родский: бормочет о Христе, а потом "е...мать"~ и
даже без точек. А ведь он тоже из обрезанных.
     -- Эти обрезанные теперь подделываются под неохристиан. Уж
чья б корова мычала, а эта лучше б молчала...
     -- Говорят, Иосиф Бродский  уже  сидел  в  психиатрической
клинике  --  в  дурдоме.  А  потом  его послали в
колхоз -- копать навоз. А теперь  и  нашего  Серафима  в
дурдом засадят. И будет он там куковать: ку-ку, ку-ку...
     --  Знаете,  в этих дурдомах им впрыскивают сульфазии -- в
задницу  --  двадцать  уколов.   Это   лекарство   такое,   что
сумасшедшие от него выздоравливают, а здоровые сходят с ума.
     Всезнайка Остап Оглоедов авторитетно заявил:
     --  Я  уже  давно знал, что у Серафима в голове перекос --
параллакс. Но если его посадят в дурдом, то  виновата  во  всем
эта  Нина:  она  поссорилась с Лизой, злилась и отыгрывалась на
Серафиме. У-ух, хлыстовская богородица.
     Серафима не судили в обычном порядке. Его  даже  почти  не
допрашивали.   Наоборот,  следователь  в  белом  халате,
из-под которого выглядывали форма КГБ, передал Серафиму толстую
папку из архивов КГБ и попросил его внимательно ознакомиться  с
содержанием папки.
     Это  было старое следственное дело Феофана Аллилуева, отца
Серафима, которого ликвидировали во время Великой  Чистки.  Там
было  много  такого, что Серафим знал. Много такого, чего он не
знал. И больше всего такого, чего бы он не  хотел  знать  --  и
чтобы об этом, не дай Бог, не узнали другие
     Серафим  знал,  что  его  отец  был журналистом, атеистом,
морфинистом  и  футуристом,  который  взял  себе   литературный
псевдоним Дикий. А в протоколах следствия стояло,
     что  псевдоним  Дикий  характерен  для нигилистов и
анархистов, которые, как правило,  душевнобольные  психопаты  с
комплексом   разрушения   или  саморазрушения,  за  чем  обычно
скрывается садизм или мазохизм, что обычно связано с  открытой,
скрытой, подавленной или латентной гомосексуальностью. А дальше
шло такое, что об этом лучше умолчать.
     Протоколы   следствия,   датированные   1936  годом,  были
подписаны   особоуполномоченным    НКВД    Давидом    Львовичем
Голинковым.
     Сверху   к   серой   папке  было  приложено  постановление
московской прокуратуры  о  возбуждении  судебного  дела  против
Серафима  Феофановича  Аллилуева  по  обвинению  в политическом
хулиганстве. Эта бумажка была подписана следователем  по  особо
важным делам при генпрокуроре СССР и старшим советником юстиции
-- тем же Давидом Львовичем Голинковым.
     Серафим сразу понял, что кого-кого, но Давида Львовича ему
не обмануть.   Когда   Серафим   ознакомился  с  серой  папкой,
следователь в белом халате  вежливо  предложил  ему  на  выбор:
открытый  суд,  где  будут выложены все секреты из серой папки,
или курс лечения в психиатрической больнице имени Кащенко.
     Однако секреты из серой  папки  были  такие  грязные,  что
Серафим  с  радостью  избрал  больницу.  Он даже еще благодарил
следователя за доброе отношение.
     Так поэт-модернист Серафим Аллилуев попал в  дурдом  имени
Кащенко,  в  палату  No  7.  Если  кто интересуется дальнейшими
похождениями Серафима в дурдоме, пусть почитает  книгу  Валерия
Тарсиса "Палата No 7", которая потом вышла где-то за границей.

     Глава 12. ЛЮБИМЕЦ БОГОВ

     Бог есть любовь, и пребывающий в любви пребывает в Боге, и
Бог в тем.
                      Иоанн. 4:16

     В доме чудес, где помещался "Профсоюз святых и грешников",
эту необычайную историю называли чудом святого Котика.
     Константин Семенович Горемыкин, которого ласкательно звали
просто  Котиком,  во  время войны был членом оперативной группы
Гильруда и оперировал в качестве советского агента  в  гестапо.
Когда же Сосий Исаевич стал комиссаром дома чудес, он взял себе
Котика на должность как бы личного секретаря.
     Внешне    Котик    Горемыкин    был    бледной   личностью
неопределенного вида и возраста, с рыбьим характером  и  гладко
прилизанными  волосиками.  Это  бесцветное  существо могло весь
день сидеть с людьми в одной комнате, во его присутствие как-то
не замечали. А если его замечали, Котик стеснялся,  смущался  и
виновато хихикал.
     --  Он  был идеальным агентом: человек-вевидимка,- говорил
Сосий.--  Котик,  а  покажи-ка,   что   у   тебя   под   рукой.
Человек-невидимка смущенно улыбался:
     -- Да просто маленькая татуировочка...
     --  Которую  ставили  эсэсовцам,-- пояснял Сося. Поскольку
Сося Гильруд был  связным  между  белой  и  черной  пропагандой
агитпропа,  а  это  штучка сугубо конспиративная, то Сося и его
секретарь  работали  вдвоем   ва   специальной   конспиративной
квартире, расположенной недалеко от дома чудес. В одной комнате
устраивали  конспиративные  собрания,  где  подальше  от мелкой
сошки собирались и пили водку руководящие члены дома  чудес.  А
во второй комнате жил Котик.
     Когда-то  знаменитый  чародей и алхимик Корнелиус Аг-риппа
занимался своей черной магией наедине со своей  черной  собакой
Монсьером,  которая ходила на задних лапах и служила ему вместо
секретаря. Говорят, что они даже ели  с  одного  стола  и  даже
спали вместе. Так вот и чародей Гиль-руд занимался своей черной
пропагандой,  которая  теперь заменяла черную магию, наедине со
своим секретарем Котиком.
     В работе Котик тоже ходил  перед  своим  шефом  на  задних
лапках  и  был  очень  аккуратным  секретарем. Но зато в личной
жизни у него царил полный беспорядок. Вся  беда  заключалась  в
том,  что,  будучи  сам  характера  довольно мягкого, он всегда
попадал  в  руки   женщин   с   характером   жестким   и
препоганейшим, которые его потом всячески третировали.
     Когда-то  Котик ухаживал за Капиталинои. Но показываться с
ней в обществе Котик избегал. Потому что приходила она с ним, а
потом демонстративно уходила с другим мужчиной. А бедный  Котик
печально жался к Сосе и его жене Линде.
     Чтобы  утешить Котика в его любовных неудачах, Сося иногда
приглашал своего секретаря прогуляться по пивным или  поужинать
в ресторане. А Котик платил ему за это самой настоящей собачьей
привязанностью.
     Президент дома чудес удивлялся:
     -- Почему Котика всегда тянет к стервам?
     -- Потому что Котик однолюб,-- объяснял чародей Сося.-Одну
полюбил -- и мучится. Святой человек...
     Но  однажды  по дому чудес разнеслась новость, что однолюб
Котик тайком от всех женился  на  Магдалине,  секретарше  Адама
Баламута.  На  той  самой  Магдалине,  с  которой Нина когда-то
рисовала рубенсовских женщин и  которая  была  лучшей  подругой
Капиталины.
     -- Это все наш президент экспериментирует,-- сказал Сося и
скептически   пожевал  губами.--  Сначала  он  искушал  святого
Варфоломея. А теперь искушает Котика.
     Президент дома чудес поздравлял Котика:
     -- Ведь это ж  для  тебя  как  миллион  рублей  в  лотерее
выиграть!
     Однако   в  первую  же  брачную  ночь  Магдалина  устроила
маленький скандальчик. Она так хлопала дверями, что  с  потолка
обвалилась штукатурка, и подняла такой гвалт и крик, что соседи
вызвали  милиционера.  Магдалина  осталась дома, а Котик провел
свою первую брачную ночь в милиции.
     -- Видимо, этот муж уж слишком  нажимал,-  говорили
соседи.
     Через  несколько  дней  Магдалина  сняла со сберегательной
книжки Котика все  его  сбережения  и  укатила  в  Крым,  чтобы
провести  свой  медовый  месяц  подальше  от  мужа. А Котик тем
временем ходил лечиться к психиатру:  после  женитьбы  он  стал
заикаться  и  у  него  так  тряслись  руки,  что он даже не мог
закурить папиросу. По вечерам он сидел и  писал  нежные  письма
своей беглой жене. умоляя ее вернуться.
     Промотав   в   Крыму   все   деньги,   блудница  Магдалина
согласилась  попробовать  семейную  .жизнь  еще  раз,  но   при
условии,  что  Котик пришлет ей деньги на .обратную дорогу. Она
вернулась с курорта веселая и загорелая, провела с Котиком  еще
одну ночь -- и опять сбежала.
     В  той  лотерее, которая называется жизнью, бедному Котику
достался не миллион рублей, а миллион несчастий. Так  и  бродил
он между небом и землей -- не женатый и не холостой.
     Больше всех его жалел Сося Гильруд:
     -- Ведь я же говорил -- святой человек...
     Но если вы думаете, что это и есть чудо святого Котика, то
вы глубоко   ошибаетесь.   Эю   была   только  прелюдия,
увертюра.
     Незаметно прошло уже несколько лет, как  монна  Нина  и
французская  Лиза  начали  свою карьеру на радио "Свобода".
Иногда их спрашивали:
     -- А вы замуж не собираетесь?

     Но Нина с Лизой  только  пренебрежительно  фыркали.  Когда
заходил  разговор  о  любви,  они уверяли, что по любви выходят
замуж только дуры. А умные  женщины  выходят  замуж  всегда  по
расчету.
     Так  или  иначе,  но  однажды  по  радио  "Свобода"
разнеслась сенсация:
     --  Слышали?  Французская   Лиза   охотится   за   Котиком
Го-ремыкиным. Хочет оженить его.
     -- Но ведь он же женат на Магдалине!
     --  Все  это  была  буза.  Они  даже  не регистрировались.
Волновались и чудики в доме чудес:
     -- Это опять наш президент  комбинирует.  У  него  счастье
просто  делается: выпил стакан водки, сел в машину, поехал -- и
сразу нашел себе любовь. Он думает, что и у  всех  так.  А  оно
вовсе не так...
     -- Ведь он этой Лизой сам немножко попользовался. Говорят,
что это  была  сказка  из 1002-й ночи. А теперь он сватает свою
бывшую невесту.
     Литературные негры на радио "Свобода" удивлялись:
     -- Лиза, такая львица -- и выбрала себе  такого  таракана,
как Котик?
     --  Если  женщина  львица,-  поучительно  заявил всезнайка
Остап,-- так муж у нее завсегда  таракан.  Это  закон  природы:
единство противоположностей.
     Из приемной Адама Баламута выскочила блудница Магдалина:
     --  Что?  Опять  Котика  женят?  Так  у него же женилка не
работает...
     -- А может, Лизе как раз такой жених и нужен,-  философски
заметил Остап Оглоедов.
     Французская   Лиза  принялась  ковать  свое  счастье,  как
заправский кузнец. Прежде  всего  она  выяснила,  почему  Котик
боится  женщин. Оказывается, он вырос сиротой, так как его отец
был алкоголиком и покончил самоубийством, а мать от горя  сошла
с  ума.  Поэтому  сирота  Котик воспитывался у всяких бездетных
тетушек.  От  избытка  материнских  чувств  эти   старые   девы
заставляли  его  называть  их  мамами.  А  у  Котика от избытка
мам появилось что-то вроде женобоязни.
     -- Но это даже лучше,-- говорила Лиза.-- Не  будет  бегать
за другими женщинами.
     Прошлое  у  Котика  было  довольно  запутанное. Вырос он в
Эстонии и говорил на нескольких языках. Когда-то  он  с  трудом
окончил  среднюю школу, а свое высшее образование он проходил в
гестапо как советский агент-двойник. Теперь  же  Лиза  уверяла,
что  Котик  окончил  два  университета -- Оксфорд и Сорбонну. В
подтверждение она даже показывала какхе-то бумажки с печатями:
     -- Смотрите, по факультету гуманитарных наук.
     --  Это  фальшивки,  сфабрикованные  в  гестапо,--  ворчал
Остап.- Туфта.
     Кроме   того,   Лиза  установила,  что  Котик  не  простой
смертный, а  отпрыск  древнего  княжеского  рода.  Как  это  ни
странно,  но  в  этом  была  доля  правды.  Котик  был каким-то
родственником   знаменитого    князя    Оболенского,    который
прославился  тем,  что  был членом какого-то тайного общества и
участвовал в заговоре  революционеров-декабристов,  за  что  он
потом  13  лет сидел в Нерчинских рудниках в, Сибири. Был и еще
один князь Оболенский, который тоже был революционером  и  даже
финансировал  Ленина, а после революции был членом ЦК Компартии
СССР. Правда,  во  время  Великой  Чистки  этого  князя-ленинца
почему-то расстреляли.
     --  А  когда я жила в Париже,хвасталась французская Лиза,-
там я знала еще двух князей Оболенских: один горбатый, а другой
хромой. Горбатый князь  Оболенский  был  редактором  парижского
журнала  "Возрождение". Правда, некоторые остряки называли этот
журнал не "Возрождение", а "Вырождение". Да еще  говорили,  что
горбатого  могила  исправит.  А  хромой князь Оболенский просто
шканды-бал по Парижу -- как "Хромой барин" из Алексея Толстого.
     В результате всего этого, поскольку Лиза была чем-то вроде
внучки царского сенатора, и  чтобы  не  было  мезальянса,  Лиза
теперь ходила и уверяла всех, что Котик -- это не просто Котик,
а князь Горемыкин-Оболенский.
     Так  под  опытным руководством Лизы князь Горемыкин рос не
по  дням,  а  по  часам.  Чтобы  переделать  Котика  не  только
внутренне,  но  и внешне, Лиза заставила его купить себе модное
пальто верблюжьего цвета, яркий шарф и специальные  ботинки  на
тройной  подошве,  отчего  Котик  вырос еще на целый сантиметр.
После этого Лиза подцепила своего жениха под  ручку  и  привела
показать на радио "Свобода".
     Увидев князя Горемыкина, Остап Оглоедов вскочил, вытянулся
во фронт и во всю глотку рявкнул:
     --   Здра-авия  ж-желаю,  ваше  сиятельство!  Потом  Остап
развалился в кресле и принялся философствовать:
     -- Когда человек так неудержимо фантазирует  и  брешет  --
вот  так,  как Лиза, да еще и верит собственной брехне, то дело
плохо... Это уже расщепление личности.  Мозговой  раз-жиж.  Или
этакий  перекос  в  мозгах  -- параллакс. Снаружи человек вроде
нормальный, а внутри он-чистый псих.
     Монна Нина вступилась за свою подругу:
     -- Остап Остапович, знаете, что говорят о любви поэты:
     "Ихо всех невозможно-возможных  возможностей  --  ты  всех
невозможней -- и всех милей!"
     --  Знаю  я  этих  поэтов,--  ворчал  Остап.-  Вон Серафим
Аллилуев уже. сидит в дурдоме. Это потому,  что  все  модер-ные
поэты  --  шизофренники.  У  них  мозги разждженные, а личности
расщепленные. Вот эти жидкие мозги болтаются в i этой расщелине
туды-сюды, как масло в маслобойке, и  получаются  стихи.  Рифма
вроде есть, а смысла "какого, просто бред сумасшедшего. Поэтому
Лев  Толстой  и  говорил,  что  поэзия  --  это  самый дурной и
неудобный способ выражать свои мысли.
     Писатели  и  поэты  уверяют,  что  любовь  --   это   вещь
иррациональная.  Так  вот  и  Лизина  любовь. Лиза знала Котика
давным-давно и не обращала на него  ни  малейшего  внимания.  А
теперь Лизина любовь вдруг вспыхнула, как засорившийся примус.
     Вцепившись в своего суженого волчьей хваткой, Лиза трепала
его и  так  и  этак,  прижималась  к  нему  щечкой  и  всячески
демонстрировала свои нежные  чувства.  А  князь  Горе-мыкин  от
свалившегося   на  него  счастья  только  виновато  улыбался  и
беспощно пожимал  плечами.  Правда,  иногда,  словно  вспоминая
что-то,  он  нервно  вздрагивал  и  подпрыгивал, как сверчок на
горячей печке.
     Свадьба князя Горемыкина и французской Лизы подготовлялась
с княжеским размахом -- приглашали всех встречных и поперечных.
Нина честно  помогала  своей   подруге:   она   обходила   всех
сотрудников, просила расписаться в списке приглашенных и, когда
человек расписывался, говорила:
     --  Да,  подбросьте-ка  деньжат на вьшивон и закусон. И не
забудьте принести Лизе хороший подарок. Когда очередь дошла  до
Остапа, тот взвыл:
     --  Хотя я сам халтурщик, но даже я на халтуру не женился.
А эти разбойницы еще и приданое с людей сдерут!
     За день до. свадьбы  Лиза  позвонила  по  телефону  Борису
Рудневу  и  попросила,  чтобы  он  отвез ее на свадьбу на своей
машине и сдал ва руки жениху.
     -- Не могу,-- ответил Борис.-- Я занят.
     --   Поскольку   все   это   с   твоего,   так    сказать,
благословения,-   В   голосе   Лизы  послышалось  что-то  вроде
грусти,-- В общем, если хочешь, ты можешь  иметь  право  первой
брачной ночи...
     -- Ну, это уж слишком того... по-французски...
     --  Не  бойся,--  насмешливо  пропела  Лиза.--  Мой брак с
Котиком -- это брак не простой, а  специальный.  И  твой  Котик
ничего не теряет. Если хочешь, я могла бы приехать к тебе сразу
после свадьбы...
     --  Спасибо.  С  меня  хватит  и  того,  что  было.
Хорошего по-немножку.
     -- Хотя и говорят, что ведьмы не могут  любить,-  печально
сказала Лиза,-- но я тебя, кажется, немножечко любила.
     --  Эх,  дешево  ты  отделался...  Ведь мое счастье -- это
несчастье для других. Да,  кстати,  берега  тот  амулет  против
ведьм,  который  я  тебе  подарила...  Может  быть, он тебе еще
пригодится...
     В  воскресенье  Остап  Оглоедов  сидел  дома   и
читал  газету.  Потом  он  устало  зевнул и нажал на
радиоприемнике кнопку, настроенную на  волну  радио
"Свобода".
     "...Во   имя  Отца  и  Сына  и  Святого  Духа..."--
раздалось из радиоприемника.
     По комнате плыло торжественное хоровое пение.  Да  еще  на
церковнославянском  языке.  Остап  удивленно  посмотрел на свою
жену:
     -- Хм, из какой же это-оперы?
     "„.Во имя Отца и Сына, и Святого Духа венчается  раб
Божий  Константин  рабе  Божией Елизавете... Господи, Боже наш,
славой и честью венчай их..."
     -- Гос-споди Бож-же мой!-- прохрипел Остап.-- Так ведь это
ж женят Котика и французскую Лизу!
     Затем диктор объявил, что это передается из  церкви  обряд
венчания  советской  патриотки  Лизы Абрамовны Черно-вой-Шварц,
которая   репатриировалась   из   Франции,    с    Константином
Горемыкиным, потомком князей Оболенских. Это был очередной трюк
хитрого  дома агитпропа, чтобы показать заграничным слушателям,
как либерализировалась жизнь в Советском Союзе.
     --  Ну  теперь  у  Котика  на  выбор   шестьдесят   девять
комбинаций,-- сказал Остап.
     -- Каких комбинаций?спросила жена.
     --  Шестьдесят девять способов быть несчастным,-- заключил
Остап.
     Вскоре после свадьбы князя и княгиню Горемыкиных  перевели
на работу за-границу. На аэродроме Внуково их провожали Гильруд
и  Нина.  Как  добрый  шеф,  Гильруд  поже-¦; лал своему
секретарю успеха в новой жизни. А Нина, про-!  щаясь  со  своей
подругой,  даже  расплакалась. Когда самолет поднялся в воздух,
Нина еще долго стояла и махала ему вслед мокрым от  слез
платочком.
     На  память о веселых подругах-соперницах в кабинете
Адама  Баламута,  между   сводками   новостей,   одиноко
болталась   выцветшая   фотография,   где   Лиза  и  Нина  были
увековечены в зените их славы.
     Чудики в доме чудес удивленно качали головами:
     -- Ведь это ж просто чудо!
     -- Святой Котик -- и женился на такой блуднице...
     -- Да еще и превратился в князя! Как в сказке...
     -- Да, чудо святого Котика...

     Зарем  Волков,  шахматный   чемпион   по   игре   вслепую,
анализировал это чудо несколько иначе.
     -- Имеющие очи -- и не видят,бормотал человек-компьютер.--
Борис  Руднев  хотел  сделать  доброе дело -- и нажил себе двух
смертельных врагов. Ведь он оженил Сосино-го  миньона.  И  Сося
ему  этого  никогда  не  простит... И Нина ему этого никогда не
простит...
     Есть недалеко от Москвы небольшой дачный поселок по  имени
Березовка.  Когда-то  эта Березовка была знаменита тем, что там
жили на  дачах  многие  руководители  партии  и  правительства,
заслуженные герои революции и прославле-ные политкаторжане.
     Но  во время Великой Чистки 30-х годов Березовка опустела.
Большинство  руководителей  партии  и  правительства  оказалось
врагами  народа,  и  их  подметали  целыми семьями. Заслуженных
героев революции  расстреливали,  как  бешеных  собак,  их  жен
ссылали  в  концлагеря,  а  детей  отправля. k ли в специальные
детдома, где им давали новые имена, чтобы они даже и не  знали,
кто  их  родители.  В  их  бумагах  стояло  клеймо РВН, то есть
родственники врагов народа.
     Потом взялись и за прославленных царских политкаторжан.  С
ними  уже  не  цацкались, как в проклятое царское время. Их или
быстренько расстреливали в подвалах НКВД, или опять загоняли  в
Сибирь.
     Двери  дач  в Березовке были опечатаны красными сургучными
печатями НКВД, окна забиты  досками,  дворы  поросли  бурьяном.
Немногие  уцелевшие  родичи бывших ч