок.
Светло-каштановые волосы развевались по ветру, спадая на
спину. Одной рукой, скрытой в свободной перчатке, она
держалась за переднюю луку своего высокого кремневого седла,
другой - натянула поводья. Полные губы широкого рта были
плотно сжаты.
   Ее верховой тюлень вошел в глубокую впадину с густой от
соли водой и с усилием поплыл. Крепкий запах застоявшейся
соленой жидкости дошел и до Пепина, и в этот момент он
увидел ее, женщину из мифов - наяду верхом на тюлене.
Однако она все же напугала его своим неожиданным появлением.
   Уж не из Ланжис-Лиго ли она? Похоже. Неужели там все
такие же?
   Теперь, когда она выбралась на твердый грунт, на лице ее
заиграла улыбка - щедрая, обворожительная. Но когда она
стала приближаться к нему на своем тюлене, с которого
медленно скатывались тяжелые капли воды, внутри у него
похолодело, он отступил на несколько шагов.
   В этот миг она, казалось, олицетворяла собой хмурую,
нездоровую, умирающую планету.
   Она остановила тюленя рядом с ним, склонила голову и шире
открыла свои серо- зеленые глаза, по-прежнему улыбаясь.
   - Чужестранец, судя по одежде, вы с Луны. Вы
заблудились?
   Он вернул свой пробойник на место, на плечо.
   - Нет, я ищу Ланжис-Лиго.
   Она показала рукой в обратную сторону.
   - Вы рядом с нашим городом. Меня зовут Высокая
Хохотунья, я сестра Мыслителя, Хронарха Города Времени. Я
довезу вас до Ланжис-Лиго.
   - А я - Пепин Горбатый, без родственников и званий.
   - Залезайте на спину моему тюленю, держитесь за седло, и
скоро мы будем на месте.
   Он подчинился, залез и вцепился в скользкий камень. Она
развернула тюленя и погнала его в обратный путь дорогой, по
которой пришла.
   Раза два за время поездки по соленому берегу она что-то
сказала, однако он не разобрал что.
   Закапал дождь, но они уже были возле Ланжис-Лиго.
   Город был построен на огромной скале, по площади он
уступал Барбарту, но дома в нем были наподобие башен -
стройные, старинного вида, с коническими крышами и
маленькими окнами. Над городом возвышалась Башня Времени.
Она словно вырастала из здания, которое называлось, как
сказала Хохотунья, Домом Времени, это был дворец Хронарха.
   Дом и башня производили впечатление, хотя и казались
несколько загадочными. Здесь было невероятное смешение
изгибов и углов, неописуемо ярких красок. Все это вызывало
у Пепина чувства, сходные с теми, что вызывали в нем
картинки с изображением готических зданий - с той разницей,
что готика влекла мысль к небу, а эта архитектура - во всех
направлениях.
   Бледное солнце освещало улицы города. Выпавший соленый
дождь вылизал до блеска залежи соли вне городских стен и
увеличил их, смочил крыши домов, купол и кровлю Дома и Башни
Времени.
   Народу на улицах было мало, но во всем городе
чувствовалось возбуждение - будто жители готовились к
отъезду.
   При всем своем разнообразии внешне они походили на
барбартцев, но казались более живыми и энергичными.
   Пепин хотел спросить, уж не в праздничное ли время он
прибыл сюда, как Хохотунья остановила своего тюленя на углу
узкой улочки. Он спустился на землю, все кости болели. Она
также покинула седло и указала на ближайший дом.
   - Здесь я живу. Поскольку, как вы говорите, у вас нет
никакого ранга, то, думаю, вы прибыли сюда как частное лиц