Мучительно хотелось есть. Детрие, как истый француз, был гурманом. Он
рассчитывал вкусно пообедать со своим гостом и никак не ожидал его новой
эксцентричной выходки - лишить себя, да и его, обеда из-за решения древней
задачи!
   Они должны были поехать во французский ресторан мадам Шпко. Турки
особенно любили посещать его из-за пленительной полноты (в их вкусе)
хозяйки. Она, верно, уже заждалась, исхлопоталась. Вчера она согласовывала
с Детрио замысловатое меню, которое должно было перенести друзей на
бульвар Сен-Мишель идп на Монмартр. Креветки, нежнейшие креветки,
доставленные в живом виде из Нормандии, устрицы. И белое вино к ним.
Спаржа под соусом из шампиньонов. Буайбссс - несравненный рыбный суп.
Бараньи котлеты с луком и картофель по-савойски или бургундские бобы. И
вина! Топкие французские вина, для каждого блюда свои: белые или красные.
Наконец, сыры. Целый арсенал сыров, радующих сердце француза! Это на тот
случай, если господа не наелись и хотят закрепить ощущение сытости в
желудке.
   И, наконец, кофе и сигары во время задушевного послеобеденного
разговора.
   Ждать уже не было сил. Детрие решил любым способом вызволить друга из
заточения и решительно направился к каземату. Однако насилия не
понадобилось. Еще не войдя в зал Стены, он услышал стук. Из окошечка выпал
камень и лежал теперь перед ним на полу. Он нагнулся, чтобы поднять его.
   О боже! На нем медным зубилом были нацарапаны (кощунственно нацарапаны
на бесценной реликвии!) какието цифры...
   Детрие, возмущенный до глубины Души, поднял камень и прочитал!
   "d=1,231 меры!"
   В "замурованном" проеме стоял сияющий граф де Лейе. Его узкое бледное
лицо, казалось, помолодело.
   Археолог с упреком протянул ему камень:
   - Ты исцарапал реликвию!
   - Иначе мы не смогли бы обедать, - обескураживающе заявил математик и
улыбнулся совсем по-мальчишески.
   - Но я не могу проверить, - развел руками Детрие.
   - Боюсь, что ты, археолог, не больше древних жрецов разбираешься в
аналитической геометрии. Но все же смотри (рис.
   pic-01.gif). Обозначим длину мокрой части короткой тростинки через "J",
Теперь представим, что тростинка скользит одним концом по вертикали, а
другой по горизонтали (по дну колодца). Из высшей математики известно, что
точка на расстоянии d будет описывать эллипс. Я записал уравнение этого
эллипса. Вот оно:
   Form-01.gif
   - Теперь все очень присто, - продолжал граф де Лейе. - Нужно решить это
уравнение для Y=1 и Х=r^2-1 - величина проекции мокрого отрезка длинной
тростинки. Получаем уравнение. Правда, четвертой степени, к сожалению:
   5r^4-20r^3-20r^2-16r-16=0
   Как тебе нравится? Красивое уравнение? Если узнаем величину, то легко
получить и диаметр из зависимости.
   Form-02.gif
   Детрие почесал затылок, рассматривая чертеж на пыльном полу и
написанные формулы:
   - И такие уравнения решали древнеегипетские жрецы?
   - Ничего не могу сказать. Совершенная загадка! Нам, математикам
двадцатого века, решить такие уравнения под силу только потому, что, к
нашему счастью, формулы для корней такого уравнения были получены в XVI
веке итальянским математиком Феррари, учеником Кордано.
   - И ты решил?
   - Конечно! Считай меня отныне жрецом бога Ра. Диаметр колодца равен =
1,231 метра, то есть меры. Мы не знаем, какая она была! Дай мне найденные
здесь ободы, и я скажу тебе, какова была эта мера, скорее всего царский
локоть древних египтян.
   - Увы, я уже признался тебе, что ободы не сохранились, так же как и
тростинки. Именно поэтому ты не сможешь стать жрецом Ра.
   - Как так? - возмутился граф де Лeйe.
   - В надписи сказано, что жрецом станет тот, кто, решив задачу и сообщив
ее ответ, выйдет из камеры с тростинками. А тростинок у тебя нет. Какой же
ты жрец.
   И оба француза расхохотались.
   Проводник уступил свою лошадь археологу, и учение поехала к ресторану
мадам Шико.
   - Дорого бы я дал за то, чтобы узнать, - сказал математик, - как они
умудрялись три с половиной тысячи лет назад решать уравнения четвертой
степени?
   - А может быть, у них был какой-то другой способ? - усомнился археолог.
   - Ты шутишь! - рассмеялся граф де Лейле, - Это невозможно! - и он
пришпорил коня.


   Глава третья
   ИЗБРАННИК ПРЕКРАСНЕЙШЕЙ


   Когда жрецы с бритыми головами без париков ввели черноволосого юношу в
зал Стены, его охватила дрожь.
   На гранитной плите грозной преградой перед ним вставала надпись.
   Он познавал жуткий смысл иероглифов, и колени его подгибались. Если бы
Прекраснейшая знала, на что он обречен! Своей божественной властью она
спасла бы его, отвратила бы от пего неизбежную гибель, уготованную
бессовестными жрецами, так обманувшими ее!..
   "Сквозь стену колодца Лотоса прошли многие, но немногие стали жрецами
бога Ра. Думай. Цени, свою жизнь. Так советуют тебе жрецы Ра".
   Совет жрецов! Совет нечестивости! Удар копьем в сшшу, а не совет!
   Если бы знала Прекраснейшая о существовании зала Стеньг, о колодце
Лотоса, об этой надписи и неизбежной теперь судьСе ее юного друга,
которого через три тысячи ударов сердца заживо замуруют в каменном колодце
Смерти!
   Юноша туно смотрел, как жрецы вынимали из стены тяжелые камни, чтобы
потом, когда он "пройдет сквозь стену", водворить пх на место, отрезав его
от всего мира, оставив без еды и питья в каменном мешке его, живого,
сильного, ловкого, которого любила сама Прекраснейшая, подняв его из пыли,
когда он целовал следы ее ног!
   Могла ли подумать живая богипя, что жрецы Амопа-Ра предадут ее? нe они
ли по воле оо отца, Тутмоса I, после кончины се супруга и брата Тутмоса II
возложили на голову Прекраснейшей бело-красные короны страны Кемпт? Не они
ли присвоили ей мужское имя "Видящего истину Солнца" - "Маат-ка-Ра",
которое не смел произнести вслух ни один смертный? И не они ли отвергли
притязания на престол юного мужа ее дочери, которая при жизни матери не
могла наследовать фараонову власть и передавать ее супругу? И не жрецы ли
Амона-Ра объявили святотатством богослужение жрецов Тота-Носатого,
провозгласивших самозванца фараоном Тугмосом III?
   И вот теперь...
   Ужель жрецы Амона-Ра устрашились женской любви Божестнной к
низкорожденному, поднятому его из праха, в котором надлежало лежать,
распластавшись на земле, каждому неджесу или роме, свободному или
коренному жителю страны Та-Кем?
   О чем можно передумать за три тысячи ударов сердца? Какие картины
короткой своей жизни снова увидеть?
   Дом родителей, простых нечиновных роме на берегу царицы рек Хапи. Ночи
на плоской кровле с любимой звездой Сотис на черном небе, по которой жрецы
предсказывают наводнение. Пыль окраин Белой Стены (Мемфиса), где только
улицы перед дворцами и храмами были залиты вавилонской смолой, чтобы
глушила студ копыт и шум колес. Тайная дружба с детьми домашних рабов, в
рабы в каменоломнях, измученные, безучастно-терпеливые к побоям и окрикам
надсмотрщиков. Детские игры с щенком гиены в каменоломне предков, из
которой уже взяли весь ценный камень.
   Уединение в заброшенном каменном карьере, где он, еще мальчишка,
пробовал высечь голову прекрасной женщины. Она жила в его незрелой мечте.
И когда уже юным атлетом, способным перегнать быстрейшего из эфиопских
скороходов, что бегут впереди колесницы властителя, побороть сильнейшего
из его стражей или соперничать с ваятелем любого храма, он увидел ее,
Прекраснейшую, узнав в ней свою Мечту. Она снизошла до того, чтобы
посмотреть состязания юношей, и отметила его среди победителей.
   Он лежал в пыли у ее ног и надеялся поцеловать след ноги несравненной,
изваять которую достоин лишь лучший из оживляющих камень.
   Сначала она сделала его своим скороходом. Однажды жрецы Носатого
пытались перехватить его, несшего царский папирус.
   Получив несколько ран, он все же отбился от нападающих и доставил
послание в храм Амона-Ра. И тогда в одной из комнат хра"
   ма, где жрецы Ра пытались спасти ему жизнь, она удостоила его светом
своих глаз. Она была живой богиней, Видящей Истину, а пришла в келью к
раненому юноше как женщина. Он попросил у жрецов мягкой глины и к
следующему ее приходу сделал ее лицо, пообещав перевести его на камень,
Прекраснейшая смеялась, говоря, что она словно смотрится в зеркало. И в
знак своего восхищения работой юноши подарила ему отшлифованную пластинку
редчайшего нетускнеющего металла - железа, оправлентого в золотую рамку. В
нее можно было смотреться, как в поверхность гладкой воды.
   Царица сделала его потом ваятелем при Великом Доме, как иносказательно
надлежало говорить об особе фараона.
   Прекраснейшая сама владела тайной глаза. Ее руки были безошибочны. И
они были еще и нежны, что узнал Сененмот в самый счастливый день своей
жизни. Он делал одно изваяние царицы за другим и не переставал восхищаться
божественной, не смея даже и помышлять о земной любви. Но живой богине
было дозволено все. Однако она стала нс только божественной возлюбленной
сильного и талантливого юноши, но и его заботливой наставницей.
   Она не уставала учить его премудростям знания, доступным только ей и
жрецам.
   Жрецы встревожились. Слишком большую власть мог получить этот
новоявленный избранник Прекраснейшей. Однако удалить его от божественной
ни у кого не было средств. Ни у кого, кроме тех, кто... обладал хитростью
и лукавством. А эти свойства высечены на оборотной стороне Знания.
   Жрецы, советники Прекраснейшей, льстиво хвалили Сенепмота, одобряя
внимание к нему Хатшепсут. Они поощряли даже ее занятия с ним, уверяя, что
высшее Знание может оправдать близость низкорожденного к ярчайшему
Светилу, каким была властительница.
   И тогда царица Хатшепсут согласилась, чтобы ее ваятель стал жрецом бога
Ра. Казалось, в этом нет ничего плохого. Обретая жреческий сап, Сепенмот
входил в высший круг, очерченный вокруг золотого трона.
   Сененмот тоже согласился на посвящение. Ему еще не побрили наголо, как
предстояло, голову, а лишь подстригли его черные кудри и повели в
священный город храмов "Ей-н-Ра", расположенный к северу от Мемфиса,
столицы владык Кемпта.
   Великий храм бога Ра не просто потряс Сененмота. Он пробудил в нем
страстное желание создать храм еще более величественный и прекрасный,
посвященный Прекраснейшей, ее неумирающей красоте. П не из холодного камня
создал бы он его, не мрачными статуями и колоннами внушал бы преклонение
перед Прекраснейшей, а перенесенным в храм лесом живых растений, которые
террасами спустятся с холма, по высоте равного величайшей из пирамид. И не
голый камень пустыни, тысячелетия отражающий солнечные лучи, а живая
зелень благоухающих деревьев, поглощающая эти лучи, журчание ручьев и
птичий гомон говорили бы всегда не о смерти и величии почившего, а о
неумирающей красоте живого!
   С этими мыслями юный ваятель Великого Дома вошел в храм бога Ра, чтобы
стать его жрецом.
   Но...
   Его провели в зал Стены, где он прочитал жуткую надпись.
   Оказывается, для того чтобы стать жрецом бога Ра и остаться
приближенным своей божественной возлюбленной, Сененмот должен был на
правах испытуемого пройти через каземат колодца Лотоса, откуда не было
выхода замурованному там, если не будет им решена неразрешимая для
простого смертного задача жрецов.
   Но был ли Сененмот простым смертным? Помнил ли он то, чему учила его
божественная наставница, повелевавшая видимым миром? Равная богам,
непостижимая для людей! Но если она равна богам, неужели не придет она к
нему на помощь? Он устремит к пей свою мольбу, свой зов, который не может
не услышать любящее сердце женщины или возвышенные чувства богини.
   Думая о неи, юноша Сененмот храбро ступил через порог проделанного в
стене жрецами проема. Он увидел перед собой круг колодца, рядом небольшой
кусок известняка и около него медное долото. И даже небольшой камень для
ударов по долоту при выбивании цифр был здесь припасен.


   Глава четвертая
   КОЛОДЕЦ ЛОТОСА


   Жрецы с удивительной сноровкой заделывали за спиной заключенного стену,
намертво замуровывая его. Собственно, ата келья была уготована ему как
могила, куда запрятан отныне неугодный жрецам любимец живой богини,
спрятан с ее согласия, раз она одобрила решение сделать его жрецом Ра,
правда, не подозревая, какой ценой он может заплатить за такую попытку.
   Сененмот верил, что она даст о себе знать, что она хватится его,
потребует от жрецов, чтобы он вернулся, узнает об их коварном заговоре и
придет к нему на помощь! Он верил в это, и силы не изменяли ему.
   В камере становилось все темнее. Только через небольшое отверстие,
через которое едва можно просунуть припасенный для ответа на задачу
камень, пропускало теперь свет. За стеной слышались глухие удары. Жрецы
завершали замуровывание...
   Глаза постепенно привыкали к полумраку. Напротив оставленного отверстия
"свет - воздух" у стены что-то белело.
   Сененмот сделал шаг вперед, впервые после того, как он застыл перед
кругом колодца, пока жрецы заживо замуровывали его. Он сделал шаг и
остановился. Он различил, наконец, что привлекло его внимание.
   Это был человеческий череп... и кости скелета с поджатыми ногами.
Видимо, несчастный умер сидя или скорчился на полу.
   Немного поодаль лежал еще один скелет... и еще...
   Жрецы, которые только впустили его в каземат, не позаботились убрать
останки тех, кто хотел и не смог стать жрецами Ра!
   А может быть, вовсе и не хотел, а насильно был брошен сюда, чтобы
самому себе вынести смертный приговор в горьком бессилии решить
непосильную задачу.
   Впервые Сененмот подумал о задаче. До сих пор он даже не допускал
мысли, что ее можно решить. Надпись на стене, отделившей его теперь от
мира, отпечаталась у него в мозгу всеми своими иероглифами. Он мог бы
начертать их на каменном полу.
   Он взглянул на пол и увидел две тростинки неравной длины.
   Ах вот они! Одна две меры длиной, другая три. Если их опустить в
колодец, они скрестятся на поверхности стоящей там воды в одной мере от
дна.
   Сененмот встал на колени и заглянул в колодец. Было слишком темно,
чтобы разглядеть, где в нем вода. Во всяком случае до псе не удалось
дотянуться рукой, чтобы зачерпнуть ее ладонью и напиться.
   Губы Сененмота ссохлись, и он провел по ним языком. Но пить еще не
хотелось.
   Он встал и прошелся по темнице. В противоположном углу обнаружил еще
несколько человеческих черепов и груду костей.
   Похоже, что кто-то намеренно свалил все эти останки в одну кучу.
   Это могли сделать лишь те, кто лежит сейчас и виде нетронутых
скелетов... или те, кто счастливо вышел отсюда жрецом бога Ра.
   Может быть, они, прежде чем попасть сюда, изучали науку чисел? А он,
Сепепмот, имел лишь одну учительницу - в Любви и Знании. Что вынес он из
преподанных уроков? Знает счет, познал части целого и умеет соединять и
разделять их. И только...
   О тайне, скрытой в треугольниках, он лишь мельком слышал от своей
наставницы. В священном треугольнике одна сторона имела три меры, другая
четыре, а третья непременно заключала в себе пять мер! В том таилась
магическая сила чисел! А как связать наидлиннейшую прямую, содержащуюся в
кольце обода, с ее выпрямленной длиной? Эту тайну, говорят, знали жрецы и
хранили ее как святыню. Как же стать жрецом, не ведая этих тайн?
   Тысячи ударов сердца замурованного юноши сменяли одна другую. Глаза его
привыкли к полутьме, и он вместо решения задачи, от которого зависела его
жизнь, стал рисовать на полу воображаемый уступчатый храм, который мечтал
построить своей богине, если бы остался жив и вышел отсюда.
   Однако выхода из колодца не было. Гармоничные, задуманные им линии
уступов не будут волновать людей в течение тысячелетий, они умрут вместе с
незадачливым ваятелем и несостоявшимся зодчим у этого колодца Лотоса. И
какой-нибудь другой приговоренный к смерти несчастный или вразумленный
Знанием будущий жрец соберет его истлевшие кости, свалит их в кучу вместе
с останками других неудачников.
   "Нет!" - мысленно воскликнул Сененмот и вскочил на ноги.
   Он стал яростно метаться по каменному мешку, как неприрученная гиена,
натыкаясь на стены.
   Сколько времени прошло? Село ли солнце?
   Впервые он ощутил голод и жажду.
   Где же Прекраснейшая? Неужели богиня не чувствует на расстоянии его
беды? Или она придет? Ступая своим царственным шагом, заставляя падать
ниц, распростершись на земле, всех встречных жрецов, включая самого
Великого Ясновидящей!.
   Но Хатшепсут не игла.
   Сененмот сел у колодца, взял долото и малый камень, придвинул к себе
большой и стал что-то выбивать на нем.
   Неужели он уже решил задачу смертников? Или божественная неведомым
способом внушила ему правильное решение?
   Нет, никакого ответа юноша не знал. Он выбивал на мягком камне силуэт
своей божественной возлюбленной, профиль Хатшепсут.
   Но нет! Напрасно ему надеяться, что жрецы, завороженные знакомым лицом,
возникшим на камне, освободят его. Не для того они бросили его сюда!
   Однако Хатшепсут не может не хватиться своего любимца, она придет,
непременно придет. И тогда услышит ею голос. Он будет звать ее и откроет
ей через отверстие "свет - воздух" коварный замысел жрецов. Она спасет
его, спасет!
   Время шло. И никто не окликнул заключенного в смертную камеру юношу
через узкое отверстие, сообщавшее его о внешним миром, вернее с залом
Стены, скрытым в огромном храме.
   Страшно хотелось есть и пить.


   Глава пятая
   ПРОТИВ ТЕЧЕНИЯ


   На следующий день после обеда в ресторане мадам Шико археолог Детрие
вместо со своим гостем, математиком графом де Лейе, отправились в Фивы.
   Граф непременно хотел увидеть своими глазами чудо архитектуры,
гениальное творение древнего зодчего - поминальный храм великой царицы
Хатшепсут в Дейр-эль-Бахари.
   Они выбрали водный путь и, стоя на палубе под тентом небольшого
пароходика, слушали усердное хлопанье его колес по мутной нильской воде и
любовались берегами великой реки.
   Графа интересовало все: и заросли камышей на берегах, и возникавшие
неожиданно скалы, и цапли, горделиво стоящие на одной ноге, и волы на
горизонте, обрабатывающие поля феллахов.
   В заброшенных каменоломнях он воображал себе толпы "живых убитых",
трудившихся во имя величия жесточайшего из государств, как сказал о
Древнем Египте Детрие.
   Двести пятьдесят с лишним километров вверх по течению пароходик
преодолевал целый день с утра до позднего вечера.
   На палубах то появлялись, то сходили на берег бородатые феллахи, одетые
в дурно пахнущие рубища, заставлявшие графа закрывать нос тонким
батистовым платком. Арабы, истовые магометане, расстилали на нижней палубе
коврики для совершения намаза, в вечерний час возносили свои молитвы
Аллаху. Важные турки в фесках делали в эти минуты лишь сосредоточенные
лица, не принимая молитвенных поз.
   Худенький чернявый ливанец-капитан предложил европейцам укрыться у себя
в каюте, рассчитывая вместе с ними выпить пива, но они отказались,
предпочитая любоваться из-под тента берегами.
   Граф восхищался, когда Детрие бегло болтал с феллахами на их языке.
   - А что ты думаешь? - с хитрецой сказал Детрие. - Когда я бьюсь над
непонятными местами древних надписей, я иду к ним для научных
консультаций. Сами того не подозревая, они помогают мне понять странные
обороты древней речи и некоторые слова, которые остались почти пе
изменившимися в течение тысячелетий, несмотря на давление чужих диалектов,
в особенности арабского и теперь турецкого.
   К сохранившемуся древнему храму Хатшепсут в Фивах французы успели
добраться лишь на следующее утро.
   Как зачарованные стояли они на возвышенности, откуда открывался вид на
три террасы бывших садов Амона. Садов не осталось, но чистые, гармоничные
линии, как и обещал Детрие, четко выступали на фоне отвесных Ливийских
скал, отливавших огненньш налетом, оттененным небесной синевой. Древние
террасы храма и зелень былых садов когда-то сказочно вписывались в эту
гармонию красок.
   - Это в самом деле восхитительно, - сказал граф.
   - Теперь представь себе на этих сп