- Вы обязательно отыщите скалу Прометея в Колхиде. Я вам расскажу, как
ее найти. Я мальчишкой лазил на нее и нашел выемку от кольца, к которому
повелением Зевса приковали Прометея. На высоте ста локтей. И это кольцо
разбил Геракл, освободивший титана.
   В голосе старого грека звучало столько убежденности, он был так уверен
в том, то говорил, что мы снова переглянулись.
   Старик откинул голову. Его полуседые вьющиеся волосы, повязанные
лентой, переходили в густую, тоже полуседую курчавую бороду, обрамлявшую
неподвижное лицо.
   Я подумал, что вот таким мог бы быть Гомер!
   - Геракл освободил Прометея, приговоренного Зевсом Громовержцем за
похищение огня с Олимпа и передачу его людям вместе с ценными знаниями. Но
никто из ныне живущих не догадывается, что в числе этих знаний было и
знакомство с божественной игрой, которой увлекались боги Олимпа, и прежде
всего сам Зевс. Он сделал богиней этой игры свою дочь Каиссу, которую
прижил с одной восточной богиней, передавшей ей знания игры.
   - Что это была за игра? - живо заинтересовался я, услышав знакомое имя
Каиссы.
   - Не знаю, господа. Могу только сказать, что это была игра богов. В
благодарность за свое освобождение титан Прометей обучил Геракла этой
игре. И великий герой, плывя со спутниками во время похода аргонавтов,
коротал за этой игрой долгие дни плавания.
   - Это миф? - спросил поэт.
   - А что такое миф? - в свою очередь, спросил слепец. - Это сказание о
случившемся, переданное из поколения в поколение, может быть, и с
видоизменениями. Ведь с тех пор прошла не одна тысяча лет. Так предания
становились мифами. Кое-что забывалось. Например, конец мифа о великом
герое Геракле, который завоевал бессмертие своими подвигами.
   - Загладив ими тяжкие преступления, - напомнил поэт.
   - Но боги, назначив ему искупление, учли одно важное обстоятельство. Я
не всегда продавал губки. Было время - изучал историю. Первую жену Геракла
звали Мегарой. А почему слово "мегера" на многих языках стало символом
сквернейшего женского характера? Ведь произношение гласных изменчиво.
   Отталкиваясь от этого, я сделал вывод о возможных причинах преступления
Геракла. Почему не предположить, что герой был доведен своей сварливой
супругой до исступленного состояния и, не желая, чтобы семя этой женщины
жило в его поколениях, в припадке безумия способный и на самоубийство,
уничтожил собственных детей? Нет, я не оправдываю его, но я пытаюсь понять
его действия, что, очевидно, сделали и боги, позволив ему искупить свою
вину. Не случись этого, не совершил бы он свои тринадцать подвигов, давших
ему бессмертие.
   - Двенадцать, - робко поправил я.
   Слепец не обернулся в мою сторону. Вдохновенно глядя поверх голов
прохожих, словно видя вездесущий в Афинах Акрополь, твердо сказал:
   - Для людей двенадцать. Для богов Олимпа тринадцать.
   Об этом мало кто знает. Это результат моих исканий. Я был и археологом,
и собирателем народных сказаний. А вот теперь губки...
   - Если вы позволите, мы купим у вас по губке. Я хотел сказать, по две
губки, - заверил художник.
   Мы с поэтом кивнули.
   - Признателен вам, господа. Я подарю вам их в память о тринадцатом
подвиге Геракла.
   И слепец заговорил чуть нараспев, словно аэд древности, аккомпанируя
себе на струнах невидимой кефары. Иногда он переходил на гекзаметр
древнегреческого стиха, а потом, как бы спохватываясь, продолжал мерное
повествование по-русски.
   Мы слушали как завороженные.
   - Когда Геракл победно возвращался из своего последнего похода, жена
его Даянира, мучимая ревностью, стараясь сохранить путем волшебства любовь
мужа, послала ему великолепный плащ. Она пропитала его кровью кентавра
Несса, пытавшегося когда-то ее похитить и сраженного стрелой Геракла.
Коварный кентавр, стремясь из царства Аида отомстить Гераклу, сумел
уговорить доверчивую женщину взять его кровь, которая якобы вернет ей
любовь мужа, если пропитать ею его одежду. На самом же деле кровь эта была
отравлена ядом Лейнерской гидры, уничтоженной Гераклом во время второго
его подвига. Этот яд, которым Геракл придумал смазывать наконечники своих
стрел, сделал кровь кентавра смертельной. И Геракл стал жертвой коварства
мстящей ему тени. В великих мучениях вернулся он домой, где его несчастная
жена, узнав о своем невольном преступлении, покончила с собой. Желая
избежать дальнейших мук, Геракл потребовал от соратников положить себя на
костер и поджечь его.
   И воспылал костер на высокой горе Оэте, взметнулось его пламя, но еще
ярче засверкали молнии Зевса, призывающего к себе любимого сына. Громы
прокатились по небу. На золотой колеснице пронеслась к костру
Афина-Паллада и понесла Геракла, прикрытого лишь шкурой когда-то убитого
им во время первого подвига Немейского льва. А нарядный плащ его,
пропитанный смесью яда гидры и кровью лукавого кентавра, продолжал гореть.
И поднялся от него ядовитый столб черного дыма ненависти и коварства,
преградив путь золотой колеснице. То богиня Гера, преследовавшая героя всю
его жизнь зато, что он был зачат Зевсом с земной женщиной, и теперь
поставила перед ним преграду на пути к вершине светлого Олимпа. Да, герой,
очистивший Землю от чудовищ и зла, заслужил обещанное ему бессмертие, но
Зевс забыл сказать, где проведет он это бессмертие: на светлом Олимпе
среди богов или в скорбном царстве Аида, служа там мрачному брату Зевса
среди стонов и мучений теней усопших. И настояла Гера устроить Гераклу
последнее испытание, потребовать с него еще один подвиг _ сразиться в
божественной игре с самим "Корченным" Тартаром, вызванным для этого из
бездны тьмы. Там, за медными воротами, содержал он неугодных Зевсу
титанов, похищая из царства Аида попавших туда прославленных земных
мудрецов, которых зловещий Тартар сперва обучал божественной игре, а
потом, победив ибо искусен был в ней, всячески издевался над ними, ввергая
в конце концов в свою бездну мрака. Он, Тартар, породивший чудовище Тифона
и адских многоголовых псов, не знал лучшей радости, чем торжествовать над
кем-нибудь победу в божественной игре. Сам Тартар был порождением бога
Обмана и богини Измены.
   Он исходил злобой на всех, корчась от безысходного гнева и неприязни.
Такого противника предстояло Гераклу сокрушить, ничья означала для него
поражение, иначе не было ему пути на светлый Олимп.
   Олимпийские боги очень любили божественную игру и чтили богиню Каиссу
за ее способность воспитывать игрой волю, отвагу, твердость духа и
способность расчетливо находить жизненно важные решения.
   Корченный Тартар знал, что освобожденный Гераклом Прометей обучил
своего спасителя искусству божественной игры, и даже сам хитроумный
Одиссей на обратном пути из Колхиды, научившись играть, нередко проигрывал
Гераклу. Но злобный Тартар не боялся никого.
   Поединок должен был состояться у подножья Олимпа, там, где каждые
четыре года проводились игры атлетов. Но никто из смертных не должен был
быть свидетелем этой битвы богов (Геракл уже стал равным им!). Боги же
Олимпа сошли с его вершины, чтобы насладиться поединком, ибо нет большей
радости, чем видеть борьбу умов.
   Сам Зевс явился со своей супругой Герой и даже поспорил с ней об
заклад, ставя на Геракла, а она на Тартара. Закладом были сокровища пещер
далекого Востока, откуда прибыла богиня Каисса, назначенная теперь Зевсом
бесстрастным судьей этого поединка. В помощь к ней пришла богиня Фемида,
сменившая свои весы правосудия на сосуд, из которого она должна была
наливать через узкое горлышко воду - попеременно в чашу того из
противников, кто обдумывал свои действия. И горе тому, чья чаша
переполнится раньше, чем кончится бой, он будет считаться поверженным.
   Остальные боги разместились вокруг игрового поля, расчерченного на
разноцветные клетки, на которых по краям стояли в два ряда фигуры из
белого и черного мрамора. Фигуры по указанию сражающихся должны были
переносит!, с клетки на клетку карлики-керкопы.
   Чтобы смертные не приблизились к сонму богов, любующихся схваткой,
Зевс-"собиратель туч" нагнал их столько, что почернело небо, и сверкающие
молнии не только освещали игровое поле"
   но смертельно пугали всех окрестных жителей, которые не смели
показаться из жилищ.
   И под грозовые раскаты начался бой.
   Тартар, царь мрака, огромный, хромой, весь перекошенный набок, взял
себе черные фигуры. Геракл распоряжался светлыми.
   Противники смотрели на игровое поле со стороны, обмениваясь колкими
словами, и для очередного хода подходили к богиням., Фомида, услышав
распоряжение о сделанном ходе, тотчас начинала наполнять чашу другого
противника, а Каисса передавала приказ карликам-керкопам передвинуть
нужную фигуру на указанную клетку.
   Корченный насмехался над своим противником, который, "видно, не привык
упражняться в игре ума". "Здесь мало подставить свои плечи под небесный
свод вместо титана Атланта, мало оторвать от земли титана Антея, который
набирался от нее сил". "Не пригодятся в игре ума отравленные Гераклом
стрелы, одной из которых в конечном счете он глупо отравил самого себя!"
"И не поможет здесь навозная выдумка "промыть Авгиевы конюшни повернутой в
них рекой". "И уж совсем ни к чему верный глаз стрелка или разрубающий
скалы удар меча!" "Думать надо уметь, думать! Головой играть, а не
мускулами!"
   Так издевался Тартар над Гераклом, стараясь унизить и запугать своего
врага.
   Конечно, Тартар был искусен в божественной игре. Но ему хотелось не
только выиграть сражение, но еще и унизать Геракла подобно царице Ливии
Омфале, которой герой во искупление минутной вспышки гнева добровольно
продал себя в рабство на три года. Вздорная женщина старалась вволю
насладиться за этот срок, глумясь над сильнейшим из сильнейших. Она
унизительно наряжала его в женские платья, заставляла ткать и прясть, но
так и не смогла сломить терпение и выдержку героя.
   Но здесь перед лицом всех богов обидные выкрики Корченного Тартара
достигли цели, лишив Геракла спокойствия и ясности мысли. Слишком он был
вспыльчив и горяч.
   Неоправданная поспешность Геракла позволила Тартару, даже не вводя в
бой всех своих сил, добиться значительного материального преимущества.
   Богиня Гера сказала эгидодержавному супругу:
   - Смотри, Зевс, твой сын потерял тяжелую колесницу. Любой оракул
предречет теперь ему поражение.
   Ничего не ответил Зевс, свел только грозно брови, и еще пуще засверкали
молнии из сгустившихся туч.
   А Корченный Тартар кричал:
   - Смотри, герой, носивший бабьи платья, это не просто сгущаются тучи
над тобой, это растет моя черная рать!
   Смолчал Геракл, только глубокие морщины прорезали его лоб.
   - Я заставлю тебя плясать в моей бездне! И загоню тебя туда еще на
игровом поле! - грозил Корченный, приплясывая и припадая на одну ногу.
   Искусными ходами вынудил он царя беломраморных фигур перейти все
игровое поле и вступить в "край мрака", где в начале игры построена была
черная рать.
   Вздохи прокатились по подножью Олимпа. Переживали боги Многие любили
Геракла, но коль скоро дело доходит до зактада, приходится считаться с
мрачной силой Корченного, который перешел на самые отвратительные
оскорбления противника:
   - Не сын ты Зевса, а помет анатолийского раба, прельстившего твою мать
Алкмену. Анатолиец ты!
   Вскипел Геракл, схватил рукой камень, чтобы бросить им в оскорбителя,
но оплавился камень в его ладони, словно был он осколком прозрачной глыбы,
встречающейся под белой шапкой высоко в горах за Колхидой или в царстве
великанов на далеком Севере.
   Рассыпался в горячей руке оплавленный камень, и вспомнил Геракл, что
бьется с богом Мрака, сыном Обмана и Измены бьется на игровом поле. И
сдержался он, сказав, как когда-то так же оскорблявшему его великану:
   - Пусть на словах ты победишь. Посмотрим, кто победит на деле.
   Восхитилась богиня Каисса Гераклом, не выдержало женское сердце
бесстрастной богини. Воспользовавшись тем, что Корченный продолжал кричать
обидные для Геракла слова, обращаясь к наблюдавшим за игрой богам, она
шепнула Гераклу:
   - Герой, я не могу как судья подсказать тебе план борьбы. но как богиня
божественной игры я вижу, что хоть и меньше у тебя светлых сил, чем сил
мрака, все же ты можешь одолеть их если совершишь свой тринадцатый подвиг
на тринадцатом ходу...
   Геракл гордо прервал ее:
   - Я сражаюсь один на один.
   - Да, один ты и одолеешь врага, если рискнешь после пяти ходов остаться
на игровом поле один против всей черной рати, если отважишься принести в
жертву богине Победы всех беломраморных воинов, чтобы один лишь светлый
царь со стрелами выстоял против сонма врагов семь ходов и еще один ход, не
защищаясь а нападая.
   - Семь ходов и еще один одному против всех? - отозвался Геракл. - Но
так даже в бою не бывает!
   - Это не просто бой, это твоя жизнь на Олимпе, это бессмертие! Я
сказала тебе, что ты можешь сделать за тринадцать ходов но не сказала как.
И тем не преступила клятвы судьи.
   И она отошла к богине Фемиде, лившей воду в чашу задумавшегося Геракла,
который смотрел на игровое поле, заполненное беломраморными и
смольно-черными фигурами. Он думал, а струйка воды из узкого горлышка
кувшина Фемиды грозила переполнить его чашу.
   "Богиня Каисса все видит на игровом поле, но как увидеть смертному на
пороге бессмертия то, что доступно ей?"
   Так думал Геракл, пока яркой молнией не озарился его ум.
   Когда герой сделал свой ход, боги ахнули. Бог сна Гипнос даже вскочил с
каменной скамьи, ибо такого не увидишь в во сне!
   Ворвавшийся в стан светлых герой черных фигур уже уничтожил тяжелые
беломраморные колесницы, копьеносца и грозил убить кентавра. Но Геракл не
только оставил того на погибель, а бросил и второго своего кентавра в
самую гущу вражеских сил.
   Однако хитрый Тартар разгадал уготовленную ему западню и вместо того,
чтобы сразить ворвавшегося в его лагерь кентавра, уничтожил другого,
которого загнал перед тем в безысходность.
   Геракл же, осененный открывшимся ему планом, на этот раз поставил
следующим ходом под удар своего копьеносца, дерзко грозя копьем царю
Корченного Тартара, который сам же ограничил свободу его действий,
допустил к нему в лагерь царя беломраморных. К тому же и жадно сберегаемые
Корченным в резерве огромные силы черных тоже стесняли их царя.
   Наглого копьеносца, конечно, можно было сразить, и Корченный, не
задумываясь, сделал это.
   Тогда Геракл нацелил одну из оставшихся у светлого царя стрел прямо в
грудь черному царю. Пришлось Корченному бросить на помощь ему героя
черных, который прикрыл бы своей силой черного царя.
   И тут Геракл обрушил на противника столь свойственные ему при
совершении подвигов удары, каждый из которых дорого стоил ему. Сначала в
жертву богине Нике принесен был кентавр, еще глубже врезавшийся в толпу
врагов, затем пал там и сам герой светлых, оставив белого царя одного в
поле.
   Некому было теперь его защищать,
   Но по воле Геракла он не защищался, а нападал, используя оставшиеся в
его колчане стрелы. И ход за ходом, а было их семь и еще один, Геракл так
сжал вражескую рать, словно заползшую в его колыбель змею, или как бы
придавил к земле адского пса Кербера, или Критского быка, или Немейского
льва, шкура которого украшала теперь его могучий торс.
   Корченный смолк. Он уже не выкрикивал оскорблений Гераклу, а хрипло
отсчитывал ходы, не отходя от своей переполнявшейся водой времени чаши.
   Семь ходов и еще один, как предрекла богиня, понадобились Гераклу,
чтобы бросить на колени врага, сделать неизбежным появление на поле
беломраморных воинов, в которых волшебно превращались достигшие края поля
стрелы.
   Богиня Победы Ника опустилась на игровое поле и коснулась великого
героя своим крылом.
   Боги расплачивались друг с другом оговоренными закладами.
   Зевс сказал Гере:
   - Нет не бесценные сокровища далеких пещер передашь ты мне. Раз ты
проиграла, то должна отказаться от своей ненависти к Гераклу который
совершил свой тринадцатый подвиг и взойдет теперь на кручи Олимпа.
   Гера поникла головой:
   - Хорошо, Зевс, считай, что твой сын Геракл, став бессмертным на
Олимпе, выиграл в своем тринадцатом поединке и мою любовь, которая,
клянусь богиней Правды и врагов Обмана, будет так же глубока, как и былая
моя ненависть, сопровождавшая всю его жизнь на Земле. И мы дадим ему в
жены богиню.
   - Каиссу, - решил Зевс.
   Боги встали.
   Корченный Тартар шумел:
   - Я требую переиграть! - вопил он. - Богиня Каисса постыдно шепталась с
Гераклом, а продавшийся им бог Гипнос сидел на четвертой скамье и смотрел
на меня, навевая сон. Я проспал последние ходы, и только потому Гераклу
удалось довести до конца свой нелепый и ложный план.
   Но богиня Фемида, за которой было последнее слово, объявила претензии
Корченного Тартара презренными.
   Богиня же Каисса, передвигая с помощью карликов-керкопов беломраморные
и смолисто-черные фигуры, показала всем, что, как бы ни играл Тартар,
победа Геракла была неизбежной.
   Слепой старец кончил свой певучий рассказ о последнем подвиге Геракла.
Он сидел спокойный, величавый, и пальцы его шевелились, словно перебирали
струны невидимой кефары.
   - Неужели это были шахматы? - спросил я.
   - Я не играю в них, - вздохнул старик. - Я только передал ход игры, как
рассказывали прадеды, а им их прадеды. Это такое же повествование, как
путешествие Одиссея или осада Трои.
   - Трою раскопали, пользуясь указаниями поэмы Гомера, - заметил художник.
   - Да. Шлиман! - кивнул слепец. - Может быть, и сейчас найдется
кто-нибудь, кто по моему рассказу раскопает "игровую Трою", разгадает, что
произошло на игровом поле богов у подножья Олимпа.
   Мы расстались с нашим удивительным продавцом губок.
   Подаренная им губка вот уже двадцать лет лежит у меня на столе,
напоминая о встрече с "ожившим Гомером", лежит укором мне, поэту шахмат,
все еще не расшифровавшему игры, в которой ее богиня Каисса не устояла
перед обаянием героя.
   Понадобились два десятилетия, чтобы я все-таки откопал "шахматную
Трою", чтобы мог теперь предложить вниманию читателей свой вариант того,
что произошло на игровом-поле под Олимпом после слов Каиссы.
   Вот какая позиция могла сложиться в шахматах (если это были шахматы!) в
результате самонадеянной игры Корченного Тартара и неискушенного Геракла,
у которого все же нашлось достаточно воли и ума, чтобы разгадать скрытый
путь к выигрышу.
   В этой позиции белые могут выиграть единственным этюдным путем,
описанным в мифе о Геракле (149).
   Первым ходом они жертвуют коня (кентавра), вторгаясь в стан черных.
   1. Ке6!
   Но черные разгадывают ловушку, связанную со взятием этого коня: 1... de
2.d6 - и атака белых неотразима: 2... Фd4 З.Ф:е6 Фd5 4.d7 и выигрывают.
Или: 2... ed З.Ф:е6+Се7 4.dc Kpf8 5.de+ K:e7 6. Ф:f6+ Kpg8 7.K:h6, и мат
(150).
   Потому-то черные и взяли другого коня, не видя непосредственной угрозы
и увеличивая материальное преимущество.
   Но теперь их ошеломляет новый удар слона (копьеносца), грозящего
непосредственно черному королю:
   1.. .Ф:g4 2.C:c6!
   Слона приходится брать, ибо отход короля 2...Kpf7 ведет к разгрому
черных - 3.d6, и уже не спастись. Попытка же ввести в бой ферзя обречена -
2...Ф:f5 3.Cd7+Kpf7 4.Kd8+ - и выигрыш белых! Если же 2...Ф:h5, то 3.C:d7+
Kpf7 4.d6, то черные или теряют ферзя, или получают мат ферзем на f7. Но
чем взять дерзкого слона? Если конем 2...К:с6, то последует 3.dc dc 4.К:
   d8 Фс4 5. Ф : с4 bс 6.е6 с выигрышем или 4...Фg7 5. Фе6, и мат
следующим ходом.
   Безопаснее взять слона пешкой:
   2...dc.
   Но теперь освободился путь для броска белой пешки с серьезной угрозой
черному королю:
   3.d6.
   Взятие этой пешки развязывает неотразимую атаку белых:
   3...ed (151) 4.cd С : d6 5.ed Фg3 6.Kf4 (152) Ф:f4 7.Фе6+ Kpf8 8.КрЬ7,
   и у черных нет защиты. Если 8...Фе5, то 9. d7 Ф:е6 10. fe Kpe7 11.
   Крс7 и выигрывают.
   Вот почему Корченный Тартар вынужден был вмешательством ферзя отвести
удар белой пешки (стрелы) с поля g7.