-  таким
образом девушка тоже не могла их предупредить. Это было очевидно, иначе  она
говорила бы по-другому.
   Сначала Руис был смущен этой неожиданной ситуацией и старался не слушать.
Но избежать этого было невозможно, так как кабинки не были  закрыты  сверху.
Теперь же какая-то сила заставила его  прислушиваться  к  каждому  слову,  и
последующие  высказывания  вызвали  еще  более  глубокие  размышления,   чем
предыдущие.
   - Сегодня определенно день сюрпризов, - сухо прозвучал голос Ли,  но  как
же мало он был похож на тот холодный и отчужденный голос, который он  привык
слышать. - Расскажи  мне  о  его  глазах,  девочка  моя.  Единственное,  что
заметила в них я, - это  замечательная  способность  Его  Превосходительства
дать почувствовать свое неудовольствие.
   - Но ты же должна была  заметить  больше,  -  возразила  Жюли,  несколько
удивленная явным отсутствием наблюдательности у своей сестры. - Я видела его
только мельком, а ты сто лет с ним работаешь. Не понимаю, как  ты  могла  не
влюбиться в него.
   - Я бы не посмела,  -  отрезала  Ли.  Она  заметила  в  глазах  сестренки
шаловливые огоньки и убедилась, что Жюли не столь  уж  серьезна,  но  решила
продолжить начатое. Ни в коем случае, если Жюли будет  работать  в  Мередит,
она не должна составить ошибочное  мнение  о  привлекательном  хозяине.  Она
находилась  в  романтическом  возрасте,  когда  человек  особенно  раним   и
впечатлителен, и эти шутливые слова могут стать реальностью.
   - Я слишком серьезно думала  о  своей  карьере,  чтобы  воспринимать  его
романтически, - сообщила она Жюли, - а когда я узнала его получше, я поняла,
как хорошо, что не заинтересовалась им. Он отличный босс, - помедлила она, и
не замеченный никем слушатель про себя насмешливо поблагодарил  ее,  -  если
привыкнешь переносить его дурной характер, - добавила она, тем самым прервав
слова его благодарности. - Однако я должна признаться, что не нахожу  в  нем
ничего романтичного. - Она перечислила его хорошие  качества,  сокрушительно
расправляясь с каждым из них. - Высокий и стройный - в этом  нет  ничего  из
ряда вон выходящего. Очень  темный.  Снова  ничего  особенного.  Большинство
мужчин  с  латинской  кровью  темноволосые  и  смуглые,  -  а  что  касается
романтичности!... - Она снова рассмеялась, рассеивая последние иллюзии, если
они все еще у Жюли сохранились. - Жаль тебя разочаровывать, дитя мое,  но  в
ножке этого стула, на котором ты сидишь, романтичности больше, чем  во  всем
нашем высокоуважаемом боссе. Да он не  знает,  как  ухаживать  за  девушкой!
Керри озорно рассмеялась.
   - Хотела бы я увидеть его лицо, если он услышит твои слова!
   - Боже сохрани! - улыбнулась Ли. - А может быть, он воспринял бы это  как
что-то вроде необычного комплимента.
   - Да неужели! - пробормотал человек в соседней кабине.
   - Женщинам нет места в  жизни  Руиса  Алдорета,  они  нужны  ему  в  роли
полезных приложений к карандашам и блокнотам для исполнения черновой работы.
   Тут даже Жюли расхохоталась. Вскоре принесли заказ, и девушки  приступили
к трапезе.
   После длительной паузы снова донесся голос Жюли.
   - Ли, сделай мне одолжение, а?
   - Зависит от того, в чем оно заключается, - осторожно ответила Ли, хорошо
зная свою сестрицу. Жюли хмыкнула.
   - Когда вернешься в  офис,  хорошенько  посмотри  на  Руиса  Алдорета,  а
вечером скажешь мне, находишь ли ты его привлекательным.
   - Чего это ради?
   - О, есть причины. Ли пожала плечами.
   - Я никогда не говорила, что он непривлекателен.., просто  он,  вероятнее
всего, женоненавистник и...
   - Ив нем романтичности меньше, чем в ножке  стула,  -  закончила  за  нее
Жюли.
   Ли не поддержала озорной тон своей сестры и больше ничего  не  сказала  о
Руисе Алдорете.
   Вскоре после этого человек из соседней кабинки встал, заплатил по счету и
ушел.
   По дороге в офис Руис размышлял об услышанном. В его голове звучал голос,
хладнокровно характеризующий  возникшую  ситуацию,  при  которой  невозможен
роман между секретаршей и боссом.
   День удался, был подписан контракт с фирмой  "Браун  и  Кентон",  и  Руис
занялся  другой  работой,  забыв  о  подслушанном  им  разговоре.  Но  когда
секретарша вошла к нему  в  кабинет,  чтобы  поработать  с  картотекой,  он,
совершенно непроизвольно, поймал себя на том, что наблюдает за ней.
   Она была невозмутима и великолепна, как всегда. И Руису пришло на ум, что
он вообразил себе тот разговор. Он удивился  тому,  что  ему  небезынтересно
будет узнать мнение секретарши, если она  посту  пит  так,  как  просила  ее
сестра. Он пристально за ней следил. Ли ничем себя не выдавала, выражение ее
лица оставалось таким же бесстрастным. Казалось он интересует ее не  больше,
чем любой из предметов мебели, что, разумеется, его  устраивало,  -  никакая
другая секретарша ему бы не подошла.
   Наблюдая, как она медленно, грациозно и с холодным достоинством двигалась
по кабинету, Руис поймал  себя  на  праздной  мысли:  могла  ли  она  вообще
испытывать  какие-либо  эмоции.  Она  казалась  слишком  сдержанной,   чтобы
поддаться горячим страстям, разрывающим сердца.
   Наконец Ли закончила работу с картотекой, посмотрела на  часы,  потом  на
него.
   - Почти пять часов. Должна ли я сделать еще что-нибудь сегодня?
   - Нет. До свидания.
   - До свидания, мистер Алдорет, - ответила Ли и вышла, тихо прикрыв  дверь
за собой; эта спокойная сдержанность была присуща всем ее действиям.
   Через некоторое время Руис услышал, как она  закрывала  пишущую  машинку.
Звонок возвестил об окончании рабочего времени - офис опустел. Стало  темно.
Горела только одна лампа в кабинете Руиса Алдорета. Он еще  долго  находился
там,  потом  наконец  встал,  запер  бумаги  в  сейф  и  нажал   на   кнопку
переговорного устройства.
   - Ну, Дженнингс, теперь можете прийти и запереть.
   Когда  Руис  Алдорет  проезжал  через  главные  ворота,   ночной   сторож
уважительно отсалютовал ему и вскоре, блестящая красивая машина  скрылась  в
темноте. Ее водитель знал, что предстоящий вечер ничем не  будет  отличаться
от множества предыдущих.
   Он поедет домой - хотя  квартиру,  где  он  жил,  он  никогда  не  считал
настоящим домом. Для него домом было и всегда будет только одно-единственное
место - место, куда он не может вернуться. Квартира, занимаемая им,  хотя  и
была роскошной, не могла ему заменить огромного белого здания,  где  он  так
давно уже не был, но постоянно вспоминал.
   Руис так крепко вцепился в рулевое колесо,  что  костяшки  пальцев  стали
белыми, как стены Карастрано. Потом пальцы расслабились, и  Руис  постарался
больше не думать о прошлом. Машина, шурша шинами, мягко катилась по  дороге.
А в большой  красивой  квартире  его  уже  ждали  пожилые  супруги,  которые
обслуживали его. Они были точны, исполнительны  равнодушны,  что  его  очень
устраивало, и все же иногда твердая скорлупа  трескалась,  и  его  одолевало
одиночество. И только благодаря его выдержке одиночество отступало.
   Боль воспоминания могло вызвать что угодно: обыкновенный рекламный плакат
туристской фирмы с изображением жестких пальмовых листьев, или отсвет солнца
на белом здании или музыка. Особенно музыка протяжная и исполненная сладости
песня или мелодия танца старой Испании с четким ритмом,  воспоминания  снова
возвращались, и тогда огромным усилием воли, воспитанной в себе, он старался
отогнать их, как  назойливых  мух,  пока  они  не  переставали  быть  такими
жгучими.
   Возможно,  он  в  какой-то  мере  заслужил  ту  нелестную  характеристику
секретарши, - многие годы он сознательно держал себя в рамках, -  но  именно
сейчас ее холодный и отчужденный голос по какой-то странной причине причинял
ему боль.
   Когда Ли вернулась домой,  возбуждение,  вызванное  неожиданным  приездом
Жюли и вестью об ожидаемом визите Стеллы,  еще  не  улеглось,  хотя  немного
поутихло.
   Маргарет  Дермот,  все  еще   привлекательная   и   сохранившая   живость
восприятия, так характерную и  для  Жюли,  встретила  свою  старшую  дочь  в
дверях, обнимая одной рукой Жюли. Время было неподвластно ей,  и  ее  голову
украсили пышные волосы изумительного тициановского цвета, которые не тронула
седина.
   - Что ты думаешь об этой хитрой девчонке,  объявившейся  неожиданно,  как
сбежавший с занятий школьник? - поинтересовалась она у Ли.
   - Школьница? - запротестовала Жюли. - Мне уже шестнадцать.
   - Такой древний возраст, - ласково посмеивалась ее мать, и тут  с  другой
стороны дома в холл ворвались двойняшки.
   Двойняшки никогда и никуда не входили, они  всегда  врывались,  и  всегда
вместе, как два вихря.  Волосы  у  них  тоже  были  рыжие,  но  с  морковным
оттенком. Жюли была светлой блондинкой с необычайно красивым  цветом  волос,
переливающихся иногда медью. Приятельница Ли Керри, часто  бывающая  в  этом
доме, была тоже рыжей. В Мередит всегда  шутливо  говорили:  Керри  Керриган
стала  частью  семьи  Дермотов,  потому  что  она  тоже   рыжеволосая.   Все
рыжеволосые держатся друг друга.
   Близняшки замерли и смотрели на Жюли.., два веснушчатых курносых личика.
   - Ой, ты дома, да? - с очаровательной  небрежностью  заметил  Том,  потом
кивнул сестре:
   - Пошли, а то опоздаем.
   - Привет, пока! - коротко поприветствовала сестру Тэсс и тут  же  исчезла
вслед за своим братом.
   - Ну! - Жюли с притворным возмущением встала, уперев "руки в боки". Потом
ухмыльнулась:
   - Негодники нисколько не изменились.
   - Сомневаюсь, что с  ними  это  когда-нибудь  произойдет,  -  рассмеялась
Маргарет. Она закрыла дверь и повернулась к Ли:
   - Как сегодня работа?
   Ли пожала плечами.
   - В основном, как обычно. -  Выражение  ее  лица  изменилось.  -  Ну,  не
чудесно ли, что приезжает Стелла?
   - Слишком чудесно, чтобы выразить словами, - согласилась мать.
   Глава семьи, известный и уважаемый адвокат,  пришел  домой  с  портфелем,
полным  документов,  выразительно  выгнул  брови  при  виде  Жюли,  суховато
сообщил, что в связи с такими  событиями,  как  возвращение  Жюли  и  скорый
приезд Стеллы, он определенно не может заниматься таким будничным делом, как
работа, - несмотря даже на то, что  это  помогает  оплачивать  хозяйственные
счета.

Глава 2

   Стелла приехала домой на следующий  день  около  восьми  часов  вечера  в
шикарном росте-ре сапфирового цвета, столь же изысканном, как и она сама.
   Как это бывало каждый раз, при первом же взгляде на сестру, которая  была
младше ее всего на два года, у Ли перехватило дыхание. Ли взглянула на  мать
и поняла, что Маргарет, судя по  выражению  ее  лица,  испытывает  такие  же
чувства. Так бывало всегда, когда они видели Стеллу -  независимо  от  того,
была ли она с ними рядом или на киноэкране. Стелла - само совершенство.
   - Стелла,  дорогая!  -  прошептала  Маргарет  и  обняла  свою  прелестную
дочь-актрису. Губы Маргарет коснулись нежной, как лепесток цветка,  щеки,  а
ноздри затрепетали от возбуждающего аромата каких-то дорогих  духов.  Стелла
высвободилась  из  объятий  матери  и   с   насмешливой   снисходительностью
посмотрела сверху вниз на Жюли.
   - Боже милосердный, так это маленькая Жюли?
   - Маленькая? - запротестовала Жюли. - Мне уже шестнадцать, и к тому же  я
квалифицированная младшая стенографистка!
   - А я говорю, что если она так считает, то лучше ей и не показывать Руису
Алдорету образцы ее работы, - шутливо заметила Ли. Именно потому, что приезд
Стеллы имел для семьи слишком большое значение, Ли говорила в  таком  легком
тоне. Иначе она просто захлебнулась бы от эмоций.
   Тонкие, превосходно выщипанные  брови  вопросительно  приподнялись.  Руис
Алдорет?
   - Это босс Ли, - сообщила Жюли, и Стелла перевела взгляд на свою  старшую
сестру.
   - Ты все еще работаешь у этого ужасного старого зануды?
   - Он вовсе не стар и не ужасен,  -  возразила  Жюли,  -  хотя  и  кажется
немного занудным. - Она шаловливо усмехнулась своей знаменитой сестре. -  Мы
подумали, может, стоило бы познакомить вас, чтобы ты немного смягчила его.
   - Так он женоненавистник? - красивые губы Стеллы  дрогнули  в  мимолетной
улыбке. - Обычно они бывают довольно интересными. Думаете, я могла бы с  ним
справиться?
   - Уверены  в  этом,  -  ухмыльнулась  Жюли,  но  тут  в  комнату  влетели
близняшки.
   Они всего раз  взглянули  на  сестру,  небрежно  бросили  ей  "привет"  и
занялись более важным для них делом. Стеллу, казалось, всегда  забавляло  их
небрежное отношение, и она, смеясь, говорила, что в конце концов она в самом
деле ничем не отличается от  остальных  членов  семьи.  Только  сама  Стелла
знала, верила ли она в это.
   - Ничего шкурка, - заметила Тэсс, дотронувшись до коротенького  норкового
манто, которое Стелла нарочито небрежно бросила на спинку стула.
   - Потрясная машина, - восхищенным шепотом произнес Том, прижавшийся носом
к оконному стеклу. Он был в том возрасте, когда машины кажутся самым главным
в жизни, гораздо более важным, чем даже знаменитая актриса-сестра и норковое
манто.
   Стелла одарила его известной всей стране улыбкой.
   - Я как-нибудь прокачу тебя на ней, если будешь хорошо себя вести.
   - А я всегда хорошо себя веду. Разве нет? - возмутился он,  поворачиваясь
за подтверждением к Маргарет Дермот.
   - Ну, иногда, да, - суховато согласилась мать. Она  смотрела  на  Стеллу,
словно хотела сказать, какую невыразимую радость  доставляла  ее  красота  и
очарование. Ее всегда изумляло, что она произвела на свет  такое  чудо.  Как
будто вспомнив, она сказала:
   - Отец задержался в офисе.., что-то  абсолютно  неизбежное.  Он  позвонил
несколько минут назад.
   -  Неважно.  Это  даст  мне  возможность  привести  себя  в   порядок   и
приукраситься для него, - улыбнулась Стелла.
   Все рассмеялись тому, что Стелле нужно выглядеть еще красивее: она и  так
была прекрасна. Через несколько минут Стелла забрала свое манто,  о  котором
так небрежно отозвалась сестренка,  и  Жюли  повела  ее  наверх  освежиться.
Близняшки удалились в свое любимое убежище - сад, а Ли с  матерью  стояли  у
лестницы, наблюдая, как Жюли прыгает по ступеням, словно она ровесница Тэсс,
а Стелла подшучивает над ней со снисходительным дружелюбием.
   Вскоре они скрылись на верхней площадке, а мать и дочь, оставшиеся внизу,
обменялись взглядами и улыбнулись.
   - Так хорошо, что она здесь, - тихо сказала Ли, и Маргарет кивнула.
   - Ею можно гордиться.
   - И это не изменило ее. Вот что самое удивительное, - добавила Ли.
   Маргарет смахнула невольную слезу, быстро отвернулась и  нарочито  громко
сказала:
   - Думаю, мы выпьем  чаю.  Это  очень  хорошее  средство,  возвращающее  к
реальной жизни. - Она засуетилась, поставила чайник, а  потом  взглянула  на
Ли: та доставала чашки и блюдца и расставляла их аккуратно на подносе. - Ты,
кажется, немного устала. Руис Алдорет становится все невыносимее?
   Ли улыбнулась.
   - Думаю, это все от возбуждения.
   - Так он, правда, зануда?
   - Наверное.., немного, во всяком случае, есть.
   - Тогда почему бы тебе не переменить место работы?
   - Я вовсе не против того, чтобы работать на него. Он вполне терпим,  если
привыкнешь.  -  Ли  нахмурилась  и  покачала  головой.  -  Иногда  мне  даже
становится его жалко.
   -  Жалко?  -  Маргарет  раскладывала  на  тарелке  бисквиты  и  удивленно
посмотрела на дочь. Ли кивнула.
   - Это глупо, я знаю, он достаточно богат, чтобы  иметь  все,  что  только
пожелает, но почему-то иногда мне кажется, что он очень несчастлив. Потом он
становится, как обычно, холодным и недоступным, и я  понимаю,  что  все  это
просто вообразила. Возможно, его это устраивает.
   - Возможно, он и правда несчастен, но скрывает это  за  внешним  холодом.
Даже у богатых есть проблемы, я так предполагаю.
   Чайник резко засвистел, мать и дочь занялись чаем.  Когда  они  вышли  из
кухни и шли по коридору, Джон Дермот входил в парадную  дверь  -  в  тот  же
момент Стелла появилась на верху лестницы, сбежала  вниз  и  протянула  руки
отцу. Он по-медвежьи обхватил ее и засмеялся, когда Стелла заметила, что  он
мнет ее бархатное платье.
   - В наши времена бархат уже не мнется, - шутливо возразил он. - Ли  может
тебе рассказать об этом, именно такие ткани они и делают в Мередит.
   -  Ах,  да,  этот  знаменитый  босс  Ли.  -  Стелла  с  легкой  насмешкой
повернулась к сестре. - Мне еще предстоит с ним познакомиться.
   - Ты ничего не потеряла, дорогая, - сказала Ли, наигранно содрогаясь. - У
него ужасная манера смотреть сквозь человека.
   Зазвенел звонок, и Тэсс помчалась открыть дверь. Открыв дверь, она  очень
громко закричала, что пришла Керри. Сама  Керри  вошла  через  минуту  после
столь громогласного объявления. Взгляды ее и  Стеллы  встретились,  и  между
ними мгновенно вспыхнула искра враждебности. Стелла очень быстро, с  умением
опытной актрисы скрыла свою неприязнь, но и Керри не намного от нее отстала.
   - Привет, Стелла, -  уверенно  проговорила  она.  -  Я  слышала,  что  ты
приехала сегодня.
   - На целых две недели, - счастливо пропела Жюли, спустившаяся по лестнице
следом за старшей сестрой.
   "На две недели больше чем надо", - мрачно подумала про себя Керри. Ее  не
покидало смутное предчувствие беды. Она не любила Стеллу и не  доверяла  ей,
и, по всей вероятности, актриса это чувствовала. Именно этим  и  объяснялась
их взаимная антипатия.
   Керри придирчиво осмотрела Стеллу. Стелла выглядела  великолепно,  как  в
день своего восемнадцатилетия,  когда  холодно  объявила  своей  семье,  что
добилась кинопробы и что ей предложили роль в фильме.  Это  было  шесть  лет
назад. Теперь она знаменита. Ее  точеная  фигура,  совершенные  черты  лица,
блестящие черные волосы и слегка раскосые зеленые глаза, - все это вместе  с
артистическим талантом сделало ее знаменитой.
   Богатая и знаменитая, она, однако, не забыла близких, и они любили ее  за
это все больше и больше.
   Одна только Керри подозревала, что  у  Стеллы  Дермот  были  совсем  иные
причины для приездов домой. По мнению Керри, актриса навещала родных  только
потому, что это было ей выгодно, а вовсе не оттого, что они  что-то  значили
для нее. Однако Керри была достаточно мудра, чтобы молчать об  этом.  Ей  не
поверили бы и стали бы все отрицать, а ее дружба с Ли, которая  очень  много
значила для Керри, без сомнения, была бы разрушена, и она  молчала,  хотя  в
душе была совершенно убеждена, что Стелла вспоминала  о  собственной  семье,
чтобы использовать это в своих интересах. Просто они могли  ей  когда-нибудь
пригодиться, поэтому она с ними и не порвала окончательно. Ей нравилось, что
публика считала ее провинциальной красавицей, ставшей знаменитостью,  но  не
забывшей  свою  семью.  Это  было  нужно  для  поддержания  образа,  который
создавала ей пресса, - иначе Стелла Дермот отряхнула  бы  пыль  Корвенстона,
маленького городишки в Кенте, где она выросла, со своих  дорогих  туфелек  и
забыла бы о самом его существовании.
   В этот раз Стелла приехала  домой  на  две  недели  и  наверняка  сделает
какую-нибудь гадость. Керри пока не знала, какую именно, но  это  неизбежно,
как заход солнца. Особенно Керри беспокоилась за Ли.
   Она не знала Стеллу ребенком, но интуиция подсказывала ей, что та  тянула
свои жадные руки к игрушкам своей сестры, всегда  получала  их,  потому  что
была красива и все обожали ее.  Через  некоторое  время  Стелла  переставала
интересоваться тем, что отобрала,  и  бросала  игрушки,  чтобы  их  подобрал
настоящий хозяин, если, конечно, хотел, - но к  тому  времени  игрушки  были
испорчены: медвежата с вырванными  глазами  и  оторванными  лапами,  любимая
кукла без головы или с разбитым  телом.  Стеллу  никогда  не  шлепали  и  не
ругали, потому что она была любимицей, красивой Стеллой.
   Минут через двадцать снова раздался звонок, и Ли открыла  дверь  Брюсу...
Он был коренаст, с  грубоватыми  чертами  лица.  Этого  двадцатишестилетнего
мужчину - всего на  год  старше