Моди-Лэр не встречала его с мушкетом в руках.

Глава 6

   У  Анны  Колльер  остались   четыре   стеклянных   стакана   из   восьми,
принадлежавших еще ее бабке. Это была большая  ценность,  и  их  держали  на
верхней полке, доставая только по самым большим праздникам,  чаще  всего  на
крестины младенца. В обычные дни все пили из оловянных и деревянных  кружек,
и никому из детей Колльеров не разрешалось к ним прикасаться.
   Именно по этой  причине  Сара  проскользнула  словно  мышка  на  кухню  и
тихо-тихо подвинула стул к шкафу, потом, почти не дыша,  влезла  на  него  и
нащупала два стакана, после чего все так же в темноте пробралась  обратно  в
свою комнату. Несколько мгновений спустя она уже была на кровати.
   - Принесла? - шепотом спросила Прюденс Оливер.
   Она сидела в белой рубашке на перине, скрестив  ноги  и  убрав  в  чепчик
волосы, и была похожа на толстую гусыню в ожидании кормежки.
   - Два, - также шепотом ответила ей Сара.
   - Можно зажечь свечу?
   - Шшш... Сейчас посмотрю, уснули ли сестры.
   Прюденс осталась сидеть на кровати, а  Сара  выглянула  из-под  одеяла  и
прислушалась к ровному дыханию  Руфи  и  Джудит,  а  потом  опять  тщательно
расправила его, чтобы зажженная Прюденс свечка не разбудила их.
   - Давай, - нетерпеливо проговорила она. Девушки не осмелились идти  через
весь дом со свечой, и Прюденс  стала  высекать  огонь  с  помощью  кремня  и
огнива, причем ее работа осложнялась тем, что ей приходилось  действовать  в
совершенной темноте. К счастью, у нее было достаточно опыта, и не  прошло  и
четверти часа, как они уже зажгли свечу.
   Сгорая от нетерпения, девушки соскользнули на пол между кроватью и стеной
и поставили между собой свечу и стаканы.
   - Согрей воду, - Сара показала на маленькую мисочку возле ножки кровати.
   Прюденс взяла миску в руки, а Сара вытащила  из-под  подушки  два  свежих
куриных яйца в салфетке, которые она утащила вечером из курятника.
   Держа миску подолом рубашки, чтобы не обжечься, Прюденс согрела на свечке
воду.
   Сара пальчиком попробовала, достаточно ли она горячая.
   - Лей осторожно, - прошептала она, боясь, как бы яйцо не лопнуло.
   Будь в доме стеклянная миска, она взяла бы ее, но такой не было, а  дело,
которое она задумала, было слишком серьезным, чтобы она могла позволить себе
неудачу.
   Несмотря на свою полноту, Прюденс была достаточно ловкой и налила  полные
стаканы, не пролив ни капли воды.
   - Все, - выдохнула она, и глаза у нее заблестели. - Ты сначала или я?
   - Ты, - ответила Сара, не слишком взволнованная, чтобы не позволить  себе
продлить удовольствие. Она с важностью  протянула  яйцо  Прюденс.  -  Закрой
глаза и постарайся сосредоточить свои мысли. Подожди немного, и потом разбей
яйцо...
   - Остальное я знаю, - перебила ее Прюденс.
   Держа в обеих ладонях яйцо, она зажмурила глаза. Сара подумала, что  если
бы Прюденс не старалась сделать все как положено,  то  яйцо  можно  было  бы
разбить и раньше, не дожидаясь, когда пройдет минута.
   - Пора, - пробормотала она, сосчитав шестьдесят секунд.
   Прюденс медленно открыла глаза, осторожно расколола скорлупу и  принялась
собирать в одну половину желток, а в другую белок. Половинку  с  белком  она
держала над стаканом, а потом довольно громко произнесла заклинание и вылила
белок в стакан.
   - Ты в стакане покажи, - проговорила она заговорщически,  -  кто  любимый
мой.
   Подружки склонились над стаканом, следя за тем, как расплывается  в  воде
белок. Теперь все зависело от воображения. К тому же каждая видела  то,  что
ей хотелось увидеть.
   - Это молоток, правда, Сара, или серп? - пухлые щечки Прюденс тряслись от
волнения. - Ты как думаешь, Сара?
   - Не молоток и не серп,  -  ответила  Сара,  изучая  содержимое  стакана,
словно в нем была заключена тайна мироздания. - Мне кажется, это наковальня,
- Прюденс недоверчиво посмотрела на нее, и Сара вспомнила, что  она  на  три
года старше, а значит, и умнее подруги.  -  Я  уверена,  что  наковальня,  -
решительно повторила она. - Вот, видишь? - улыбнувшись Прюденс, она взяла ее
за руку. - Твой любимый кузнец.
   Все сомнения Прюденс мгновенно рассеялись, когда она представила крепкого
красивого парня у горна. Один из таких совсем недавно пришел  учиться  к  ее
дяде. Его звали Эли.
   - Кузнец! - радостно воскликнула она. - Я буду женой кузнеца!
   - Шшшшш! - Сара испугалась, как бы не проснулся отец, который  Бог  знает
что может сделать, если увидит, что они гадают, особенно теперь,  когда  все
только и говорят что о ведьмах. Однако черная это магия  или  не  черная,  а
спорить нечего. Все знают,  это  гадание  -  самое  верное  средство.  Разве
Пейшиенс Таун не говорила, что выйдет замуж за  колесного  мастера?  И  вот,
пожалуйста. Через полгода вышла за  Рича  Доти,  который  продал  ее  матери
прялку.
   - Твоя очередь, - напомнила Саре Прюденс.
   Сара закрыла глаза на минуту, разбила яйцо точно так  же,  как  несколько
минут назад Прюденс, и  дрожащими  руками  вылила  белок  в  стакан.  У  нее
вспотели  ладони  от  напряжения.  Саре  обязательно  надо   было   получить
подтверждение тому, что сердце ее не обманывает, а  то  отец  уже  намекнул,
будто бы Исаак Хокинс не прочь взять ее за себя. Подумать только, не хватает
ей еще Исаака Хокинса!
   Когда всякое движение в стакане прекратилось, Прюденс не выдержала.
   - Ну же, Сара, что там? - спросила она, вертя головой и  со  всех  сторон
заглядывая в стакан. - Я ничего не вижу.
   Сара тоже низко наклонила  голову,  рассматривая  расплывающийся  в  воде
белок.
   -  Книга,  -  тихо  проговорила  она,  и,  уверовав,  что   это   правда,
почувствовала, как у нее чуть не остановилось сердце.
   - Книга? - взволнованно переспросила  Прюденс.  -  Кто  же  это?  Ученый?
Учитель?
   - Нет, - шепнула Сара, и счастливые слезы выступили у нее  на  глазах.  -
Сама посмотри, какая это книга, - она вытянула вперед тоненький  пальчик.  -
Видишь, вот тут, похоже на крест.
   - Да, - шепотом отозвалась Прюденс, убежденная, что она тоже его видит. -
Сара, ты выйдешь замуж за священника. Ну и чудеса!
   Однако чудеса были еще впереди. Сара вымыла стаканы, аккуратно  поставила
их на место и, озираясь, чтобы ее никто не заметил,  закопала  скорлупу  под
кустом возле кухни. Она еще долго не могла заснуть. Прюденс уже давно спала,
свернувшись калачиком на ее постели, а она все лежала с  открытыми  глазами.
Вдруг прямо перед собой она увидела лицо, словно оно было живое. Сара и  так
была взволнована сверх всякой меры, а тут вовсе потеряла над  собой  власть.
Больше она не сомневалась,  что  станет  женой  священника.  Гадание  ее  не
обмануло.
   - Я выйду замуж за Джосию Беллингема, -  прошептала  она,  в  первый  раз
произнеся вслух свое заветное желание.

***

   Прошла  неделя.  Все  было,  как  всегда,  разве  только  Куэйд  старался
держаться подальше от Глории, убедившись, что даже  случайное  прикосновение
может лишить его разума. Она же становилась  все  красивее  с  каждым  днем.
Вскоре Куэйд понял, что слышать ее голос и видеть ее улыбку стало  для  него
постоянной потребностью.
   Ее открытое сердце он считал  редким  даром  судьбы,  но  в  ней  было  и
очаровательное  лукавство.  Владелец  лавочки   в   Сили-Гроув   назвал   ее
своенравной девчонкой, когда она потребовала, чтобы он обслужил стоявшего  в
очереди Уильяма Кука, а уж потом ублажал мальчишку с тугим кошельком.
   - Глядит мне прямо в глаза и разговаривает, словно она судья, - жаловался
он потом. - Катается повсюду на своей  лошади,  как  мужчина.  Нет,  женщина
должна быть боязливой.
   Куэйд терпеливо выслушивал его, но согласился не со всем. Он не удивился,
что о единственной дочери состоятельной вдовы говорят больше, чем  о  других
девушках. Да и праздной она  не  была,  хотя,  конечно  же,  ее  мать  могла
позволить себе нанять кого-нибудь, чтобы избавить дочь от черной  работы.  А
кого любили дети и животные? К тому же, если ей кто нравился, она  не  умела
этого скрывать.
   Куэйд усмехнулся. Такая девушка обязательно должна вызывать  зависть.  Он
бы как раз предпочел, чтобы она не была такой хорошей и доброй, тогда он мог
бы спокойно оседлать коня и убежать в лес. Куэйд сам себе  признавался,  что
теперь его желание скрыться в лесу даже ему самому не нравится,  потому  что
оно порождено страхом. Слишком долго его сердце было закрыто  для  людей,  а
теперь любовь делала его мягче и теплее.
   Однако он решил переселиться от Уорренов. Кое-какие  его  вещи,  хотя  их
было немного, он сложил в пещере в нескольких милях к северу от  города,  и,
когда нанял комнату у Асы Дугласа, у него появилась возможность  забрать  их
оттуда.
   - Не понимаю, почему ты  должен  ехать,  -  рассердилась  Глория,  стоило
Куэйду рассказать о своих планах.
   Как ни было ей трудно, но  попросить  его  остаться  в  их  доме  она  не
решилась.
   Пряча довольную улыбку, Куэйд внимательно  рассматривал  вьючную  лошадь,
которую Моди-Лэр одолжила ему, чтобы он привез вещи из пещеры.
   - Надо, - сказал он, встречаясь с горящим взглядом Глории. - В двух  днях
пути у меня шкуры и еще кое-что. Если я хочу  жить  с  удобствами,  надо  их
перевезти.
   Глория тяжело вздохнула и потрепала лошадь по холке.
   - Не думаю, чтоб тебе вообще надо было переезжать, - не сдержалась она. -
У нас ведь достаточно большой дом.
   Она боялась отпускать Куэйда. А вдруг он больше не вернется? Не нравилось
ей, и что он хочет перебраться к Дугласу, хотя его дом совсем недалеко.  Она
не сомневалась, что мать ей не разрешит ходить к нему, а  она  уже  привыкла
постоянно быть с ним рядом.
   - Вот именно, - подхватил он, - у вас. У  каждого  человека  должен  быть
дом, который он может назвать своим, будь это поляна в лесу или комната.
   - Но это все равно не твоя комната. Ты будешь  ее  снимать,  -  удивленно
подняла она брови. - И, если тебе так обязательно  платить,  мы  тоже  можем
назначить тебе плату за твою комнату.
   Моди-Лэр нахмурилась, но Глория не обратила на это внимания.
   Куэйд ухмыльнулся. Если бы ему была нужна послушная жена, то  Глория  для
этого  явно  не  годится.  Все-таки  она  немного   избалована   и   слишком
самостоятельна.
   Рука Глории гладила шею лошади, и Куэйд нежно накрыл ее своей.
   - Твоя мать и так позволила мне очень долго жить  у  вас,  -  сказал  он,
сжимая ее руку. - У меня должен быть свой дом, где я буду хозяином.
   - Но... - Глория не могла больше делать  вид,  что  не  замечает  взгляда
матери. - Когда ты вернешься?
   Куэйд выпрямился в седле и убрал руку.
   - Дней через пять, - сказал он. - Как получится.
   Глория нахмурилась, и ее ясные глаза потемнели, как небо перед бурей.
   - Ты сам сказал, что туда всего два дня пути, - склонив голову  к  плечу,
возразила она. - Почему?..
   На сей раз Моди-Лэр не ограничилась взглядом. Приблизившись к дочери, она
слегка ткнула ее локтем в бок.
   - Доброй дороги, - пожелала она охотнику.
   Глория отступила, подчиняясь матери.
   - До свидания, - неохотно проговорила она.
   Куэйд кивнул и, в последний раз оглянувшись на Глорию, пришпорил коня.
   Глория чуть не прокусила себе нижнюю губу. Ей казалось, что  теперь  мать
отругает ее. Но еще более неприятное ощущение у нее было  оттого,  что  мать
права. Моди-Лэр вернулась в дом, пошевелила огонь, заварила свой  знаменитый
чай, а Глория не находила себе места в ожидании.
   Наконец они уселись за стол, и Глория было подумала, что ничего не будет,
но Моди-Лэр забарабанила пальцами по столу. Это значило, что она  собирается
сказать что-то важное. Глория не поднимала головы от кружки.
   - Доченька, чего ты хочешь от Куэйда? - спросила Моди-Лэр.
   Глория горько улыбнулась. Ей  было  нетрудно  ответить  на  этот  вопрос,
однако ответила она не так, как ей хотелось бы.
   - Чего я хочу? - повторила она. - Чтобы он предпочел меня лесу.  Чтобы  я
была единственной в его жизни. Единственной в его мыслях и чувствах.
   - Ты любишь его?
   Не понимая, то ли мать спрашивает, то ли  делает  вывод  из  услышанного,
Глория помедлила с ответом.
   - Да, - сказала она наконец и  покраснела.  Ей  никогда  не  приходило  в
голову что-либо скрывать от матери. - И он  меня  тоже,  хотя  из-за  своего
упрямства не желает это признать.
   - Он боится потерять свою свободу, - Моди-Лэр откинулась на спинку стула,
не спуская глаз с дочери.
   - Да зачем  мне  его  свобода?  -  возразила  дочь.  -  Просто  он  любит
приключения.
   - Да, и это тоже, - согласилась Моди-Лэр. - Неужели ты думаешь, что такой
человек привяжет себя к юбке?
   - К юбке? Нет, - решительно проговорила Глория. - Он этого не потерпит, -
и она широко открыла глаза.
   - Да, - лукавый огонек сверкнул в глазах матери, - в  этом  он  похож  на
твоего отца. И, как твой отец, он всегда будет рваться туда,  где  ничто  не
связывает мужчину. Поэтому, когда  он  захочет  уйти,  отойди  в  сторону  и
отпусти его. Ласково улыбнись ему на прощание и не  теряй  надежду,  что  он
вновь найдет дорогу к твоему дому.
   Глория кивнула.
   - Юбка... - произнесла Глория и попыталась представить,  какой  видел  ее
Куэйд, когда она требовала, умоляла, настаивала. Оставалось  надеяться,  что
она не совсем испугала его.
   Через три дня после отъезда Куэйда Глория осталась в доме одна.  Моди-Лэр
позвали принимать роды. Поскольку было неизвестно,  когда  она  возвратится,
Глория попеременно занималась и ее, и своей работой. Однако время от времени
она давала себе передышку и поднималась на чердак посмотреть на котят Тэнси.
   Когда она поднялась туда в третий раз, кто-то постучал  в  дверь.  Глория
решила, что это Уильям, который не нашел ее в кухне. Наверно, пришел узнать,
не надо ли что сделать.
   Однако это был не Уильям, а Джосия Беллингем. Ожидая, пока  ему  откроют,
он не терял времени даром и придирчиво осматривал постройку. Хотя  он  бывал
тут не раз, раньше ему не было надобности убеждаться в добротности дома.
   Его острого взгляда не  избежали  ни  царапины  на  штукатурке  каменного
фундамента, ни трещины в бревнах. Обратил внимание он на просторный сарай, и
на курятник, и на коптильню, и на другие постройки и остался доволен.
   Зажиточный дом. Все в полном порядке.
   Окна и двери выдержат любой ветер, и дождь ему не страшен. В  Силли-Гроув
было еще два или три таких дома. Для священника совсем неплохо,  вот  только
далековато от города, ну да с хорошей лошадкой это не страшно.
   - Неплохо, - пробормотал он, одергивая рукава и проверяя, не пристала  ли
к нему грязь. Вдова не ждала его,  но  он  не  сомневался  в  том,  что  она
пригласит его в дом.
   Он довольно улыбнулся, и ироническое выражение  исчезло  с  его  лица.  В
последнюю субботу охотника не было в городе, с чем он поздравлял  себя.  Еще
он похвалил себя за то, что превратил слабоумного Уильяма Кука в  бесценного
помощника, сообщавшего ему о многом, что происходило в доме госпожи  Уоррен.
Без всяких усилий, например, он узнал о том, что Уилд взял вьючную лошадь  и
уехал неизвестно куда.
   Беллингем коротко рассмеялся. Что ж, все решилось как нельзя  лучше...  А
ведь он еще даже не подучил ответа из Кроссленда.
   Дверь распахнулась, и на пороге он увидел не госпожу Уоррен, а изумленную
Глорию с непокрытой головой.
   - Преподобный отец, - пролепетала она, - я вас не ждала.
   Она вскинула руки к голове.
   - Простите меня, - смущенно проговорила она, испугавшись,  что  позволила
застать себя простоволосой, да еще самому священнику. - Пойду накину платок.
   Она уже было собралась уйти, но вспомнила о своих  обязанностях  хозяйки.
Нельзя же бросать гостя, тем более такого, на крыльце.
   Беллингем снял шляпу и учтиво поклонился.
   Без матери она никого не  впустила  бы  в  дом,  преподобного  Беллингема
нельзя было не пригласить войти. Для нее он был священником,  и  только.  Ей
даже в голову не приходило думать о нем как о мужчине.
   Глории нравился Беллингем. Его проповеди волновали ей душу, однако она не
всегда соглашалась с тем, что он говорил. Она воспринимала его как церковную
принадлежность,  как  кафедру,  например,  и  не   видела   в   нем   ничего
человеческого.
   С деланным спокойствием, словно не была она босая и простоволосая, Глория
пригласила Беллингема войти.
   - Вы, наверно, устали. Я принесу вам сидра.
   Жадно сверкнув светлыми глазами, Беллингем кивнул  и,  медля,  переступил
порог.
   Глория не успела отойти в сторону, как он уже стоял рядом и трепал ее  по
плечу.
   - Какое имеет значение в платке ты  или  без  платка?  -  сказал  он,  не
отрывая глаз от черных кудрей, рассыпавшихся по спине  девушки.  У  бедняжки
Эстер волосы были редкие и какого-то неопределенного цвета, а Глория  вполне
могла бы соперничать со скромницей леди Годивой, если бы пожелала. -  Забудь
о платке, - сказал он и представил,  как  она  будет  во  время  супружеских
забав, когда они обвенчаются, играть роль легендарной дамы, а он - ее коня.
   - Как скажете,  -  улыбнулась  Глория.  Беллингем  одобрительно  осмотрел
голубое платье, лишь подчеркивавшее красоту  блестящих  глаз.  Материя  была
добротной и  не  хуже  мягкого  восточного  шелка  облегала  строгую  фигуру
девушки, когда она повернулась,  чтобы  закрыть  дверь.  Налетевший  ветерок
приподнял юбку, открыв глазам священника изящные икры  и  маленькие  ступни.
Для него, довольно долго не имевшего никаких отношений с женщинами, это было
искусительное зрелище.
   Он стиснул зубы. Хорошо еще, что шляпу он держал у живота, а то от  стыда
ему пришлось бы провалиться сквозь землю. Тем не менее, не убирая шляпы,  он
повернулся к стене, сделав вид, что ему очень  понравилась  висящая  на  ней
вышивка.
   - Замечательная работа, -  заметил  он,  торопливо  вытаскивая  платок  и
отирая лоб.
   В  доме  было  довольно  прохладно,  однако  его  воспламенившаяся  плоть
требовала своего, и не будь Глория столь поглощена  мыслями  о  Куэйде,  она
заметила бы, что со священником творится что-то неладное.
   - Неплохая, - проговорила Глория. - Я вышивала это  для  отца.  Сейчас  я
сделала бы лучше, но ему все равно понравилось.
   Беллингем стоял к Глории спиной, и она покачала головой,  удивляясь,  что
он нашел замечательного в детской вышивке. Ничего он  в  этом  не  понимает.
Глория была искусной прядильщицей и ткачихой,  но  вышивала  она  так  себе.
Смутившись от его похвал, она пригласила его в гостиную.
   Тяжело дыша, Беллингем последовал за  ней  в  уютную  комнату  и  остался
стоять у камина, несмотря на приглашение присесть.
   Тогда Глория тоже  не  стала  садиться,  а  отошла  к  окну,  предоставив
Беллингему созерцать  свой  точеный  профиль,  освещенный  ярким  полуденным
солнцем. Беллингем таращился на нее, потеряв дар речи и забыв  обо  всем  на
свете.
   - Наверно, вы хотели поговорить с моей матушкой? Ее нет дома.
   Беллингем даже не понял, что она сказала, словно слух отказал  ему,  дабы
зрение могло наилучшим образом оценить красоту девушки.  В  солнечном  свете
кожа у нее была нежная, как  бархат,  цвета  слоновой  кости,  и  священнику
пришлось крепко-накрепко сцепить  пальцы,  чтобы  не  дать  им  воли.  Запах
лаванды, исходивший от нескольких охапок, подвешенных к перекладине,  кружил
священнику голову. Беллингем даже  подумал,  что  обязательно  велит  убрать
лавандой комнату для их первой брачной ночи.
   Интересно, понимает ли Глория, какие чувства он испытывает к ней?  Скорее
всего нет. Беллингем сощурил глаза. Удивительное простодушие.  Впрочем,  чем
меньше она знает, тем лучше. Он, сам научит ее  быть  покорной  и  послушной
женой.
   Редко бывало так, чтобы Беллингем терялся и не знал что сказать,  тем  не
менее он молча простоял несколько  минут  не  в  силах  оторвать  взгляд  от
девушки и даже вспомнить, зачем он собственно пришел.
   - Мне надо поговорить с твоей матушкой, - в конце концов  выдавил  он  из
себя. - Мне очень надо