й на стене экран.
   - Вовсе не похоже на опухоль, - заметила она. -  Скорее  на  звездную
россыпь.
   - Да нет, опухоль сидит в вас, уж поверьте  мне,  -  сказал  он  и  в
очередной раз помял ей грудь. - А  то,  что  вы  приняли  за  звездочки,
скорее всего кальциевые уплотнения.
   Пи Джей поморщилась, но не от укола, а от боли  в  сдавленной  груди.
Было  трудно  дышать,  невозможно  сконцентрироваться  на  чем-либо  или
попытаться представить себе что-нибудь приятное,  как  ее  учили,  чтобы
расслабиться. На занятиях она проделывала это сотни  раз,  но  здесь,  в
сверкающем чистотой кабинете, ничего не получалось.
   Лишь одна мысль сверлила,  не  давая  покоя:  "Вечером  у  меня  уже,
возможно, не будет груди..."
   -  Вот  она!  -  наконец-то  воскликнул  рентгенолог,  будто   поймал
надоедливую муху. - А теперь быстренько в операционную,  и  чтоб  я  вас
больше никогда здесь не видел!
 
*** 
 
   Когда  в  кино  показывали  операционную  и  суетящихся  над  больным
хирургов и медсестер, Пи Джей всегда  отворачивалась.  Теперь  она  сама
лежала на жесткой каталке  и,  охваченная  жутким  страхом,  смотрела  в
потолок. Только раз в жизни была она в подобной ситуации - в 1968  году,
в предродовой палате. Тогда она была одна, как и сейчас.
   Как же ей хотелось, чтобы кто-то взял  ее  за  руку,  сказал  Добрые,
ободряющие слова! И впервые Пи  Джей  пожалела  о  том,  что  ничего  не
сказала Бобу. Если бы он был  здесь,  как  было  бы  славно.  Интересно,
почему тут так холодно?
   Размышления ее прервала медсестра.
   - Пора спускаться вниз, - сказала она.
   Пи Джей чуть не расплакалась, но быстро  взяла  себя  в  руки.  Этого
только не хватало! Ведь это просто биопсия.
   Припомнились  слова  доктора   Рейнольдса:   "Восемьдесят   процентов
опухолей груди доброкачественные". Глубоко вздохнув, Пи  Джей  задержала
дыхание и медленно сосчитала до трех. Внезапно ей представилось  суровое
лицо доктора Сент-Джермена: "Непальпируемые опухоли могут быть такими же
злокачественными, как и пальпируемые". Она похолодела.
   - Вы почувствуете лишь легкий укол, - послышался голос сестры.
   - И я засну?
   - Нет. - Сестра улыбнулась. - Я введу вам небольшую дозу димедрола, а
внизу вам дадут валерианы.
   Валериана... Пи Джей в  восьмидесятые  годы  выпила  ее  целое  море.
Поводов было предостаточно: то какая-нибудь важная презентация, то  мать
приезжала как-то на Рождество, то первое собеседование  при  поступлении
на работу к Хансену и Хобарту...
   Она почувствовала укол, но показалось, что ее не укололи,  а  ударили
ножом.
   - Когда будете готовы, дайте знать, - неожиданно  послышался  мужской
голос, и Пи Джей вздрогнула.
   - Готова, - отозвалась медсестра.
   - Ну, держитесь, - сказал мужчина Пи Джей и улыбнулся.
   Каталка тронулась с места и поехала к операционной.
   Пи Джей судорожно глотнула и закрыла глаза. Хотела  попросить,  чтобы
ее накрыли еще одним  одеялом,  но  промолчала,  лишь  покорно  отдалась
плавному покачиванию.
   Скоро все будет позади, уговаривала  она  себя.  Подумаешь,  какая-то
опухоль. Просто очередное изобретение умников-медиков, чтобы  без  нужды
терроризировать несчастных больных.
   Каталка остановилась.
   О Господи! Неужели приехали?
   Послышался шорох,  распахнулись  двери,  каталку  немного  тряхануло,
словно  наскочила  она  на  какую-то  выпуклость,  потом   двери   снова
закрылись, и Пи Джей почувствовала, как пол поплыл вниз. Понятно, они  в
лифте. Мужчина, который вез каталку, принялся тихонько насвистывать.  Пи
Джей посмотрела на потолок - лампа дневного света, затянутая проволочной
сеткой. В нос пахнуло застарелым запахом мочи.
   Лифт, подпрыгнув, остановился. Свист прекратился, двери распахнулись.
Каталку опять тряхнуло - теперь Пи Джей догадалась,  что  они  переехали
через порожек лифта.
   Санитар повез ее сначала прямо, потом свернул налево и  поехал  вдоль
какой-то выкрашенной бледно-желтой краской стены. Добравшись до  дверей,
остановился.
   - Желаю удачи, - проговорил он и исчез в  глубине  выложенного  белой
плиткой холла.
   Послышались чьи-то голоса, звяканье инструментов, музыка. Но  оттуда,
где она лежала, Пи Джей никого не было видно. Она попыталась  вспомнить,
что будет дальше.
   Что же было в 1968 году? Было ужасно больно, это точно, но тогда  она
испытывала совсем другие чувства: она знала, что скоро придет  конец  ее
мучениям, начнется новая радостная, счастливая жизнь. Сейчас ей не  было
больно, однако жизнь могла вскоре кончиться.
   Она подумала о сыне, ребенке, которого никогда не видела.  Интересно,
вспоминает ли он когда-нибудь о ней, собирается ли приехать в Ларчвуд 16
октября? Пи Джей закрыла глаза. Как пройдет их встреча? А  может,  будет
лучше, если они никогда не увидятся? Зачем им знакомиться друг с другом,
если ей все равно придется умереть?
   - Мисс Дэвис? - послышался чей-то приглушенный голос.
   Пи Джей открыла глаза. Рядом стояла сестра. Она держала что-то  вроде
резиновой трубки. Пи Джей снова  закрыла  глаза.  Внезапно  она  ощутила
невероятную усталость.
   - Сейчас вам введут  внутривенное,  -  проговорила  медсестра.  -  Вы
почувствуете легкий укол в руку. Постарайтесь не шевелиться...
   Сказанное ею позже Пи Джей пропустила мимо ушей.
   Она словно разделилась надвое. Одна  половина  прекрасно  осознавала:
сейчас  ее  схватят,  всадят  в  нее  иглу,  прикрепленную   к   трубке,
соединенной еще Бог знает с чем. Эта ее  часть  стремилась  вырваться  и
бежать от кошмара  куда  глаза  глядят.  А  другая...  Другой  было  все
безразлично. Будь что будет! Только все как-то странно,  зыбко,  неясно.
Ну ничего, все пройдет. Именно эта ее половинка победила  первую,  когда
каталку снова куда-то повезли. Новое место оказалось еще  холоднее,  чем
холл. Гул голосов приблизился, стал совсем рядом. Кто-то подсунул ей под
спину руки.
   - Поднимай!
   Мозг только переварил услышанное, как Пи Джей почувствовала,  что  ее
подняли и перенесли с каталки на что-то еще более твердое и  узкое.  Она
открыла глаза - над ней  склонились  какие-то  люди  в  зеленых  масках,
зеленых колпаках.
   - Доброе утро, - послышался из-под маски приглушенный голос.  -  Я  -
доктор Сент-Джермен. - Губы еще раз шевельнулись. - Помните меня?
   Пи Джей показалось, что глаза его  улыбаются.  Она  закрыла  глаза  и
попыталась сосредоточиться на чем-нибудь.
   Потом она почувствовала на своем лице чье-то дыхание.
   - Прошу вас сосчитать от ста назад.
   И вдруг она вспомнила. Тогда, в предродовой палате,  ее  попросили  о
том же. И она, как и много лет назад, принялась считать:
   - Сто.
 
*** 
 
   А память уносила ее в прошлое, в те далекие дни.
   - Девяносто девять.
   Мой мальчик...
   - Девяносто восемь.
   Мой сын...
   Над ней склонилось чье-то расплывчатое лицо.
   - Привет, - произнес чей-то голос.
   Боб...
   Лицо начало постепенно приобретать  более  отчетливые  очертания,  он
улыбнулся.
   - Закончили операцию? - спросила Пи Джей.
   Боб не ответил - должно быть, она спросила недостаточно громко.
   - Закончили операцию? - повторила она.
   Ей хотелось спросить его, что он здесь делает, откуда узнал...
   Он кивнул.
   - Тебя уже привезли из операционной.
   - Что...
   Ей необходимо было спросить,  чем  закончилась  операция,  но  что-то
отвлекло ее внимание. Рядом с лицом Боба возникло другое, знакомое лицо:
плотно сжатые губы, вздернутый подбородок... Мать.
   Пи Джей закрыла глаза и снова заснула.
 
*** 
 
   Когда она окончательно проснулась, в комнате уже  сгущались  сумерки.
Сначала Пи Джей никак не могла понять, где находится,  потом  вспомнила.
Протянула руку вниз, к груди, и почувствовала толстый слой марли.
   - Пи Джей?
   Она повернула голову.
   - Боб?
   - Ты проснулась.
   - Ммм... Очень хочется пить.
   Взяв в руки пластиковую чашку с соломинкой, он подал ей соломинку. Пи
Джей с трудом сделала глоток.
   - Откуда ты узнал? - спросила она.
   Боб улыбнулся.
   - Это было проще простого. Когда ты не пришла на работу,  я  пошел  к
тебе домой. Уолтер сказал, что ты  попросила  таксиста  отвезти  тебя  в
больницу Сент-Мэри. Остальное, - он подмигнул,  -  вообще  не  составило
никакого труда.
   - Биопсию уже сделали?
   - Не могу поверить, что ты мне ничего не сказала,  -  не  отвечая  на
вопрос, укорил он ее.
   - Я рассердилась на тебя, потому что...
   Боб приложил палец к губам.
   - Шш... Давай сейчас не будем об этом  говорить.  Есть  более  важные
темы для разговора.
   "Более важные темы..." Да, похоже, Боб прав.
   - Грудь отняли? - спросила Пи Джей.
   В этот момент к кровати приблизилась чья-то фигура.
   - Памела...
   - Привет, мама.
   Переведя взгляд на соломинку, Пи Джей сделала еще один глоток.
   - Я подумал, твоей маме следует знать, - пояснил Боб, и на  лице  его
появилось виноватое выражение.
   - Почему ты не позвонила мне, Памела? - подхватила мама.
   Пи Джей опустила голову на подушку.
   - В этом не было необходимости. Я и сама ничего толком не знала.
   - И тем не менее, - проговорила Флора Дэвис, недовольно поджав  губы,
- я приехала, хотя весь день пришлось тащиться на поезде.
   "Весь день... - усмехнулась Пи Джей. - Всего каких-то четыре часа  от
Беркширза".
   Она опять повернулась к Бобу.
   - Так что, доктор...
   Он погладил ее по голове, поспешно проговорил:
   - Пойду скажу сестре, что ты проснулась.
   И, поставив чашку на тумбочку возле кровати, он вышел из палаты.
   Мать подошла чуть ближе.
   - Тебе больно?
   - Нет.
   - Хорошо, - кивнула она, усевшись на самый краешек, - это хорошо.
   - Они отняли ее, да? Отрезали грудь?
   Флора сложила руки на коленях. Она сильно постарела, казалась  совсем
старухой. И хотя Пи Джей не видела ее почти два года, она все поняла  по
ее лицу.
   - Давай не будем сейчас говорить об этом, - сказала мать. - Подождем,
пока придет врач.
   Пи Джей посмотрела на нее невидящим  взглядом.  О  Господи,  все-таки
отняли грудь...
   Дверь  в  палату  открылась.  В  дверном  проеме  появилась  высокая,
сухощавая фигура Боба, ярко  освещенная  падающим  из  коридора  светом.
Рядом с ним стоял еще один мужчина, еще выше  и  еще  тоньше,  -  доктор
Сент-Джермен.
   - Ну, как вы себя чувствуете? - спросил он, заходя в палату.
   - Отлично. Только немного кружится голова и тошнит.
   Доктор кивнул и направился к ее кровати. Флора  поспешно  вскочила  и
пересела на стул. Он подошел  и,  откинув  простыню,  проверил  повязку.
Потом удовлетворенно кивнул.
   - Ну что, доктор? Каков приговор?
   Пи Джей старалась говорить  легко  и  непринужденно,  но  внутри  все
сжалось от страха.
   Доктор сел рядом с ней, там, где только что сидела мать.
   Боб стоял рядом.
   - Как мы и подозревали, опухоль в груди была около пяти сантиметров в
диаметре.
   - И?
   - И к сожалению, она оказалась злокачественной.
   Свет померк перед глазами, и Пи Джей поспешно закрыла их.
   - Значит, вы отняли грудь.
   - К сожалению, да.
   В  палате  воцарилась  такая  тишина,  что  Пи  Джей  слышала  биение
собственного сердца.
   Боб поспешил нарушить гнетущее молчание:
   - Когда ее можно будет забрать домой?
   Пи Джей заставила себя открыть глаза.  Врач  сидел,  сложив  руки  на
коленях.
   -  Когда  я  узнаю,  в  каком  состоянии  находятся   вспомогательные
лимфатические узлы.
   Пи Джей вдруг вспомнила о своем белом купальнике.
   Никогда уже ей больше не надеть его.
   -  Как  только  мы  получим  полный  патологический  отчет,  назначим
химиотерапию.
   "Волосы... О Боже, волосы начнут выпадать!"
   - Эта разновидность рака лечится не облучением,  а  химиотерапией,  -
продолжал объяснять врач. - После интенсивного  курса  лечения  Пи  Джей
сможет снова жить полноценной жизнью.
   Они говорили так, словно не она лежит тут, рядом с ними, на  кровати,
или будто она глухая, но ей было все безразлично.
   - Когда вы сможете начать? - продолжал Боб свои расспросы.
   Пи Джей отвернулась к стенке. Похоже,  Боб  взял  все  переговоры  на
себя, но и на это ей было наплевать.
   - Через пару недель.  К  счастью,  рентген  груди  не  выявил  больше
никаких узлов.
   - Сколько она пробудет в больнице?
   - Несколько дней. Мы разработали курс амбулаторного лечения,  который
ей нужно будет проходить.
   - А как  она  будет  себя  чувствовать  в  течение  этого  курса?  Ей
потребуется кто-нибудь, кто неотлучно находился бы у ее постели?
   Пи Джей взглянула на Боба. Он, в  свою  очередь,  не  сводил  глаз  с
матери. Каково было выражение ее лица, Пи Джей не видела.
   - В первые день-два может появиться  легкая  тошнота  и  расстройство
желудка. Затем  по  мере  заживания  раны  она  будет  чувствовать  себя
абсолютно нормально.
   "Абсолютно  нормально...  О  Господи,  почему  же  никто  не  спросит
главного - умру я или нет?"
   - Она сможет вернуться к работе?
   - Как она пожелает. Курс лечения рассчитан на полгода. Когда Пи  Джей
почувствует себя достаточно окрепшей, не вижу причин, почему бы ей снова
не приступить к своим обязанностям.
   - Это хорошо. Ее выдвинули в состав  директоров  крупного  рекламного
агентства.
   Пи Джей почему-то показалось, что в словах Боба нет никакого  смысла.
Значит, ее утвердили, но какое это имеет значение сейчас?
   - Доктор, -  позвала  она,  и  в  палате  воцарилась  тишина,  все  с
нетерпением ждали, что она скажет. - Я умру?
   Врач украдкой глянул на Боба, потом перевел взгляд на свою пациентку.
   - На пациентов, имеющих опухоли еще  большего  размера,  чем  у  вас,
лечение химиотерапией оказывало самое благотворное влияние. Так что  нет
никаких поводов для беспочвенных переживаний.
   "Я умру, - подумала Пи Джей. - Грудь отрезали, и теперь я  умру.  Что
ж, может, это и к лучшему?"
   Она снова закрыла глаза. Почему они все сидят и не уходят?
   - Ей нужно отдохнуть, - заметил доктор.
   В палате стало тихо. Пи Джей услышала, как скрипнула кровать,  и,  не
открывая глаз, поняла - врач поднялся.
   - Спасибо, доктор, - послышался голос Боба. - Я пойду вместе с вами и
поговорю с медсестрой по поводу режима. Пи Джей, - он  положил  руку  на
край кровати, - я скоро вернусь.
   Ей удалось  кивнуть.  Мужчины  вышли  за  дверь,  и  в  палате  снова
воцарилась тишина.
   - Мама, - позвала Пи Джей. - Ты здесь?
   Флора подошла к кровати.
   Пи Джей пристально вгляделась в ее лицо: черты его смягчились, уголки
глаз были слегка опущены, в глазах стояли слезы. Мать взяла ее за  руку.
Впервые за долгие годы с тех пор как Пи Джей уехала  в  Ларчвуд-Холл,  с
тех пор как умер отец, она дотронулась до своей дочери. В последние годы
они  встречались  очень  редко,  и,  как  правило,  их  встречи   носили
вынужденный характер.
   - Мама, - прошептала Пи Джей, - мне страшно.
   Флора села на кровать,  наклонившись,  обхватила  дочь  за  плечи,  и
стена, возникшая между ними много лет назад,  начала  рушиться.  Ласково
притянув Пи Джей к себе, она прошептала:
   - Я знаю, Памела, знаю...
 
*** 
 
   Когда совсем стемнело, Боб вернулся домой, а мать осталась. Присев на
стул у изголовья кровати, она тихонько сидела, положив руки  на  колени,
пристально вглядываясь в металлическую стойку.
   - Он очень приятный мужчина, - заметила она. - Рада, что вы вместе.
   Пи Джей припомнился день, когда они с Бобом ездили в Беркширз.  Визит
носил чисто деловой характер, хотя обе стороны делали вид,  что  это  не
так. С тех пор, вплоть до сегодняшнего дня, мать его не видела.
   - Да, - ответила Пи Джей. - Мне очень повезло.
   "Повезло? - горько усмехнулась она про себя. - Я лежу  на  больничной
койке с раком груди. Ничего себе везение!"
   - Я останусь с тобой в твоей квартире, пока ты не поправишься.
   - Это вовсе не обязательно, мама.
   - Чепуха, - отмахнулась Мать.
   Они помолчали.
   - А она красивая? - спросила Флора.
   - Что?
   - Твоя квартира. Я ведь никогда ее не видела.
   - Да. Я приобрела ее несколько лет назад.
   Флора кивнула. Наклонившись, она вгляделась в лицо дочери.
   - Я всегда буду рядом с тобой, не беспокойся.
   Что это она говорит? Да она, Пи Джей, вообще не  припомнит,  когда  в
последний раз вспоминала о  матери.  Хотелось  крикнуть:  "Ты  вовсе  не
обязана мне помогать только потому, что ты  -  моя  мать!"  Какой  смысл
играть роль образцовой матери! Ведь на самом деле ни о каких материнских
чувствах не может быть и речи - слишком уж они разные, мать и дочь. Да и
времени прошло слишком много... А впрочем, что она-то, Пи Джей,  смыслит
в материнских чувствах!  Она  вспомнила  о  своем  ребенке,  о  сыне,  и
почувствовала, что вот-вот расплачется.
   - Сколько же я наделала ошибок! - прошептала она.
   Флора, взяв ее за руку, поправила на переносице очки.
   - Мы должны были быть ближе друг к другу, - продолжала Пи Джей.  -  А
жаль...
   - Ты не виновата. - Мать невесело  усмехнулась.  -  Только  благодаря
отцу мы держались вместе.
   Значит, Флора это тоже понимала. Пи Джей почувствовала укор совести.
   - Да, - согласилась она.
   - Может, еще не слишком поздно, - сказала мать.
   За дверью больничной палаты слышались приглушенные звуки. Они  сидели
рядом в полумраке, рассеиваемом лишь настольной лампой, мать и дочь.
   - Извини, что доставила тебе столько боли, - прошептала Пи Джей.
   Флора лишь кивнула.
   - Мы можем поговорить с тобой, мама? - спросила Пи Джей.
   Мать вопросительно глянула на нее.
   - О моем ребенке?
   Флора тут же перевела взгляд на спинку кровати.
   - В этом нет необходимости. Что сделано, то сделано.
   - Но ведь этот вопрос до сих пор причиняет тебе боль, как и мне.
   Ей, как никогда, хотелось поговорить с матерью о  сыне,  но  та  лишь
отмахнулась:
   - Я давным-давно забыла об этом.
   - Нет, мама. - Набравшись смелости, Пи Джей упрямо продолжала:
   - То, что произошло много лет назад, изменило наши жизни: и  твою,  и
мою. - И, понизив голос, сквозь слезы договорила:
   - И папину.
   Флора молчала.
   - Я знаю, ты винишь меня в смерти отца.
   Мать встала и отошла к другому концу кровати.
   - Какая чепуха!
   - Я и сама себя винила. Моя беременность подкосила его,  вне  всякого
сомнения.
   Флора провела пальцем по температурному листу,  висевшему  на  спинке
кровати.
   - Думаю, ты давно все это пережила.  -  Голос  ее  прозвучал  излишне
взволнованно. - Ты добилась  успеха  в  работе,  наконец-то  повстречала
хорошего человека.
   Пи Джей, расправив рукой складки на простыне, невозмутимо заметила:
   - Это не меняет того, что я сделала.
   В этот момент дверь распахнулась, и в палату  вошла  медсестра,  катя
перед собой прибор для измерения кровяного давления.
   -  Смерим-ка  давление!  -  закудахтала  она,  подталкивая  скрипучее
сооружение к краю кровати.
   Флора отошла к окну,  а  Пи  Джей  послушно  протянула  руку.  Сестра
обмотала ее манжеткой  и  принялась  качать  резиновую  грушу.  Пи  Джей
наблюдала за ее  манипуляциями,  которые  в  очередной  раз  напоминали,
почему она находится здесь. "Нет, на сей раз я не дам  матери  увильнуть
от разговора! - решила она. - Пусть не признается, что  сама  отказалась
от ребенка, но о моем сыне мы наконец-то поговорим... Пока я еще жива".
   Сестра, сделав свое дело, сняла с ее руки манжетку.
   Подойдя к температурному листу, быстренько  что-то  там  отметила  и,
волоча за собой аппарат, вышла из комнаты.
   Пи Джей взглянула на мать - та вглядывалась сквозь шторы во тьму.
   - У меня родился сын, - сказала она.
   Флора, подняв руку, коснулась края шторы.
   - Здоровенький мальчик. Почти четыре килограмма весом.
   - Зачем ты говоришь мне об этом сейчас?
   Голос матери звучал приглушенно, словно она говорила сквозь вату.
   - Потому что настало время, - сказала Пи Джей. - И вообще  по  многим
причинам.
   Мать снова повернулась лицом к кровати.
   - А я-то полагала, сейчас ты должна  думать  о  более  важных  ве