се старания
доктора Штейна сделать своих пациенток менее зловредными, он  с
большим    удовольствием   приписал   бы   им   добрую   старую
средневековую дыбу или хороший, проверенный опытом костер.
     Следом   Борис   нашел   оригинал   лондонского   "Журнала
аналитической   психологии",   где   были   отмечены  некоторые
дополнительные детали по  части  опознавания  ведьм.  Например,
доктор  Штейн  сообщал,  что  если уж дело доходит до постели и
если   пользоваться   технической   терминологией,    то    его
ведьмы-пациентки  предпочитают  делать "любовь верхом", то есть
верхом на мужчине. И еще одна психоаналитическая примета: кроме
того, что ведьмы вообще недолюбливают поцелуев, они особенно не
переносят "мокрых" поцелуев, поцелуев "с языком" или взасос.
     На фотографии в "Тайм" доктор Штейн, как нарочно,  высунул
язык  --  и  прикусил.  Так, словно он чего-то недоговаривает и
подает своим ведьмам какой-то условный знак.
     На полях рукой красного папы стояло заключение: "Да и он и
сам такой, язычник,- поэтому он и язык вывалил".
     После этой "Психологии ведьм" Борису стало казаться, что и
Нина тоже целуется  немножко  не  так,  как  надо,  что  она  и
холодная,  и  загадочная,  и двойственная, и -- очаровательная.
Однако это не только не испугало его, а, наоборот,  еще  больше
распалило его любовь.
     Хотя  Нина  и  уверяла, что она еще не оправилась от своих
предыщущих  любовных  похождений,   но   постепенно   укрощение
строптивой  продвигалось  вперед. Когда на дворе подули осенние
ветры, .после долгих колебаний она даже стала заходить к Борису
на квартиру.
     Как и полагается невинным девушкам,  в  любви  Нина  .была
довольно  неопытна.  Хотя она и позволяла целовать ее -- и даже
немножко больше, но сама она  на  поцелуи  почти  не  отвечала.
Любимец богов беспрепятственно прохаживался по всем тем местам,
которые  вдохновляют  всех  поэтов  и  художников всех времен и
народов, а Нина только божественно усмехалась:
     -- Что  ты  там  стараешься?  Напрасный  труд...  С  одной
стороны,  это  походило на то, что говорил доктор Штейн о своих
ведьмах. С другой стороны, это даже хорошо: за  такую  жену  не
нужно  опасаться,  что  ты  уедешь  в  командировку,  а она тем
временем спутается с почтальоном.

     Потом Нина осмелела  и  сама  попробовала  целоваться.  Он
лежал  на  диване,  а она вдруг взяла и улеглась сверху. Да так
неловко, что он чувствовал себя как базарный фокусник, которому
положили на грудь наковальню и  собираются  ковать  подковы.  А
лучистые глаза Нины искрились шаловливым любопытством.
     --  Что? Не нравится?--  Она улыбнулась и наградила
его маленьким холодным поцелуем.
     В дальнейшем, когда Нине хотелось приласкаться, она всегда
применяла свою собственную модернистическую  технику  --  лезла
наверх, давила своей тяжестью и нежно мурлыкала:
     --  Мой маленький, мой мышоночек... И зачем ты меня, дрянь
такую, полюбил?
     А любимец богов кряхтел  внизу  и  думал:  "Ага,  вот  она
-любовь верхом доктора Штейна".
     Конечно,   ничего  более  серьезного  Нина  не  позволяла,
заранее предупредив, что она техническая девушка.  А  на  одних
поцелуях  далеко не уедешь. Поэтому вскоре у Бориса от поцелуев
распухли губы. Потом  от  осеннего  ветерка  губы  обветрили  и
потрескались до крови.
     Как-то любимец богов доцеловался со своей богиней до того,
что почувствовал   солоноватый  привкус  собственной  крови  на
губах. Нина лежала на  диване,  опершись  на  локти,  наподобие
сфинкса.  Ее  большие  серо-зеленые  глаза,  словно остекленев,
смотрели куда-то в одну точку, а полуоткрытый рот в первый  раз
дышал  неведомым  томлением, как будто в ней наконец проснулась
женщина. Это было столь необычайно, что он спросил:
     -- Что с тобой?
     Неведомые огоньки в глазах девушки вдруг погасли:
     -- Ничего... Просто так...
     А  в  душе  Бориса  шевельнулось  что-то  нехорошее.   Ему
показалось,  что привкус крови разбудил в Нине то, что у других
людей называется любовью. Он тряхнул головой -- тьфу, если идти
по этому пути, то этак дойдешь не только  до  ведьм,  но  и  до
вампиров.  Просто  он  начитался всякой чепухи и в результате у
него излишняя мнительность.
     Чтобы избавиться от этой мнительности, Борис опять полез в
чернокнижную  библиотеку  Максима  и  наткнулся  там  на  книгу
"Колдовство  в  наши  дни". Издана она была в Америке, да еще в
1955 ГОДУ- Совсем свеженький материал. Несмотря на то  что  это
уже 20 век, автор книги Гарольд Гарднер, директор музея магии и
колдовства в Каслтауне, не без некоторой гордости сообщает, что
он  --  сам  колдун!  Это  подтверждает  и автор предисловия --
доктор  антропологии  и  профессор  египтологии  мисс  Маргарет
Муррей.
     Апробированный столь научными авторитетами, колдун 20 века
для начала   повторял  известную  и  многообещающую  цитату  из
"Золотого осла" Апулея: "Я сообщил вам тайны, которые вы хотя и
слышали, но значения которых вы не поймете".
     Колдун Гарднер писал, что бесовские  силы  "передаются  по
наследству и что этому искусству свойственно распространяться в
семействах". Чтобы избежать проникновения шпионов и лазутчиков,
в  члены колдовского культа "рекрутировались только люди той же
крови, то есть из колдовского семейства".
     Святейшая инквизиция тоже считала, что  ведовство  --  это
культ  наследственный,  и  поэтому  вместе с ведьмами частенько
отправляли на тот свет также и  их  ведьмачат.  Колдун  Гарднер
обиженно  жаловался:  "В  1718  году  в  Англии повесили ведьму
миссис Хьюк вместе с ее девятилетним ребенком,  а  в  Каслтауне
вместе  с  одной  ведьмой  сожгли  и  ее маленького сына по той
единственной причине, что он был сыном ведьмы".
     По кабинету  Максима  прохаживался  профессор  темных  дел
Малявин  в генеральской форме КГБ. Увидев, что читает Борис, он
сказал:
     -- Помните, ведь во время Великой  Чистки  тоже  частенько
арестовывали   целыми   семьями.   Особенно  в  случае  крупных
партийцев. Теперь вы понимаете, почему чистили целыми  семьями?
А присмотритесь внимательно к тем, кто у нас сегодня бесится,--
все  эти  бунтари,  оппозиционеры,  диссиденты, ноотроцкисты из
"Лиги   прав   человека"   или    нео-бердяевцы    из    "Союза
социал-христиан".  Ведь  большинство из них -- это дети крупных
большевиков, которых перестреляли во время  Великой  Чистки,  а
детей недостреляли. А рядом бесится внук Литвинова и даже дочка
самого Сталина.
     --  А что вы теперь с этими легионерами делаете?-- спросил
Борис.
     --  Это  зависит  от  обстоятельств.  Некоторых  сажаем  в
дурдома.  А некоторым просто подыскиваем подходящую работу. Как
на бирже труда.
     -- Игорь Викторович, я уже давно  хотел  попросить  у  вас
более   подробные   характеристики   на   моих   сотрудников  и
сослуживцев. С точки зрения вашей черной социологии.
     -- Это вам мало поможет, Борис Александрович. Чтобы понять
эту проблему,  вам  нужно  штудировать   "Протоколы   советских
мудрецов"  и  смотреть  кругом.  Только  держите  глаза  и  уши
открытыми, а рот закрытым. Иначе вы переругаетесь со многими из
ваших знакомых.
     -- В общем, вы устраиваете мне ученические годы Вильгельма
Мейстера?
     Генерал-профессор  пожал  плечами,  и   на   его   погонах
сверкнули скрещенные топорики техслужбы 13-го отдела КГБ:
     --  По  этому поводу Апулей в своем "Золотом осле" говорит
так:  "Чтобы  достигнуть  настоящей  мудрости,  сначала   нужно
побывать в ослиной шкуре".
     Чтобы  добраться  до  этой мудрости, Борис полез дальше по
книгам.  Знаменитый  чернокнижник  Парацельс  суммировал   свою
мудрость  так:  "Все  то, что внизу, равно тому, что вверху". А
богоискатель Мережковский повторял  эту  формулу  подозрительно
сходно:  "Небо  вверху,  небо  внизу...  Все, что вверху, все и
внизу. Если поймешь, благо тебе". На полях книги кто-то  подвел
красным карандашом итог этим премудростям -- 691
     Но наука наукой, а жизнь жизнью. Однажды Нина надела новые
серьги.  На  вид  это  были  самые  обычные коричневые ракушки,
похожие на половинку  ореха.  Но  бросались  в  глаза  красивая
золотая оправа и старая тщательная ювелирная работа.
     Видя,  что  Борис заинтересовался сережками, Нина отцепила
одну и положила ему на ладонь:
     -- Это фамильная реликвия. Еще от бабушки.
     Борис посмотрел на ракушку, перевернул ее-- и опять  перед
ним  встали тени прошлого. Ведь это точно такая же ракушка, как
та, которая в  форме  кулона  была  когда-то  конфискована  при
аресте  у  этой  чертовой  Зинаиды  Гершелевны,  которая теперь
сидить на чердаке у князя Сибирского.
     Тогда Максим говорил, что это  жук-скарабей,  изображающий
навозного  жука,  символ  солнцеворота  и жизневорота в Древнем
Египте.  Потом  им  пользовались  как  тайным  символом   члены
каких-то тайных обществ. Позже это стало тайным символом тайных
дианических  культов, которыми баловались ведьмы. Борис еще раз
перевернул ракушку. Да, похоже на тот женский  символ,  который
обычно рисуют на стенках уборных.
     Позже,  когда Борис служил в Нью-Йорке, он как-то набрел в
антикварной лавчонке на  целую  витрину,  заполненную  значками
всяких  тайных обществ, где поблескивали символы власти, смерти
и славы вперемежку с изображениями козла, вставшего  на  задние
копыта,  с  рогами,  хвостом и почему-то с крыльями. Среди этих
старых и пыльных значков валялась и точно такая  же  ракушка  в
оправе.  Хозяином  лавчонки  был какой-то старый еврей, и Борис
спросил его, что это за ракушка.
     -- Жук,-- коротко ответил хозяин.
     Но когда Борис стал  допытываться,  что  же  это  за  жук,
старый еврей вдруг разозлился и сердито захлопнул витрину.
     И  вот  теперь эта же загадочная ракушка-скарабей в
руках советской девочки Нины. Опять какая-то тайна.
     А Нина, словно нарочно, подливала масла в огонь. Идут  они
с  Борисом  по  улице. Через дорогу бежит собака. Самая обычная
собака  и  даже  непородистая.  Нина  смотрит  на  эту   собаку
лучезарными глазами и мечтательно говорит:
     --  Знаешь,  Борькин,  я  собак  люблю  больше, чем
мужчин. Другой бы только посмеялся. Но Борис опять полез в
     чернокнижную библиотеку Максима, где  был  индекс  на  все
случаи  жизни.  Насчет  любви  к  собачкам  там рекомендовалось
заглянуть в трактат ученого инквизитора Анри Богэ  "Дискурсы  о
колдовстве",  которые  дискутировались  в  1590 году и где дело
трактовалось так:
     "Клодина Бобэн, молодая девица, чья голова была  вскружена
патологическим  тщеславием, очевидный мономаньяк, которая любой
ценой хотела быть в центре общественного внимания.  Клодина  на
допросе  призналась,  что  по ночам она вместе со своей матерью
верхом на помеле летала на шабаш  ведьм".  Там  девица  Клодина
совокуплялась  с  дьяволом  в  образе  собаки.  Чтобы спасти ее
грешную душу, бедную Клодину отправили на костер.
     В другой книге сообщалось, что  ведьмы  крутят  любовь  не
только   с   собачками,   но   и  с  собственными  отцами.  Это
подтверждает и такой авторитет, как доктор Фрейд,  называя  это
комплексом Электры, часто подсознательным.
     При  этом  Борису,  вспомнилось,  как  Нина,  уже взрослая
женщина, постоянно, как ребенок, лезет отцу  на  колени.  А  на
улице она все время ходит с ним под ручку и даже афиширует это.
А  когда Нина с Борисом, отец словно ревнует и вечно крутится у
ворот, ожидая, когда же дочь вернется домой.
     Борис заглянул в индекс на комплекс Электры. Там ссылка на
трилогию Мережковского "Христос и антихрист", где дается  такое
описание шабаша ведьм:
     "В укромных местечках заводились любовные шашни -- дочерей
с отцами, братьев с сестрами, кота с девочкой, шершавого инкуба
с бесстыдно скалившей зубы монахиней".
     Следом  Мережковский  писал,  будто  Цезарь  Боржиа  из-за
кровосмесительной похоти к своей родной сестре мадонне Лукреции
убил своего  родного  брата  и  что  римского  папу  Александра
Шестого,  отца  Цезаря  и  Лукреции,  тоже обвиняли, что он был
преисполнен "чудовищной  похотью"  к  своей  дочери  и  поэтому
перетравил ядом всех ее мужей.
     Как-то  Борис привез Нину домой, когда родители уже спали,
и она пригласила его выпить чашку  чая  у  нее  в  комнате.  Но
Акакий  Петрович  как  старый ревнивец вылез из теплой постели,
оделся, повязал галстук и присоединился к чаепитию.  Вроде  для
приличия.  Вместо  сахара  он  бросил в свою чашку три таблетки
против меланхолии. А Борис, начитавшись про яды Борджиа,  сидел
и  невольно  думал:  эх,  как  бы  будущий  тесть  не подбросил
какой-нибудь гадости и в его чашку.

     Иногда Борис пытался анализировать свои чувства. Он в  том
опасном   возрасте,   когда   мужчина   уже  начинает  серьезно
беспокоиться о создании семейного гнезда.  У  него  было  много
мимолетных  связей  --  теплые  и милые, немножко печальные или
забавные, о которых  потом  приятно  вспомнить.  Так  вот,  как
1002-я ночь с французской Лизой. Но все это было несерьезно.
     Были  и  две большие настоящие любви, когда человек теряет
голову,-- по этому и узнается настоящая любовь. И вот теперь он
опять ощущал это же сладкое и томительное чувство. Значит, Нина
-- его третья большая любовь. И, может быть, последний  большой
шанс  в  той лотерее, которая называется жизнью. Видно, недаром
говорят, что любовь слепа.
     Нина по глупости болтает, что она ведьма. А  он  начитался
всякой   чепухи.   Да  и  кому  из  них  верить?  Средневековая
инквизиция и  папа-Иннокентий  Восьмой  говорят  одно.  Это  же
повторяют  советская инквизиция и красный папа Максим Руднев. А
вот отец психоанализа -- еврейский папа  Фрейд  говорит  совсем
другое.
     Папа  Фрейд  авторитетно  заверяет, что никаких ведьм нет,
что все это  бабьи  сказки  и  что  психические  ненормальности
происходят  оттого,  что ребенка не вовремя отшлепали, немножко
уронили или не так воспитывали. Кроме того, папа Фрейд говорит,
что если у человека психозы на почве  половых  заблуждений,  то
надо  просто  отпустить тормоза, дать человеку свободу -- и все
будет в порядке.
     Кому  из  них  верить?  Современному   папе   Фрейду   или
средневековому  папе  Иннокентию Восьмому? Да и какое это имеет
отношение к Нине? Ведь посмотрев  на  нее,  трудно  представить
себе более здоровую женщину.
     Вечером,  после  работы, Нина пришла к нему на квартиру. С
раскрасневшимися от холода щеками, пахнущая свежим воздухом,  с
сияющими  глазами.  Любимец  богов  посмотрел  на свою богиню и
задумчиво сказал:
     -- Знаешь, о чем я сейчас думал?
     -- О чем?
     -- Ты досталась мне с таким трудом. И мне вдруг  пришла  в
голову глупая идея...
     -- Какая?
     --  Допустим, если бы ты мне потом изменила... Другой бы я
простил. Знаешь, десять женщин бросил я, десять -бросили  меня.
Но  тебя  я  люблю  как  богиню.  И  тебе бы я не простил этого
никогда.
     -- И что тогда?- улыбнулась Нина.
     Он вынул из стола маленький черный браунинг:
     -- Это тоже семенная реликвия. Из этого пистолета мой брат
пристрелил свою жену.
     Богиня молча встала, взяла свою сумочку  и  направилась  к
двери. Он догнал ее и обнял за плечи:
     -- Куда ты?
     -- Пусти,-- тихо сказала она.
     Ее лицо побледнело, глаза смотрели вниз.
     -- Да что с тобой?
     -- Ничего... Просто я поняла, что мы никогда не можем быть
мужем и женой.
     -- Но почему?
     --  Ведь  я говорила тебе, что у меня была большая любовь,
очень большая... И я боюсь, что это сильнее меня, что это может
повториться... Но ты этого не поймешь... Пусти...
     Она избегала встречаться с ним  взглядом.  В  <е
голосе звучала какая-то печальная усталость.
     --  Пусти...--  повторила  она.  Потом,  словно ища опоры,
вдруг прижалась  лицом  к  его  груди.--  пойми,  я  хочу  тебя
любить... Хочу!
     -- Так в чем же дело?
     -- Пойми, я хочу быть такая, как все... Но я не такая, как
все...,
     -- Милая, что с тобой?
     Но  Нина  только мотала головой и молчала. Как ни старался
любимец богов утешить свою богиню, но весь вечер был  испорчен.
Он  пытался  развлечь  ее,  но  она  думала  о  чем-то другом и
отвечала  невпопад.  Потом  вдруг  взяла  маленький   браунинг,
лежавший на столе, повертела его в руках и тихо сказала:
     --  Знаешь,  иногда  я  сама хочу умереть... Но я вовсе не
хочу, чтобы в меня стреляли другие.
     Всю дорогу домой  Нина  упорно  молчала.  Только  у  самой
калитки она с легким упреком сказала:
     --  Если  бы  ты  знал,  как  часто  я  плачу  по ночам...
Он посмотрел ей в глаза. Но ее глаза были сухи. Качались
уличные фонари на  ветру.  Качались  ветви  деревьев.  По  лицу
девушки  бродили  расплывчатые  тени.  Он обнял ее и поцеловал.
Тело девушки было покорно  и  безразлично,  словно  ее  целовал
чужой.
     --  Сегодня  я  опять  спать  не  буду,-- шептали холодные
губы,- Зачем ты только это сказал... Зачем?!

     Началось  все  это  с  того,  что  Остап  Оглоедов   решил
отпраздновать  свою не то медную, не то оловянную свадьбу. Ну и
устроил он домашнюю пирушку, на которую  пригласил  всех  своих
приятелей по радио "Свобода".
     Ради  такого  торжества Остап даже вытащил из сундука свой
заветный фрак, символ красивой жизни. А потом  весело  распевал
свои любимые баллады про честных жуликов.
     Все было хорошо, пока динамитная Дина не перепилась. Тогда
она вдруг посмотрела на Остапа и говорит:
     -- А кто это такой? Ведь это ж не человек, а пустое место.
     -- Вже наклюкалась,-- мрачно сказал Остап.- Назюзюкалась.
     Гости   насторожились,   зная,   что  предстоит  очередной
скандал. А Дина спокойно продолжала:
     -- Ведь я даже не знаю,  кто  он  такой.  Выдает  себя  за
русского.  А  когда нужно было поступать на радио "Свобода", то
уверял, что он с прожидью. То, что он обрезанный,-  это  точно.
То  он  жалуется, что в лагере сидел, то хвастается, что он сам
людей сажал. То брешет про баб,  а  потом  говорит,  что  он  и
педерастией  занимался,  просто  так, ради спорта. Ведь вся его
жизнь -- это сплошная ложь.
     -- Просто  я  творческий  человек,  и  у  меня  повышенная
фантазия,--  оправдывался Остап, поправляя свой фрак.-- Я ее на
понта брал, а она этого не кумекает. Эх, ланца-дрица гоп-ца-ца!
     Чтобы заглушить свою жену,  Остап  предложил  спеть  хором
новую  блатную  песню.  А  на  Дину напал дух противоречия.
Она уставилась на своего мужа мутными глазами и закричала:
     -- Ведь это ж какой-то  бывший  уголовник.  Ведь  меня  от
одного его вида тошнит.
     --  Дина, не подрывай мой авторитет,-- уговаривал Остап.--
Вот же беда -- как только налижется, сразу ей вся дурь в голову
шибает.
     Дина качалась из стороны в сторону и рассуждала:
     -- А ведь у меня еще  два  мужа  есть.  И  не  липовые,  а
настоящие. И дети от них.
     --  Заткни  свою  плевательницу! -- взывал Остап и треснул
кулаком по столу.
     Но динамитная Дина не унималась и выкладывала все семейные
тайны; Оказывается, ее предыдущие мужья во время  войны  попали
за  границу и теперь работали в амерканской пропаганде, один --
на радио "Голос Америки" в Вашингтоне, а  второй  --  на  радио
"Освобождение"  в  Мюнхене.  Обе  эти  радиостанции  были тесно
связаны с  американской  разведкой  Си-ай-эй,  и  по  советским
законам это считалось изменой родине.
     Тут  Остап  испугался  и  стал  уверять,  что  Дина просто
сумасшедшая, что два ее деда были алкоголиками и повесились,  а
третий муж был писателем и бросился под трамвай.
     --   Она  просто  бредит,--  кричал  Остап.-  Ведь  у  нее
шизофрения -- раздвоение личности. А  у  ее  матери-террористки
паранойя.  И  у всех детей то же самое. Выродки! У них у всех в
голове перекос -- параллакс.  Потому  Дина  и  шухе-рит,  когда
набусается. И все ее мужья не лучше!
     --  А  ты чем лучше?-- сказала Дина. Чем больше волновался
Остап, тем спокойноее становилась е