маться сердце. Никакое это
не царство смерти. Самые обыкновенные мужики, таких в  питейке  у  Ревекки
сколько   угодно.   И   разговоры   такие   же.   Только   вот   "низкие",
"прислужники"... Никакое это не царство  смерти,  а  значит...  А  значит,
Лесная Страна - не единственный порожденный Создателем  мир,  как  твердят
Посвященные. Вот он, другой мир, тоже сотворенный Создателем, в него можно
попасть,  преодолев  страх  перед   Заколдованными   Деревьями,   заставив
раскрыться  холм,  поросший  волчьим  мхом  и  выйдя  из  другого   холма,
Священного Холма, которым клялся тот бородатый... А еще  все  это  значит,
что  он,   Павел,   прав,   и   действительно   была   где-то   Земля,   и
предки-основатели пришли оттуда в Лесную Страну. И то  видение  с  пыльной
дорогой, заполненной машинами  и  людьми,  то  поле  и  шатер,  источающий
прохладную надежду и исцеляющий от страха, - не просто видение, а  ожившая
в нем, Павле Корнилове, память предков об Исходе с Земли,  об  изгнании  в
Лесную Страну, которое почему-то надумал совершить Создатель...
     Ему вдруг стало жарко от еще одного предположения. А что  если  Земля
не уничтожена Создателем, что если она  есть,  есть  где-то,  благодатная,
такая же удивительная и прекрасная, как в книгах, что если предки в чем-то
провинились перед Создателем и были за это лишены своей родины?..
     И может быть здесь, в этом мире, знают, где искать ее? Этот мир -  не
Земля, в земном небе нет никаких полумесяцев, а  есть  Луна,  единственное
ночное светило... но, может быть - знают и подскажут?..
     И еще в нем крепла уверенность, что загадочный  Черный  Страж,  слуга
Создателя Мира, посвящен в эту тайну. Черный Страж ушел сюда чуть  раньше,
значит, нужно найти его! Ночью, конечно, лучше не соваться с расспросами к
этим двоим - хотя они поймут его речь, он сумеет внушить им свои мысли,  -
но дело может не дойти до расспросов. Если у других костров - а их  добрых
два десятка - тоже сидят с автоматами и луками, то запросто  прихлопнут  с
перепугу, ведь они чем-то встревожены. Нужно дождаться утра.
     - ...Да, Артуро послабее будет, - говорили  у  костра.  -  Ему  после
кувшина не то что с Терезой, с хромой Луизой не справиться.
     - А кстати, хромая Луиза в этих  делах  ого-го,  даром,  что  хромая.
Знаешь, Чиччо, здорового такого, из охраны наместника? Который  в  прошлом
году разогнал процессию этих рыдающих. Так вот, Чиччо рассказывал...
     Павел уходил все дальше от  Священного  Холма,  и  голоса  удалялись,
вновь слышался ленивый смех. Он шел по чужой долине под  чужими  звездами,
навстречу недалекому бледному зареву, похожему на отблеск лесного  пожара,
и сердце его радостно билось, потому что он чувствовал, знал: где-то  там,
за этими черными колодцами-холмами есть Земля, сказочная прекрасная Земля,
воспетая, запечатленная предками. Он верил, что найдет ее.
     Он шел и шептал слова, сказанные Моисею из горящего тернового  куста,
шел и шептал:
     - И иду вывести его из земли сей в землю хорошую и  пространную,  где
течет молоко и мед... В землю хорошую и пространную... Где течет молоко  и
мед... Молоко и мед...
     "Кто знает, может быть, так оно и действительно  случилось  когда-то,
может быть, Создатель Мира не раз уже сотворял другие земли и  населял  их
людьми, а потом уводил людей в иные места с  какой-то  только  ему  одному
понятной целью?" - думал Павел, все дальше уходя от костров.
     Он шел параллельно широкой дороге, ведущей к зареву  над  долиной,  и
вскоре понял, что свет идет из-за высокой каменной стены, которая  уходила
от него налево и направо и скрывалась в  полумраке.  Он  различил  большие
закрытые ворота, прошел вдоль стены в гущу растений и устроился на  земле,
привычно положив под голову куртку. Он  решил  не  пытаться  проникнуть  в
город ночью,  и  подремать  до  утра,  а  утром  посмотреть  и  послушать,
оставаясь незамеченным, и потом действовать, исходя из обстановки.
     Над головой горели незнакомые звезды, из-за городской стены доносился
приглушенный ритмичный перестук  и  негромкое  нежное  звучание  какого-то
музыкального инструмента, похожего на гитару. Протяжно пел женский  голос.
Павел представил, как мама стоит сейчас у изгороди и ждет, что  он  придет
или подаст знак, что жив, что прячется в лесу. Знала бы мама, в какие края
его занесло... Хотя какие это края - он и сам не знал.


     Проснувшись, Павел несколько мгновений не мог сообразить,  где  он  и
откуда взялись  здесь  невиданные  фиолетовые  цветы  с  острыми  широкими
листьями, возвышающиеся над ним на длинных черных толстых  стеблях.  Цветы
шумели, качаясь на ветру. Звезды исчезли, по сине-зеленому  небу  тянулись
растрепанные облака. Павел привстал, посмотрел налево  -  ворота  все  еще
были закрыты, стена, сложенная из серых валунов,  уходила  чуть  ли  не  к
горизонту, и все пространство перед ней  казалось  колышущейся  фиолетовой
поверхностью  озера,  рассеченной  каменными  плитами  дороги;   посмотрел
направо - и замер. Сквозь разрывы в облаках карабкалось  в  небо  огромное
алое солнце, и длинная алая полоса качалась,  тянулась,  плыла  по  волнам
бескрайней  водной  поверхности,  заливающей  горизонт.  Павел  бывал   на
Балатоне и  на  Байкале,  и  с  высокой  набережной  Капернаума  любовался
Галилейским морем, но такого простора ему еще не приходилось видеть.  Даже
за Галилейским морем угадывалась темная линия леса, здесь  же  не  было  и
намека на то, что где-то за горизонтом может скрываться  суша.  Фиолетовая
долина  сбегала  вниз  от  городской  стены  к  этому  необъятному   морю,
превращалась в широкую полосу красноватого песка. Волны жадно  наскакивали
на песок, их шум сливался с шумом цветов, вдоль  берега  над  самой  водой
медленно летели большие пестрые птицы, плавно взмахивая широкими крыльями.
На песке лежали крутобокие лодки с длинными килями.
     Павел стоял, зачарованный увиденным, забыв обо всем, и очнулся только
от каких-то звуков за спиной. Он пригнул  голову  и  обернулся  на  звуки.
Высокие створки деревянных ворот поехали внутрь, раздалось шлепанье  босых
ног по камням - и из ворот  нестройной  колонной  потянулись  черноволосые
бородачи в коричневых накидках до колен. Вид у  бородачей  бал  заспанный,
они почти не разговаривали, бредя к Священному  Холму.  За  ними  медленно
катили три длинных телеги с сучьями, запряженные  неповоротливыми  на  вид
животными с густой рыжей шерстью и квадратными безухими  головами.  Широко
расставленные глаза животных казались стеклянными и пустыми.
     Павел повернулся к кострам - кое-где в небо еще поднимался дымок,  но
люди,  подобрав  автоматы  и  луки,  уже  шли   сквозь   цветы   навстречу
неторопливой колонне. Фиолетовый от цветов Священный Холм был единственной
возвышенностью в долине, которая  вдали  сливалась  с  морем.  Обе  группы
встретились на дороге, произошла передача оружия, и вскоре ночные сторожа,
переговариваясь, прошли мимо Павла - он услышал знакомый ленивый смех -  и
скрылись в воротах.
     Павел решил не спешить и понаблюдать еще. Эта настороженность, луки и
автоматы что-то ведь да значили. Ворота  оставались  открытыми.  Монотонно
шумели, качались цветы, облака догоняли друг друга, цеплялись  лохмотьями,
сливались, как капли воды, наваливались на солнце,  подушками  обкладывали
его  -  и  затянули-таки,  спрятали,  выкрали  у  ветреного  утра,  стерев
только-только начавшую розоветь дорожку на неспокойной воде.
     За воротами вновь раздались голоса, и  на  дорогу,  стуча  по  камням
подошвами крепких высоких ботинок, вышли широкоплечие мужчины в просторных
рубашках, заправленных в подпоясанные шерстяными  поясами  широкие  штаны.
Мужчины шли по двое, один за другим, неся на плечах  мачты  со  сложенными
желтоватыми парусами и длинные весла. Они свернули с дороги,  пройдя  мимо
Павла, и начали спускаться к морю  по  тропе,  тянущейся  вдоль  городской
стены. Навстречу  им  шел  высокий  смуглый  парень  в  белой  испачканной
рубашке. Парень слегка покачивался и, казалось, спал на ходу. Он  двигался
прямо на рыбаков и те расступились, и молча  пропустили  его.  Хрипловатый
голос невидимого привратника окликнул парня у ворот:
     - Славен Великий Царь! Откуда идешь, господин?
     Парень устало махнул в сторону моря.
     - А где же счастливица? Не может подняться? - хохотнули за воротами.
     Парень  неопределенно  помотал  головой  и,  пошатнувшись,  исчез  за
стеной.
     Это было уже кое-что. Павел присел на корточки, снял и сложил куртку,
зажал под мышкой и выдернул  шнурок  из  ворота  рубашки.  Он  намеревался
незаметно спуститься к морю, а потом вернуться уже по тропе и тоже войти в
ворота. Но с претворением этого  замысла  в  жизнь  пришлось  повременить,
потому что из города неспешно  выступила  очередная  процессия.  Процессия
показалась Павлу настолько странной, что он чуть  не  выронил  куртку.  По
дороге, в сторону  Священного  Холма,  шли  молодые  женщины  с  длинными,
распущенными по плечам,  темными  волосами.  Единственной  одеждой  женщин
(если это можно было считать одеждой) были  фиолетовые  ленты,  обвивающие
шеи. У Павла слегка закружилась голова при виде  такого  количества  голых
бедер, животов, плавно  покачивающихся  грудей,  но  головокружение  сразу
прошло, когда между этими грудями и животами он  разглядел  бледно-розовый
плащ с островерхим капюшоном.
     Розовый Страж Вавилона? Откуда он здесь взялся? Пришел через  тот  же
колодец? Зачем?
     Павел только один раз видел Розового Стража. Лет пять или шесть назад
Павел сидел на берегу за вавилонским храмом,  там,  где  Фисон  впадает  в
Иордан, и Розовый Страж неслышно спустился по широкой деревянной лестнице,
ведущей от храма, и тоже остановился у воды неподалеку.  Постоял  немного,
взглянул на Павла из-под капюшона и так же неслышно исчез.  И  вот  теперь
Страж здесь?
     Павел проводил взглядом удалявшиеся обнаженные  фигуры  -  размеренно
покачивались белые ягодицы  -  и  засомневался.  Слишком  уж  блеклым  был
розовый плащ. А что, если это местный Страж, что, если и тут каждый  город
имеет своего Стража? Видно, так было нужно Создателю...
     Вооруженные бородачи  в  праздных  позах  сидели  по  двое  у  черных
костровищ, остальные вновь прибывшие неторопливо выгружали сучья из телег.
Когда  процессия  приблизилась,  сидевшие  у  костров  поднялись,  другие,
побросав сучья, остановились, повернувшись к скоплению обнаженных  женских
тел. Женщины легли ничком на камни, обхватив затылки сцепленными ладонями,
а Розовый Страж пробрался между ними и неторопливо направился к Священному
Холму, провожаемый взглядами застывших бородачей. Остановился у  подножия,
повернулся к городу, медленно перекрестил воздух и, вновь  повернувшись  к
холму, начал подниматься по склону. Дошел до конца дорожки, поднял руки  с
прижатыми друг к другу ладонями и  резко  развел  в  стороны.  Дрогнули  и
словно расступились фиолетовые цветы, Розовый Страж шагнул в черноту  -  и
исчез, и опять, как ни в чем не бывало, качались под ветром цветы.
     Павел спустился вдоль стены и там, где она чуть  изгибалась,  скрывая
городские ворота, вышел на  тропу.  Рыбаки  расстилали  на  песке  паруса,
ставили мачты; обнаженные женщины  тесной  группой  брели  к  морю  сквозь
цветы.  Он  взлохматил  свои  длинные  темные  волосы,  потрогал   колючий
подбородок (среди рыбаков, как он отметил, были и  безбородые),  распахнул
ворот рубашки и, держа куртку под мышкой, направился  назад,  к  въезду  в
город, придав лицу, в подражание тому парню, крайнюю степень утомленности.
     Он подошел к воротам и увидел за ними узкую, вымощенную камнем  улицу
со стеклянными  квадратными  фонарями  на  невысоких  деревянных  столбах,
зажатую между двухэтажными домами; дома были сложены  из  того  же  серого
камня, что и городская стена. Улица  круто  заворачивала,  наткнувшись  на
приземистый дом с распахнутыми окнами, крытый красноватой  черепицей,  как
на картинках в детских книгах. У  одного  из  окон  второго  этажа  сидела
женщина в чем-то голубом и рассеянно смотрела в небо.
     Привратник выскользнул словно  из  самой  стены,  направил  на  Павла
автомат.
     - Стоять!
     Павел послушно остановился. Я противоположной стороны, из ниши в арке
ворот, вышел второй привратник. Я руках его тоже был автомат.
     Конечно, можно было без труда заставить  их  проверить  на  прочность
городские стены, но Павел не собирался начинать  с  инцидентов.  Он  всего
лишь хотел разузнать о Земле -  или  у  горожан,  или  у  Черного  Стража,
находившегося, безусловно, где-то в городе, - и разузнать, по возможности,
без столкновений.
     Оба привратника - молодой и постарше -  были  высоки  и  бородаты,  в
таких же коричневых, перехваченных поясами накидках, что и люди у костров.
Близко они не подходили, держали Павла на прицеле, и он остро почувствовал
их враждебность. Чем он успел им досадить? Или это у них профессиональное?
     Он перебросил куртку на плечо, широко развел руки и, продолжая играть
роль, устало спросил, мысленно внушая им свои слова и не  сомневаясь,  что
они его поймут:
     - В чем дело?
     - Руки за спину, - скомандовал тот, что постарше. - Дино, обыщи его.
     Молодой смуглый привратник со шрамом, протянувшимся через всю щеку от
верхней губы до  виска,  медленно  двинулся  к  Павлу,  не  снимая  рук  с
автомата. Павел подчинился приказу, краем глаза уловил какое-то движение и
обнаружил, что сзади стоят еще трое вооруженных мужчин - двое с  луками  и
один с двуствольным ружьем. Откуда они появились, Павел так и не понял, но
почувствовал, что и от них струится враждебная  волна.  Дино  приблизился,
жестом потребовал куртку, тщательно  прощупал  ее  заученными  движениями.
Перебросил второму автоматчику, зашел Павлу за спину -  у  того  неприятно
заныл  затылок,  но  он  не  шевелился,  всем  своим  видом   демонстрируя
миролюбие, - охлопал Павла сверху донизу и бросил одно слово:
     - Порядок.
     Павел почувствовал, как  на  его  запястьях  стягивается  веревка,  и
попытался возмутиться.
     - Что все это значит? - сказал он, обращаясь через плечо  к  Дино.  -
Иду с берега, устал, спать хочу - с чего это вы вдруг?
     - Господин наместник Великого Царя тебе разъяснит, -  мрачно  ответил
Дино, затягивая узел. -  Думаешь,  со  стены  незаметно  было,  как  ты  в
цветочках прятался, шпион лаодийский?
     Причина враждебности стала понятной. Что ж, почему бы не поговорить с
наместником?  Павел  пожал  плечами,  опустил  голову,  изображая   полную
покорность, и пробормотал, чтобы Дино услышал:
     - Ничего не понимаю. Какой шпион?
     Дуло автомата толкнуло его в спину.
     - Вперед! Шаг в сторону - стреляю.
     - Куртку  отдайте,  -  сказал  Павел,  но  второй  автоматчик  только
ухмыльнулся и, поторапливая, повел стволом.
     - Оставайтесь, мы с Джованни его доведем, - сказал Дино остальным.  -
Идем, разберемся, шпион лаодийский.
     Джованни шел впереди, Дино следовал за  спиной  Павла.  Павел  слышал
стук его ботинок, ощущал фон удовлетворения и злорадства и не  сомневался,
что привратник в случае чего будет стрелять без размышлений.
     Они дошли до дома, крытого черепицей, и женщина в  голубом  встретила
их равнодушным взглядом. Свернули за угол и направились  по  узкой  улочке
без тротуаров, сдавленной двухэтажными серыми домами.  Вместо  деревьев  у
домов стояли фонари, за черными от копоти стеклами бледно горели факелы, и
маленький курчавый старичок стоял на верхней перекладине лестницы,  накрыв
факел колпаком на длинной ручке, и протирал стекла фонаря. Павел  следовал
за неторопливо шагающим Джованни и с любопытством смотрел по сторонам.
     Поначалу город был однообразен и тих, но чем дальше  они  уходили  от
ворот, тем больше он преображался. Павел на всякий случай считал  повороты
и запоминал места, мимо которых вели его конвоиры. Вот широкая  улица,  по
обеим ее сторонам каменные ступени уходят вверх, и там, за оградами, видны
большие здания, и из одной каменной чаши в  другую  маленькими  водопадами
бежит вода. Вот площадь, окруженная  невысокими  деревьями  с  аккуратными
желтыми кронами, - и в  центре  возвышается  памятник  какому-то  толстому
бородачу в длинной одежде. У  бородача  надменное  лицо,  толстые  губы  и
что-то вроде короны на голове. Вот дом с массивным балконом на столбах, на
балконе висят мокрые простыни, и наголо обритый круглолицый парень, чем-то
похожий на Виктора Медведя из отцовской бригады, стоит,  облокотившись  на
перила, и рассеянно плюет вниз. Вот длинное, во  весь  квартал,  здание  с
колоннами, огромные каменные ванны, наполненные водой, широкие полукруглые
скамейки, амфитеатром уходящие вниз, к небольшой пустой площадке... Дом  с
овальными  пыльными  окнами...  Вот   несколько   хмурых   мужчин   лениво
выковыривают камни из мостовой, а  рядом,  переминаясь  с  ноги  на  ногу,
скучает рыжее животное с квадратной мордой  и  стеклянными  глазами,  и  в
телеге громоздятся серые валуны... Опять здания на  холмах  и  неподвижные
фигуры на балконах...
     Павел  чувствовал,  что   начинает   задыхаться   в   этом   каменном
Броселианде.  Серое  небо  сливалось  с  серыми  зданиями,  уныло  шаркали
подошвами прохожие, а лица у всех были сонными,  словно  горожане  провели
бурную ночь и теперь просто принуждали себя переставлять ноги.
     Павел слушал обрывки разговоров, вглядывался в лица, - и его начинало
что-то тревожить. Говорили  о  разном.  На  Десятой  улице  еще  позавчера
канализацию прорвало, а эти бездельники все никак не починят, вонища стоит
страшная, но никто и не шевелится... Ночью опять гуляли на  Третьей  горе,
кувшины швыряли  из  окон,  какого-то  низкого  пришибли  чуть  ли  не  до
смерти... Говорят, в канцелярию наместника доставили указ Великого Царя  -
всю охрану разогнать и поменять, будто бы заговор  в  столице  раскрыли...
Лес скоро начнут морем возить... И чего только они с ней не  делали,  ведь
до самого утра куролесили - и ничего, а сейчас она туда же - к  Священному
Холму, провожать... Вон опять вроде  шпиона  поймали,  ух,  и  будет  ему,
вредителю, из-за них вот, из-за Лаодии этой мерзкой и женщины рожать почти
перестали, из-за отравителей...
     Павел невольно замедлил  шаг,  посмотрел  в  спины  двух  удалявшихся
женщин с высокими вычурными прическами, и тут же получил тычок в поясницу.
     - Пошевеливайся, мерзость лаодийская, - почти добродушно сказал Дино.
     Павел зашагал дальше, в раздумье опустив голову. Он понял, что именно
тревожило его. Горожане были очень похожи на жителей Лесной Страны.  И  не
только внешне, это как раз не главное, Создателю просто незачем, наверное,
было населять два мира двумя разными типами людей.  Горожане  походили  на
любого иерусалимца, лондонца, капернаумца  какой-то  внутренней  вялостью,
вполне  возможно,  незаметной  им   самим,   но   заметной   ему,   Павлу.
Поразительное сходство... И эти слова о переставших рожать...  Вряд  ли  в
этом виноваты враждебные лаодийцы, причина здесь  иная  и,  скорее  всего,
такая же, как и в Лесной Стране. Чего-то не учел  Создатель...  Пропала  у
людей  та  жизненная  энергия,   которая   буквально   бурлит   в   книгах
предков-основателей, врывается в душу с их рисунков... Что-то потеряно, но
кто подскажет - что?..
     - Где найти Черного Стража? - обратился он к Дино. - Он где-то здесь.
     Дино споткнулся и зашипел испуганной скороговоркой  прямо  в  затылок
Павлу:
     - Ты что, лаодиец, ненормальный? Ты  чего  орешь?  Черный  Страж  ему
примерещился!
     - Так и скажи, что не знаешь, бестолочь! - огрызнулся Павел.
     Видимо, к Стражам и здесь относились с испугом и почтением. А  Черный
Страж,  подумал  Павел,  выходит,  или  миновал  город,  чтобы,  например,
покататься по морю на лодке, или вошел через другие ворота. Жаль.
     - Шпионов каких-то ненормальных  за