оминая,  сколько  горестей  доставляла  она  бастарду  своим
презрением. И решилась прекрасная Амери на то, что  умножило  ее  славу  в
веках.
     Дождалась она, когда Властитель Денхир собрал могучее войско и  повел
его в Ингеррар. Воспользовалась она тем, что и Сагастен, и Хирам были  уже
в Ингерраре, а юный Хирали еще не добрался в столицу из Харденанга. Темной
ночью поскакала прекрасная Амери в Сапфир.  В  мужском  платье  была  она,
сопровождал ее один лишь верный оруженосец. Два дня спустя была она уже  в
крепкостенном Сапфире, а царственный супруг ее  Денхир  еще  лишь  выводил
войска из Дельфоса, где просил благословения богов для грядущей  битвы.  И
сказала Амери жителям Сапфира:
     "Кто осмелится  пойти  со  мной  в  лихой  смертельный  набег,  чтобы
отмстить за смерть великого воина Вейгена? Ничем иначе не искуплю  я  свою
вину перед ним. А если никто не пойдет за мной, одна  совершу  я  то,  что
должна совершить".
     Но ответили моряки Сапфира: "Выбирай кого хочешь. Любой из нас пойдет
с тобой на смерть."
     Выбрала Амери самых дерзких и отважных, взошли они на быстрый корабль
и в безлунную ночь пересекли Лиаменну, оказавшись в  предутренней  мгле  у
причалов Хьяридейла, что на языке прибрежных жителей  значит  Виндвеллинг,
Обитель Ветра.
     Тихо и безлюдно было на пристани, спали белокурые гиганты-стражники и
воины, что должны  были  плыть  на  крутобоких  драконах,  когда  отважные
корсары Амери с факелами в левой руке и  клинками  в  правой  прыгнули  на
дощатые причалы. И вспыхнуло  дерево,  и  когда  проснувшиеся  прибрежники
бросились к кораблям из казарм, добраться до них уже нельзя было.  Сгорели
причалы, пылали доки и верфи, а драконы  беспомощно  стояли  на  якорях  в
середине залива. И вступили корсары Амери в беспощадный бой со стражей  на
кораблях, и поджигали каждый корабль, который захватывали.  И  так  сожгли
они все корабли, кроме четырех, девятнадцать кораблей сожгли они. Не стало
флота у Рагнахалля. И не стало воинов у Амери. А когда осталась она  одна,
подожгла она свой белопарусный  корабль  и  направила  его  меж  уцелевших
драконов. Забросила она якорь на мачту левого дракона, сама же с  мечом  и
факелом прыгнула на борт правого. И вспыхнули еще два чернобортных корабля
богатыря Рагнахалля, и не могли их потушить стражники. А прекрасная  Амери
не подпускала к огню прибрежников  с  мехами,  полными  воды.  Одиннадцать
воинов сразила она, стоя среди огня, и была ранена четыре  раза.  А  когда
вонзила она меч в грудь  двенадцатого  воина,  рухнула  под  ней  пылающая
палуба. Так погибла прекрасная Амери,  и  ценою  жизни  своей  отвела  она
угрозу  от  берегов  великой  Западной.  Только  два  корабля  остались  у
Рагнахалля, сгорели на них паруса, изломаны были  весла,  да  и  не  могли
теперь сражаться они с флотом Сапфира, тем паче -  с  объединенным  флотом
Востока и Запада. А Властитель Денхир потерял всего один легкий корабль  и
четыре десятка отважных моряков. Но великой потерей для Домена была гибель
прекрасной Амери.
     И все  же  стало  так,  как  хотел  благородный  Денхир.  Разъединены
оказались Знамена Оранжевые и Знамена Красные. Волчьи всадники уже  прошли
сквозь Гномьи горы, не поспевала бы за ними медленная пехота Сандерклиффа.
И разъяренный Рагнахалль поспешил искать мести к стенам Ингеррара.
     Пять дней спустя привел он пятнадцать Знамен на пограничные  земли  и
вступил во владения Властителя  Денхира.  И  еще  день  спустя  подошел  к
Ингеррару. А Багровый Бич,  храбрый  Ангкха-Даум,  посылал  своих  летучих
мышей вперед, чтобы известили они его о приближении Оранжевых кораблей, но
возвращаясь и преображаясь, орколаки  только  разводили  руками;  и  терял
время Багровый Бич, не решаясь идти на землю Мореходов - а с ним и  Греир.
Привел Греир с собой два Легиона,  и  в  каждом  было  по  четыре  Знамени
гномов-секирщиков. Двадцать два Знамени таились в северных отрогах Гномьих
гор, да пятнадцать вышли из Гиблых болот у Ингеррара: а всего у Пламенного
союза было тридцать семь Знамен, готовых к штурму и разбою. Но не  решался
Ангкха-Даум двигаться дальше на север, и  не  понимал  он,  почему  медлит
Рагнахалль.
     А дети Туманного Берега тем временем пошли на штурм  стен  Ингеррара.
Четыре Знамени защищали город: Знамя гарнизонной тяжелой пехоты, да  Знамя
легкой конницы, что привел с  собой  принц  Хирам,  да  Знамя  копейщиков,
предводительствуемых магом Сагастеном, да почти Знамя эльфов, стрелков  из
лука, но с ними был Преображенный Глориан дан Лориделл и его верный Арет.
     Два штурма выдержали стены Ингеррара, и с немалыми потерями отступали
Оранжевые бойцы. Чуть более тринадцати  Знамен  оставалось  у  Рагнахалля,
когда в утро перед третьим штурмом  маг  Сагастен  испросил  позволения  у
Зеленого принца Хирама и вывел конницу для упреждающей атаки.  И  преуспел
он в этом, как и в прочем, за  что  брался.  Конница  вихрем  налетела  на
сонных и  неповоротливых  варваров,  истребив  их  в  поле  почти  полтора
Знамени, и с малыми потерями  вернулась  в  город.  А  когда  ошеломленные
прибрежники,  переругиваясь,  строились  к  приступу,  появился   в   небе
непревзойденный Глориан верхом на  Арете  и  вызвал  на  поединок  Сохрира
Стальную Ладонь. Пешими сошлись они в бою, и убил  Глориан  Сохрира,  и  с
триумфом вернулся в город.
     Вовсе рассвирепел Рагнахалль и поклялся не отступать более. С утра до
вечера гнал он  своих  воинов  на  стены,  пять  раз  возглавляли  вылазки
Сагастен и Глориан, но к  вечеру  не  осталось  сил  у  защитников.  Одна,
последняя  двадцатка  конников  на  измученных  скакунах  не  могла  более
вырваться в поле, всего две фаланги  копейщиков  да  три  фаланги  тяжелой
пехоты стояли на стенах,  а  эльфы  полегли  все  до  единого.  Был  ранен
Глориан, и дважды ранен Сагастен, только  Хирам  оставался  невредимым.  А
Рагнахалль собирал воинов для последнего натиска, и было у него еще  более
семи Знамен, так что, хоть и величайшей кровью, но неизбежно  захватил  бы
он Ингеррар, а уж вышибить непреклонных, как  скалы,  прибрежников,  из-за
высоких стен не смог бы потом и Небесный Охотник.
     И тут дивной силы и красоты  звук  раздался  с  северных  холмов.  То
подоспели четыре Знамени, что вел без отдыха благородный Денхир, то звучал
победоносный рог Селекса Юнихорн, а из южного леса ему радостными  криками
вторили эльфы, которых вел сын Властителя Энселиэрна  Зеленый  принц  Леса
Энларис. И в смертельной схватке сошлись войска у  стен  Ингеррара,  а  из
ворот города вышли все его защитники, и встретились у самых ворот Денхир и
Рагнахалль. Недолгим  был  их  бой.  Отразил  Денхир  страшный  удар  меча
Саммахим, и ответ его был ужасен. Слетела с  плеч  седая  голова  богатыря
Рагнахалля и скатилась в наполненный кровью ров под мостом. И  отшатнулись
Оранжевые воины, а Денхир поднял меч Саммахим и крикнул победный клич.  Но
недолгим было его торжество. Медный молот, огромный шар на  цепи,  вылетел
из строя прибрежных бойцов, расколол крепкий  шлем  Властителя  Денхира  и
обагрил кровью его белый лоб. Пошатнулся Белый принц, опустился на землю и
умер. А перед смертью сказал лишь: "Уходят все."
     Так в самый канун великой победы закончилось пятое правление династии
Селексингов. А длилось оно без малого сорок шесть лет.
     Великий стон издали  тогда  воины  в  белом  и  воины  в  зеленом,  и
бросились вперед,  чтобы  уничтожить  врага.  В  несколько  минут  потерял
Оранжевый домен три Знамени бойцов, и не рассчитывали уж прибрежники ни на
победу, ни даже на жизнь, как вдруг пробился  в  первые  ряды  сражающихся
принц Хирам и громко крикнул: "Стойте!" И остановились  все,  не  в  силах
противиться сему повелению, такая сила звучала в нем. А Хирам сказал:
     "Где Желтый Ярл Хальгар? Найдите его, если он жив, и не медлите!"
     Вышел ему навстречу, шатаясь, израненный Хальгар  Три  Меча.  Был  он
залит кровью, своей и чужой,  так  что  лица  не  было  видно  под  коркой
запекшейся крови. Спросил Хальгар:
     "Чего ты хочешь, Хирам? Поединка со мной?  Начнем  же  немедля,  если
пообещаешь ты в случае победы щадить моих людей, а в  случае  поражения  -
пусть  пропустят  тех,  кто   уцелел   из   войска   отца   моего,   домой
беспрепятственно. Нет нам больше нужды в вашей земле, и смертью моей может
закончиться битва."
     Отвечал принц Хирам:
     "Нет, не поединка я хочу, а прекращения бойни.  Два  Домена  потеряли
ныне своих властителей. Я наследую отцу моему Денхиру, и скажи,  о  Желтый
Ярл, не ты ли наследуешь отцу своему Рагнахаллю?"
     "Да, это так", - ответил Хальгар.
     "Тогда скажи, о Белый Ярл, не хватит ли крови для этого дня?"
     "И это правда", - ответил смертельно измученный варвар.
     "Со смертью отца твоего умер союз между ним и Ангкха-Даумом. Скажи, о
Белый Ярл, хочешь ли ты возобновить его?"
     "Не будет в  том  добра  для  моего  народа",  -  сказал  Хальгар.  -
"Лишились мы правителя, флота и войска, а не приобрели ничего."
     "Тогда я предлагаю тебе мир  для  народа  твоего.  А  вирой  за  отца
твоего, чтобы не было между нами крови, послужит прощение за нападение,  и
жизни всех, кто уцелел сегодня, и вот этот славный меч."
     С этими словами нагнулся Хирам, бережно поднял окровавленный Меч Тьмы
Саммахим, что выпал из мертвой руки отца его Денхира,  и  рукоятью  вперед
протянул его Хальгару.
     "Негоже, чтобы меч этот покидал ваш род, хоть он и честно добыт  нами
в бою. Принимаешь ли ты такую виру, Белый Ярл Хальгар?"
     "Принимаю", - сказал Хальгар, и склонив голову, взял меч  Саммахим  у
Хирама.
     "А вирой за моего отца требую я  союза  между  нами  против  орков  и
вероломных гномов. Союза до полной победы. Согласен ли ты  уплатить  такую
виру, Белый Ярл Хальгар?"
     "Никто из рода моего не отказывался платить долги", - ответил Хальгар
и еще ниже склонил голову.
     "Тогда пусть принесут чистой воды, дабы  скрепить  клятву  по  обычаю
нашему", - приказал Хирам, сбросил изорванный зеленый  плащ  и  принял  от
Сагастена знамя, белое знамя с синей полосой.
     "Шлем  Денхира  разбит,  плащ  окровавлен,  венец  далеко  позади,  в
отставшем обозе", - сказал он. - "Пусть  знамя  Домена  послужит  символом
власти, которую я принимаю."
     "И пусть разожгут костер, чтобы  мог  я  скрепить  клятву  по  обычаю
предков", - сказал Хальгар.
     И принесли воду, и разожгли костер, и вышли перед воинами Белый Принц
Хирам и Белый Ярл Хальгар.
     Простер над огнем руку Хальгар и сказал:
     "Оранжевым пламенем родных очагов клянусь, что принимаю мир и союз  с
Белыми Корабелами Запада. Пусть не примет тела моего погребальный  костер,
если нарушу я эту клятву."
     Омыл лицо холодной водой Хирам, отпил из чаши и сказал:
     "Пока льется дождь с небес, пока не пересохнет Западная, не нарушу  я
мир и союз с Оранжевыми детьми Туманного Берега, мной же  и  предложенный.
Пусть иссохну я от жажды на берегу реки, если отрекусь от этих слов. Пусть
боги услышат меня, пусть слова мои впитаются  в  вечность,  как  эта  вода
впитывается в землю."
     И вылил он воду на землю, и приняла земля воду, и впитала в себя.
     И воины Энлариса, и воины Хирама, отринув жажду боя, закричали:
     "Да здравствует Властитель Хирам! Да живет вечно Хирам Мудрый!"
     А воины Хальгара, еще не веря в спасение свое, молча переглядывались,
а потом стали кричать:
     "Благословен  будь,  Хальгар,  наш  Ярл!  Благословен   будь,   Хирам
Спаситель!"
     И Глориан дан Лориделл, склонившись к Хираму, сказал: "Воистину мудро
поступил ты. Шесть Знамен ты спас для  грядущих  боев:  четыре  Оранжевых,
одно Белое да одно Зеленое. Пристало тебе зваться Хирам Мудрый."
     Так началось шестое  правление  династии,  а  считается  оно  с  часа
клятвы.  Было  это  двадцать  третьего  златолиста,  в  изумруде,  у  стен
Ингеррара. В сорок лет  принял  Зеленый  принц  Домена  Хирам  венец  отца
своего, десять лет до того носил он Цвет Зеленый. И было это в оборот 1508
от Рождества Первого Корабела, а по счету Белой Гавани -  оборот  1437  от
Золотого Дождя, а от воцарения Селекса - год 320, от Второго Передела же -
восемьдесят восьмой."
     Я  закрыл  книгу  и  невольно  зажмурился.  Картины  прошедших   дней
возникали в моем воображении; я проклинал того, кто стер  из  моей  памяти
все великолепие этих событий и благословлял вдохновенную руку летописца. А
когда я раскрыл глаза, надо мной склонился Орбен.
     - Я не смею советовать вашему сиятельству, но  возможно,  добрый  сон
поможет Властителю лучше  чувствовать  себя  во  время  завтрашнего  пути?
Властитель  Данк  уже  седьмым  храпом  храпит,  а  ваше  сиятельство  все
читает...
     Я вдруг неистово зевнул и понял, что действительно дьявольски устал и
очень, очень хочу спать. Я положил книгу в  хитрый  капкан-ларец,  шлепнул
его по крышке и беззвучно произнес "Райдок". Щелкнул запор. Книга  была  в
безопасности, а я - в порядке. Затем я с удивлением обнаружил перед  собой
поднос, налил и залпом выпил чашечку совершенно остывшего кофе.
     - Да. Спать.
     Как Орбен задул светильню, я уже не видел.
     Проснулся я, когда солнце стояло достаточно высоко. Прямо передо мной
дымился кофейник. Орбена поблизости не было. По  другую  сторону  кострища
слышалась возня. Вяло ругался Данк,  почтительно  бубнил  Хьюма.  Кажется,
Оранжевый принц не желал признать  связь  своего  поведения  с  природными
силами. В смысле, день-де сну не  помеха.  Я  зевнул  так,  что  за  ушами
затрещало, и молча с ним согласился.
     Зашуршал полог, появился Орбен.
     - Доброго утра вашему сиятельству!
     - Ага, - сказал я, опять зевая. -  Привет,  Орбен.  А  где  вчерашний
кофе, холодный?
     Орбен смущенно улыбнулся.
     - По правде говоря, мой принц, я его выпил.  Не  подавать  же  вашему
сиятельству разогретый...
     - Ну и зря, - равнодушно сказал я. - Лучше бы ты этот выпил, горячий.
Холодный кофе - тоже кофе.
     - Виноват, ваше сиятельство, - особого раскаяния я не уловил.  Ладно,
поваляемся, поразмышляем.
     Все-таки с памятью немного получше  стало.  Вот  хотя  бы  с  той  же
историей взять.  Про  Марахский  конфликт  я  почти  сразу  после  первого
заклятия вспомнил.  А  ночью  поднатужился  -  да,  действительно,  и  про
Пламенный Союз немного знаю. Хотя, конечно, все это следует  обновить.  Но
главное преимущество - память сейчас податливая, как у ребенка.  Прочитал,
услышал - значит, запомнил. Как на чистом листе писать. А когда само собой
что-нибудь  припоминается  -  ощущение   такое,   будто   утренний   туман
развеивается.
     В оранжевой палатке что-то с грохотом обрушилось.
     - Встаю, встаю! - заорал Данк. - Уже встал, отцепись, скотина!
     Страшно зазвенело, потом звон был заглушен треском.  Судя  по  всему,
Данк споткнулся о таз  с  водой  для  умывания,  попытался  ухватиться  за
воткнутое в землю копье, служащее шестом для палатки, и сломал древко.
     - Так тебя и перетак железным хреном в ухо, детям твоим осиновый  кол
в жопу! - с чувством сказал благородный Оранжевый принц.
     Палатка упала.
     Озверевший Данк многословно  и  убедительно  рассказывал  о  порочных
отношениях деда того, кто эту палатку шил, с бабкой того, кто  ее  ставил.
Было приятно послушать. Я налил кофе в чашечку, чтобы остывал побыстрее, и
подумал, что я, пожалуй, еще и не главный скандалист в семье.
     Снова появился Орбен, на этот раз с тазом и кувшином.
     - Возможно, Властитель желает умыться?
     Властитель  желал.  Ополаскивая  лицо  родниковой  водой,   прогретой
утренним солнцем, я с интересом  наблюдал,  как  Данк  барахтаньем  мешает
Хьюме выпутать его из коварного шатра. Трещала ткань, хлыстами  взвивались
веревки, втаптывалась в грязь репутация  всего  населения  нашего  Домена,
охал Хьюма - особенно когда не успевал увернуться от могучей ноги хозяина.
Повелитель Ранскурта лягался, как лошадь в репейнике.
     Я допивал третью чашечку кофе, когда  великое  таинство  совершилось.
Над руинами ночного пристанища появилась взлохмаченная голова Данка. Вслед
за головой из праха восстал и остальной Данк. Он некоторое  время  молчал,
щурился на солнце и счастливо улыбался; а потом вдруг неуловимым движением
изловил Хьюму за перевязь, подтянул к себе поближе и рыкнул:
     - Признайся, ты это нарочно подстроил, чтобы я проснулся?!
     Хьюма неопределенно ухмыльнулся и переступил с  ноги  на  ногу.  Данк
толчком в грудь отправил его восвояси и шагнул ко мне.
     - Маленький утренний концерт по заявкам родичей. А ты, юный  негодяй,
возлежа в непристойном бездействии, высокомерная ты синяя вонючка, пальцем
не пошевелил, дабы спасти возлюбленного дядю?
     Данк захохотал.
     - Как смею я вмешиваться в скромные развлечения старших?  -  смиренно
пробормотал я, не выдержал и тоже засмеялся. - К тебе подойди только,  так
узнаешь такие подробности из жизни династии...
     - Ну, сейчас это тебе особенно полезно, - сказал Данк. - Впрочем, я и
так перед тобой в долгу. Придется  сдержать  слово.  Сегодня  едем  рядом,
будешь спрашивать, сколько влезет. Только не в тебя, а в меня!
     - Что в тебя? - ошеломленно спросил я.
     - Спрашивать будешь, сколько в меня влезет! Если ты, бездонная бочка,
дырявый кладезь знаний, решишь за один  день  вычерпать  море,  я  в  этом
участвую недолго - часа четыре, не больше!
     - Сейчас? - радостно спросил я.
     -  Я  сказал  -  поедем  рядом,  пиявка  беспамятная!  Хьюма,   олух,
завтракать давай,  а  сами  собирайтесь,  вьючить,  седлать!  Синий  принц
торопится в дорогу! Я пошел умываться, а ты читай, если за ночь  буквы  не
забыл. - Данк ласково потрепал меня по загривку, как породистую собаку,  и
вальяжно удалился к груде оранжевого тряпья.
     - Читай, читай... пробурчал я недовольно,  но  рука  уже  тянулась  к
ларцу. Завтрак Данка - это много и  долго.  Тем  более,  сегодня  он  явно
постарается  оттянуться  за  вчерашнее  позорище,  когда  Белый  папа,  по
существу, выставил его из-за стола с  куриной  ножкой  в  зубах.  А  потом
еще... как это он сказал?.. вьючить-седлать, да. Тоже, надо  полагать,  не
две минуты. Хотя насчет Орбена я не уверен. Этот  может  и  в  две  минуты
уложиться. Но распутать то, что его Оранжевое сиятельство содеяли... Я  бы
и до завтра не управился. Бедные пажи! Хорошо все-таки, что я принц.  Надо
будет маме спасибо сказать.  Только  повежливее.  Или  сразу  прибить  уши
гвоздиками.
     Кстати насчет мамы. Отчего же это она  на  меня  так  взъелась  из-за
Кармина? Город как город, ничего особенного. Ну,  правда,  по  ту  сторону
реки, не на нашем полуострове... Так ведь это в данной  ситуации  как  раз
хорошо. Сагастен ведь как говорил - примут нас, говорил,  в  Кармине,  как
беженцев, если вдруг что. В смысле совсем-совсем "вдруг  что".  Так  вроде
лучше в свой собственный город отступить, чем просить милости у... Ага!  У
кого просить? Правильно, у Белого Востока. А добродетельная Альда  на  эти
самые Белые Пристани прямо дышать боится. Как, дескать, могут там  затеять
зло, тем более против любимого моего сыночка? А  почему  нет?  Тут  что-то
кроется, и мне это необходимо знать. И еще я вроде дружу с кем-то  оттуда,
с каким-то Нагоном, что ли, или как его там... Хотел бы я знать, кто  это.
Принц? Какого Цвета? Или молодой,  серенький?  Желторотенький...  Впрочем,
сейчас желтизну клювика  можно  сверять  по  мне.  Нагон,  небось,  мудрый
парень, знает и дважды два, и как звали дедушку... Ох-хо-хо...  На  первый
вопрос я бы еще ответил. Четыре. А до дедушки я еще не дочитал.
     Я положил ладонь на крышку и снова затрепетал. Ну!
     - Райдок, - голос сорвался в щенячье подвизгиванье.
     Ну? Нормально. Хотя и странно. Неужели  за  целую  ночь  со  мной  не
стряслось никакой новой пакости?
     Похоже,  нет.  Тогда,  возможно,  прав   Сагастен,   и   мы   спутали
неизвестному противнику карты