факел, и глаза его  смотрели  мимо  Юты,  через  ее
плечо, на причудливо изукрашенный камень.
     Значит, это правда. Он осознал это внезапно и с  опозданием,  и  весь
его опыт возмущенно сопротивлялся такому осознанию, но  Прорицание  -  вот
оно. А вот девчонка с радостно посверкивающими глазами, а ведь он  смеялся
над  ней,  когда  на  стену  у  камина  углем  наносились  знаки   "небо",
"несчастье", "радость", "смерть"...
     - Ты действительно прочитала это? - спросил он шепотом.
     - А я тебе о чем твержу!  -  воскликнула  она  нетерпеливо,  явно  не
понимая невероятности собственного открытия. - Смотрим  дальше:  пятьдесят
восьмой потомок... Сан-Ир. Здесь знак смерти... Рано... А, наверное,  рано
умрет, раньше времени, если... будет непочтителен с... отцом отца  отца...
прадедом, что ли?
     Она вопросительно воззрилась на  Армана,  ожидая  рассказа  о  судьбе
Сан-Ира, но Арман молчал, водя рукой по письменам и  повторяя  пальцем  их
очертания. Наконец, Юта услышала приглушенное:
     - Не верю. Покажи, как ты это делаешь.
     Она тряхнула головой - несколько  раздраженно.  Указала  на  вереницу
сложных знаков энергичным жестом школьной учительницы:
     - Палочки - это цифра. Я научилась разбирать цифры сразу  же,  там  в
глубине  зала  есть  колонна,  где   числа   написаны   и   по-нашему,   и
по-древнему... Здесь - пятьдесят пятый потомок...  Имена  пишутся  похоже,
присмотрись, и сам разберешь: Зар-Ар...  Тройная  птичка  -  "будет".  Эти
петельки - "смерть".
     Лицо Армана казалось безучастным, но принцесса, успевшая  узнать  его
достаточно хорошо, без труда угадала  скрываемую  за  этой  безучастностью
бурю Армановых чувств.
     - Вот забавно, да?  -  спросила  она  небрежно.  За  все  насмешки  и
подначки был теперь взят блистательный реванш, и  Юта  упивалась  победой,
когда Арман спохватился вдруг:
     - Смерть? Зар-Ару - смерть? Но ведь он правнуков  пережил  и  умер  в
дряхлости и довольстве!
     Юта  поперхнулась,  наклонилась  ближе  к  камню,  быстро  зашевелила
губами, обернулась. Круглые глаза ее светились восторгом первооткрытия:
     - Тут есть условие! Зар-Ар умрет, если... Видишь, черточка  вверху  -
это "если". Если... на крыло его сядет... птица... белая... Я этого  знака
не знаю, чайка, что ли? Белая чайка... А чайка-то и  не  села,  вот  он  и
дожил до старости!
     - Читай дальше! - снова потребовал Арман. Юта часто  замигала,  ближе
поднесла факел, хлопнула по  камню  ладошкой,  будто  стряхивая  невидимую
пыль... И вдруг замерла. Он увидел, как поникли вдруг ее узкие плечи.
     - Арман, - сказала она, не оборачиваясь, и в голосе ее не было уже ни
радости, ни веселого напора. - Это можно  читать  много  дней  подряд.  Но
последние строки...
     Она нерешительно замолчала. Он понял.
     - О двести первом потомке? - во рту у него пересохло.
     Она кивнула, по-прежнему на него не глядя.
     - Ты хочешь прочесть сейчас? - спросил он шепотом.
     Она медленно обернулась. Нет,  она  не  хотела  -  иначе  откуда  эта
совершенно мертвенная  бледность,  различимая,  наверное,  даже  в  полной
чернильной темноте?
     - Решай сам... Твой замок, твое подземелье... Твои предки...  Судьба,
между прочим, тоже твоя...
     - Раньше ты говорила, что там сказано о тебе тоже.
     Она облизала губы. Кивнула:
     - Если тут есть даже о чайке... Жить дракону или умереть - зависит от
глупой птицы, которая то ли сядет ему на крыло, то ли не  сядет.  А  я  не
чайка. Я - человек.
     - Человек, - отозвался он бессмысленно, как эхо.
     Принцесса вдруг выдохнула:
     - Знаешь, давай-ка выберемся из этой сырости  наверх...  Поужинаем...
Я, кажется, есть хочу... Ну и решим... Надо  нам  это  читать  или  нет...
Можем вернуться завтра, можем вообще не прийти... Тысячелетия этот  камень
ждал нас - подождет еще. А?
     Он отрешенно кивнул.
     Повернувшись к плоской глыбе спиной,  они  зашагали  прочь.  Тяжелые,
испещренные текстами колонны выныривали из темноты, как некие  окаменевшие
чудовища, чтобы тут  же  снова  провалиться  во  мрак.  Тени  их,  черные,
пляшущие, прятались за их грузными каменными  телами,  как,  по  преданию,
лесные духи прячутся за стволами деревьев.
     Оба молчали. Из невидимого коридора  впереди  едва  ощутимо  потянуло
сквозняком.
     Арман приостановился, будто в нерешительности:
     - Зачем нужны пророчества, Юта?
     - Откуда мне знать? - отозвалась она глухо. -  Нам  не  так-то  много
известно... Но у людей, я знаю, пророков не любят.
     Над головами их скользнула летучая мышь.
     - Понимаешь, - сказала Юта тихо, - пророчества  ведь  тоже  разные...
Одно приказывает: то-то и то-то случится непременно, хоть из шкуры лезь...
Другое... Другое говорит: случится, если... И тогда от  тебя  тоже  что-то
зависит. Понимаешь?
     - Чего уж тут непонятного, - Арман качнул факелом, метнулись тени.
     Юта помолчала. Усмехнулась вдруг:
     - А то у нас по королевству шлялся один... Вроде  странник,  какой-то
отшельник  из  норы...  Все  предвещал:  мор,   пожар   и   землетрясение,
королевский дворец в пятницу в землю ухнет... И ни-че-го! Урожай, солнышко
и хорошая погода.


     Он кружил над морем и день, и вечер, и Юта, обеспокоившись, поднялась
на башню с факелом... Утром он сказал, чуть усмехнувшись:
     - Я предопределил это, когда принес в замок вещунью.
     Помолчали.
     - Все? - спросила Юта.
     - Все, - Арман вздохнул. - Дракону не  пристало  прятать  голову  под
крыло, подобно петуху...
     - Курице.
     - Курице. Тем более.  Дракону  не  пристало.  Дракону  и...  мужчине.
Пойдем, посмотрим, что там нацарапано.
     Касаясь друг друга локтями, но стараясь не встречаться взглядами, они
побрели в подземелье -  туда,  где  поднимался  на  дыбы  плоский  камень,
покрытый письменами.
     Текст обрывался всего в пальце  от  каменного  пола  -  Юте  пришлось
встать на колени, почти лечь. Арман держал над ее головой оба факела.
     - Твой дед... - начала Юта потухшим  голосом,  -  Ард-Ир...  Слава  в
молодости, потом испытания... Его потомство... похоже, принесет ему  горе.
Умрет в старости, но будет несчастен.
     - Все верно, - шепотом подтвердил Арман.
     Юта завозилась на каменном полу, и Арман  увидел,  что  она  зажимает
последние строки ладошкой, прячет от себя, старается смотреть в сторону:
     - Дальше твой отец,  Акр-Анн...  Злая  судьба...  Горе  при  жизни...
Смерть от небесного огня.
     - Все правильно, - голос Армана похож был на деревянный стук. - Читай
дальше.
     Юта прерывисто вздохнула, резко отняла руку от камня.
     - Двести первый потомок, Арм-Анн... - она говорила даже  решительнее,
чем сама от  себя  могла  ожидать.  -  Двести  первый...  -  и  замолчала.
Низко-низко  наклонилась  над  полом,  подметая  холодные  плиты   пышными
волосами, почти касаясь пророчества кончиком носа.
     - Ну? - спросил Арман хрипло.
     Она подняла  на  него  круглые,  сумасшедшие,  совершенно  счастливые
глаза:
     - Радость и счастье! Негодяй  ты  драконий,  дурья  башка,  змеюка  с
крыльями, камин летающий! Долгие годы жизни... В ранней юности - метания и
тревоги, но только в ранней! Потом - любовь... Я даже знак этот  разобрала
не сразу, перепугалась, тут так редко эта  любовь  встречается...  Любовь,
удача, покой, радость, благополучие...  Умрешь  совсем-совсем  стареньким,
если... - она набрала побольше  воздуху,  и  Арман,  успевший  похолодеть,
вставил в эту паузу:
     - Если?!
     Юта пренебрежительно махнула рукой:
     - Конечно, есть условие... Тут везде  условия...  Чайка  сядет  -  не
сядет...
     - Ну?!
     - Условие - не водиться с порождениями моря. Погоди-ка, сейчас  скажу
точно... - Она снова склонилась, разбирая  текст.  -  Не  связываться.  Не
дружить. Не ссориться. Ничего не делить... Порождения моря - это кто?
     Арман смеялся. Он смеялся так счастливо, как никогда в жизни, даже  в
детстве, и каменный зал ухал ему в ответ удивленным эхом.
     - Да это же... Юта, глупая... Это же для  всех  драконов  заповедь...
Остерегаться потомков Юкки... Тоже мне, условие...
     Он заливался и  закатывался,  и  принцесса  впервые  видела,  как  он
смеется. Она смотрела на него снизу, с холодного пола,  и  он,  освещенный
двумя факелами с двух  сторон,  вдруг  показался  ей  таким  же  вечным  и
несокрушимым, как море или солнце.  Что  люди?  Родятся-умрут,  а  что  за
существо несет свой рок  через  тысячелетия,  и  чье  рождение  предваряет
бесконечная череда предков, таких же мощных и могущественных? Что для мира
она, Юта, и что - Арм-Анн... С ним не сравнится ни один король и  ни  один
колдун, а он приносит  с  охоты  диких  коз  и  пишет  трехстишия,  и  вот
теперь...
     Мысли ее были прерваны неожиданным образом. Арман отбросил один факел
и освободившейся рукой поднял  ее  с  пола,  ухватил  поперек  туловища  и
забросил на плечо:
     - Ну-ка... Я твой должник, принцесса. Выполняю желание. Чего хочешь?
     Он уже волок ее к выходу, факел прыгал и качался,  и  Юта  прыгала  и
качалась на его плече, цеплялась за одежду, колотила кулачком в твердую от
мышц спину:
     - Отпусти!
     - Это твое желание?
     - Нет!
     - Выполняю только одно! Думай!
     Приземистые колонны мелькали справа и слева, Арман шагал легко, будто
не человека нес, а белку или котенка. Юта понемногу  затихла,  устроившись
поудобнее, ткнувшись щекой в Арманову шею...
     Когда вышли на поверхность, прошептала ему в самое ухо:
     - Покатай меня на спине. Пожалуйста, Арман! Ты обещал.


     Тяжесть  ее  была  неощутима,  но  костистый  гребень  вдоль   спины,
окаменевший и почти лишенный чувствительности, содрогался от  непривычного
прикосновения. Принцесса сидела у дракона  на  холке,  привязавшись  тремя
крепкими веревками.
     Он поднимался неспешно, кругами; день был тихий, безветренный,  но  в
поднебесье холодно - он заставил Юту натянуть на себя все тряпки,  которые
только  нашлись  в  замке.  Теперь,  в  небе,  он  постоянно  находился  в
напряжении - не слишком ли резко взмахивают кожистые крылья, не  ранит  ли
принцессу ороговевшая чешуя, не закружится ли  голова?  Подсознательно  он
каждую секунду готов был кинуться вниз вслед за свалившейся всадницей.
     Принцесса  поначалу  притихла;  может   быть,   ей   неприятно   было
воспоминание о путешествии в драконьих когтях? Как ни  вслушивался  Арман,
преодолевая шум ветра в ушах - ни  звука.  Обеспокоенный,  он  то  и  дело
поворачивал клыкастую голову на  длинной  шее  -  но  принцессу  удавалось
увидеть лишь мельком, боковым зрением. Она  будто  застыла,  прижавшись  к
ороговевшим пластинам на его шкуре.
     Потом он спиной ощутил некую возню, шевеление, и, наконец, сквозь рев
ветра пробился длинный восторженный клич.
     В том, что клич был именно восторженный, сомнений быть  не  могло.  У
Армана отлегло от сердца; уже не так  осторожничая,  он  принялся  кругами
набирать высоту.
     Берег  уходил  вдаль  изломанной  зубчатой  линией;  прибой   казался
кокетливой кружевной оторочкой на кромке моря, а само  море,  выгибающееся
на горизонте дугой, было  подобно  смирному,  расслабленно  развалившемуся
зверю; далеко-далеко белел парус.
     Арман повернул - и перед глазами  оказался  длинный  серп  скалистого
полуострова с развалинами  замка  на  самом  краю.  Еще  поворот  -  замок
показался другой стороной,  отчаянно  тянулись  в  небо  уцелевшие  башни,
чернела дыра - Драконьи Врата. Снова берег, и  дальше,  в  острых  камнях,
остов погибшего судна - обнаженные мачты торчат, как иглы дохлого ежа.
     Земля качнулась. Арман  отвернул  от  берега  и  направился  в  море,
навстречу низкому вечернему солнцу, прямо по искрящейся дорожке  света  на
невидимых сверху волнах. Крики восторга стали громче.
     А ведь он  никогда  не  задумывался,  что  может  испытать  тот,  кто
поднялся в небо впервые.  Именно  впервые,  вряд  ли  стоит  принимать  во
внимание то сумасшедшее путешествие в судорожно стиснутых когтях... Сам он
не помнил своих первых полетов - они принимались,  как  нечто  само  собой
разумеющееся, даже тягостное. И сейчас, повинуясь  внезапному  наитию,  он
вдруг увидел небо и землю глазами принцессы Юты. Он  увидел,  и  радостное
потрясение едва не исторгло из его глотки столб пламени.
     В небо - свечкой. Юту вдавило в  панцирь,  ветер  вздыбился  тугой  и
холодной стенкой, так, что перехватило дыхание. Пальцы  ее  изо  всех  сил
цеплялись за драконий гребень, три веревки натянулись, удерживая принцессу
в костяном седле... Море опрокинулось, как блюдо, и ухнуло вниз; в голове,
перемежаемые  звоном,  заворочались  когда-то  слышанные  строки:   "Будто
случайно оброненный кубок... Земля ускользает..."
     На секунду все пропало, заволоклось туманом, Юта  закашлялась,  но  в
следующее мгновение туман уже остался внизу - облаком,  маленьким  круглым
облаком. Сверху оно виделось комочком туго взбитой пены в чашке брадобрея.
Поворот - и дракон снова нырнул в него, как в вату, прошил сверху  донизу,
и Юта успела удивиться - почему  же  облако  не  мягкое  и  не  теплое  на
ощупь...
     Дракон распластался, раскинув крылья. Замерев, стал соскальзывать  по
наклонной линии, и  Юта  снова  увидела  впереди  землю,  на  этот  раз  -
коричневую, каменистую, кое-где поросшую бурыми кустами.  Среди  камней  и
кустов панически метались белые спины диких коз.
     Дракон скользил и скользил,  и  крылья  его  чуть  вздрагивали,  ловя
потоки теплого воздуха; Юта ощутила вдруг, как тело ее  теряет  вес,  как,
невесомые, взлетают над головой волосы, и вот уже  не  принцесса  -  новое
крылатое существо парит у дракона за спиной...
     Арман спускался все ниже и ниже, кусты и редкие  деревца  пригибались
от ветра, сравнимого разве что с диким ураганом; взметались в воздух целые
комья земли, летели оборванные листья, козы разбегались  по  равнине,  как
бумажные  шарики,  гонимые  сквозняком.  Юту   окатывали   волны   резкого
драконьего  запаха  -  запаха  могучего,   разгоряченного   ящера.   Почти
коснувшись крыльями травы, Арман снова взмыл в небо.
     Солнце клонилось к западу; туда, куда оно собиралось сесть, стянулись
в ожидании тонкие, прозрачные вечерние облака. Опускаясь, остывающий  диск
закутался  в  розовую  ткань;  небо,  золотое  над  западным   горизонтом,
оставалось  холодным,  фиолетовым  на  востоке  -  за  Ютиной  спиной.   С
изменением освещения изменился мир.
     Солнце село, из-за зубчатого гребня скал ударил вдруг последний луч -
тугой и зеленый, как стебель весенней травки. "Вот и  вечер",  -  подумала
Юта отрешенно.
     Она не помнила, сколько прошло времени. Она почти  забыла  свое  имя.
Мысль о  том,  что  можно  жить,  не  поднимаясь  в  небо,  была  дикой  и
кощунственной,  а  сама  она  -  девочка,  выросшая  во  дворце,  девушка,
похищенная драконом,  Юта-до-полета  -  казалась  теперь  Юте-после-полета
другим, почти незнакомым человеком.
     Арман куда-то летел - принцесса уже не понимала, куда. Небо гасло,  и
гасло море, и над далекой дугой горизонта поднималась луна, оранжевая, как
апельсин. От луны по воде разбегалась дорожка - как от солнца,  но  мягче,
таинственнее.
     Дракон описал круг над чем-то,  хорошо  ему  заметным,  и  снова-таки
кругами пошел снижаться.
     Юта увидела, что под ними  не  замок  -  замок  маячил  в  отдалении,
маленький, но отлично различимый. Арман спускался на скалы, но у принцессы
не  доставало  сил  удивляться  -  она  вдруг  почувствовала  свою  полную
опустошенность.
     Толчок - когтистые лапы заскрежетали на камнях.  Дракон  опустился  в
ложбинку,  устроился  надежно,  прижал   к   бокам   кожистые   крылья   и
вопросительно покосился на Юту, так и застывшую у него на холке.
     Она сидела, бледная, потрясенная, не разжимая пальцев и  не  закрывая
рта - ему пришлось немного встряхнуться, чтобы  объяснить  принцессе  свое
желание освободиться от всадницы.
     Это оказалось не  так  просто;  пальцы  ее  окоченели,  а  она  и  не
заметила. Теперь, согревая их во  рту,  сгибая  с  трудом  и  разгибая  со
стоном, путаясь в трех веревках и пытаясь ослабить затянувшиеся узлы,  она
ощущала, как немилосердно горит обветрившееся лицо.
     Арман покорно ждал, пока она освободится и спустится.  Наконец,  нога
ее скользнула, ища опоры, по драконьему боку,  нащупала  выступающий  край
чешуйки - и сама принцесса Юта съехала на животе прямо под Арманово брюхо.
     Осторожно переступая, он отошел в сторону  и  обернулся  человеком  -
принцесса даже "Ах" не успела вымолвить.
     - Понравилось? - спросил он,  по-хозяйски  сматывая  веревки.  Он  не
казался усталым или запыхавшимся, и голос его хрипел ни больше обычного.
     Принцесса длинно вздохнула. Попыталась подняться на ноги  -  и  снова
уселась среди камней. Не находя слов, развела дрожащими руками:
     - Арма... Как ты... Какой ты.
     Возможно, она хотела сказать, что  по-настоящему  появилась  на  свет
только сегодня. Может быть, ей хотелось узнать,  зачем  крылатые  существа
вообще возвращаются на землю. А может, она попыталась сообщить о том,  что
стала совсем другим человеком - Арману оставалось  только  гадать,  потому
что вместо всего  этого  с  принцессиных  губ  слетали  нечленораздельные,
исполненные  восторга  звуки,  а  руки  бессознательно  обнимали   воздух,
напоминая о рыбаке, который хвастает уловом.
     Излив,  наконец,  свои  чувства  и  немного  успокоившись,  принцесса
оглянулась, пробежав взглядом по зубчатому краю скал, окружавших ложбинку:
     - А где... мы? Зачем?
     Он без слов протянул ей руку. Привыкшая доверять ему - а может  быть,
просто очень уставшая - она удержалась от вопросов до того самого момента,
когда вдвоем они вскарабкались на средней высоты  скалу  и  снова  увидели
замок, море и поднимающуюся луну.
     - Смотри... - Арман показывал куда-то в сторону. Присмотревшись,  она
увидела  необъятных  размеров  корзину,  полную   чего-то   белого,   ясно
различимого в наступающих сумерках.
     - Гнездо калидонов, - усмехнулся Арман.  -  Они  вылетели.  Я  сверху
увидел, гнездо теперь пустует... До весны...
     Юта стояла, не в состоянии  уже  удивляться.  Ей  было  холодно,  она
вздрагивала, обнимая плечи и пытаясь унять дрожь.
     Гнездо было размером с небольшую площадь, круглое, с высокими краями,
сложенными из целиком выкорчеванных кустов. Дно  гнезда  неразличимо  было
под белым покрывалом. Белые груды, подобно огромным сугробам,  тут  и  там
разбросаны были в камнях.
     Юта разлепила растрескавшиеся губы и слабо спросила:
     - Что это... там? Помет?
     Арман негодующе фыркнул.
     Она едва поспевала  за  ним,  перескакивая  с  камня  на  камень.  Он
подсадил ее на кромку гнезда; сухие ветки затрещали, но выдержали. Вряд ли
птенец калидона мог весить больше принцессы Юты.
     Еще шаг - и она по колени погрузилась в мягкое, теплое,  ослепительно
белое.
     Калидоний пух!
     Юта шагнула еще раз - и  упала.  Пух  обнял  ее,  обволок,  мгновенно
согрел; она перевернулась на спину -  и  увидела,  как  в  темнеющем  небе
кружатся пушинки, поднятые в воздух ее падением.
     - Балуют они птенцов, - сказал где-то рядом невидимый  Арман.  -  Те,
правда,  вылупливаются  совсем  слабыми,  голенькими...   Осеннее   гнездо
калидонов - что может  быть  лучше?  Потом  дожди  пойдут,  пух  намокнет,
сваляется...
     Юта вспомнила няньку принцессы Май. Та все  твердила,  что  послушные
девочки после смерти будут гулять в облаках...
     - Может быть, я умерла, Арман? - спросила она озадаченно.
     Тот, явно сбитый с толку, переспросил после паузы:
     - Что?
     - Правда, я не очень-то послушная...  -  пробормотала  Юта,  закрывая
глаза.
     Луна поднималась - Юта уже могла видеть ее, лежа на  спине.  Высыпали
звезды; длинным облаком серебрилась Медовая  дорога.  Пух  в  воздухе  все
де