мещение.
     Яркие факелы на стенах, ряд золотых посудин в поганом углу... Нет,  в
нашем  финансовом  положении  не  рисуется.  Тусклый  чадящий  факел,  ряд
серебряных... бронзовых... фу, Райдок, патина пополам с мочевым  камнем...
гадость-то какая, однако!.. значит, и не медных... глиняных?
     Если  эта  кочерга  не  поторопится,  в  сортир  я  опоздаю.  А  если
поторопится,  расплескаю  по  дороге.  Куда  ж  ты  летишь-то  так?  Я  же
потеряюсь!
     Дыра в дощатом полу? Невозможно. Ведь были мы и  славны  и  богаты...
Золотую ночную вазу,  инкрустированную  самоцветами...  изнутри,  хо!  Вот
идиотизм!.. Можно продать, но не станешь же выковыривать  мраморные  плиты
из пола.
     А почему, собственно говоря, меня это так волнует? Я и  на  кустик  в
чистом поле согласен. Согласен даже на чистое поле без кустика!
     И тут мы добрались до искомого.
     Первые две минуты я ничего вокруг не видел. Я света белого не  видел,
черт бы побрал того, кто шил этот костюм! Я сразу  запутался  в  ремнях  и
шнурках,  чуть  было  не  отстегнул  Ванаир  и  тут  же  намертво  затянул
принципиально важный шнурок, без которого - никуда. Ни вверх, ни вниз,  ни
тем более вбок. А равномерное журчание где-то в углу чуть не свело меня  с
ума окончательно. Я попытался разодрать брюки. Это  был  какой-то  приступ
бешенства пополам с отчаянием. Но сил не хватило; и ткань,  и  нитки  были
прочны. Пусть ад для этого портного выглядит так же!
     Исступленная  холодная  логика  безысходности  подсказала  выход.   Я
выдвинул Ванаир из ножен и о леденящую бритвенно  острую  сталь  перерезал
поганый шнурок.
     А-ах-х-х!!!
     Постепенно ко мне стало возвращаться зрение, а за ним и все остальное
прибрело на дрожащих от блаженства задних лапках. Я огляделся.
     Громадные, в человеческий рост окна выходили на  запад,  и  последние
лучи заходящего солнца заливали  расплавленной  медью  просторную  светлую
комнату. И стены, и пол были выложены камнем, немного похожим на мрамор  -
я не смог вспомнить, как он называется. Камень  был  желтовато-белым,  как
старая кость, и словно светящимся  изнутри,  как  алебастр.  Длинный  сток
приводил к отверстию в углу. Оттуда и раздавалось непрестанное журчание. А
прямо напротив двери, у дальней торцевой стены стояли  четыре  каменных...
табурета, что ли?
     Сагастен  перехватил  мой  удивленный  взгляд,  но  не  совсем  верно
истолковал его.
     - Там, в подвале, - сказал он, указывая на отверстие в  юго-восточном
углу, - течет речушка, даже скорее ручей. Это отведенная часть  вод  Кимы,
из которой берет питьевую воду весь Дианар.
     - И все это потом выливается обратно в реку? - спросил я,  мучительно
размышляя, как поддерживать брюки без помощи погибшего шнурка.
     - Нет, конечно, - улыбнулся Сагастен. -  Потом  все  это  попадает  в
отстойную яму - далеко  за  городом,  почти  на  берегу.  Вода  постепенно
профильтровывается сквозь песок и золу, а то, что  накапливается  на  дне,
регулярно вывозят  на  окрестные  поля.  Крестьяне  говорят  -  прекрасное
удобрение.  Знатоки  утверждают,  что   королевский   помет   Дианара   по
благотворному воздействию на почву не уступает  коровьему  навозу  и  даже
превосходит его. Впрочем, я думаю, это больше связано не с титулами,  а  с
рационом. Коровы, например, вина почти не пьют...
     Дверь распахнулась и в туалет вошла прелестная Сельфа.
     - Народ ликует, - весело сказала она.  -  Кузнец  Хирак  с  Восточной
дороги уже попытался побить капитана Харта.
     - Ну и как? - с интересом спросил Сагастен.
     - Кузнец пьет вино на площади. Синяк под глазом лечит. А Харт пошел к
нему в кузницу - перчатку чинить. Опять два  пальца  на  перчатке  сломал.
Крепкий мужик этот Хирак!
     Сельфа легко откинула крышку одного из табуретов,  аккуратно  подняла
многослойную голубую юбку и чинно уселась на овальное отверстие в камне. Я
зажмурился. Боги! Так вот для чего эти штуки!
     - Майордом потешил Данка, - невозмутимо продолжала  Сельфа,  скрестив
ноги у щиколоток и покачивая сверкающей туфелькой. - Да и Белого,  похоже.
Эти двое - ну и Альда - уже за столом. Принцы жрут, конечно.  Альда  вроде
больше  по  вину  проходится.  А  я  решила  по  вашему  примеру   сначала
подготовиться. Райдок, что ты мучаешься?
     - Шнурок... - сказал я смущенно.
     - Иди сюда, сейчас разберемся. Сагастен, сядь рядом, не  маячь  перед
глазами. Все окно заслонил, невежа! Райдок, держи меч  и  откинь  плащ  за
плечи, что ты как маленький... Ну... Вот так...
     Ловкие тонкие пальцы развязали затянутый узел и отбросили  отрезанный
кусочек.
     - И без него длины прекрасно хватает. Вот так... так... и вот так.  А
будешь развязывать - тяни  за  вот  этот  хвостик,  с  узелком.  Запомнил,
ребенок?
     - Спасибо, Берилловая, - сказал я неловко.
     Она вела себя так  приветливо,  так  естественно!  Но  я-то  не  знал
больше, что для нас считается естественно, а что запретным. Я  мог  только
имитировать поведение окружающих. Дьявол! Как бы я ни хитрил,  как  бы  ни
изворачивался, но Райдок, имитирующий поведение Данка - это и не Райдок, и
не Данк!
     Нужно учиться. Всему заново и побыстрей.
     А я - это все равно я. И там, где речь идет об индивидуальной реакции
- то, что я чувствую в первый миг, и есть истинный Райдок. Судя по  всему,
этот парень, который я, не больно-то стеснялся реагировать в открытую,  по
первому порыву.
     Я отошел к окну. Солнце по пояс опустилось за край земли  и  медленно
нащупывало ногой камни подземного мира. И в его лучах бронзово-алые блики,
ярче плаща Данка, вдруг вспыхнули на необъятной водной шири!
     - Море! - вскрикнул я непроизвольно, задыхаясь от восторга.
     - Нет, малыш, - Сагастен с ласковой укоризной потрепал меня по  плечу
и взъерошил волосы на загривке. - Ты и впрямь  все  забыл.  Это  Западная,
великая Западная, река наших надежд и славы.
     - Но ведь на Западной стоит Сапфир, а он совсем в другой стороне, - я
не то, чтобы возражал, а просто хотел примирить противоречия,  раздирающие
мою обездоленную память.
     - Ты прав, - мелодично сказала Сельфа, ногой пододвигая к себе кувшин
с розовой водой. -  Но  то,  что  ты  видишь  сейчас  -  основное  течение
Западной, а Сапфир стоит на берегу широкого, полноводного залива. Западная
так мощна и многоструйна, что и залив ее стократ шире, глубже  и  длиннее,
чем иная река. Сапфир - прекрасная гавань, гавань, не знающая  бурь.  Этот
залив на древнем языке моряков  и  рыболовов  зовется  Лиаменна  -  Лунная
лагуна. Мы называем его Эйсар - Тихий.
     Сельфа умолкла на миг, и тут же вступил старый маг.
     - Дейненделльские географы полагают, что ранее, - раньше, чем  первый
человек появился под небом - почти вся земля нашего Домена была  островом,
а великая  Западная  омывала  его  с  обеих  сторон.  Долина,  где  сейчас
расположен Айнал... - Сагастен  запнулся  на  мгновение  и  тут  же  бодро
продолжил: - ...была дном  реки,  которая  разбивалась  на  два  рукава  о
неприступные кручи Бестсайна. Но потом могучие  подземные  силы,  нам  еще
неведомые, подняли со дна речного новые скалы, что  видим  мы  сегодня  от
Бестсайна на юге, и вся вода Западной потекла  по  левому  руслу.  Тем  не
менее, долина Эйсара, углубившаяся за века до пределов, даже в лучшие  дни
Синего домена не измеренных, не пересохла. Однако теперь это лишь огромный
залив, а мы с тобой, малыш, живем на полуострове.
     - Однако же пойдем, - Сельфа уже оправляла  юбку.  -  Довольно  глупо
было бы умереть от голода в туалете!
     И мы  снова  потекли  по  бесконечно  запутанным  руслам  и  старицам
коридоров дворца. Однако я уже начинал немного ориентироваться  в  них.  И
вот очередной поворот вывел нас в центральную часть дворца  и  перед  нами
распахнулся Праздничный зал - во всяком случае, так назвал  его  Сагастен.
Церемониймейстер грохнул жезлом в огромный гонг. Низкий, ласкающий уши гул
поплыл по залу.
     - Ее сиятельство Берилловая принцесса Сельфа! Его  сиятельство  Синий
принц Райдок! Маг Домена Сагастен!
     Властители Домена вкушали от яств. Если  это  происходило  достаточно
часто, то  причины  финансового  кризиса  в  Домене  не  вызывали  у  меня
сомнений. Данка я вообще не сразу разглядел среди гор костей. Отец был  не
то  чтобы  поскромнее,  но   гораздо   разнообразнее,   и   потому   легко
обнаруживался над  опустошенными  блюдами  и  тарелками.  Мама  попыталась
приподняться при нашем появлении, но только махнула рукой. Кравчий тут  же
подбавил вина в ее полуведерный кубок.
     - Золотистое эльфийское прошлогоднего разлива уже вполне  дозрело,  -
сообщила она, впрочем, вполне  трезвым  голосом.  -  Замечательный  букет,
нежный вкус, и совершенно не бьет в  голову,  не  то  что  эта  варварская
дрянь, - она презрительно покосилась на Данка.
     Я только глянул на кубок, который Данк как раз  подносил  ко  рту,  и
успокоился за мать. Она вела себя вполне прилично и умеренно.  Я  бы  даже
сказал, скромно. И пила немного...
     Сельфа ласково пихнула меня в плечо и направилась к  противоположному
концу стола. Я поймал ее за руку.
     - Ты не будешь следить за мной, Берилловая?
     Она засмеялась.
     - Уже нет.
     - Почему?
     - А тебе что, понравилось?
     Я тоже улыбнулся.
     - В общем да, если бы не было так стыдно, тоскливо и страшно. И  если
бы все это не стоило стольких хлопот. Но все же ответь, почему?
     Сельфа оглядела меня с головы до ног.
     - Отвечу. Ты взял в руки Ванаир. Нечисть, нежить не в состоянии этого
сделать. Да и простой воин тоже. Только принц или витязь. Это я  о  клинке
вообще. А Ванаир к тому же - твой, только твой. Даже в ножнах он доставлял
определенные неудобства пажу, даже Сенрайд, безусловно, преданный  Домену,
с трудом прикасался к нему. Ты,  конечно,  сильно  изувечен  изнутри  этим
заклятием - хильфейт ясно показывает изменения. Но если меч признал  тебя,
ты - Райдок. Помни это!
     - А письмо? - спросил я.
     Сельфа нахмурилась.
     - А о письме забудь.
     - Но почему? Могу я хотя бы прочитать его?
     - Нет, - в голосе принцессы звучала непоколебимая решимость.
     - А если... но...
     - Если хочешь, спроси у отца. Но я уверена, он ответит то  же  самое.
Хватит об этом! Иди, наслаждайся ужином. Ведь  он  дается  в  твою  честь!
Доброго аппетита! - Сельфа снова улыбалась.
     - Доброго аппетита, - ответил я разочарованно  и  угрюмо  поплелся  к
своему месту - между мамой и Сагастеном.
     Разговаривать мне ни с кем не хотелось, и я был невыразимо  рад,  что
ко мне никто и  не  обращался.  Пришлось  выпить  несколько  раз  за  свое
здоровье и свою же удачу, за царственного Белого  папу  и  за  процветание
Домена... Альда не солгала,  за  столом  еще  никто  не  знал,  что  слово
"процветание", пожалуй, покинет наш лексикон на многие обороты.
     Я больше ел, чем пил, и больше думал, чем ел. И вечер летел быстро, и
это было славно после дня, который полз,  как  змея  по  стеклу,  политому
маслом. Было уже совсем темно, когда мы, сытые и нетрезвые, с  факелами  и
свитой, в окружении гвардейцев выползли на верхнюю террасу  попрощаться  с
подданными. Городские жители, судя по всему, выпили поменьше мамы  и  даже
поменьше меня;  однако  то  ли  пили  они,  поставив  перед  собой  вполне
конкретную задачу, то ли главную роль все-таки играет  качество  напитков,
но надрались они все прямо-таки в задницу. Мы помахали им факелами, велели
выкатить еще пару бочек, растроганно  послушали  дикий  бычий  рев  "Слава
властителям!" и направились к личным апартаментам.
     Властители Домена собирались почивать.
     Впрочем, меня пришлось сначала найти  в  коридоре  возле  библиотеки,
потом вернуть на исходные позиции - прямого сообщения между библиотекой  и
моей спальней не существовало - а потом проводить  по  пути  истинному.  В
хмельном кураже я решил, что сам найду  дорогу  -  и  в  принципе,  нашел,
правда, не туда, куда хотел. Спасибо Сагастену - он первый заинтересовался
тем, проводил ли меня кто-нибудь из осведомленных, первый обнаружил меня в
тупиковом коридоре, опередив любопытных слуг. Найдя меня, он  молча  сунул
мне под нос костлявый кулак; и я извинился перед ним. Честно говоря, мне и
самому было стыдно, а про Сагастенов кулак я лишнего знать не хотел.
     И  уже  в  спальне  меня  ждала  последняя  за  этот  безумный   день
неожиданность.
     Когда я вошел к себе, отослал  слуг  от  двери  и  на  всякий  случай
опустил запор, держа факел на отлете, чтобы не капнуть  на  брюки  кипящей
смолой, когда я сбросил плащ, распустил шнурки камзола и  шагнул  к  окну,
чтобы распахнуть его и упиться ночной прохладой, когда я воткнул  факел  в
кованое кольцо, вколоченное в стену, и развернул к себе бронзовое зеркало,
отражающее свет огня и защищающее стену, когда я  ослабил  ремни  сапог  и
хлебнул вина из кувшина на ажурном подносе, когда я провел  усталой  рукой
по лбу и медленно снял серебряный венец, из перламутровой пены простынь на
моей кровати раздался голос:
     - Райдок!
     Я вздрогнул. Я не имел права на удивление. Я аккуратно положил  венец
на туфовый подоконник и медленно подошел к кровати.
     - Да? - сурово сказал я.
     Словно  стальная  пружина  вылетела  из  путаницы  кружев  -  я  даже
сощурился и расслабил мышцы,  напрягая  нервы,  так  это  было  похоже  на
внезапное нападение! Но нет, это  было  всего  лишь  нагое  девичье  тело,
покинувшее постель, еще дышащее теплой  зыбкой  дремой,  но  уже  звенящее
готовностью каждой клеточкой действовать и повиноваться.
     Загорелая, стройная, худощавая девушка рухнула на колени у моих  ног,
заодно обратив мое внимание на прекрасный восточный ковер,  старой  работы
мастеров Белой пристани. Да, когда-то мы были богаты...
     - Ваше сиятельство!..
     - Сейлен, - я провел рукой по ее волосам.
     Ну вот и еще одна загадка разрешилась. Что теперь делать? Я  не  имею
права на удивление...
     - Ваше сиятельство! Вы недовольны? Чем?
     - Я просто устал, Сейлен. Трудный день.
     Ее горячие пальцы прижались к моим холодным губам.
     - Я все знаю, Райдок, любимый. Я подслушивала у двери. Клянусь  всеми
богами, небом клянусь, я никому не скажу!
     Она бестрепетно шагнула ко мне  и  поднялась  на  цыпочки.  Над  моей
головой ее ловкая рука вытащила факел из кольца и ткнула в медное ведро  с
водой, притаившееся у окна.
     - Твоей милостью ко мне клянусь...
     Она не знала о моем несчастье. Она знала только о Дайгроу. О разгроме
при Дайгроу! Я усмехнулся в темноте.
     - Если хочешь, властитель мой, убей меня сейчас, но тогда я больше не
смогу говорить тебе о своей любви... А то, что  я  услышала  сегодня,  уже
мертво и похоронено здесь. - Она прижала мою руку  к  груди,  чуть  пониже
соска. Упругая плоть пульсировала под моими пальцами, отзываясь на  гулкие
удары сердца.
     - Отдохни, мой властитель, забудь о тревогах, усни. Если я нужна тебе
- я рядом, если мешаю - ты не услышишь меня.
     Я привлек ее к себе за плечи и во тьме заглянул  в  ее  глаза.  Я  не
увидел ее глаз. Я заглянул в непроглядную тьму.
     Я еще раз невидимо улыбнулся, нащупал шнурок с узелком и рванул его.
     Властители  Домена  покидали   этот   день,   устремляясь   навстречу
следующему.



                                    5

     Я проснулся посреди  ночи.  От  страха.  Безадресного,  невыносимого,
безымянного. Ощущение неизбежной угрозы сковало меня,  как  мышонка  перед
змеиной пастью. Я  не  мог  пошевелиться,  не  мог  крикнуть...  Но  знал,
отчетливо знал: в комнате никого нет, кроме меня и Сейлен. Мне  грозит  не
удар кинжалом, не яд, не шнурок от балдахина, нет.
     Угроза шла  снаружи  и  в  то  же  время  изнутри,  из  глубин  моего
растревоженного рассудка. В следующий миг я понял.
     Меня настигало следующее заклятие.
     Очевидно, то самое,  предсказанное  в  Дейненделле  -  действительно,
пришедшее вскоре после церемонии.
     Я взлетал и проваливался, обретал и  терял,  раскалывался  на  части,
рассыпался в песок, и  снова  сливался  воедино  бесчисленными  капельками
ртути. Я погиб и воскрес.
     Волна заклятия  овладела  мной,  прокатилась  насквозь,  растворяя  и
кристаллизуя, и схлынула, ушла в  землю,  оставив  меня  биться  в  быстро
пересыхающей лужице магической мощи.
     Я снова стал собой, и я вновь был искажен.
     Сдохнуть можно.
     Я прислушался к себе. Внутри  было  пусто  и  холодно.  Но  отчетливо
ощущалось, как сражаются друг с другом две волны изменений.
     Нашла все-таки коса на камень!
     Заклятия мешали друг другу. Новому для полноценной  реализации  нужна
была моя память во всем объеме, и сейчас оно пульсировало где-то в глубине
мозга, пытаясь отвоевать у первого  заклятия  сокрытые  от  меня  мысли  и
чувства. Новому заклятию также требовалась моя  повышенная  активность.  Я
должен был встать, идти, что-то делать, делать и делать... А  старое,  как
оказалось, дышало ленью и покоем. Оно  приказывало  оставаться  на  месте,
думать,  наблюдать,  слушать  -  и  ни  в  коем  случае  не  предпринимать
решительных действий.
     Две  волшебные  армии  сошлись  в  бескровном   поединке   за   право
распоряжаться мной.
     Битва продолжалась до тех пор, пока розово-голубые отсветы  не  легли
на небо за окном. Заклятия истощили свои ресурсы и  замерли  в  равновесии
бессилия.
     Я многое вспомнил. Хотя  многое  по-прежнему  оставалось  за  пеленой
забытья. И я получил право на некоторые действия. Но этого все равно  было
недостаточно для выполнения предначертаний второго заклятия. Теперь во мне
стало куда меньше предписанности - и следовательно, я был свободен. Почти.
Некоторые знания - насколько я мог судить, в основном относящиеся к  сфере
магии - по-прежнему были надежно скрыты от меня.
     А за окном раздались первые  утренние  звуки  -  голоса,  шаги,  звон
металла. Дианар просыпался.
     Я быстро и бесшумно вскочил с постели, оделся и последний раз  глянул
на свое ложе.  Сейлен  сладко  спала,  выставив  из-под  покрывала  правую
коленку и невежливо повернувшись ко мне спиной. То есть, к моему  месту...
Очевидно, следующий раз я окажусь на этом месте не  скоро.  Я  вздохнул  и
вышел в коридор.
     Мне  нужно  было  найти  Сагастена.  Надеюсь,  боги  помогут  мне  не
заблудиться.
     Вот поворот к часовне. Может ли маг оказаться там спозаранку? Нет, не
хочу рисковать. Чего доброго, обвинят в святотатстве или попытке разведать
священные тайны...
     А вот там должен быть туалет. Это, пожалуй, безопасно. Да  и  уместно
весьма.
     Сагастена внутри не оказалось. Я  совершил  уместное,  затем  умылся,
ощущая неправильность своего поведения. Я не должен был этого  делать  без
слуг. Да и  это...  уместное...  столь  рано  утром  делалось  при  помощи
специальной  посуды,  не  покидая  опочивальни.  Ну,  уж  если  Властителю
пожелалось опочивальню покинуть, то уместное можно было совершить и здесь.
Но для умывания следовало позвать слуг.
     И между прочим, я дурак, что не сделал этого.  Тем  же  слугам  можно
было велеть найти Сагастена.
     А что мешает мне сделать это сейчас?
     Очевидно, ничто, думал я, оправляя камзол и  двигаясь  по  неописуемо
запутанным коридорам.  Очевидно,  следует  немедленно  позвать  слуг,  все
приказать, все велеть и ждать исполнения. Так и нужно  сделать,  думал  я,
обнаружив, наконец, нужный коридор и безмолвно двигаясь по нему  к  выходу
из дворца.
     Дверь на площадь была распахнута. Стражники изумленно  покосились  на
меня, но разумеется, промолчали.
     Солнце еще не успело осветить верхнюю террасу, обращенную почти точно
к югу. Но плоская крыша дворцового храма, той самой часовенки,  где  вчера
во мне пытались обнаружить человека,  уже  была  залита  нежными  розовыми
лучами. И там, на крыше, я увидел серый плащ Сагастена. Обернувшись  лицом
к восходящему солнцу - а следов