ворцовым этикетом,  но  Данк,  заговорщически
понизив голос, честно признался, что по этикету как раз  положено  ставить
шатры  рядом,  но  он  щадит  мой  сон.  Храп  впечатлял.  Он  наводил  на
размышления о мировых катастрофах и божьей каре за грехи. От  него  нервно
взбрыкивали лошади и покачивался котелок на треноге. Несколько минут назад
на соседнем дереве сломался  здоровенный  сук,  и  я  был  склонен  искать
причину этого в оранжевой палатке.
     Кроме храпа, Данк был грешен грабительской политикой. Он украл у меня
часа полтора добросовестного изложения моей биографии. Вскоре после  того,
как мы покинули Дианар, я подъехал к нему  стремя  в  стремя  и  попытался
задавать глупые  вопросы.  Данк  некоторое  время  ехал  молча,  о  чем-то
размышляя, а потом предложил: "Давай насладимся  дорогой  и  простором,  а
вечером, на стоянке, я тебе все расскажу." Я терпел  часа  два,  до  смены
лошадей, и еще часа два, до дневного привала, и  весь  дневной  привал,  и
обед, и полуденный сон, которым мне не спалось, и еще два часа, и еще два,
и разбивку  лагеря,  и  приготовление  ужина,  и  ужин,  а  когда  настало
счастливое время обещанной беседы и я простодушно раскрыл рот,  оказалось,
что Данк давно в палатке и спит,  как  младенец.  Дитя  бога  грома,  надо
полагать.
     И теперь моим  единственным  собеседником  оказался  здоровенный  том
"Хроник Домена". Впрочем, вряд ли Данк мог быть  точнее  и  лаконичнее.  Я
вздохнул, на этот раз с удовольствием предвкушения и снова раскрыл книгу.
     "В оборот 1498 принял принц Хирам цвет Зеленый.
     В оборот 1506 принял принц Хирали цвет Голубой.
     А Желтый цвет  держал  тогда  принц-бастард  Вейген,  а  Оранжевый  -
принцесса  Амери,  и  как  не  было  у  Вейгена-бастарда  права  на  трон,
прекрасная  же  Амери  не  принадлежала   роду   Селекса,   то   и   право
престолонаследия было за Линией Холодных Цветов. Обидно то было  Амери,  а
пуще того обидно, что бастард  стоял  впереди  нее  по  цвету,  но  отвагу
Вейгена преувеличить нельзя было, и так говорил благородный Денхир:
     "Мало брату моему почестей было бы, даже если б  я  отдал  ему  венец
свой, но и венца ему не дождаться. Так пусть  же  получит  могучий  Вейген
все, что вправе получить, а сверх того - любовь мою."
     Вняла   прекрасная   Амери   словам   супруга   и    примирилась    с
принцем-бастардом."
     И примирилась. Скупые слова.  В  них  скрыто  несколько  лет  вражды,
интриг, незаметных подножек - вместо того, чтобы наслаждаться долгожданным
миром. Я вспомнил слова Данка: "...и в любой  семье,  где  не  дерутся  за
плащи и венцы, его корка хлеба так же гарантирована, как моя или твоя."
     "В оборот 1508 вновь двинулись с юга волчьи всадники.  Вошли  они  на
земли варваров Оранжевого домена и пригрозили  разрушить  города  и  сжечь
скудные посевы. У самых стен Сандерклиффа стояли они. А стены были  крепки
и высоки, и пелось  в  песнях,  что  Предначальные  Гномы  помогали  детям
Туманного Берега тесать камни и возводить могучие башни. И не было на всей
изведанной  земле  крепости  более  могучей,  чем  Сандерклифф,  хотя   по
неприступности спорили с ним горные твердыни  Желтых  Гномов,  древнейшего
племени из горных, по мощи стен не уступал непревзойденный  Дэдлок,  а  по
силе защитников соперничал  с  ним  дивный  Лориделл,  сокрытый  чащами  и
потаенным чародейством Зеленых Фейери, что у нас зовутся Светлыми Эльфами.
И смеялся со стен богатырь Рагнахалль, Белый Владыка прибрежных охотников,
и говорил так:
     "Отважен  ты,   славный   Ангкха-Даум,   прозванный   Багровый   Бич,
неисчислимы орды твои, что  ведешь  ты  на  север,  но  кажется  мне,  что
мужество твое победило твой рассудок, и ныне блуждаешь ты во тьме безумия.
Пять и еще три Знамени развернуты над Сандерклиффом,  два  развеваются  на
перевалах. Четыре  пальца  на  правой  руке  согну  я;  и  стены  крепости
потемнеют от оружия защитников, и солнце отразится в золотых  их  волосах.
Четыре пальца на левой руке согну я; и выйдет из пещер  за  Сандерклиффом,
из туманных горных долин выйдет ровно столько же могучих бойцов, а  лунный
серебряный свет затмится блеском их клинков. Два больших пальца подниму  я
к небу, и спустятся с  перевалов  закованные  в  медь  белокурые  гиганты,
озаряя путь свой факелами, и звезды рухнут с хрустального свода  небес  от
грохота их шагов. Погибнут под стенами Сандерклиффа отважные твои гоблины,
взвоют  перед  смертью  быстроногие  волки,  будут  метаться  в   багровых
чародейных муках орколаки-оборотни... Немногие уцелеют из войска твоего, а
твердыни моей им не взять. И в каждом  городе  Домена  ждет  их  прием  не
лучше. А если и удастся тебе занять замок послабее, знай, Ангкха-Даум:  не
найти тебе там ничего, кроме стен да пустых пивных бочек. Ибо презираем мы
богатство, и счастье свое видим в славных битвах. Сам я пью не из  золота,
а из черепа, ем не с серебра, а с глины, что прах предков моих, сплю не на
шелке, а на шкуре черного мэгаута, коего задушил в день  коронации  голыми
руками. Нечем тебе здесь поживиться, разве  что  хочешь  ты  звоном  стали
потешить дев битвы, наполнить ароматной кровью их  рдяные  кубки.  Подумай
же, Ангкха-Даум, подумай хорошенько!"
     И витязи его вторили ему хохотом со стен.
     И ответил отважный Ангкха-Даум:
     "Не за битвой и добычей пришел я сюда,  брат  мой  Рагнахалль,  а  за
дружбой и союзом. Веду я войско на север, на далекий север. Золото возьмем
мы на Белых Пристанях, серебро в Дианаре, медь в Лагоре, славное оружие  в
Ингерраре, крепкую броню в Дэдлоке, самоцветы в Сапфире. Нужен мне друг  и
союзник, непобедимое войско мне нужно для похода. Никто не поможет  мне  в
замыслах моих больше тебя, о Рагнахалль. Пойдем вместе к берегам белокожих
трусов, отнимем у них власть и жизнь! Но если не склонишь ты  ухо  к  этим
словам, я возьму союз с тобой силой.  Гоблины  мои  отравят  воду  и  рыба
умрет. Волки мои распугают дичь и мясо  уйдет  от  тебя.  Орколаки  сожгут
посевы - не будет у тебя ни пшеницы для лепешек, ни ячменя для пива, а дым
пожаров разгонит птиц. Разрушим мы деревни,  крестьян  беззащитных  убьем.
Разорение придет на твою землю. Наступит зима, голод и холод возьмут  твои
замки без помощи воинов моих. А мы  будем  есть  вырванное  из  рук  детей
твоего народа, греться у костров,  сжигая  пустые  хижины.  Придется  тебе
выйти из голодных замков, сразиться с моими  сытыми  воинами  там,  где  я
захочу. Тогда врагом ты будешь мне, а народ твой сполна  заплатит  мне  за
поражение у Ингеррара. И чтобы спасти народ  свой,  возьмешь  ты  союз  со
мной, но дорого заплатишь за него, а сейчас он предлагается тебе бесплатно
и с немалой честью. Подумай же, Рагнахалль, подумай хорошенько!"
     И орды его согласно молчали, сдвинув Красные Знамена вокруг вождя.
     Неподвижно стоял могучий властитель Рагнахалль,  не  проронил  он  ни
звука. Долго так стоял он, а потом молвил:
     "Принимаю я слова твои, Ангкха-Даум, беру я союз с тобой.  Знай,  что
не угрозы склонили меня к тому, а забота о людях моих, о  том,  что  лучше
будет для них. Вы, орки, рождаетесь кочевниками, походная жизнь для вас  -
просто жизнь; иной вы и не  ведаете,  а  мы  народ  оседлый.  Беспредельны
Волчьи топи, где разбиваете вы свои шатры, а дети Туманного Берега превыше
всего ценят тепло родных очагов.  Не  будут  довольны  мной  боги  Высоких
храмов, если обреку я стариков и детей слушать вой зимнего ветра,  позволю
остыть очагам, что не  гасли  десятки  оборотов.  Пятнадцать  чернобортных
кораблей дам тебе  я,  пятнадцать  тяжелых  кораблей-драконов,  пятнадцать
Знамен славных бойцов пойдут на север.  Два  могучих  витязя  поведут  их:
отважный Сохрир Стальная Ладонь и сын мой, Хальгар  по  прозванию  Хальгар
Три Меча. Сам я стану на носу первого дракона, я, Рагнахалль Череп в Руке.
Будет со мной славный клинок, обреченный успеху в  приступах,  Темный  Меч
Саммахим, что достался мне от отца, Рагнира Костер Смерти. Так  я  сказал,
так будет, если станешь ты мне  братом  и  не  скажут  вовек,  что  старый
Рагнахалль испугался войны и пошел  за  лихим  орком,  как  овца  идет  за
бараном. А если ты думаешь так, то встретимся тут же в смертном  поединке,
а потом битва народов наших решит, кого слушали боги сегодня."
     Выступил  вперед  Ангкха-Даум,  поклонился  Властителю  Рагнахаллю  и
сказал так:
     "Боги слушают, боги говорят твоими губами, о Рагнахалль. Ты мой брат,
ты мой старший брат. Никогда не поставлю я себя перед  тобой,  никогда  не
назову себя выше, никто не усомнится в отваге твоей. Лучшая  часть  добычи
будет твоей по  праву.  Вот  красной  кровью  своей,  цветом  моей  родины
скрепляю я эти слова."
     Разрезал Ангкха-Даум руку свою и пролил кровь на землю  на  глазах  у
воинов двух Доменов. И Красные воины впервые  нарушили  молчание,  и  били
мечами о ножны и кричали "Гохх! Гохх! Так хорошо!"
     Оранжевые же воины молчали, а иные говорили: "Недоброе это  дело",  а
иные говорили: "Вот хорошо, это  мудро.  Будет  добрая  драка,  и  славная
добыча уже ждет". А Хальгар Три Меча сказал: "Дурное вы  замыслили,  и  не
будет в том славы, и не видать нам удачи, но я пойду с тобой, отец." И  не
было единодушия среди детей Туманного Берега.
     Видел то и слышал величайший из великих воинов, Преображенный  Витязь
Глориан дан Лориделл, что помнил еще времена Начальные. И земли, и  народы
до Первого Передела помнил эльфийский мастер боя,  первого  Принца  Белого
Запада, великого Селекса наставлял он в Мальрене,  великие  маги  смиренно
спрашивали его о непостижимых тайнах мира,  и  говорили,  будто  на  своем
крылатом коне, что быстрее орла мчался по небу, улетал Глориан за  пределы
мира. Далеко на восток улетал  он,  туда,  где  впадает  Западная  река  в
безграничное море и дальше нет более земли,  а  только  волны  и  небо,  и
могущество  богов  вселяет  трепет  в  сердца  смертных.  Так  говорили  о
непревзойденном Глориане.
     На  своем  быстрокрылом  коне  взлетел  он  на  неприступный  утес  у
Сандерклиффа, смотрел и слушал, а потом крикнул из поднебесной  выси:  "Не
ждите, глупцы, что сохранится содеянное вами в тайне! Будут  ждать  вас  в
Ингерраре, и Белые пристани узнают о тех, кто движется на них!"
     Взвыли орколаки, теряя человечий облик, и в бессильной  ярости  своей
обратились в черных летучих мышей. Но медленно летят черные мыши и  нет  у
них сил для жестокой битвы в небе. Только клочки  шерсти  да  капли  крови
упали на землю, а крылатый  конь,  что  понимал  слова  хозяина,  радостно
заржал. Тогда закричал Ангкха-Даум "Убейте его!", и  взмыли  в  небо  тучи
черных стрел с багровым оперением. Но крылатый  конь,  чье  имя,  говорят,
было Арет, поднялся выше самой быстрой стрелы, и упали  бессильные  стрелы
обратно на землю. Звонко засмеялся Глориан, поднял мощный лук эльфийский и
пустил вниз не знающую  промаха  стрелу.  Пронзила  стрела  плечо  Сохрира
Стальная Ладонь, жестоко ранила Оранжевого Витязя.  А  Глориан  с  хохотом
унесся прочь. Словно теплый восточный ветер трай, унес его на запад верный
Арет.
     Не в эльфийские земли полетел Глориан, а в обильный и  щедрый  Айнал,
что был ближе. И встретил он там мага Белого домена, могучего Сагастена, и
говорил с ним.
     Так  стало  известно  о  союзе  орков  и  прибрежников,  о   братстве
Ангкха-Даума и  Рагнахалля,  что  потом  прозвали  Пламенным  Союзом,  ибо
Красный и Оранжевый цвета соединились в нем, а потом присоединился к ним и
Желтый, но об этом еще будет сказано довольно.
     Немало встревожился Сагастен от сего известия, и  просил  Глориана  о
помощи. И сделали они вот что: Глориан оседлал  могучего  коня  с  зеленых
пастбищ  Айнала  и  поскакал  в  светлостенный  Мальрен  и  высокий   храм
Дейненделльский с вестью о грядущих битвах. Быстрокрылого же Арета  вручил
он заботе спешно прибывшего  в  Айнал  молодого  Хирали.  Хирали  обласкал
Арета, подружился с ним и направил полет свой в Теннан, что на юг от Белой
Гавани. А Сагастен неуловимым глазу колдовским шагом направился в  Дианар,
и был там в тот же день к вечеру.
     Тень легла на чело благородного Денхира, когда узнал он  о  Пламенном
сговоре. Четырнадцать Знамен привел Ангкха-Даум под стены Сандерклиффа,  а
ушел оттуда с армией в двадцать девять Знамен. Давно не  слышали  о  столь
огромном войске на берегах Западной, с темных Начальных Времен не  грозила
столь великая битва полководцам. Понимал Денхир, что  Белым  Пристаням  не
выстоять перед  таким  штурмом,  но  если  направить  на  восток  подмогу,
достатную числом  и  умением,  то  беззащитными  оставались  города  Белых
Корабелов. Уже тогда называли так народ Белого Запада, ибо и  люди  Белого
Востока были искусны в делах реки и  моря,  но  все  же  были  они  только
мореходами, кораблей же, равных сошедшим с верфей Сапфира, не знали  волны
и ветер.
     Целую ночь думал благородный Денхир, а когда настало утро, призвал он
к себе любимого сиблинга своего, принца-бастарда Вейгена,  и  сказал  ему:
"Направляйся, возлюбленный брат мой, тотчас же в Харденанг,  и  садись  на
корабль самый быстрый. Обгоняя ветер и течение, не щадя парусов  и  весел,
спеши к Белым пристаням, а оттуда - к Теннану. Вели  юному  Хирали  тотчас
возвращаться домой и спешить за мной к пограничному Ингеррару. Туда поведу
я войска. Ты же возьми быстрого Арета и  лети  в  далекий  и  удивительный
город Дастардварт, Звезду-меж-скал. И не жалея слов и  посулов,  золота  и
самоцветов не жалея, склони низкорослых горцев к союзу против пришельцев с
юга.  Если  удастся  тебе  столь  великое  дело,  обречены  будут   войска
Рагнахалля и орды Ангкха-Даума. Спустятся с гор владыки Секиры,  вместе  с
братьями нашими, Белыми Мореходами, защитят они проходы к Белым Гаваням от
волчьих всадников. Корабли же Сандерклиффа неизмеримо  уступают  нашим.  А
попробуют дерзкие напастники обойти Лиаменну с  юга  -  встретят  их  наши
Знамена у Ингеррара, а Глориан приведет туда же великую  подмогу  из  Леса
всех лесов. Спеши, брат мой!"
     И тут же отправился в путь могучий Вейген.
     Владыки Белой Гавани склонились перед ним и молили: "Выполни  веление
Властителя Денхира, спаси нас! Хоть  это  и  невиданно,  отдадим  мы  тебе
Желтый плащ нашего Домена, и не превзойдет тебя по славе  никто  на  обеих
берегах Западной! Возлюбленную принцессу нашу, юную Ауренну отдадим  мы  в
жены наследнику Хираму и не возьмем выкупа, в приданое же дадим три тысячи
слитков  самого  чистого  золота,  что  хранится  в  золотых  ларцах,   не
соприкасаясь с серебром с тех пор, как вышло из тигля." И помчался  дальше
неутомимый Вейген. Оседлал он славного Арета (а тот признал его сразу, как
достойного и могучего витязя), простился с  юным  Хирали  и  отправился  в
великие горы на юго-востоке,  вотчину  Желтых  гномов.  А  первые  Знамена
Красного домена уже подходили к Гномьим  горам  с  юга,  и  снаряжал  свои
корабли богатырь Рагнахалль.
     И достиг принц Вейген загадочного Дастардварта, города, высеченного в
скале, города, к которому нет пути, а попасть в него можно, как водится  у
гномов,  либо  тайными  тоннелями,  либо  с  воздуха.  Опустился  Арет  на
городскую стену, и повелел Вейген стражникам оповестить  Желтых  Владык  о
своем прибытии.
     И провели его с почестями в тронный зал, и увидел он Белого  Мудреца,
Короля Горы, Властителя  Даугмира.  Никогда  не  вступал  Даугмир  в  бой,
никогда не угрожал ему противник, оттого был  он  самым  древним  владыкой
среди народов Радуги. Когда вступил на престол великий Селекс, никто уж не
мог  счесть  годы  Даугмира.  Сам  царственный  Энселиэрн,  Владыка  Леса,
признавал: когда он юношей впервые услышал имена правителей,  Даугмир  уже
был старше самых старых деревьев.
     И не дрогнув, приветствовал Вейген Владыку Даугмира, коего звали  еще
Вечный Гном, и сказал  ему  слова  дружбы  и  предложил  союз.  И  ответил
Даугмир:
     "Учтивы и разумны речи твои. Но не отвечу я на них сразу,  сперва  же
предложу тебе взглянуть с нами на нечто; уверен, тебя это позабавит."
     И хлопнув в иссохшие ладоши, призвал он великих  подгорных  магов,  и
приказал: "Раскройте нам Ворота Созерцания."
     И распахнули маги в воздухе чародейские Ворота, и увидел Вейген бурые
скалы, выжженные солнцем, а на площадке среди скал молодой  гном  в  синем
плаще, с сапфировым венцом на голове, ласкал дивного крылатого зверя,  имя
которому грифон, и лапы у него, как у льва и как у дракона, а голова как у
орла, только с пышной гривой, и тело, как у осла, но сильное и с огромными
крыльями, а в крыльях тех перья, как у птиц.
     Сказал Даугмир, коего чтили еще как Даугмира Непреходящего:
     "Долго живем мы на  свете,  принц  Вейген,  и  успеваем  видеть  дела
потомков наших. Есть в нашем языке слово "тар", означает оно "внук внука".
Тот, которого ты видишь  -  тар-таритар  мой,  Синий  Предводитель  Греир,
командир Синего Легиона. Взял он с собой Глаз  Востока,  оттого  можем  мы
видеть, что делает он. Но смотри, кто пожаловал к нему в гости."
     И увидели все, кто  собрался  в  Тронном  Чертоге  Дастардварта,  как
спускаются с неба к Греиру черные летучие мыши, числом восемь, а  в  лапах
держат они бычью шкуру, на шкуре же стоит воин в красных доспехах и  белом
плаще. Был то сам  Ангкха-Даум,  и  соскочил  он  со  шкуры  на  скалы,  и
приветствовал Греира поднятой рукой, и обнялись они, и пошли  среди  скал.
Ангкха-Даум дружески держал Греира за плечо, и говорили они, улыбаясь.
     Сказал старый Даугмир:
     "Ты правильно понял то, о чем молчишь сейчас, принц Вейген.  Опередил
тебя гонец Красного домена и предложил союз, и я принял этот союз.  Сейчас
там, в южных горах, тар-таритар мой  Греир  скрепит  этот  союз  по  нашим
обычаям, а уж завтра легионы Гор  двинутся  на  ваших  восточных  родичей,
прокладывая дорогу волчьим всадникам. Так что прости, принц Вейген, тебе я
вынужден отказать. Закройте Ворота Созерцания".
     И тут не содрогнулся могучий Вейген, но сказал с достоинством:
     "Я слышал и понял твой ответ, Владыка Даугмир. Ну что ж, позволь  мне
с тобой проститься; надеюсь, что встречусь с твоим доблестным потомком  на
поле боя".
     Кивнул в ответ старый Даугмир и молвил:
     "Верю, что так бы ты и поступил, принц Вейген.  Но  я  не  могу  тебе
позволить рассказать о виденном здесь  в  Белой  Гавани.  Если  слышал  ты
рассказы о коварстве гномов, о жестоких и беспощадных их нравах, то  знай:
это все правда. Обычаи наши непостижимы для людей, но  полны  мудрости,  а
мудрость жалости не ведает. Сейчас же ты, принц Вейген, умрешь,  сраженный
ударом в спину. Оглянись: вот гибель твоя за плечами."
     Оглянулся могучий Вейген, выхватывая меч, и в этот миг старый Даугмир
ударил его меж лопатками стальным острием своего посоха. Страшно  закричал
могучий Вейген; услышал этот крик славный Арет  и  тотчас  же  прыгнул  со
стены, а погнавшиеся за ним сторожевые грифоны быстро отстали. Так умер  в
Тронном Чертоге Дастардварта могучий Вейген, Желтый  принц-бастард  Белого
домена. И все же стало известно о предательстве гномов, хоть и  пошли  они
на подлое убийство, дабы коварство свое утаить.
     Утро поднималось над стенами Ингеррара, когда вихрем  влетел  славный
Арет во двор замка, и рухнул на колени перед Глорианом, что привел  первый
отряд  эльфийских  лучников  на  подмогу  наследнику  Хираму,   принявшему
командование гарнизоном. Глориан обхватил голову Арета руками,  и  смотрел
ему в глаза, и говорил с ним на древнем эльфийском языке, и многое  понял,
а об остальном догадался. И встал витязь Глориан, и сказал:
     "Обнажите клинки в прощальном салюте; храбрый Вейген  пал  во  дворце
Владыки Даугмира, а Желтый домен присоединился к врагам нашим."
     Содрогнулись и Восток и Запад от этой  вести,  не  могло  быть  горше
известия в те дни. А более  других  страдала  прекрасная  Амери,  думая  о
Вейгене и  всп