биралась   армия,
готовилась техника, и обширная фантастическая война  была  инсценирована
неподалеку от насыщенного радиацией края  их  империи.  Она  управлялась
громадным компьютером, расположенным в руинах второго города  империи  -
Тилфара.  Из-за  радиации  в  Торомоне  пошла  бурная  эволюция:   пошла
атавистическая часть населения, регрессировавшая до той  точки,  которую
эта раса прошла три миллиона лет назад, в  то  время  как  другая  часть
прыгнула на миллион лет вперед и стала расой гигантов, многие из которых
были телепатами. Телепаты старались  остаться  вне  этой  войны,  но  их
все-таки втянули. Наши агенты, среди которых один телепат, убедили их  -
в усилии найти какое-то другое решение,  менее  деструктивное,  чем  эта
пародийная война - установить на миг телепатическую  связь  между  всеми
обитателями империи. До народа дошел факт, что война не  была  реальной.
Результаты были слишком жестоки  для  точного  прогноза.  Вся  структура
Торомона ослабела. Находящиеся вне закона банды недовольных  -  недов  -
наводнили страну. Была попытка поставить нового молодого  короля,  и  на
некоторое  время  это  сработало,  но  правительственная  система   была
предназначена для управления  мирной,  спокойной  нацией,  а  не  нацией
воюющей. Мы описываем ситуацию столь детально  из-за  странных  действий
Лорда Пламени, когда он столкнулся с Торомоном. Прежде всего его попытка
довести ситуацию до быстрого конца  была  неизмеримо  более  жестокой  и
разрушительной, чем оп делал в других мирах. Мы, чувствующие энергию его
сосредоточенности,   поняли,   что    интенсивность    его    наблюдений
учетверилась. То, что он искал для уничтожения других миров, он нашел на
Земле. Наши агенты один раз выкинули его, но он вернулся.  Они  выкинули
его вторично, но  он  все-таки  парит  поблизости,  готовый  вторгнуться
снова. Мы можем иметь на планете только трех агентов, потому  что  можем
поселиться  лишь  в  трех  мозгах.  Но  с  помощью  трех  телепатов   мы
контактировали еще с двумя - Тилом и Алтер, и  они  стали  на  некоторое
время нашими непрямыми агентами. Тил был убит в этой  поддельной  войне,
так что на  Земле  осталось  всего  четыре  человека,  с  кем  мы  имеем
контакты. Как мы уже сказали, мы можем жить только в трех  разумах.  Эти
оставшиеся, уже использовались для  контакта  во  внеземных  испытаниях,
открыты для информации, и мы уверены, что Лорд  Пламени  в  свое  третье
возвращение  на  Землю  выберет  одного  из  наших  агентов.  Того,  кто
останется вне нашей защиты. Если мы прямо скажем им об этом,  это  может
оказаться сокрушительным для их психики. Следовательно, наш  контакт,  и
так уже редкий, должен полностью прекратиться  после  нашего  следующего
сообщения.
   Причина интереса Лорда Пламени к Торомону ясна: он  готовится  начать
войну в нашей вселенной. Он пытается узнать все, что  возможно,  о  том,
как жизненная форма этой  вселенной  ведет  себя  в  войне.  И  война  в
Торомоне - война чистая, потому что там нет реального  врага.  Возможно,
мы тоже сумеем узнать кое-что. Наше преимущество в том, что каждый в том
городе гораздо ближе друг к другу и к землянам, нежели Лорд Пламени, для
которого  такие   понятия,   как   интеллект,   сострадание,   убийство,
выносливость  ничего  не  означают,  он   должен   научить   их   чуждым
наблюдениям. Но  и  мы  точно  так  же  не  имеем  представления  о  его
характеристиках. Для ^дальнейшего  нашего  понимания  мы  просили  наших
агентов взять с собой три документа, продукцию трех самых  восприимчивых
разумов на  Земле:  стихи  Вала  Ноника,  "Унификация  случайных  полей"
доктора Кли Кошер и "Тени  моря"  -  последний  обзор  истории  Торомона
доктора Рольфа Катама.
   В городе стояла тишина. Затем слабая  жизненная  форма,  существующая
как светочувствительный вирус, спросила:
   - А может ли что-нибудь помешать им взять эти.., работы?
   Тройное существо ответило:
   - Не забудьте, что эти работы созданы самыми восприимчивыми разумными
существами Земли и никогда не дойдут до разума обычного  человека,  как,
скажем книга или периодика, а  среди  наших  четырех  агентов  постоянно
будет предатель - сам Лорд Пламени... А далеко от этой вселенной...
   ...и она прекрасна, когда солнце сквозь треснутое стекло играет в  ее
распущенных волосах, прекрасны ее закрытые  глаза,  ее  оливковые  веки,
более темные, чем лицо, чем вся остальная кожа, которая тоже прекрасна с
ее оттенками меда и легкой голубизны плода кхарбы, идущей  от  белого  к
розовому, прежде чем  он  станет  пятнисто-оранжевым,  спелым,  ее  кожа
прекрасна и своей текстурой: она похожа на полированный камень там,  где
туго натянута на поднятом колене, и на бархат, там где расслаблена.
   Трещина в оконном стекле бросает линию тени на половицы, на  постель,
на смятые простыни, на ее живот. Ее губы раскрыты, зубы слегка  голубеют
в тени верхней губы.
   Она  была  прекрасна  в  длинных  фиолетовых   тенях,   падающих   на
набережную, где он гулял с фонарем в прошлый вечер,  прекрасна  в  свете
фонаря, где она остановилась поболтать немного с ее другом.
   - Итак, ты все-таки женился, Вал. Ну, я так и думал. Поздравляю.
   - Спасибо, - сказали они в один голос, его низкий тенор и ее  богатый
контральто звучали как музыка. - Ренна. Это мой  друг  Кино.  Кино,  моя
жена Ренна. - Это он сказал один, как сольный инструмент после  хора,  и
это включалось в симфонию.
   - Думаю, теперь тебе нечего делать в нашей банде. Впрочем, ты никогда
и не был настоящим ее членом. Теперь ты можешь сидеть  и  писать  стихи,
как ты всегда хотел, и радоваться жизни.
   - Да, я не гожусь для банды, Кино, - сказал  Вал.  -  Помнишь  Джефа?
Из-за этой дурацкой вражды между мною и им я  решил,  что  сейчас  самое
время бросить все эти дела  недов.  Через  пару  деньков  мы  поедем  на
материк. Вы слышали, там есть место, которое нам хотелось бы посмотреть.
   - Я не собирался упоминать о Джефе, но раз уж ты  сам  заговорил,  я,
пожалуй, скажу, что уехать - это хорошая идея. Потому что он член  банды
до корней своих гнилых зубов, - он кивнул и улыбнулся, как бы извиняясь.
- Ладно, я пошел, а ты пригляди, чтобы Джеф не увидел ее, -  он  показал
на Ренну.
   Вал взглянул на нее, на ее темную кожу, побледневшую в свете  фонаря.
Кино ушел, а она была...
   ...прекрасна, когда они  шли  по  темным  улицам  Адского  Котла,  и,
наконец, завернули в таверну-пансион и вошли в комнату.
   На стене висел рисунок, который она подарила ему -  прекрасный  мелок
на коричневой бумаге. На колченогом столе у окна лежала пачка бумаги. На
верхнем листке был окончательный набросок стихотворения, представлявшего
в изысканном стиле и яркой образности ее портрет.
   Он сел на смятой согретой теперь  их  телами  постели.  Ренна  лежала
рядом с ним и он до боли в глазах смотрел  на  красоту  ее  дыхания,  на
легкий трепет ноздрей, на нежную шею.
   Он взглянул на окно и нахмурился: вечером оно не было разбито. В окно
был брошен какой-то предмет. Осколки стекла блестели на бумаге. "Я хотел
бы, чтобы так сияли мои слова", подумал он. Он поднял камень, завернутый
в бумагу и прочел слова, написанные расплывающимися чернилами, в них  не
было блеска, но были удары молота по твердому жару  страха,  который  он
давно носил в себе. Они гласили:
   "После тебя видел Джефа. Достанет тебя. Сказал,  что  съест  тебя  на
завтрак. Уходи немедленно. Он всерьез. Кино.
   Наверное, удар камня о стекло и разбудил его. Он повернулся и  увидел
ее открытые глаза. Она улыбнулась. В нижнем этаже  раздался  треск.  Она
спросила его молча, одними глазами, и  он  так  же  молча  пожал  голыми
плечами.
   Грубые шаги по лестнице. Резкий голос хозяйки меблированных комнат:
   - Вы не имеете права вламываться сюда! Я хозяйка,  у  меня  лицензия!
Убирайтесь отсюда, хулиганье!
   Голос замолк, что-то тяжелое ударило в дверь, и она распахнулась.
   - Доброе утро.
   - Какого дьявола вам надо? - спросил Вал. Ответа не было, и в  тишине
он увидел кривоногого неандертальца с изрезанным вдоль и поперек  лицом.
Он вперевалку вошел в комнату. Трое других остановились позади.
   - Мне надо сделать тебя несчастным, -  сказал  Джеф.  -  Я  вижу,  ты
получил письмо Кино. Мы отобрали его у него,  когда  он  сделал  вечером
свою первую попытку. А потом я решил, не бросить ли мне  письмо  самому,
только утром, перед тем, как прийти поздороваться с тобой.
   Джеф сделал еще шаг и увидел, что Ренна села  в  постели,  увидел  ее
глаза, руки, плечи, дрожащие от ужаса.
   - Ну, приве-е-т!
   Вал бросился вперед, но сильный удар в живот бросил его на пол. Когда
через секунду он открыл глаза, в комнате было еще шестеро. Трое  подняли
его, и Джеф снова ударил его в живот.
   Годы, проведенные на  улицах  Адского  Котла,  сделали  Вала  хорошим
уличным бойцом, и научили его,  что  если  положение  безнадежное,  надо
беречь силы на  случай  чуда,  если  оно  произойдет,  сбереженная  сила
пригодится. Поэтому, когда Джеф шагнул к  Ренне  и  она  закричала,  Вал
только стоял. Но когда крик сменился долгим визгом, Вал тоже закричал  и
стал сражаться. Он  почти  убил  одного  из  тех,  кто  держал  его,  но
остальные окружили его, сломали ему  четыре  ребра,  вывихнули  плечо  и
свернули набок челюсть.
   - Нет, - сказал Джеф, делая успокаивающий жест, -  не  убивайте  его.
Пусть посмотрит, что мы сделаем с ней. Эй, кто-нибудь, помогите мне.
   Рука Джефа была в крови, а Ренна больше не кричала, потому что у  нее
были раздроблены горловые хрящи.
   Они действовали руками, потом  ногами,  а  затем  из  потайных  ножен
появился энергонож.
   Через минуту Вал потерял сознание.  Они  не  стали  добивать  его,  а
просто ушли.
   Через полчаса Рэра, хозяйка, наберясь храбрости, заглянула в комнату.
Увидев  голого  человека,  скорчившегося  на  полу,  она  сказала:   "О,
господи!" и вошла. Взглянув на то, что  осталось  на  постели,  она  уже
больше ничего не могла сказать, только отшатнулась, зажав руками рот.
   Рука мужчины шевельнулась.
   - О, боже милостивый, он жив! Она подошла к нему и наклонилась.
   - О, боже милостивый!... - она подошла ближе. Надо унести его отсюда,
пока он не пришел в себя, подумала она и попыталась поднять его. Боль  в
сломанных ребрах привела его в сознание. Он открыл глаза и тупо взглянул
в лицо женщины.
   - Рэра? - спросил он невнятно, поскольку челюсть посинела и опухла.
   - Мистер Ноник, пойдемте со мной.
   Он оглянулся, и когда глаза увидели постель, застыл.
   - Не надо, мистер Ноник, пойдемте со мной.
   Он позволил ей поднять его и вышел  с  нею  в  коридор,  несмотря  на
страшную боль в плече и правой стороне груди.  Рэра  видела,  под  каким
немыслимым углом повисла его рука.
   - Ну,  -  сказала  она,  -  нам  надо  как  можно  скорее  попасть  в
Медицинский Центр.
   И он закричал. Это был долгий вой, поднявшийся почти до визга.  Затем
Вал опустился на пол. Он тряс головой, слезы бежали по его лицу,  но  он
замолчал.
   - Мистер Ноник, вставайте.
   Он встал. Она поддержала его и повела дальше.
   - Послушайте, мистер Ноник, я понимаю, что для вас не имеет значения,
но послушайте. Вы молоды и вы потеряли кое-что... - он слышал ее  сквозь
туман боли. - Но мы все, в той или иной степени, что-то теряем. Я бы  не
стала этого говорить, если бы не было того, что случилось, когда мы  все
внезапно узнали друг друга. Тогда я догадалась, что куча людей  говорила
то, чего не должна была говорить в нормальном состоянии. Но  вы  молоды.
Многие теряют тех, о ком думают... Все, кто видел вас обоих, знали,  что
вы о ней думаете. Но вы будете жить... У меня была племянница, которую я
любила, как дочь. Ее мать умерла. Они обе были акробатками. Четыре  года
назад племянница моя исчезла, и я не видела ее с тех пор. Я потеряла ее,
а она жила у меня с девяти лет. Но я живу.
   - Нет, - сказал он, качая головой. - Нет.
   - Да. И вы будете  жить.  В  том  случае,  если  мы  отправим  вас  в
Медицинский Центр. - И вдруг отчаяние, которое она  старалась  вытравить
из своего голоса, не  показать  Валу,  вырвалось  наружу.  -  Зачем  они
сделали такое? Зачем? Как они  могли  сделать  это  сейчас,  после  того
момента, когда мы все узнали?
   - По тон же причине, по какой они делали это и раньше, - сказал он. -
Как и вы, они попались в ловушку, в тот яркий  миг,  когда  узнали  свою
судьбу. Но они не возьмут меня, не возьмут!
   - О чем вы говорите? - Они никогда не найдут меня. Никогда!
   Он бросился вперед и скатился по  нескольким  ступеням  лестницы,  но
потом ухватился за перила и пошел. Она побежала за ним.
   - Мистер Ноник, вам нужен врач!
   Он остановился в дверях, голый, отрицательно качая головой.
   - Они никогда не найдут меня, - прошептал  он  еще  раз  и  исчез  за
дверью.
   Она вышла, но не увидела его.  Улица  была  пуста.  Тогда  она  нашла
полицейского, привела его в дом, и рассказала, что случилось.
   Двойное солнце сияло на белом песке города.
   - Когда прибудут агенты с Земли? - спросил кто-то.
   - Как только найдут те три документа, - ответил тройной голос, - и..,
если они еще живы.
   Пахнущий озоном ветер погнал белую  пыль  по  склону  дюны,  так  что
легкая форма пустыни  снова  изменилась,  и  единственной  стабильной  и
изолированной вещью был город.
   Недалеко от центра Торона старый торговец сидел у  себя  на  балконе,
глядя на дворцовые башни и на дощатые дома в районе Адского Котла.
   - Кли!
   - Да, папа?
   - Ты уверена, что хочешь этого? Ты пользовалась всем  почетом,  какой
Торон мог предложить тебе как ученому из-за  твоей  работы  с  передачей
энергии и твоих теоретических исследований. Я никогда не  говорил  тебе,
но я очень горжусь тобой.
   - Спасибо, папа, но я как раз  этого  и  хочу.  Ни  Рольф,  ни  я  не
намерены прекращать работу. Мне нужно закончить свою объединенную теорию
поля, а он будет работать над новым историческим проектом.
   - Ну, ладно. Зови его сюда.
   Она ушла в дом и тут же вернулась, держа за  руку  высокого  мужчину.
Они остановились у мраморного стола, за которым сидел Кошер.
   - Рольф Катам, вы хотите жениться на моей дочери, Кли Кошер?
   - Да! - твердо ответил Катам.
   - Почему? Катам слегка повернул голову, и свет заиграл на  прозрачном
пластике его щеки.  Та  часть  его  лица,  что  была  подвижной  плотью,
улыбнулась, и от этого прямой взгляд Кошера заколебался.
   - Это нечестный вопрос, -  сказал  Кошер.  -  Не  знаю..,  после  той
секунды, когда все мы.., ну, вы знаете. Потом я  догадался,  что  многие
слышали, спрашивали и даже отвечали не так, как обычно.
   Смущение, подумала Кли.  Зачем  говорить  со  смущением  о  том  миге
контакта, охватившего империю в конце войны?  Она  надеялась,  что  отец
будет другим. Это смущение не от того,  что  он  увидел,  а  от  новизны
опыта.
   - Почему же? Это  вполне  честный  вопрос,  -  ответил  Катам.  -  Он
частично из-за того, что мы видели в тот момент.
   Катам говорил без страха. Это была одна из  причин,  по  которой  она
любила его.
   - Потому, что мы знаем работу друг друга. И потому, что в тот  момент
мы познакомили друг друга с мозгом друг друга. И потому, что это  знание
послужит нам обоим, как сердцу, так и духу.
   - Ладно, женитесь, - сказал Кошер, - но...
   Кли и Рольф переглянулись и улыбнулись друг другу.
   - Но почему вы хотите уехать?
   Их лица сразу стали серьезными, они снова посмотрели на старика.
   - Кли, - сказал Кошер, - ты так долго была вдали  от  меня.  Пока  ты
была девочкой, ты была со мной. А потом надолго уехала жить  одна,  и  я
разрешил тебе. А теперь вы оба снова хотите уехать, и  на  этот  раз  ты
даже не хочешь сказать мне, куда вы едете. - Он помолчал. - Конечно,  вы
можете это сделать, тебе двадцать восемь лет, ты взрослая женщина, как я
могу удержать тебя? Только,.  Кли..,  не  знаю,  как  сказать..,  я  уже
потерял сына.., и не хочу потерять еще и дочь.
   - Папа, - начала она.
   - Я знаю, что ты хочешь сказать, Кли. Но даже вали бы твой брат  Джон
был жив, а все говорит за то, что он умер - если бы он был жив  и  прямо
сейчас пришел сюда, для меня он все  равно  умер.  После  того,  что  он
сделал, он должен был умереть.
   - Папа, я хотела бы, чтобы ты так не  думал.  Джон  сделал  глупость,
сделал неумело, по-детски. Он был неуклюжим мальчишкой в  те  годы..,  и
заплатил за сделанное.
   - Но мой собственный сын на каторге, обычный преступник, убийца!  Мои
друзья добры ко мне и не упоминают о нем до сих пор. Если бы  кто-нибудь
из них напомнил мне, я не мог бы держать высоко голову, Кли.
   - Папа, - умоляюще сказала Кли, - ему было восемнадцать лет,  он  был
избалован, он возмущал тебя и меня... Но если он жив,  прошедшие  восемь
лет сделали из мальчика мужчину. Нельзя же держать зло  на  собственного
сына восемь лет. А если ты не можешь сейчас держать  высоко  голову,  то
это, вероятно, твоя проблема, и она не связана с Джоном.
   Рольф положил ей руку на плечо, ласково  предупреждая,  что  ее  тон,
если не слова,  переходит  в  опасное  поле  оскорбления,  как  частицы,
движущиеся в случайном поле, действуют непредсказуемо.
   - Я не прощу его, - сказал старик, сжав руки. - Я не  могу  простить.
Не могу. Я был так опозорен...
   - Папа! - она отступила от оскорбительного тона и говорила  теперь  с
любовью, которую чувствовала к нему. - Папа! - И протянула к нему руки.
   Он выпрямился, разжал пальцы, но не принял ее руки.
   - Кли, ты сказала, что уедешь и не хочешь, чтобы кто-нибудь знал, где
ты. Я люблю тебя и хочу, чтобы у тебя было все, что ты желаешь. Но  хотя
бы.., письма или что-нибудь в этом роде. Я хоть буду знать, что с  тобой
все в порядке...
   - Писать не будем, - сказала она, и быстро добавила:
   - Но ты будешь знать.
   - Нам пора, Кли, - сказал Катам.
   - До свиданья, папа. Я очень люблю тебя.
   - И я люблю тебя, - сказал Кошер, но она уже вошла в дом.
   - Я хотела бы иметь возможность сказать ему, что Джон жив,  и  почему
мы уезжаем тайно, - сказала Кли, когда они подошли к парадной двери.
   - Он узнает достаточно скоро, - ответил Катам. - Все узнает.
   Она вздохнула.
   - Да. Этот огромный чудовищный компьютер в Тилфаре даст им знать. Они
могли бы  все  узнать  и  сейчас,  если  бы  захотели,  но  все  слишком
растеряны, Рольф. Три тысячи лет люди пытались найти  слово,  отделяющее
человека от других животных. Одни  ученые  называли  человека  смеющимся
животным, другие -  моральным  животным.  Ну  а  я  думаю,  может  он  -
смущающееся животное.
   Ее будущий муж засмеялся, но не слишком весело, затем сказал:
   - Кли, я уже тысячу раз спрашивал тебя, но все не могу  поверить:  ты
уверена в тех рапортах?
   Она кивнула.
   -  Их  видели  очень  немногие,  те,  кто  был  близко  причастен   к
конструкции компьютера. Мне позволили заглянуть лишь одним глазом, и  то
больше из-за этой последней заварухи во дворце,  а  не  из-за  чего-либо
другого. Но это сделало меня больной, Рольф,  потому  что  я  ничего  не
могла сделать с этим чудовищем. Но ведь я и так уже поработала для этого
преступного дела, верно? Рольф, они четыре раза пытались разобрать  его,
но ничего не вышло. Каким-то образом он защищает себя. К нему едва могли
подойти близко.
   -  Это  понятно,  -  сказал  Рольф.  -  Он  получил  самое  необычное
оборудование,  вооружение  и  т,  д,  для   контроля   над   полновесной
всеобъемлющей войной. Но зачем, Кли? Ты математик, ты знаешь компьютеры.
   - А ты историк, и войны - твой департамент, - она еще раз  оглянулась
на фигуру на балконе, махавшую  им.  -  Хотела  бы  я  знать,  скоро  ли
компьютер заставит его.., их понять?
   - Не знаю, - сказал он. - Не знаю.
   Транзитная лента наверху тянулась по нему тонкой черной линией.
   Когда они исчезли из виду, старый Кошер на балконе вздохнул и  сделал
нечто, чего не делал уже давно. Он вошел в дом, переоделся в неприметну