, страдая одышкой, изволил прийти за ним.
   - Господин кардинал узнает о вашей любезности, - мрачно пообещал ему
Ферма.
   - Простите, сударь, но у меня было указание Мазарини, первого помощника
его высокопреосвященства. Поверьте мне, что я тут ни при чем! Кроме того,
вам, право же, не стоило настаивать нa открытии внутренней двери в камеру
откровенности. Надеюсь, вы понимаете меня?
   - Вполне, господии достойный комендант. Надеюсь, теперь вы препроводите
меня к его высокопреосвященству господину кардиналу?
   - Ваш конь оседлан, трое гвардейских всадников составят ваш почетный
эскорт.
   И комендант Бастилии проводил своего ночного "гостя" до тюремных ворот,
обеспокоенный тем, что не получил письменною подтверждения переданных ему
устно слов.
   Трое гвардейцев на копях ждали Ферма, держа огромного оседланного коня
Декарта.
   Из-за затекших мышц Ферма с трудом влез на пего, вызвав грубые насмешки
гвардейцев, но не счел нужным отвечать.


                                  РИШЕЛЬЕ


   На площади, куда выходила улица Сан-Опоре, при солнечном свете Ферма
мог рассмотреть все великолепие кардинальского дворца.
   Пьер спешился у знакомой мраморной лестницы с широкими ступенями и в
сопровождении вооруженных гвардейцев поднялся по ней.
   Гвардейцы провожали его, гвардейцы толпились в анфиладе комнат и в
приемной, куда Ферма привели. Он проходил мимо них с независимым видом,
стараясь усилием воли побороть усталость бессонной ночи.
   Гвардейцы подвели доставленного к служителю в раззолоченной одежде,
который пронзительно взглянул в глаза Ферма и вышел в золоченую дверь.
   Через минуту он вернулся, жестом пригласив Ферма идти за ним. Гвардейцы
остались в приемной, шумно переговариваясь с однополчанами. Ферма следом
за раззолоченным служителем миновал огромный зал официальных приемов и
оказался в уютной библиотеке, где, кроме шкафов с книгами в роскошных
переплетах, стояли рыцарские доспехи.
   За столом, заваленным книгами и пергаментами, склонившись над какой-то
рукописью, сидел в глубоком кресле тщедушный, очевидно очень больной,
седоусый человек с белой остренькой бородкой. За спинкой кресла виднелась
неприметная фигура в серой сутане.
   - Господин Декарт? Философ, естествоиспытатель и математик? - не
поднимая глаз, спросил человек за столом.
   - Нет, ваше высокопреосвященство! Может быть, в какойто мере я
естествоиспытатель и математик, но я не философ Декарт. Очевидно, меня
схватили по ошибке господа гвардейцы, ваша светлость.
   - Как так? - только теперь поднял острые, ястребиные глаза кардинал де
Ришелье, он же герцог Арман Жан дю-Плесси.
   - Действительно - не господин Декарт, с которым мы когда-то беседовали
о его философских взглядах и рассчитывали теперь продолжить нашу беседу,
когда он вернулся в Париж без нашего разрешения. А кто вы, сударь?
   - Я - советник парламента в Тулузе Пьер Ферма, ваше
высокопреосвященство.
   - Ах, так! Знакомое имя. Пьер Ферма! Юрист и математик и, кажется, даже
поэт? Тот самый, что арифметически определил вероятность преступления, в
котором обвиняли графа Рауля де Лейе, - обернулся он в сторону человека в
серой сутане, - а потом (снова глядя на Ферма) способствовал разжиганию
спора между грязными крестьянами и высокородным герцогом Анжуйским с
помощью вычисления криволинейно очерченных площадей спорных земельных
участков, якобы отнятых у черни.
   - Ваше высокопреосвященство проявляет восхищающую меня осведомленность
в моих скромных попытках сделать юриспруденцию безукоризненной наукой.
   - Безукоризненная наука, метр Ферма, это только политика!
   Знаете ли вы, какую рукопись я сейчас читал, ожидая господина Декарта,
видимо, уклонившегося от нашего свидания? Ваше письмо, метр, переписанное
аббатом Мерсенном для рассылки другим ученым. Один обязательный экземпляр,
к вашему сведению, всегда предназначается мне. А латынь, как понимаете,
кардиналу знакома.
   - Я преклоняюсь перед широтой вашей образованности, ваше
высокопреосвященство.
   - Кстати, почему же господин Декарт уклонился от нашего свидания,
несмотря на то что я послал за ним своих гвардейцев?
   И отчего вы явились ко мне вместо него только сегодня утром?
   - Ваши доблестные гвардейцы - трое против меня одного! - силой привезли
меня ко дворцу, когда вы, ваша светлость, изволили уехать для шахматной
игры с его величеством королем.
   - Как так? - полуобернулся Ришелье к стоящему за его спиной человеку в
сутане, - Где же господин Декарт, дорогой Мазарини?
   - Если перед нами, ваше высокопреосвященство, советник парламента в
Тулузе, то господин Декарт, очевидно, уже пересекает нидерландскую
границу, уехав не позднее вчерашнего вечера из известного вам монастыря. Я
надеюсь получить от отцанастоятеля подтверждение.
   - Я сожалею, метр, что вам пришлось со вчерашнего вечера ожидать меня,
пока я наслаждался шахматной игрой.
   - Я разделяю ваше отношение к шахматам, ваша светлость.
   - Что ж, это можно проверить, метр Ферма. Придется вам заменить
господина Декарта в философской беседе, которая, если вы того пожелаете,
может проходить за шахматной доской. Дело в том, что мне не все ясно в
ваших письмах, содержащих, я бы сказал, математические загадки, кроме,
разумеется, общей направленности вашей деятельности, метр, которую стоит
обсудить.
   - Буду счастлив, ваше высокопреосвященство, узнать ваше мнение о моих
скромных работах и усердной службе и, разумеется, готов сыграть с вами в
шахматы.
   - Берегитесь, метр Ферма! После проверки вашего искусства игра пойдет
на ставку, не исключено, что на крупную.
   - Я готов, ваша светлость.
   - Вы очень богаты, метр?
   - Если богат, ваша светлость, то только надеждами, по словам моей
супруги.
   - Мудрость женщин подобна жалу змеи, жалящей нас.


                              ВЫСОКАЯ СТАВКА


   По знаку кардинала Мазарини подкатил его кресло к богато
инкрустированному шахматному столику и расставил на нем фигуры из слоновой
кости.
   - Попробуйте сразиться со мной, метр. Я не назначаю сразу ставки, ибо
мое духовное звание обязывает к милосердию.
   Первая, молниеносно проведенная партнерами партия закончилась в пользу
Ферма прямой атакой на короля. Кардинал -нахмурился. Взгляд его стал злым
и колючим. Ферма наблюдал за этим больным и беспомощным человеком, ум
которого цепко держал в повиновении и страну, и ее короля, хотя тело с
трудом могло покинуть мягкое, передвигающееся на колесиках кресло.
   Высохшая рука, когда-то ловко владевшая шпагой, дрожала, передвигая
фигурки:
   - Вы опаснее, чем я думал. Я просто играл с вами, как с его
величеством, которому всегда надо предоставить возможность атаковать.
   Во второй партии Ферма не удалось развить атаку, и, оставшись без двух
пешек, он вынужден был признать поражение.
   Кардинал воодушевился:
   - Прекрасно! Теперь - на ставку! Вы достаточно искушены в этой игре, но
это лишь удваивает мой интерес. Мне всегда требуются побудительные
причины, чтобы проявить себя в полной мере.
   Ферма расставил фигуры, и свои, и кардинала, вспоминая, что герцог
Арман Жан дю Плесси до принятия духовного сана славился как человек
азартный и, видимо, не утратил этой страсти, став кардиналом.
   Ришелье поднял с полу тершегося о его ноги кота.
   - Итак, ставка, метр? Что у вас есть в Тулузе? Именье, рента, замок?
   - Только дом и служба вашему высокопреосвященству.
   - Прекрасно! Вы ставите дом, а я... Что бы вы хотели, сударь?
   - Свободу узнику Бастилии, старому графу Эдмону де Лейе, давнему
соратнику покойного короля Генриха IV.
   - Откуда вы знаете об узнике Бастилии? - сердито спросил Ришелье,
сбрасывая с колен кота.
   - Я провел там ночь как гость Бастилии, ваша светлость, зажатый между
дверьми тамбура камеры пыток.
   - Что такое? - обернулся Ришелье к Мазарини.
   - Должно быть, господин комендант проявил свое обычное остроумие, ваше
высокопреосвященство, не желая, чтобы гость переступил хотя бы порог любой
каморы.
   - Прекрасно! - воспрянул Ришелье. - Тогда распорядитесь, чтобы господин
комендант провел в этом же месте предстоящую ночь. - И кардинал поправил
фигуры на доске.
   - Но ото невозможно, ваша светлость! - запротестовал Ферма.
   - Почему? - удивился кардинал. - Ведь я же сказал.
   - Он слишком толст, ваша светлость, и двери просто не закроются, пока
он не похудеет.
   Кардинал Ришелье расхохотался:
   - Я должен отдать вам должное, метр, и в легкой игре, и в легкой
беседе. Но сейчас и игра, и беседа примут серьезный характер.
   - Я готов, ваша светлость.
   - Готовы лишиться собственного дома?
   - Если вы ставите против него - свободу графу Эдмону де Лейе.
   - Ставка сделана. Ваш ход, метр! Пеняйте на себя и не ждите от меня
пощады, если ваша семья останется без крыши над головой.


                                ЭТЮД ФЕРМА


   - Такова жизнь, ваша светлость, и шахматы в известной степени отражают
ее, - сказал Ферма, разыгрывая начало партии, которое теперь назвали бы
вариантом дракона, а в ту пору считали неправильным началом.
   - Вы стремитесь во что бы то ни стало выиграть или остаться без крыши
над головой. Но вы забываете, что ничья не принесет желанной для вас
свободы графу-еретику.
   - Потому я и стремлюсь ее добиться.
   - Учитываете ли вы все ресурсы моей защиты?
   - Шахматы, ваша светлость, единственное средство отгадывать мысли
другого.
   - Недурно сказано! Слышите, Мазарини? Не снабдить ли нам камеру
откровенности комплектом железных фигур для отгадывания мыслей
преступников? Но ваши мысли, сударь, я отгадываю и без шахмат, и без
камеры откровенности.
   - Что вы имеете в виду, ваше высокопреосвященство?
   - Вашу судебную практику, метр, заставляющую меня предостеречь вас от
излишнего усердия в оказании помощи (даже математической!) простолюдинам в
ущерб интересам высокородных господ. В вас не чувствуется, метр,
дворянского подхода (впрочем, кажется, вы и не дворянин!), и, может быть,
поэтому не понимаете, что взятые вами под защиту люди слишком часто
берутся за оружие, причиняя нам с Мазарини немало хлопот.
   - Я руководствуюсь в своей судебной практике только соображениями
справедливости, как учит наш король и вы, ваше высокопреосвященство.
   - Г-м! - задумался, глядя на доску, кардинал. - А не находите ли вы
свою активность излишней и неоправданной? Хотя бы в этой партии?
   - По крайней мере, в этой партии вы не можете упрекнуть меня в
пренебрежении к высокородным фигурам.
   - У вас офицер против трех пехотинцев, но они создали моему королю
крепость покрепче Ла-Рошели.
   У черных действительно было подобие укрывшей короля крепости, а белая
пешка, стремившаяся к восьмой горизонтали, надежно контролировалась черной
ладьей (96), она не могла двинуться вперед, поскольку белая ладья была под
ударом пешки "f".
   41. е7? fg 42. е8Ф Kf8+ 43.Kpd8 Л : е8 44.Кр : е8 Ке6 45.Cc1 f6, и у
белых нет никаких надежд на выигрыш, а победа Ферма была необходима. И он
сделал "невероятный ход"!
   41.Лg1!
   - Что такое? - изумился кардинал. - Вы подставили туру?
   - Нет, это дар взамен свободы узнику Бастилии.
   - В Бастилии, метр, крепкие стены. Да воздается дающему по заслугам, -
и кардинал со стуком поставил свою ладью на место взятой: 41 ... Л : g1.
   Но Ферма, ждавший этого, предложил новый "подарок":
   42. Се5+!
   - Вы, кажется, метр, на деле демонстрируете свое пренебрежение к
дворянскому сословию, отдавая офицера, - проворчал Ришелье, забирая слона.
   - Я верю в скрытую силу пешек, ваше высокопреосвященство.
   - Не слишком надейтесь на вновь обретенную королеву. Одиникая, она не
справится с крепостью, которую вы, вместо того, чтобы разрушать, еще
больше укрепили: 42 . . de 43 е7 Л : g5!
   А вот и неучтенная вами вилка!
   - Почему же неучтенная, ваша светлость? Ее можно предотвратить: 44. Kd5
Kf6+ 45. К : f6 Kp : f6.
   Ришелье смело шел на размен, справедливо считая, что ферзь окажется
бессильным перед ладьей с четырьмя пешками.
   Последовал ошеломивший кардинала ход Ферма:
   46. е8К, мат!(98)
   - Это как же?! - непроизвольно воскликнул Ришелье. - Мат на середине
доски одним конем, к тому же превращенным! Вы ловко отвлекли меня
разговорами, чтобы завлечь короля в пешечный лабиринт и закрыть оба выхода
из него моими же фигурами! Учти я это, жить бы прокурору Массандру в вашем
доме.
   - Однако теперь ему придется отказаться от обвинений графа Эдмона де
Лейе.
   - Разумеется, - сердито сказал Ришелье. - Я всегда плачу по своим
обязательствам. И всегда взыскиваю, строго взыскиваю.
   Советую вам, метр, не сделать в жизни такой ошибки, какую я допустил,
взяв вашу туру.
   - Вы не ошиблись, ваша светлость. Отказ от взятия приводил к проигрышу.
   - Тогда проверим, метр. Власть словам не верит.
   - Извольте, ваше высокопреосвященство:
   41 .. Kf8+ 42.Крс6 Л : е6 43.С : d6 (99) - Что делать черным?
   - Например, развязаться, разменять вашу последнюю пешку, - предложил
Ришелье. - 43. f6.
   - Тогда: 44. Kpd5! Ле8 45.gf+ Kp : f6 46.С : f8 Л : f8 47.Kd7+(100), и
белые выиграли!
   - Гм! Разве мне так уж и нечем ходить? Если двинуть в королевы пешку
"f"? - 43. f4.
   - Получится любопытный конец, ваша светлость: 44. Kd5 f3 45.Kf6 f2
46.Лh1(101) Ле1 47.С : f8+ Kp : f8 48.Лh8+, и неизбежный мат.
   - Значит, жертву необходимо принимать? До сих пор я был знаком с вашими
математическими этюдами, а теперь я вижу, что вы создали этюд на шахматной
доске? Он позабавит короля, когда я покажу ему эту позицию. Что же
касается вас, метр, то вы искусный игрок и опасный человек. Отдаю вам
должное и как математику, и как юристу. Мазарини проводит вас и скажет вам
отеческое напутствие. Учтите, он скоро станет кардипалом. Отнеситесь к
нему по-сыновьи. Кстати, Мазарини, отдайте все нужные распоряжения в
Бастилию и не забудьте проверить, уместится ли комендант в тамбуре "камеры
откровенности". Так не забудьте, метр Ферма, о чем я говорил вам: о защите
привилегий дворянства.
   - Слова вашего высокопреосвященства звучат для меня как призыв к
Справедливости.
   - Справедливости! - сердито буркнул Ришелье и сделал знак рукой
Мазарини.
   Тот поймал кота и водрузил его на колени немощного правителя Франции,
затем сделал едва заметный знак Ферма следовать за ним.
   Ферма, выходя из библиотеки, бросил взгляд на кресло повелителя с
утонувшим в нем тщедушным стариком с котом на коленях и на военные
доспехи, в которые облачался Ришелье при осаде Ла-Рошели.
   Вместе с Мазарини он вышел в зал приемов, роскошный и холодный.
   - Вы были очень неосторожны, метр, с его высокопреосвященством, -
вкрадчиво начал Мазарини. - Зачем вам возвращаться в Бастилию, проходить
через известный вам тамбур? Не думайте, что вы выиграли в деревяшки
свободу графу де Лейе, просто вы удачно напомнили справедливому кардиналу
о заслугах старого графа перед покойным королем, память которого священна.
   Пьер Ферма слушал будущего правителя Франции молча, наклонив голову.
   Мазарини проводил Ферма до мраморной лестницы. Гвардеец услужливо
подвел ему коня.
   Ферма хотел расспросить дорогу к монастырю, отъехав подальше от дворца,
но уже на улице Сан-Опоре наткнулся на знакомого мула, в седле которого
вихлял Огюст.
   Оказывается, к величайшему изумлению Форма, отважный Декарт не пожелал
бежать из Парижа, ожидая возвращения Ферма, а в случае задержки
намеревался сам явиться к кардиналу, чтобы выручить друга.
   Ферма не стал испытывать судьбу, отдал коня Огюсту и отправился пешком
во Дворец Правосудия на остров Ситэ, где у него были дела от тулузского
парламента.
   После ухода Ферма кардинал Ришелье долго рассматривал сложившуюся на
доске позицию, передвигая фигуры. Когда Мазарини вернулся, Рпшелье сказал
ему:
   - Этот человек еще заставит о себе заговорить. Возьмите его под особое
наблюдение.
   Но ни кардинал Ришелье, ни Мазарини, будущий кардинал и его преемник,
не могли даже представить себе, что посетивший их человек заставит весь
мир на протяжении более трех столетий искать найденное им, но
необнародованное доказательство теоремы, названной "Великой". Этот уже не
шахматный, а математический этюд, как Ферма именовал свои открытия в
математике, предлагая другим их повторить, сводился к уравнению
X^n+Y^n=Z^n, которое при показателе степени больше 2, по утверждению
Ферма, не имеет целочисленных решений.


                                   * * *


   На этом закончив свой рассказ, граф де Лейе галантно раскланялся перед
слушателями в салоне баронессы Шарлотты де Гранжери, заметив, что те
окончательно сражены приведенной и, конечно, не понятой ими формулой.
   Светский математик загадочно улыбался.



   * Современные электронно-вычислительные машины, проделав многие
миллионы вычислений, практически показали правоту вывода Пьера Ферма, но
сделанное им и не дошедшее до современности доказательство его Великой
теоремы так и не восстановлено до сих пор.