жип катил по асфальту. Я думал о
Марсии и пытался понять, что происходит. Я вспомнил, что  сказала
Динни: - Мы все сейчас безумны. Все.  Мы  были  безумны  и  перед
чумой, но сейчас мы по-настоящему безумны. - Или это было  просто
удобным оправданием? Не знаю.
    Динни сказала: - Дело в том, что никто не видит  собственного
безумия, потому что через этот фильтр мы сами смотрим.  Все,  что
мы можем видеть, мы проецируем  на  людей  вокруг  нас.  А  потом
обвиняем их за это. - Она улыбнулась и  сказала:  -  Знаешь,  как
узнать, что ты свихнулся? Посмотреть на людей вокруг.
    Я поглядел - и каждый вокруг был безумен.
    Это была шутка. Тебе нужна помощь, когда люди вокруг безумны.
    Дьявол с нею. У меня больше нет времени быть безумным.
    Джип спросил: - Будет ли ответ?
    Я сказал: - Нет. И запомни. Отказ всем будущим сообщениям  от
этого источника.
    - Принято.
    Но чувствовал я себя погано.




                        40

    Джип криво въехал  на  стоянку  перед  Научной  Секцией  и  я
осторожно выкарабкался. Здесь охраны не было. Больше она нигде не
нужна. После реорганизации ни одна дверь не откроется, если у  вас
не будет красной карточки или выше. У меня была золотая.
    Пройдя четвертую защищенную дверь, я  ткнул  пальцем  в  двух
изнывающих  от  безделья  помощников  и  сказал:  -  Вы  временно
мобилизованы. Мне надо кое-что погрузить.
    Они заворчали, но потянулись  за  мной:  -  Не  желаю  ничего
слушать, - сказал я.
    Мы прошли прямо к секции внеземных организмов. Когда я вошел,
женщина в лабораторном халате подняла глаза.
    - Где доктор Партридж, - спросил я.
    - Она больше здесь не работает. Ее перевели в администрацию.
    - А что с Ларсоном.
    - Кем?
    - Джерри Ларсоном?
    - Не слышала о нем. - Она отставила клипборд и посмотрела  на
меня: - Что я могу сделать для вас?
    - Я - Маккарти, - сказал я.
    - Ну и что?
    - Я забираю  некоторые  образцы.  -  Я  показал  на  стену  с
клетками. - Три тысяченожки и инкубатор с яйцами. Их должны  были
приготовить для меня.
    Она покачала головой: - Такие приказы мне не поступали.
    - Прекрасно, - сказал я. -  Я  вручу  их  немедленно...  -  Я
вытащил из кармана свою копию приказа.
    Она мигнула.  Лицо  отвердело.  -  Какие  у  вас  полномочия,
лейтенант?
    - Сотрудник агенства  Специальных  Сил,  -  рявкнул  я.  Нога
болела. Я устал стоять. Я хлопнул по карточке на груди: - Вот мои
полномочия! Я могу  реквизировать  любую  чертову  вещь,  которую
захочу. И если захочу, могу отослать вас  в  Ному  на  Аляску.  А
сейчас я хочу  трех  насекомых  и  ящик  с  яйцами.  -  Я  махнул
помощникам: - У входа стоит джип. Погрузите это.
    - Подождите, - сказала она, хватаясь за телефон: - Мне  нужно
подтверждение...
    Я подковылял к ней, тяжело опираясь на палку: - Во-первых,  -
сказал я, - именно  я  собрал  эти  образцы.  Во-вторых,  я  убил
кторра, чтобы привезти их сюда. В-третьих, я  не  вижу  ни  капли
исследований этой лаборатории, и  насколько  это  меня  касается,
эффект от их доставки сюда нулевой. В-четвертых..., - я развернул
приказ, врученный  мне  сегодня  утром  майором  Тирелли,  -  все
подтверждения, в  которых  вы  нуждаетесь,  у  меня  с  собой.  И,
в-пятых, если вы не уберетесь с дороги, я найду  для  этой  палки
менее комфортабельное место. А если не верите, что  я  могу  это
сделать, то я  -  тот  самый  парень,  который  убил  денверского
кторра.
    Она прочла приказ и вернула  без  комментариев.  Фыркнула:  -
Нет, это не так.
    - Прошу прощения?
    - Вы его не убили.
    - Повторите.
    Она подняла бровь. -  У  всех  лейтенантов  поганый  слух?  Я
сказала: вы его не убили.
    Я повернулся к помощникам: - Грузите это  в  джип.  Я  сейчас
выйду.
    - Поставьте!, - рявкнула она. - Если вы тронете эти клетки, я
вас пристрелю. - Помощники застыли, где стояли. Она ткнула мне  в
грудь: - Давайте вначале кое-что урегулируем.
    Я  смерил  взглядом  женщину  в  халате.  Карточка  с  именем
отсутствовала.  У  нее  были  зеленые  глаза.  -  Ваше  имя?,   -
потребовал я.
    - Лукреция Борджиа.
    - А звание у вас есть?
    - Просто доктор.
    - Хорошо. Ну, доктор Борджиа, не хотите ли объясниться?
    Она показала на двойные двери в конце помещения: - Через  две
комнаты, - сказала она.
    Я проковылял через двойные двери. Она следовала  за  мной.  Я
очутился в широком коридоре  с  еще  одними  двойными  дверьми  в
конце. Я протолкнулся в них и ...
    ... там лежал кторр, почти неподвижный в центре большой  ярко
освещенной комнаты. Бока кторра регулярно вздымались,  словно  он
дышал. Люди прикрепляли зонды к его шкуре. Вокруг него все было в
лесенках и помостах.
    - Я... э-э...
    - Не убили его, - закончила она за меня.
    - Но я... ладно, не обращайте внимания. Что они с ним делают?
    -  Изучают.  Впервые  у  нас  есть  возможность   подобраться
достаточно близко к  живому  кторру,  потыкать  его,  пощупать  и
увидеть, что им движет. Вы завалили его. Он не может  видеть,  не
слышит, не двигается. По крайней мере мы не думаем, что он  видит
или слышит. Мы  убеждены,  что  он  не  может  двигаться.  И  он,
конечно, не может есть. Ваша винтовка  прелестно  уничтожила  его
пасть. Мы вливаем в нее жидкости.
    Я не спросил, какие жидкости. - Подходить к нему не опасно?
    - Вы же эксперт, - едко сказала она.
    Вокруг животного суетились  мужчины  и  женщины.  Я  похромал
поближе. Лишь один-два обратили на меня внимание. Доктор  Борджиа
тихо шла сзади. Она взяла мою трость и потыкала в пасть созданию:
- Смотрите сюда, - сказала она, - видите?
    Я посмотрел.  Я  увидел  бугристую  массу  плоти.  -  На  что
смотреть?
    -  Видите  ряд  шишек?  Новые  зубы.  И  если  бы  вы  смогли
взобраться на скамеечку, я показала бы его обрубки рук. И  глаза.
Если бы вы заглянули вниз, я показала  бы  его  ноги.  Эта  штука
регенерирует.
    Я посмотрел не нее: - Сколько?, - спросил я.
    Она пожала плечами: -  Три  месяца.  Шесть.  Мы  не  уверены.
Некоторые из вырезанных нами проб тоже показывают попытки роста в
полное животное.  Как  морская  звезда.  Или  голограмма.  Каждый
кусочек   обладает   всей    необходимой    информацией,    чтобы
реконструировать оригинал. Вы понимаете, что это значит?
    - Да. Они практически неубиваемы. Мы должны сжигать их.
    Она кивнула: - Что касается остального мира, то вы убили  эту
штуку. Вам даже заплатили за это. Но истина в том, что вы  только
остановилм  его.  Поэтому,  когда  вы   снова   придете   в   мою
лабораторию, не  козыряйте  своим  весом  и  не  выступайте,  как
эксперт! Вы поняли?
    Я не ответил. Смотрел на  кторра.  Я  сделал  шаг  к  нему  и
дотронулся до кожи.  Животное  было  теплым.  Шкура  шелковистая.
Странно живая. Она била электричеством! Руку покалывало,  пока  я
гладил его.
    - Статическое электричество?, - спросил я.
    - Нет, - сказала она.
    Я сделал еще шаг, почти прислонился к  теплому  боку  кторра,
почти прижал к нему  свое  лицо.  Несколько  прядей  шкуры  легко
коснулись щеки. Словно  перышки.  Я  принюхался.  Животное  пахло
теплом и мятой. Это было странно привлекательно.  Как  большой  и
добрый  шерстяной  коврик,  в  который  хочется  завернуться.   Я
продолжал гладить его.
     - Это не шкура, - сказала она.
    Я гладил: - Нет? А что?
    - Это нервные окончания, - сказала она.  -  Каждая  отдельная
прядь это живой нерв, сидящий каждый в своем  чехле  и,  конечно,
защищенный, и  у  каждого  своя  собственная  сенсорная  функция.
Некоторые могут чувствовать тепло и холод, другие - свет и  тьму,
или давление. Некоторые ощущают запах. В  общем  -  ну,  пока  вы
гладите его, он вас тихо пробует на вкус.
    Я бросил его гладить.
    Отдернул  руку.  Посмотрел  на  доктора.  Она   утвердительно
кивнула. Я снова посмотрел на шкуру кторра. У  каждой  пряди  был
свой цвет. Одни черные и толстые. Другие - тонкие и серебряные. У
большинства  были  различные  оттенки  красного  -  весь   спектр
красного,  от  глубокого  пурпура  до  ярко-золотого,  со   всеми
промежуточными  цветами:  фуксин,  розовое,   фиолетовое,   алое,
оранжевое,  малиновое,  желтовато-розовое  и  даже  редкие  пятна
ярко-желтого. Эффект был поразительный.
    Я снова провел рукой по шерсти, раздвинув  пряди.  В  глубине
кожа кторра оказалась темно-пурпурной, почти черной. И горячей. Я
подумал о мягкой коже живота собаки.
    Я ощутил, что кторр дрожит. Каждый раз, когда я  трогал  его,
дрожь усиливалась. Что такое?...
    - Вы заставляете его нервничать, - сказала Лукреция.
    Нервничать?... Кторра? Бездумно я шлепнул  его  по  боку.  Он
дернулся, как от укуса.
    - Не надо, - сказала она, - посмотрите...
    Волны  дрожи  пробегали  по  телу  кторра.  Две  девушки   на
платформе свесились прямо над спиной кторра. Они пытались  спасти
набор  датчиков.  Отдернули  их  и  ждали,  пока  кторр  перестал
дрожать. Одна девушка уставилась на меня. Когда  плоть  животного
перестала трястись, она вернулась к своей работе.
    - Извините, - сказал я,
    - Животное невероятно чувствительно. Он слышит все, что здесь
происходит. Он  реагирует  на  звук  вашего  голоса.  Видите?  Он
дрожит. Он знает, что вы враждебны. И он вас боится. Наверное, он
больше боится вас, чем вы его.
    Я посмотрел на кторра новыми глазами. Он боится меня!...
    - Поймите, он еще ребенок.
    Я не сразу ухватил смысл выражения, относящегося не только  к
тому, что здесь в лаборатории, но и к тем, что снаружи, диким.
    Если этот - только ребенок, если все снаружи -  только  дети,
то каковы же взрослые? Четвертый кторр?...
    - Погодите - он не может быть ребенком!
    - Почему?
    - Он слишком велик, я же привез яйца! Маленький кторр  должен
быть..., - я развел руки, словно держал щенка, - ... вроде  этого
...
    - Вы таких видели?
    - Э-э...
    - Какой самый маленький кторр, которого вы видели?
    - Э-э... - Я показал: - Этот.
    - Правильно. Вы слышали о накоплении тяжелых металлов?
    - А что это?
    - Способ измерения возраста  животного.  Тело  не  пропускает
тяжелые металлы вроде  свинца  или  ртути,  они  накапливаются  в
клетках. Неважно, насколько чистую жизнь вы ведете, вы  неизбежно
захватываете небольшие  их  количества  прямо  из  атмосферы.  Мы
основательно  проверили  это  животное.  Его  клетки  удивительно
похожи на земные. Вы знаете это? Он почти мог происходить с нашей
планеты. Может, когда-нибудь и произойдет. Но вот  штука:  в  его
организме следов тяжелых металлов не более чем на три года жизни.
И мне кажется, что  в  действительности  гораздо  меньше.  Скорее
восемнадцать месяцев. - Она подняла руку, чтобы я не прерывал ее.
- Поверьте - мы это проверили. Мы намеренно ввели следы  металлов
в его организм, посмотреть, каким образом они  будут  выводиться.
Да,  они  выводятся,  наша  оценка  возраста  основана  на   этом
уравнении.
    И тут нет  аномалий.  Все  наши  дополнительные  исследования
подтверждают гипотезу. Восемнадцать месяцев. Два года максимум. У
него невероятная скорость роста.
    Я покачал головой: - Но как же яйца?...
    - О, вы правы. Яйца. Яйца кторров.  Пойдемте  со  мной.  -  Я
прошел за нею в комнату, из которой мы пришли. Она подвела меня к
ряду клеток. - Вот яйца,  -  показала  она.  -  Видите  маленьких
кторров?
    Я подобрался к клетке и уставился.
    Внутри  были  две  небольшие  тысяченожки.  Они  лоснились  и
казались влажными. Они сосредоточенно жевали искромсанные  ветки.
Третья маленькая тысяченожка как раз прогрызла  дыру  в  скорлупе
яйца. Она внезапно остановилась и посмотрела прямо на меня.  Меня
пробрал озноб.
    - Единственное интересное в этих малышках, - сказала  она,  -
цвет живота. Видите? Ярко-красный.
    - И что это значит?
    Она пожала плечами: - Может,  они  с  Род-Айленда.  Не  знаю.
Вероятно, ничего не значит. Мы находим на их животах самые разные
цвета.
    - Когда они вылупились?, - спросил я.
    - Сегодня рано утром. Милые, вам не кажется?
    - Я не схватываю, - сказал я. - Зачем  кторрам  держать  яйца
тысяченожек в своем куполе?
    - Зачем вы держите куриные  яйца  в  своем  холодильнике?,  -
спросила доктор Борджиа. - То, что вы нашли  -  обычная  кторрова
версия цыплят, вот и все.  Эти  создания  едят  материю,  стоящую
слишком низко в пищевой цепи, чтобы заинтересовать кторров. Они -
удобные маленькие механизмы для собирания пищи  и  запасания  ее,
пока черви не проголодаются.
    - Я в замешательстве. Яйца казались слишком  большими,  чтобы
их отложили тысяченожки.
    - А вы знаете, какими могут вырасти тысяченожки?
    Я покачал головой.
    - Посмотрите сюда.
    - Госссподи!, - выдохнул я.  Тварь  в  клетке  была  размером
с большого питона. Больше метра длиной. - Вау!, - сказал  я,  -  я
это не знал.
    - Теперь знаете.  -  Она  смотрела  на  меня,  зеленые  глаза
довольно сверкали. - Есть еще вопросы?
    Я отступил  от  клетки  и  повернулся  к  ней.  Я  сказал:  -
Извините. Я был паяцем. Пожалуйста, простите меня.
    - Мы  привыкли  общаться  с  неприятными  созданиями.  -  Она
невинно улыбнулась. - Вы вообще не представляли проблемы.
    - Уф. Я  это  заслужил.  Слушайте,  очевидно,  что  вы  здесь
знаете, что делаете. Как раз такого мне не хватало в  Центре.  До
сегодняшнего утра я даже не знал, что эта секция существует.
    - И никто  не  знал,  пока  мы  не  взяли  под  стражу  этого
мальчика... - Она показала большим пальцем через плечо.
    - Я действительно извиняюсь, - сказал я.
    Она повернулась посмотреть на меня: - Принимается.  А  теперь
слушайте хорошенько. Мне наплевать, что вы извиняетесь.  Мне  все
равно. Все прошло. Позвольте сейчас научить вас кое-чему.
    - Э-э, да.
    - Вы теперь офицер. У меня для  вас  плохие  новости.  Каждый
чертов  фуфырь,  который  видит  нашивки   у   вас   на   рукаве,
рассчитывает на вас, вы  понимаете?  Он  хочет  знать,  может  ли
доверять вам полностью, когда речь идет о его жизни. Именно так и
вы относитесь к вашим начальникам, не так ли? И ваши люди  именно
так будут относиться к вам. Вы выступали как паяц и  позорили  не
только себя, но и каждого,  кто  носит  такие  нашивки.  Поэтому,
держитесь  соответственно.  Нашивки  -  это  не  привилегия!  Это
ответственность!
    Я чувствовал себя неважно.
    Мне казалось, это  заметно.  Она  взяла  меня  под  локоть  и
повернула к стене. Понизила голос:  -  Слушайте,  я  знаю  -  это
больно. Вам надо узнать еще  кое-что:  критика  -  это  признание
вашей способности давать результаты. Я не стала бы так давить  на
вас, если бы не была уверена, что вы поймете. Я знаю, кто  вы.  Я
знаю,  как  вы  получили  эти  нашивки.  Это  прекрасно,  вы   их
заслужили. Я слышала о вас массу хорошего. Верите или нет,  но  я
не хотела вас расстраивать. Понимаете?
    - Э-э, да. Понимаю.
    - Не хотите что-нибудь сказать?
    - Э-э... мне кажется - только спасибо. - Я  добавил:  -  Буду
знать, где остановиться, Э-э, я в страшном смущении.
    - Знаете, все новые  офицеры  совершают  ту  же  ошибку.  Вам
повезло, что вы сделали ее здесь, а не в более  серьезном  месте.
Вы думали, что нашивки меняют вас. Нет, не  меняют.  Поэтому,  не
примешивайте их. Вы - это не ваше звание, вы  -  просто  человек,
которому доверена доля  ответственности.  Поэтому,  я  выдам  вам
секрет. Ваша работа - не приказывать  людям,  а  вдохновлять  их.
Помните это и успех вам будет обеспечен.
    - Спасибо вам, - снова сказал я.  Что-то  было  в  ее  манере
говорить. - Вы не родственница Фромкину?
    Она улыбнулась: - Я училась у него. Девять лет назад.  -  Она
протянула руку: - Меня зовут Флетчер. Можете звать меня Флетч.
    Я осторожно пожал ее руку. Запястье все еще болело.
    Она сказала: - По правде говоря, мне нечего делать  с  вашими
жуками. У меня и так много жуков. Заберите их отсюда. Вы  окажите
мне услугу. - Она  окликнула  все  еще  ожидающих  помощников:  -
Грузите клетки для лейтенанта.
    Я сказал: - Я буду сообщать вам, что обнаружу. - Посмотрел  на
часы: - Мне хочется задержаться, но меня ждет самолет.
    Я неуклюже повернулся к двери. Она  подошла  и  встала  предо
мной: - Еще одно. Это  была  прекрасная  стрельба.  Я  была  там.
Поздравляю. - Она приподнялась и тепло поцеловала в губы.
    Всю дорогу до джипа я чувствовал, что краснею.




                        41

    Мы были на высоком  холме,  нависающем  над  темной  долиной,
почти каньоном. На дне поблескивающий поток струился зигзагами  с
севера на юг между двумя крутыми склонами  и  разливался  широким
мелким прудом в устье каньона. Поверхность  воды  отражала  небо,
вода  казалась  голубой.  На  дальнем  конце  пруда   вода   тихо
переливалась через край низкой дерево-земляной плотины.
    Длинная коса выступала в маленькое озеро. Возле плотины стоял
круглый купол, почти незаметный на фоне черного  холма.  Я  долго
изучал его в бинокль. Купол выглядел темнее  обычного.  Казалось,
он  весь  был  вымазан  грязью.  Неплохой  камуфляж,  но  все  же
недостаточный, чтобы обмануть  компьютеры.  Спутниковая  разведка
наблюдала, обрабатывала и анализировала двадцать  четыре  часа  в
сутки предательские изменения в локальной области. Особая круглая
шишка хижины червя, плотина, местное изменение деревьев -  каждый
признак  мог  послужить  причиной   расследования,   все   вместе
поместили долину в список Особого  Внимания.  У  нас  заняло  три
недели, чтобы добраться сюда.
    Я передал бинокль Дюку. Он посмотрел и заворчал.
    - Они становятся умнее, - сказал я.
    Он кивнул: - Да. Так просто не подойти. Никак не  подобраться
незамеченными.
    Ларри  изучал  верхнюю  часть  каньона.   -   На   плоту   не
переправиться, - сказал он.
    Дюк  кивнул,  соглашаясь:  -  Не  думаю,  что  сможем.  -  Он
повернулся к Ларри: - Вызови пузырь. Мы забросим команду. - Ларри
кивнул и включил радио. Дюк посмотрел на меня: - Что думаешь?
    Я сказал: - Все ложится на плечи первого. Он  должен  держать
дистанцию, пока другие не высадятся. - Я на секунду закрыл  глаза
и представил, на что это может быть похоже. -  Я  это  сделаю,  -
сказал я.
    - Не надо бы тебе, - сказал Дюк.
    - Нет, сделаю.
    - Хорошо, - сказал Дюк. - Ладно. Есть проблемы с планом?
    - Нет, - сказал я. Потом пожал плечами и улыбнулся. - Я их не
люблю - но проблем с ними у меня нет.
    Дюк степенно смотрел на меня: - Ты о чем?
    - Ненавижу пузыри. Мне кажется, черви услышат наш приход. Или
увидят тень.
    - Что еще?
    - Ну, я не люблю высоту.
    - Это все?
    - Да.
    Дюк посмотрел на Ларри: - Ты?
    - Я в порядке.
    - Я не об этом - что происходит?
    Ларри покачал головой.
    - Ты все еще думаешь о смерти Луиса?
    Ларри покачал головой. Луис умер через две недели после укуса
за палец. Как-то днем он начал дрожать, потом  потерял  сознание.
Тем же вечером впал в  кому,  а  на  следующее  утро  был  мертв.
Вскрытие показало, что почти  каждая  кровяная  клетка  его  тела
взорвалась изнутри. Убийцей был вирус, который вел себя наподобие
малярийного. Теперь было  тридцать  четыре  вируса  или  микроба,
которых идентифицировали, как активных агентов инфекции  кторров.
Луису  повезло.  Его   смерть   была   быстрой   и   относительно
безболезненной.
    Дюк сказал: - Ларри, ты пришел мстить?
    Ларри не ответил.
    - Если так, ты останешься сзади. Это будет мешать.
    - Я в порядке!
    Дюк поглядел на Ларри: - Если просрешь, я вобью  кол  тебе  в
задницу. Обещаю.
    Ларри улыбнулся: - Усек, босс.
    - Хорошо.  -  Дюк  снова  переключился  на  меня.  -  Давайте
двигаться.  Убедитесь,  что  ваши  группы  полны.   Мы   проведем
последний  инструктаж  прямо  перед  выходом.  -   Дюк   посмотрел
пристальнее: - Джим, мы с тобой посидим над планом атаки вместе с
пилотом. Ты прав насчет тени - нам надо держа