дуй  моему
плану. Пойдем с нами!
   - Но я не знаю...
   - ..куда пойдешь? Все равно иди! - старик отступил назад.  -  Ты  мне
нравишься, я тебе верю. У меня, видишь ли, нет  выбора.  Слишком  поздно
Послание пришло. Так что ты мне нужен. - Он засмеялся, но смех его резко
оборвался. Он прикрыл глаза руками. - Я устал, Рэра, ты  задолжала  мне.
Плати, или я выкину вас всех. Я устал. - Он тяжело пошел к стойке. - Дай
мне чего-нибудь выпить. Могу же я вывить в собственной таверне.
   Кто-то снова хихикнул Тил взглянул на Алтер.
   - Ну? - сказала она, - ты ему понравился.
   У бара Джерин осушил стакан зеленой жидкости, стукнул пустим о стойку
и закричал:
   - Война! Да, война!
   - Начинается, - шепнула Алтер, Джерин обвел пальцем край стола.
   - Война, - повторил он и резко повернулся, - Наступает. А вы  знаете,
почему она наступает? Вы знаете, как она наступает? Вы знаете, почему мы
не можем остановить ее, и никто не может?  Я  получил  сигнал,  так  что
надежды нет. Мы должны идти вперед,  попытаться  что-то  спасти,  что-то
начать и отстраивать снова, - Джерин взглянул на  Тила.  -  Мальчик,  ты
знаешь, что такое война?
   - Нет, сэр, - ответил Тил не вполне искренне. Он слышал это слово.
   - Эй, - крикнул кто-то от бара, - мы опять будем  слушать  о  великих
пожарах и разрушениях?
   Джерин игнорировал выкрик.
   - Ты знаешь, что был великий Пожар? Тил покачал головой.
   - Когда-то мир был больше, чем сегодня, - сказал Джерин.  -  Когда-то
люди плавали не только между островом  и  материком  или  от  острова  к
острову, но и объезжали весь земной шар. Когда-то люди летали  на  луну,
даже к другим светилам. Были империи вроде Торомона,  только  больше,  и
было их очень много. Они часто сражались друг с другом, и это называлось
войной. И в конце концов, в последней войне был Великий Пожар. Это  было
пятьсот лет назад. Большая часть мира, из которого мы теперь знаем  лишь
малую часть, разрезана полосами непроходимой земли. Море проходит  через
них мертвыми потоками. Возможно, один лишь Торомон способен поддерживать
жизнь, мы все уверены в этом. А теперь у нас снова будет война,  -  Если
она настанет! - крикнул кто-то  от  стойки,  -  она  принесет  некоторое
возбуждение.
   Джерин крутнулся, - Ты не понимаешь! С кем воюем мы? Мы не знаем?! По
ту сторону радиационного барьера нечто безымянное. Почему мы воюем?
   - Потому что… - начал надоевший голос от бара.
   - Потому что, - перебил его Джерин,  -  мы  должны  воевать.  Торомон
дошел до такого состояния, что его  излишества  должны  быть  связаны  с
чем-то  внешним.  Наши  законы  стали  строже  якобы  для  того,   чтобы
остановить беззакония. Наша наука опередила нашу экономику. Но на  самом
деле законы ужесточились для того, чтобы поставлять рабочих  в  рудники.
Рабочие будут добывать больше тетрона, все больше горожан останется  без
работы и будут нарушать  законы;  чтобы  выжить.  Десять  лет  назад  до
аквариумов, рыба была в пять раз  дешевле,  чем  сейчас.  Безработных  в
Тороне было четыре процента, а сегодня они составляют двадцать процентов
от городского населения. Четверть нашего города голодает. И каждый  день
прибывает все больше людей. Что мы будем  с  ними  делать?  Университеты
увольняют профессоров, чья наука не подходит для лишения  людей  работы.
Что мы будем с ними делать? Пошлем воевать. Постепенно  рудники  завалят
нас тетроном, его будет слишком много даже для аквариумов и  гидропонных
садов. И мы будем использовать его для войны.
   - А что потом? - спросил Тил.
   - Мы не знаем, с кем воюем, - повторил  Джерин.  -  Может,  мы  будем
сражаться сами с собой, но не будем знать этого.  Судя  по  истории,  во
время войны каждую сторону держали в неведении относительно другой,  или
говорили им ложь вместо правды. Но правда  может  быть...  -  его  голос
оборвался.
   - Какой же у вас план? - спросил Тил. У стойки опять засмеялись.
   - Каким-то образом мы  должны  спасти  хотя  бы  часть  от  грядущего
уничтожения. Лишь немногие из нас знают все, знают, что надо делать.
   - Что? - снова спросил Тил.
   Джерин неожиданно повернулся.
   - Выпьем! Выпьем все!
   Все оживленно двинулись к бару.
   - Какой у вас план? - снова спросил растерявшийся Тил.
   - Я расскажу тебе, - почти шепотом ответил старик, - но не  сейчас...
- он опять обернулся назад. - Пить до дна!
   Трое мужчин, уже получивших стаканы, одобрительно закричали.
   - Вы со мной, друзья? - спросил старик.
   - С тобой! - крикнули еще шестеро, стукнув стаканами по столу.
   - Мой план... - начал Джерин. - У всех есть стаканы? Еще один круг на
всех!
   Раздались общие крики одобрения.
   - Мой план.., понимаете, он не  совсем  мой,  это  лишь  малая  часть
великого плана. Мой план - похитить принца Лита из дворца. Это та часть,
которую должны выполнить мы. Вы со мной, друзья?
   Поднялся крик. Кто-то у стойки затеял драку. Голос  Джерина  пробился
сквозь шум, заставив его на  несколько  секунд  утихнуть,  и  перешел  в
затихающий шепот:
   - Вы должны быть со мной! Сегодня ночью! Я... Я так планировал.
   Тил нахмурился, а Алтер покачала головой. Старик закрыл  глаза.  Рэра
встала рядом с ним.
   - Ты сам заболеешь от этого крика. Давай, я  отведу  тебя  наверх,  в
твою комнату.
   Когда она повернула старика  к  лестнице,  гигант  со  шрамом  встал,
пристально поглядел на Джерина и осушил  свой  стакан.  Джерин  "кивнул,
тяжело вздохнул и позволил Рэре вести его.  Тил  и  Алтер  смотрела  ему
вслед. Пьющие снова зашумели.

Глава 3

   Она сделала запись в блокноте и  взяла  жемчужную  застежку,  которой
скрепляла плечи своего белого платья.
   - Мэм, я причешу вас? - спросила горничная.
   - Одну секунду. - Кли повернулась к интегральным таблицам, определила
дифференциал субкосинуса А плюс В и перенесла его в  блокнот.  -  Можешь
начинать. - Она отодвинулась в гамаке  и  подняла  с  шеи  темную  массу
волос.
   Горничная  взяла  это  эбеновое  богатство  и  потянулась   к   концу
серебряной цепочки с нанизанными через каждые полтора дюйма жемчужинами.
   - Мэм, что вы там рисуете?
   - Надеюсь  установить  инверсию  субтригонометрических  функций.  Мой
учитель в университете открыл  непрерывные  функции,  но  никто  еще  не
доходил до обратных.
   Горничная вплела цепочку и воткнула гребень в каскад  волос,  упавших
на плечо Кли.
   - А., а что вы будете делать с ними, когда найдете?
   -  Да-а,  -  сказала  Кли,  -  действительно,  они  будут  совершенно
бесполезны.  Когда-нибудь  мы  найдем  им  применение,   но   пока   они
бесполезны. Но интересны.
   - Наклоните голову чуть влево, мэм. Вы будете выглядеть превосходно -
Пальцы ловко сделали волну в волосах. - Прямо замечательно.
   - Надеюсь, что Тумар придет. Без него будет скучно.
   - Но ведь король? приедет, -  сказала  горничная.  -  Я  сама  видела
карточку его согласия.
   - Мой отец будет радоваться этому больше, чем я.  Мой  брат  ходил  в
школу вместе с королем до.., до коронации Его Величества.
   - Удивительно! - сказала горничная. - Подумать только! Они дружили!
   Кли пожала плечами.
   - Мэм, вы видели бальный зал? А все  закуски  из  рыбы.  Знаете,  это
самая мелкая из тех, что выращивает ваш отец.
   - Знаю, - улыбнулась Кли. - Не думаю, что я когда-нибудь съем в своей
жизни хоть одну папину рыбу. Это прямо ужасно.  Но  считается,  что  она
очень хорошая.
   - Очень хорошая,  мэм,  очень.  Ваш  отец  замечательный  человек  Он
выращивает такую хорошую, крупную  рыбу.  Но  правда  ведь,  она  чем-то
отличается отстой, что привозят с побережья. Я пробовала, так что знаю.
   - А в чем разница? - спросила Кли. Горничная задумалась:
   - Не знаю, мэм. Но каждый скажет, что разница есть.

***

   Замок на парадной двери помнил отпечаток его большого пальца. В  этот
момент Джон говорил:
   - Пока ты был прав. Да, я верил тебе. Выбора у меня немного. - Он был
в кладовой отцовского дома -  Я  буду  верить  тебе.  -  Какой-то  своей
частью, во  всяком  случае.  Почти  пять  лет  назад  меня  посадили  за
глупость, которую я сделал, и я, при всем желании не смог себя  убедить,
что в этом повинен я один. Я не собираюсь сваливать вину целиком на Оска
- шальной случай и все такое... Но я хочу только выбраться из  этого.  Я
хочу быть свободным. Я шел  почти  на  самоубийство,  пытаясь  бежать  с
рудников. И два человека, вероятно, умерли, помогая мне.  Да,  ты  вывел
меня из этого безупречного стального кладбища,  и  я  пошел  в  обратную
сторону, к радиационному барьеру. За  это  спасибо.  Но  я  все  еще  не
свободен и все еще хочу свободы больше всего на свете. Да,  я  знаю,  ты
хочешь, чтобы я что-то - сделал, но я не понимаю, что именно. Ты  обещал
рассказать. Ладно. Но ты мотаешься в моей голове, так что я не свободен.
Если  дело  в  том,  чтобы  повиноваться  тебе,  то  я  это  делаю.   Но
предупреждаю: если я увижу еще одну трещинку в стене, еще один  проблеск
света - я воспротивлюсь попытке пробиться, и к дьяволу тебя. Потому что,
пока ты здесь, я все еще заключенный.
   Свет в кладовой закачался. Джон был за высоким  шкафом  с  фарфоровой
посудой. Кто-то вошел в кладовую. На углу шкафа показалась рука, широкая
с черными волосами, украшенная браслетом с голубым стеклом не правильной
формы. Когда дверь открылась, рука исчезла  из  виду.  Звон  тарелок  на
полках, скольжение фаянсовой посуды, и голос:
   - Здесь все в порядке. Неси эту.
   Дверь закрылась. Джон шагнул вперед. Все здесь было ему знакомо.  Вот
дверь в главную кухню Он вышел и медленно пошел по холлу к  столовой.  В
холле стоял стол красного дерева, на нем свободной формы  скульптура  из
алюминиевых прутьев и стеклянных шаров. Она была ему  незнакома.  Раньше
здесь стояла голубая керамическая ваза. Глазурь ее была вся в  трещинах.
Комбинация  бирюзы  и  пламенеющего  красного  стола  казалась   слишком
богатой, слишком чувственной. Он разбил эту вазу.  Разбил  нечаянно.  Он
вспомнил свою первую реакцию: удивление, что глазурь покрывала  керамику
только снаружи. Ему было тогда четырнадцать лет.  Он  вошел  в  семейную
столовую и остановился. Когда использовался бальный зал, сюда  никто  не
мог бы войти. Здесь слышалось  нежное  тиканье  часов.  Все  полки  были
уставлены  отцовской  коллекцией  хронометров.  Он  посмотрел  на  полки
вровень с его глазами. Когда он в последний  раз  был  в  этой  комнате,
полки были выше. Свет из  двери  падал  на  циферблаты,  одни  с  ноготь
величиной, другие больше его  головы.  За  пять  лет  прибавилось  много
новых, подумал он.
   Когда  ему  было  восемнадцать  лет,  он  стоял  в  этой  комнате   и
рассматривал тонкий двойной развилок  энергетического  ножа.  Позднее  в
королевском  дворце,  с  тем  же  ножом  он  испытал   внезапный   страх
обнаружения. Страх перешел в панику. Паника осложнилась  растерянностью,
а растерянность снова перешла в страх. Страх тянул  его  вниз,  а  когда
Джон пытался бежать через сводчатый коридор, ноги его как бы прилипали к
полу. Он наткнулся на статую в нише, довернулся  к  преследовавшему  его
стражнику и метнул белую иглу анергии. Плоть стражника  зашипела,  стала
опадать и Джон сразу обессилел. Его легко взяли. Неумеха, подумал он. Не
пальцы - он "справлял многие из этих часов, когда отец приобретал  их  в
разных, стадиях  поломок  -  а  мозг.  Его  эмоции  не  были  тонкими  и
обнаженными, а стрелы злобы или страха падали вокруг него без фокуса или
без видимого источника. Отвращение или любовь, когда  он  испытывал  их,
были нечеткими и легко превращались одно в другое.
   Затем пять лет тюрьмы. И первое резкое ощущение  пронзило  его  мозг:
желание, боль, агония по свободе.  Планы  побега  были  замысловаты,  но
тонки, как трещинки на голубой глазури Желание побега давило на желудок,
и когда они втроем ждали  под  дождем  у  лестницы,  желудок  невыносимо
сжимало. А потом...
   А потом - что заставило его потерять других? Почему  он  пошел  не  в
нужном направлении? Неумеха! А ведь он хотел освободиться  и  от  этого.
Теперь он думал: может он хотел освободиться от всего, что было  связано
с тюрьмой.
   Позднее  на  горизонте  появилось  свечение,  вспыхивающая  дымка  за
холмами. Возле Джона были скелеты древних деревьев. Почва  была  как  бы
усыпана горстями чего-то черного. На горизонту  виднелся  черный  скелет
города. Башни за балкой поднимались на фоне перламутровой  дымки.  Среди
них виднелась сеть дорог, Тилфар.
   Затем  он  заметил  металлическую  нить,  идущую  из  города  в   его
направлении, но отклоняющуюся вправо. Она шла  с  полмили  мимо  него  и
исчезала в джунглях позади него. Тилфар! Название пришло в его мозг, как
звук, связанный со струнами его сознания.  Радиация!  И  снова  название
города, как бы громко прозвучало а его голове.  Он  остановился,  поняв,
что слышал голос... Голос! Лорд Пламени. Он отчетливо слышал это...
   В бальном зале заиграла музыка. Он выглянул в.коридор. Навстречу  шел
парень в фартуке с пустым подносом.
   - Простите, сэр, - сказал парень. - Гостям не полагается быть в  этой
части дома.
   - Я искал... - Джон кашлянул.
   - Да, понимаю. Вернитесь в зал и выйдите в коридор через третью дверь
слева.
   - Спасибо. - Джон улыбнулся и пошел по коридору. Он вошел  в  бальный
зал через высокий арочный альков, где стояли белые столики с подносами с
икрой красной рыбы на кружочках тостов, пирожками  с  белым,  красным  и
темным рыбьим мясом, рыбным филе, нарезанными полосками и закрученными в
виде раковин, креветками с рыбным фаршем.
   На возвышении оркестр из десяти  инструментов  давал  легкую  музыку.
Немногие гости затерялись в зале. Джон пошел через него.
   Там и сям стальные фонтаны источали голубую или розовую  жидкость  на
горки колотого льда. У каждого фонтана была полочка со  стаканами.  Джон
взял стакан и наполнил его. Пошел дальше, потягивая напиток.
   Глашатай возвестил о прибытии мистера Килора  Да  с  сопровождающими.
Все головы повернулись, и через секунду  множество  блестящего  зеленого
шелка и голубой сетки на вершине мраморной лестницы распалось на четырех
дам и их эскорт.
   Джон глянул на балкон, идущий вокруг второго этажа здания.  Невысокий
джентльмен в строгом костюме прошел в нескольких ярдах от него.
   Отец! Потрясение было такое же, как  при  осознании  Тилфара.  Волосы
отца стали реже, сам он заметно отяжелел. Отец был уже на  другом  конце
зала, проверял официантов. Это было так знакомо и причиняло боль.
   Зал  начал  наполняться.  Джон  обратил  внимание  на  одного  гостя,
рыжеволосого молодого человека в военной форме. На плечах  была  эмблема
майора. Джон некоторое время следил за ним. Молодой человек ничего не ел
и не пил, только прохаживался мимо  балконной  лестницы.  Ждет,  подумал
Джон и дошел уже до двери, когда глашатай объявил:
   - Его Величество Король.
   Зашуршали платья, люди повернулись и отступили от лестницы. Король  и
высокая рыжеволосая женщина, явно старше его на несколько лет, появились
на мраморных ступеньках. Пока  они  спускались,  народ  справа  и  слева
кланялся. Джон наклонил голову, когда заметил, что дама,  сопровождавшая
короля, смотрит прямо на него. Он снова взглянул,  ее  изумрудный  шлейф
уже  заворачивал  влево.  Эмблема  на  ее  накидке  говорила,  что   она
герцогиня.
   Старый Кошер прошел между склонившимися гостями и поклонился. Бледный
молодой король пожал ему руку.
   - Ваше Величество... - начал Кошер.
   - Да, сэр?
   - Я не видел вас с тех пор, как вы были школьником.
   Король бледно улыбнулся. Кошер поспешно продолжал:
   - Я хотел бы представить вам мою дочь, потому что это  ее  вечер.  Ее
зовут Кли.
   Старик повернулся к балконным ступеням, и глаза толпы  повернулись  с
ним.
   Она  стояла  на  верхней  ступеньке,  в  белом  платье  с  жемчужными
застежками на плечах Черные  волосы,  перевитые  серебряной  цепочкой  с
жемчугом, падали на плечи. Она спустилась и, улыбаясь, прошла  вперед  и
встала рядом с отцом.
   - Моя дочь Кли, - сказал  старый  Кошер.  Он  поднял  левую  руку,  и
оркестр заиграл интродукцию к танцу перемены  партнеров.  Джон  смотрел,
как король обнял Кли за талию. Он видел, как военный шагнул было вперед,
но остановился. Перед Джоном внезапно возникла женщина  в  дымчато-сером
платье, улыбнулась и спросила:
   - Вы танцуете?
   Джон улыбнулся и обнял ее за талию. По-видимому, с военным  произошло
то же, потому что Джон увидел его танцующим.
   Кли и король  кружились  и  кружились,  белое  с  белым,  брюнетка  с
блондином Па  танца  возвращались  к  Джону,  как  вспомнившаяся  поэма:
поворот, наклон, разделение пары и соединение снова. Когда  дама  делает
шаг назад, а кавалер кланяется, он на мгновение теряет ее  из  вида,  но
платье ее всегда шуршит именно так. Да, именно так! Весь этот  день  был
наполнен воспоминаниями, пять лет  забыты,  и  все  узнавалось  с  такой
живостью, что потрясало Джона. Музыка дала  сигнал  к  смене  партнеров,
платья  закружились  в  пестром  калейдоскопе,  и  вот  Джон  танцует  с
черноволосой дамой, бывшей минуту назад партнершей майора. Глянув влево,
он увидел, что майор  сумел  получить  в  партнерши  Кли.  Придвинувшись
ближе, он услышал:
   - Я уж думала, что ты так и не подойдешь. Я так рада, - говорила или.
   - Я подошел бы раньше, но ты была занята, - отвечал Тумар.
   - Ты бы мог подняться наверх.
   - Когда я появился здесь, я не думал, что  у  нас  будет  возможность
поговорить.
   - Ну что ж, теперь она у нас есть. Но мы скоро сменим партнеров.  Что
случилось с теми самолетами-разведчиками?
   - Все покалечены. Ничего не видели. Они вернулись на  базу.  Никакого
рапорта. Как насчет пикника, Кли?
   - Мы можем устроить его...
   Взрыв музыки означал смену. Джон  надеялся,  что  будет  танцевать  с
сестрой.  Ой  видел,  что  ее  белое  платье  повернулось  к  нему,   но
заслонилось изумрудным сверканием и Пламенем красного  дерева.  Он  стал
танцевать с герцогиней. Она была почти одного роста с ним, и смотрела на
него с улыбкой не то дружественной, не то циничной. Она двигалась легко,
и он только подумал, что должен тоже улыбнуться, как музыка  объявила  о
смене. За мгновение до того, как  герцогиня  отвернулась,  он  отчетливо
услышал ее слова:
   - Желаю удачи, Джон Кошер.
   Он остановился и глядел ей вслед. Когда он повернулся к  своей  новой
партнерше, его глаза заполнила белизна. Это  была  Кли.  Он  должен  был
танцевать, но стоял неподвижно. Она вопросительно взглянула ему в лицо и
вдруг ахнула. Сначала Джон подумал, что  ее  голова  снова  исчезла,  но
взглянул в ее широко раскрытые глаза и шепнул:
   - Кли!
   И ее рука прикрыла раскрывавшийся рот.
   Неужели? Неумеха! подумал он, и это слово отозвалось болью в руках  и
груди. Надо потянуться к ней, танцевать.., но музыка  вдруг  смолкла,  и
томный голос короля громко сказал:
   - Леди  и  джентльмены,  граждане  Торомона,  я  только  что  получил
послание Совета, которое вынуждает меня известить  вас,  моих  друзей  и
верноподданных.  Совет  просит  меня  дать   согласие   на   официальное
объявление войны.  Непредвиденные  обстоятельства  сделали  необходимым,
чтобы мы  начали  немедленные  действия  против  самых  злых  врагов  за
барьером. Поэтому я заявляю перед вами всеми, что империя Торомона будет
воевать!
   В возникшем молчании Джон взглянул на сестру, но она исчезла.  Кто-то
крикнул в микрофон:
   - Да здравствует король!
   Крик подхватили. Музыканты заиграли снова, партнеры сменились. Смех и
разговор входили в его уши, как волна, как крошащийся камень.
   Джон потряс головой. Но он ведь был в собственном доме,  его  комната
на втором этаже, он может подняться туда и лечь. И у его постели  должен
быть медный ночной столик и книга, которую он читал прошлой ночью...
   Он вышел из бального зала, пошел по коридору и  вдруг  вспомнил,  что
его комната, вероятно, больше не его,  и  прошлая  ночь