Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
сом. Сейчас и она, и дракон окажутся в
одном тоннеле. Ящер разгорячен, дышит огнем и дымом; принцесса или
изжарится, или задохнется, или попросту будет раздавлена в лепешку.
Арман приближался - Юту ударила волна горячего, пахнущего драконом
воздуха.
Выйдя из оцепенения, она вскинула над головой руки, закричала,
стараясь перекрыть драконье дыхание и свист крыльев:
- Арма-а-а...
Дракон летел на нее со скоростью пущенного из пушки ядра. Она ясно
увидела покрытое ороговевшими чешуйками лицо, то есть морду, и горящие
глаза под нависающими надбровными выступами. Юта снова закричала - и глаза
эти вдруг расширились, как столовые блюдца.
Дракон, не в состоянии остановиться, резко запрокинулся назад, будто
поднимаясь на дыбы. Перепончатые крылья забились, изо всех сил пытаясь
оттолкнуться от замка потоками воздуха. Юте показалось, что сейчас Арман
налетит на стену плашмя, всем телом, и разобьется насмерть. Но в последний
момент дракон приостановил-таки свое движение, но не смог совсем избежать
столкновения и тяжело ударился о стену чешуйчатым хвостом.
От удара вздрогнула скала.
Неделю Юта пряталась.
Арман почти не ходил - лежал в своей комнате на сундуке, и даже в
кресле перед камином не мог сидеть - так болела поясница. Юта приносила
ему еду, но незаметно - выбравшись ненадолго из комнаты, он по возвращении
находил на сундуке мисочки и кувшинчики, тарелочки и бутылочки, а рядом с
ними - непременный знак внимания: то салфетка с неумело надерганной
бахромой, то затейливый веревочный бантик, то кособокое сердечко,
вырезанное из огарка свечи.
Арман не подавал виду, что замечает эти немые извинения. Он съедал и
выпивал все и после совершенно не интересовался, куда пропадает опустевшая
посуда.
Спустя несколько дней ему стало легче, и, выйдя однажды из комнаты,
он притаился поблизости.
Принцесса не заставила себя долго ждать. На самодельном подносе она
тащила миску разогретых лепешек и бутылку охлажденного вина; на плече у
нее болталось опять-таки самодельное полотенце с вышивкой.
Убедившись, что Армана в комнате нет, принцесса шмыгнула вовнутрь.
Арман выждал минуту и вошел следом.
- Ах! - Юта едва не выронила миску.
Арман стоял в дверях, прислонившись к косяку, и на невозмутимом лице
его не было гнева, но не было и прощения.
- Ах! - повторила Юта и, как белый флаг, развернула перед собой
полотенце. Крупными торопливыми стежками на нем был вышит огнедышащий
дракон.
Коварная принцесса была прощена. В знак своего расположения Арман
принес ей огромный ломоть земли вместе с росшими на нем травой и цветами.
Придя в совершеннейший восторг, Юта оборудовала на вершине башни "сад",
где любовно поливала цветы и расчесывала траву, а когда среди зеленых
стебельков обнаружился росточек настоящего клена, радости принцессы не
было границ.
Однажды вечером, когда Юта с Арманом проводили время в "саду", замок
дрогнул. Качнулись башни, откололась откуда-то глыба и рухнула в море,
образовав в нем воронку. У подножия замка родилась волна и покатилась к
горизонту. Второй толчок - вторая волна.
- Землетрясение! - закричала Юта и вцепилась в Армана, решив, что тут
ей и конец пришел.
Арман засмеялся и обнял ее за плечи. В этом покровительственном жесте
было столько спокойной уверенности, что Юта прекратила панику и удивленно
на него воззрилась.
- Это Спящий, - сказал Арман небрежно.
- А? - Юта решила, что не расслышала.
- Спящий, - повторил Арман. - Под фундаментом замка много тысячелетий
спит неведомо кто. Другого имени ему пока не придумали - Спящий, и все...
Иногда он шевелится во сне, и тогда замок трясется.
Юта обладала богатым воображением и сразу представила себе
замурованное в скалах чудовище, от одного движения которого дрожит земля.
- И ты так спокойно об этом говоришь? - прошептала она, будто боясь
потревожить покой Спящего. - А если он возьмет да и проснется?
- Тогда я вас познакомлю, - серьезно пообещал Арман.
Магическое зеркало чудило и мудрило, подолгу любовалось струйкой воды
в городской сточной канаве, пестрело радужными пятнами и время от времени
насмехалось над Арманом и Ютой, демонстрируя их искривленные отражения.
Юте страшно хотелось увидеть Остина. Остина не было; вместо него
заседал Королевский Совет Акмалии, и принцесса узнала бы немало
государственных тайн, если бы зеркало не приглушило звук - словно из
предусмотрительности.
- Голова болит, - сказал Арман. - На погоду.
- Раньше у тебя ничего ни на какую погоду не болело, - заметила Юта.
- Это на серьезную погоду, - объяснил Арман. - Тайфун или смерч.
- А-а-а... - протянула Юта безо всякого интереса. Но после паузы
спросила:
- Ты что, умеешь предсказывать смерчи?
- Ну да.
- А ту грозу почему не предсказал? Ну, ту ужасную грозу, помнишь?
Арман помнил. Сначала его передернуло при мысли о молнии, а потом он
благодарно коснулся Ютиной руки, вспомнив о маяке, этой рукой зажженном:
- Я был пьян тогда... Мне было... не до того.
Королевский Совет в зеркале продолжался. На трибуну вышел маленький,
в седых буклях, политик, изрядно ссохшийся от радения о государственном
благе. Открыл рот, и зеркало вдруг донесло:
- Аше велич...
"Ваше величество", - подумала Юта. Король, отец противной Оливии,
сидел тут же, на возвышении, покрытом потертым бархатом.
- Господа! - продолжал оратор. - Хочу напомнить, что, говоря о
внешней политике соседней Контестарии, следует прежде всего учитывать тот
факт, что король Контестар Тридцать Девятый тяжело болен, и, по сути,
главой государства уже сейчас является принц Остин...
Юта напряглась. Ссохшийся политик перевел дух:
- Ориентируясь на личные вку...
Зеркало издевательски подмигнуло и показало двух мальчишек,
пытающихся с помощью сачка изловить одну толстую жабу. Первый, конопатый,
оступился и рухнул в тину, из которой лениво поднялся рой мошкары. Второй
изловчился и накрыл жабу сачком, но сачок оказался дырявым, и ловкой
рептилии удалось скрыться.
- Голова болит, - сказал Арман. - Думаю, будет волнение на море...
Остин - это, кажется, тот самый принц?
Юта хмуро молчала.
Поверхность зеркала затуманилась и тут же прояснилась. Плавно
покачивались широченные листья пальм, дрожал нагретый воздух, и вместе с
ним дрожали цветники, искусственные водопады, гроты, бассейны. Потом в
зеркале возник залитый солнцем золотой пляж, облизываемый волнами с той
нежностью и тщательностью, с которой кошка вылизывает новорожденного
котенка.
Посреди пляжа пестрел куполом круглый навес, под навесом на
широченных коврах радовалась жизни шумная компания, душой своей имевшая
принцессу Оливию.
- Опять, - процедила Юта сквозь зубы.
Оливия облачена была в пышный пляжный костюм, открывающий локти и
колени. Кожа прекрасной принцессы была гладкой, как алебастр, и чуть
золотистой, хотя о вульгарном загаре, конечно же, не могло быть и речи.
Показывая точеной ручкой куда-то в море, принцесса что-то весело
рассказывала кавалерам, отчего те заливались счастливым смехом.
- Вот... жизнь, - тихо сказала Юта.
Арман удивился:
- Ты ей завидуешь?
Юта вздохнула. Улыбнулась грустно:
- А ты посмотри на нее - и посмотри на меня. Завидую, конечно.
Тем временем из парка на пляж вынырнула фигурка дуэньи. Огляделась,
махнула принцессе рукой и снова скрылась среди пальм. Оливия поднялась,
что-то со смехом объясняя, раскрыла над головой ажурный зонтик и поспешила
туда, где в тени огромных листьев притаилась ее наперсница.
- Разведка донесла, - дуэнья усмехнулась, - разведка донесла, что
сегодня принцу Остину предложили освободить принцессу Юту.
У Юты взмокли ладони. Сцепив пальцы, она подалась вперед.
- Кто? - бросила Оливия.
- Один из королевских советников. Это, мол, укрепит международный
престиж принца и сделает его популярным в народе.
- Вздор, - губы Оливии сошлись в тонкую ниточку. - Остин и так
популярен. Глупышка Юта на это, конечно, и рассчитывает, но, господа,
существует же обыкновенный здравый смысл!
- Контестария рассчитывает на династический брак с принцессой из
Верхней Конты.
- Ерунда... Если на то пошло, для династического брака там созрели
еще две дурочки.
Юта скрипнула зубами.
- У них традиция, - тихо заметила дуэнья. - Каждый король, поднимаясь
на трон, должен совершить подвиг.
Зависло молчание. Там, в зеркале, мелодично шумело море.
- Эта горбунья не так уж глупа, - прошептала Оливия. - Весь фарс с
драконом продуман был на двадцать ходов вперед.
- У Юты нет горба.
- Так будет! Она вечно гнет спину, как вопросительный знак... Бедный
Остин, его хотят принести в жертву, но не выйдет, господа! Я поговорю с
отцом. Если понадобится, Акмалия вышлет на дракона армию с пушками и
метательными машинами. Посмотрим! Дракона привезут в железной клетке, а
Юту притащат прямо за ее жиденькие волосенки... Остин...
Оливия вдруг совершенно не королевским жестом схватила дуэнью за
плечи:
- А Остин-то что? Что он сказал этому своему советнику?
- Он сказал, что не может рискова...
Зеркало подернулось рябью.
- Эта мерзавка просто злобствует, - медленно сказал Арман. - У тебя
прекрасные волосы.
- Не может рискова... - прошептала Юта. - Не может рисковать. Жизнью?
Троном? Не может рисковать...
- И спину ты давно уже держишь прямо, - продолжал Арман, - у тебя
прекрасная осанка... А что, в королевстве этого принца действительно
подвиг - это традиция?
- Да... Но, может быть, он не может рисковать, пока отец болен? Может
быть...
- Отвлекись, - усмехнулся через силу Арман. - Не морочь себе
голову... Хороший мальчик и традиции хорошие, возьмет да и явится...
Освобождать...
С трудом отрываясь от мыслей об Остине, Юта вымученно улыбнулась:
- Кстати, как ты относишься к пушкам и этим... Метательным машинам?
Арман щелкнул зубами, прожевал воображаемую пищу и смачно сглотнул,
продемонстрировав тем самым, как он относится к пушкам. В этот момент
зеркало снова прояснилось, и оба увидели тот же золотой пляж, лодку под
белым парусом и капитана с золотым шитьем на мундире, который церемонно
подавал руку принцессе Оливии, поднимающейся по трапу. Море понемногу
успокаивалось.
- Ага! - воскликнул Арман, озаренный внезапной мыслью.
В голосе его звучало облегчение, как у человека, только что
принявшего лекарство от головной боли. Юта удивленно оглянулась.
- Это где же у нашей красавицы летняя резиденция? - поинтересовался
Арман.
- На острове Мыши, - ответила Юта, не понимая, к чему он клонит.
- Это тот самый островок у побережья Акмалии, который похож на
запятую?
- Да, с хвостиком...
- Смоет в море.
- Что? - отшатнулась Юта.
- Смоет в море, - Арман, морщась, коснулся рукой головы. - Сейчас я
точно могу предсказать. Идет волна-одиночка высотой с башню... То-то у
меня так затылок ломит... Берегу ничего не сделается, потому что там
скалы. А островок низенький, пологий - ему-то больше всех и достанется.
Все пальмы, орхидеи, фонтаны и тенты, паруса и золотое шитье - в море...
Дай мне что-нибудь холодненькое на голову.
- Погоди... - Юта хлопала глазами. - Ты серьезно? Это же бедствие...
- Конечно, бедствие... Знаешь, сколько бедствий я видел за одно
только последнее столетие? Послушай, намочи мне тряпочку, к затылку
приложить...
- А люди? Жители?
- Ты человеческий язык понимаешь? Там ска-лы! Жители отделаются
перепугом.
- А остров?
- Остров после этого приключения будет лысый, как пятка. Что ты так
нахохлилась? Может быть, кто-нибудь и спасется.
Юта вспомнила драку в дворцовом парке накануне шляпного карнавала,
вспомнила сцену, увиденную в зеркале: "Вся эта история с драконом немного
фальшивая... Юта уродлива, к сожалению, и помочь ей может только ореол
жертвы... Чего не сделаешь ради счастливого замужества..."
Оливия... Ну и горгулья с ней.
Ночью Арман был разбужен чьим-то присутствием.
Юта, босая, стояла перед его аскетическим ложем, и свечка оплывала в
ее тонких пальцах.
- Арман... - в голосе ее была отчаянная мольба.
Он ничего не мог понять. От того, что Юта пришла к нему ночью, от
того, что она стояла так близко, от того, что на ней не было привычной
хламиды, а только наброшенная на плечи рогожка, прохудившаяся во многих
местах - от всего этого Арману почему-то стало не по себе. Сам не понимая,
для чего, он надвинул плащ, заменявший одеяло, до самого подбородка:
- Зачем ты пришла?
Она всхлипнула.
Его обдало жаром.
Она снова всхлипнула:
- Арман... Сделай что-нибудь...
- Что... случилось? Тебе плохо?
Она стояла, шмыгая носом, бледная, дрожащая, и тогда он решил, что у
нее горячка, или припадок какой-нибудь, одна из страшных и непонятных ему
человеческих болезней, от которых, как он слышал из зеркала, и умирают...
Ему стало страшно.
- Спаси их... Они ничего... не знают, там, на острове... Не
подозревают даже...
- Тьфу ты, проклятье!
Он окончательно проснулся, и ему стало стыдно за свое замешательство
и за свой страх.
- Какой горгульи... Вот, подцепил твое ругательство... Какой горгульи
ты меня будишь и пугаешь?
- Спаси их...
- Как? Я не морской царь, чтобы останавливать волны.
- Предупреди... Они еще успеют...
Он раздраженно сел на своем сундуке. Плащ соскользнул с его плеч, и
Юта увидела голую смуглую грудь с туго выдающимися мышцами. А как же,
попробуй, помаши широченными перепончатыми крыльями!
Она отвела взгляд и прошептала:
- Пожалуйста, Арман...
И горько заплакала.
Слезы прокладывали по ее щеками прямые, блестящие в пламени свечки
дорожки. Нос принцессы жалобно сморщился, а губы беспомощно шевелились,
невнятно повторяя просьбу.
Арман растерялся.
Он сидел на своем сундуке, заспанный, полуголый, а принцесса Верхней
Конты стояла перед ним босиком и лила слезы, упрашивая о чем-то совершенно
невероятном. Да кто он такой, чтобы вмешиваться в обычный ход вещей? Разве
можно справиться со всеми бедами на свете?
- Ты понимаешь, что говоришь? - спросил он устало.
Она заплакала еще горше.
Под утро в маленький ажурный дворец на острове Мыши - летнюю
резиденцию акмалийского короля - вломился незнакомец.
Совершенно непонятно, как незнакомец добрался до острова,
расположенного довольно далеко от берега - при нем, как оказалось после,
не было ни шлюпки, ни плота. Он кутался в черный измятый плащ, низко
натягивал широкополую, тоже измятую, шляпу и размахивал приказом короля в
свитке и с печатью на веревочке.
Он вертел ею перед носом заспанного лакея, потом дворецкого, потом
фрейлины, занимавшей на острове пост главнокомандующего. Но прежде, чем
печать была вскрыта, дворец уже проснулся, разбуженный страшной вестью.
- Спасайтесь! Скорее! - отрывисто выкрикивал незнакомец. Голос у него
был чуть хрипловатый.
Принцесса Оливия, едва продрав глаза, засомневалась было - незнакомец
ссылался на королевского звездочета, который обычно предсказывал погоду
неправильно; печать на свитке оказалась больше, чем обычно - но уже
заворочалось в темноте море, уже окреп ветер, доносящий от горизонта
глухой, невнятный гул.
Хлопали двери и окна. Спешно паковались чемоданы, чтобы тут же быть
оставленными на произвол судьбы. Лодок на всех не хватало. Полетели за
борт мешки, бочонки, ковры и тенты. Из причала соорудили плот.
Незнакомец суетился больше всех - бегал, как сумасшедший, и торопил,
подгонял, а то и просто запугивал, хотя необходимости в этом уже не было -
на море явно начиналось что-то невообразимое.
А когда принцесса Оливия с фрейлиной и дуэньей, все ее подруги и
кавалеры, два десятка слуг, повар с выводком поварят, плотник и прачка
отбыли к берегу, ведомые капитаном в мундире на голое тело - тогда
незнакомец потихоньку отошел за постройки, в минуту покрылся чешуей и
взмыл в еще темное небо.
Флотилия двигалась медленно, слуги гребли неуклюже. Времени для
спасения почти не оставалось. Занимался рассвет.
Когда лодка с парусом, шедшая впереди, достигла маленькой пристани у
подножья скал, острые Армановы глаза увидели на горизонте белый гребень.
Когда плотник подсадил прачку на нижнюю площадку деревянной лестницы,
волна занимала уже полнеба.
Вереница людей медленно, очень медленно преодолела десять пролетов
деревянных ступенек и скрылась, как червяк в норе - в скале был пробит
сквозной проход, прикрытый со стороны моря круглым валуном, и потому
невидимый для Армана.
Арман оглянулся - и сразу же рванулся ввысь.
Волна прошла прямо под ним, он видел ее гребень так же ясно, как
собственные когти. На гребне развевались ленты шипящей пены, похожие на
алчные языки. Дно на мгновение обнажилось, и у Армана закружилась голова
от разверзшейся под ним пропасти.
Волна перекатилась через остров Мыши, не заметив его, и ударила в
берег, как в гигантский бубен. Берег содрогнулся и застонал.
Когда котел, бурливший в море, немного поостыл, Арман увидел остров
Мыши. На нем уцелели две пальмы - одна с двумя ветками, а другая - даже с
четырьмя.
Долго еще рыбаки, чьи лодки волной размозжило о скалы, выуживали из
моря бочонки с дорогим вином, обрывки шелка, а порой и золотые украшения.
6
Зубчатые скалы - хребет Прадракона.
Слепящее солнце - гортань Прадракона.
Замок - его корона.
Арм-Анн
В один из дней Юта долго разглядывала причудливые знаки, некогда
перерисованные ее рукой на стену около камина. Знак "небо", знак "море",
знак "несчастье"... Подумав, принцесса решила возобновить изыскания в
клинописном зале.
- Зачем? - удивился Арман.
Юта посмотрела на него пристально и серьезно:
- Я хочу прочитать пророчество. Если там есть строки о тебе, то обо
мне тоже найдутся. Иначе как же мы узнаем, чем все это закончится?
Она ушла, а Арман долго и горестно раздумывал.
Он вспомнил, как нашел в сундуках и подарил Юте серебряный гребень.
Принцесса обрадовалась и долго прихорашивалась, используя магическое
зеркало, как обыкновенное... А однажды, задремав в кресле перед камином,
он проснулся от Ютиного страха. Она стояла в двух шагах, бледная,
дрожащая, и переводила взгляд с Армана в кресле на нож для разделки мяса,
валявшийся тут же, на столе... "Что с тобой?" - спросил Арман. "Ничего, -
отвечала она через силу, - я вошла, а ты... спал". "И что же в этом
страшного?" "Ничего. Но я видела такой сон..." Какой именно сон видела
Юта, осталось тайной - она ни за что не захотела его пересказывать.
Пожалуй, принцесса права, пытаясь разобрать пророчество. Маленькая
загвоздка в другом - никому еще не удавалось этого сделать.
Исследования Юты значительно продвинулись. Однажды она выбралась из
подземелья раньше обычного и, отбросив прогоревший факел, отправилась
искать Армана.
В комнате с зерка