Андреа ПАРНЕЛЛ
   БЕЗРАССУДНАЯ ДЕВСТВЕННИЦА



   ONLINE БИБЛИОТЕКА  http://www.bestlibrary.ru


Анонс

    Чопорных  пуритан  Новой  Англии  пугала  вызывающе  яркая   красота   и
непринужденность манер прелестной Глории Уоррен.., и по ее  родному  городку
поползли слухи, что она якшается с нечистой силой. Самые  гадкие  сплетни  о
ней распространял преподобный  Джосия  Беллингем,  елейная  улыбка  которого
обычно скрывала злые намерения. Он расставляет девушке  хитроумные  ловушки,
стремясь заставить Глорию стать его женой. Но для Глории это будет  означать
невыносимые муки, ведь лишиться свободы для нее то же  самое,  что  потерять
смысл жизни. Она уже совсем  теряет  надежду,  но  тут  судьба  посылает  ей
избавителя - отважного молодого траппера...Стоит ли  доверяться  загадочному
незнакомцу, чьи страстные поцелуи воспламенили Глорию? ..Стоит ли бросать на
чашу весов все, когда затуманенный чувствами ум не может видеть  последствий
содеянного?

   Посвящаю книгу Адель Леон с благодарностью за дружбу поддержку и  веру  в
меня

Глава 1

Массачусетс, 1690

   На разогретых камнях мокрые следы высыхали мгновенно.  От  возбуждения  и
страха Глория тяжело дышала. Еще бы!  Никогда  раньше  она  не  уходила  так
далеко от дома, да  еще  без  разрешения.  Река,  служившая  границей  между
поселенцами и уцелевшими индейцами, осталась позади. Высоко  подобрав  юбки,
Глория с горящими глазами нырнула в густой кустарник у подножия горы.
   Женщины в городе Сили-Гроув в штате Массачусетс много болтали о  жестоких
индейцах, к которым белым женщинам лучше не попадать, и сейчас  их  рассказы
не выходили у Глории из головы. Когда же ее полушерстяная юбка зацепилась за
куст, девушка остановилась в нерешительности, раздумывая,  не  повернуть  ли
назад, однако, как правило, не свойственные городским пуританкам безудержное
любопытство и неоглядная дерзость всегда отличали  Глорию  Уоррен  и  теперь
тоже были сильнее страха.  Внутренний  голос  вел  ее  вперед,  несмотря  на
опасность,  и  Глория  только  прижимала  руку  к  груди,  чтобы   успокоить
разбушевавшееся сердце.
   Она проворно, словно дикая кошка, перепрыгнула с камня на  камень,  и  ей
даже в голову не приходило, что ее поведение мало подходит взрослой  девице,
уже почти невесте. Будь у  нее  выбор,  она  бы  наверняка  предпочла  стать
тигрицей или рысью, не обманув досужих сплетниц,  которые  всегда  говорили,
что Глории Уоррен лучше  было  бы  родиться  мальчишкой,  настолько  она  не
годится в робкие пуританки. Что ни говори, а виноват в  этом  был  ее  отец,
упокой, Господи, его душу. Ему никогда не нравились тихони.
   - Веселей, девочка, - говорил он своей редко унывавшей дочери, стоило  ей
погрустнеть. - Не вешай нос.
   Этот  задиристый  англичанин  хотя  и  влюбился   в   пуританку,   однако
переделывать себя не желал, и свою дочь  он  с  младенчества  учил  смотреть
прямо в лицо жизни, как бы ни было тяжело. Одного он не предусмотрел. Как ей
с ее любовью к свободе будет житься без его надежной защиты.
   Глория вспомнила об отце, когда застыла на скале, заслышав чьи-то голоса.
Они звучали то громче,  то  тише,  подчиняясь  жесткому  ритму,  как  волны,
набегающие на камни. Глория поймала себя на том, что нагибается и перебирает
ногами в такт мелодии. Когда она была еще совсем маленькой, отец  научил  ее
индейской пляске, и один раз ей здорово досталось, потому  что  она  посмела
исполнить ее прилюдно.
   Глория улыбнулась своим воспоминаниям.
   Даже теперь, оставшись совсем одна, она иногда давала себе волю и плясала
от души. Однако сейчас надо не плясать, а уподобиться бесшумной тени.  Этому
она тоже научилась у отца-охотника, который  умел  тихо  ходить  по  лесу  и
застывать на месте  так,  что  даже  звери  не  обращали  не  него  никакого
внимания.
   - Знаешь, дочка, - говаривал Нобл Уоррен, - это тоже дар божий. Не обижай
зверя, и у тебя всегда будет друг в лесу.
   Глория любила, когда отец хвалил ее, поэтому вскоре даже  самые  пугливый
божьи твари уже не убегали от нее. В глубине души Глория была  уверена,  что
поющих дикарей она тоже  сумеет  приручить.  Успокаивая  свою  совесть,  она
говорила себе, что, будь Нобл Уоррен жив, он бы тоже  не  отказался  принять
участие в веселом приключении.
   Наверное, ей давно не приходилось бывать в лесу. Камешек выкатился у  нее
из-под ноги, и она ни жива ни мертва застыла на месте. Бросив быстрый взгляд
вниз, она насчитала  двенадцать  усевшихся  на  песке  в  круг,  в  основном
немолодых, мужчин. Самый старый из  них  пел  и  бил  по  песку  украшенными
перьями палочками, а остальные точили о камни охотничьи ножи и подпевали ему
в такт своим движениям.
   Решив, что они не заметили ее, Глория вздохнула с облегчением и поднялась
повыше. Налево стояли жилища индейцев, направо женщины брали кувшинами  воду
из реки. Внутри у нее все пело от радости, хотя она  не  понимала,  как  это
индейцы не слышат и не видят ее.
   Неожиданно завопил расшалившийся мальчишка, обрызгавший  своих  приятелей
водой, - и она опять замерла, а потом  под  смех  женщин  и  визг  ребятишек
сделала несколько осторожных шагов.
   Это были наррагансеты,  некогда  могущественное  племя,  почти  полностью
истребленное шестнадцать лет назад в войне, затеянной королем  Филиппом,  во
время которой погибла почти тысяча колонистов. Жалкие остатки  индейцев,  не
очень давно  владевших  здешними  лесами,  соединились  во  имя  возрождения
племени. Глория подумала, что  вряд  ли  им  известно,  как  взбудоражен  их
появлением город. Баррелл Колльер, который всегда тут как  тут,  когда  речь
заходит об индейцах, призвал мужчин вырезать всех наррагансетов до  единого,
пока они не напали первыми.
   А почему они обязательно должны напасть? Ничего, теперь она сама во  всем
разберется.
   Быстрым движением руки Глория  перебросила  черную  косу  через  плечо  и
придвинулась к краю скалы,  чтобы  получше  разглядеть  происходящее  внизу.
Белая косынка, чепец, туфли и корзинка с травами, за  которыми,  собственно,
ее послали, остались за рекой привязанными к седлу лошади. Там же остался  и
ворон Пэдди, который везде сопровождал Глорию. Если ему  надоест  ее  ждать,
деревьев там много и он найдет, чем заняться.
   Еще не хватало, чтобы он тут начал каркать. А Пэдди  любит  поболтать  не
меньше самой разговорчивой кумушки в Сили-Гроув, и Глории не  раз  казалось,
что, если бы она его понимала, он бы порассказал ей немало интересного.
   Уже несколько недель в городе  только  и  разговоров,  что  об  индейцах,
однако пока их никто в глаза не видел. Значит, быть Глории первой.
   Прилетела какая-то муха и зажужжала над ухом. Глория отмахнулась от  нее,
не подумав, что снизу могут ее заметить. Когда муха вернулась, Глория повела
себя уже иначе. Она закрыла лицо руками и стала терпеливо ждать, когда  мухе
самой надоест и она улетит восвояси. В конце концов так и получилось.  Убрав
руки, Глория обратила внимание, что женщины и дети  собрались  в  кружок,  а
старик перестал петь. На головах у воинов медленно покачивались из стороны в
сторону перья, пока они  с  важным  видом  что-то  обсуждали.  Нет,  это  уж
слишком. Понятно, что большинство их тогда поубивали, если даже обыкновенная
девчонка смогла так легко к ним подобраться.
   Глория  даже  рассердилась  на  индейцев,  но  тут  в  голову  ей  пришла
неожиданная мысль. Она вспомнила, что мужчин было двенадцать.  Теперь  всего
десять воинов  сидели  в  кругу.  Глория  поджала  губы  и  несколько  минут
простояла в глубокой задумчивости, но потом  легкомысленно  отринула  всякие
сомнения, решив, что она просто ошиблась. А что  в  этом  удивительного?  От
страха и сто человек могло привидеться. А  когда  широкоплечий  и  немолодой
индеец наклонился вперед и принялся чертить на песке какие-то линии,  она  и
вовсе обо всем  забыла.  Что  бы  это  могло  быть?  Наверное,  какой-нибудь
божественный знак, подумала Глория. А  все-таки  индейские  боги  не  смогли
спасти их от смерти.
   Глория довольно улыбнулась. Она получила то, за чем  пришла.  Все  видела
своими глазами. Это когда-то наррагансеты были воинственными, а  теперь  они
совсем нестрашные. Воины все пожилые, детей мало, и оружие  они  точили  для
охоты, а не для войны.
   Судя по вигвамам, их тут не больше дюжины семейств и  вряд  ли  наберется
достаточно юношей, чтобы всерьез угрожать поселенцам.
   Жаль, что она никому ничего не  может  рассказать.  Даже  подружке  Саре,
дочери Баррелла Колльера, не похвастаешься, что  ходила  за  реку  и  видела
индейцев.
   У нее чуть душа не ушла в пятки, когда она подумала, как бы  рассердилась
мать, узнав про обман. Не дай Бог. Все равно ей  попадет,  если  она  придет
поздно. Тут только Глория вспомнила про время. Оглянувшись  вокруг,  она  по
теням определила, что полдень  миновал  совсем  недавно.  Значит,  если  она
поторопиться, то, может, и не  опоздает.  Отодвинувшись  от  края,  она  уже
готова была повернуться и  двинуться  в  обратный  путь,  однако  что-то  ее
остановило.
   Вроде бы никто не следит за ней. Глория еще  раз  огляделась.  Никого.  И
все-таки что-то не так. Бесшумно ступая босыми ногами, она  всматривалась  в
неверные тени по сторонам, готовая в любой  момент  юркнуть  в  кусты  и  не
вылезать из них, пока не доберется до реки.
   Со вздохом облегчения Глория до колен задрала пропыленные юбки  и  встала
на камень возле самой воды. День был солнечный, но вода  еще  все  равно  не
нагрелась после зимы, и Глория поежилась. Потом  она  пробежала  глазами  по
камням, по которым собиралась перейти реку, довольно глубокую в этом месте.
   - Боже милостивый! - воскликнула она, не сдержавшись.
   Из реки на нее смотрели две пары черных глаз.
   От ее испуганного крика из кустов вылетела перепелка. Юбка выпала  у  нее
из рук и намокла. Глория ничего не понимала. Неужели индейцев поймали по  ту
сторону реки и  убили?  Она  задрожала  еще  сильнее,  когда  течение  стало
относить еще не застывшие тела ближе к ее стороне, и  заплакала  от  страха,
как обыкновенная девчонка. Тот, кто это сделал, вряд ли успел далеко уйти, и
Глория поняла, что, оказавшись между двумя враждебными силами, тоже  рискует
расстаться с жизнью.
   Собрав остатки своей хваленой храбрости,  она  решила,  что  деваться  ей
некуда и все равно надо идти вперед. И побыстрее.  Однако  не  так-то  легко
было сделать первый шаг.
   - Они мертвые, - сказала она себе. - Что могут сделать мертвые?
   Однако легче ей  не  стало.  Голос  звучал  как  надтреснутое  стекло,  а
испуганные, правда,  сухие  глаза  всматривались  в  противоположный  берег.
Другой дороги не было.
   С губ ее сорвался стон, и она  стала  вспоминать  всех  мертвых,  которых
когда-либо видела. Если это и могло принести  ей  успокоение,  то,  увы,  не
успело, потому что из воды высунулись руки и схватили  ее  за  ноги.  Глория
закричала. От страха в жилах у нее вскипела кровь и оживила застывшие руки и
ноги. Глория бешено отбивалась и ей  почти  удалось  высвободиться,  но  она
поскользнулась на мокром камне и с  истошным  воплем  плюхнулась  в  ледяную
воду.
   Ожившие воины подхватили Глорию, когда она,  обессилев  от  борьбы,  чуть
было не пошла ко дну, и вынесли на берег. Один  связал  ей  ноги,  а  второй
крепко держал за руки.
   Глория зажмурилась от страха. Если ей не удастся немедленно вырваться  на
волю, случится что-нибудь страшное. Мешая бессмысленные мольбы  с  не  менее
бессмысленными угрозами, она крутилась как юла в железных руках юношей, пока
не выбилась из сил. Потом, немного придя в себя, она с такой силой принялась
кусать губы, что они у нее побелели под стать щекам. Если индейцы сотворят с
ней даже самое малое из того, о чем она слышала в городе, ей все равно этого
не вынести.
   Беспомощно всхлипывая, Глория представляла, как с  нее  снимут  скальп  и
обрекут ее на медленную смерть или будут пытать, а потом оставят рабыней или
продадут какому-нибудь пребежчику-французу, и он увезет ее в  Канаду,  а  уж
что там с ней сделают, одному Богу известно!
   - Отпустите меня! - опять закричала Глория  и  стала  вырываться  из  рук
воинов, пока один из них не дернул ее за волосы так, что у нее глаза чуть не
вылезли из орбит.
   Больше она не рискнула сопротивляться. Тот, что держал ее за волосы,  был
очень недоволен. Другой, глядя то на нее,  то  на  своего  товарища,  что-то
быстро говорил. По выражению их лиц легко было понять, что ее ждет.
   Воины заспорили, и Глория испугалась, что они разорвут  ее,  потому  что,
все так же держа ее за ноги и за руки, они двинулись  в  разные  стороны.  В
конце концов они на чем-то сошлись. Один из воинов,  который  был  повыше  и
посильнее, связал ей руки и  перекинул  себе  через  плечо,  словно  она  не
человек, а куль с зерном, и потащил в лагерь.
   Стрела убивает бесшумно. Укрывшись за кустами, Куэйд Уилд  напомнил  себе
об этом, когда переступил с ноги на ногу. Стоявший неподалеку  индеец  точно
так же, как час назад, неподвижно смотрел перед собой и,  кажется,  даже  не
дышал.
   У Куэйда уже болели ноги и пот ручьем стекал со лба на щеки, хотя  погода
стояла нежаркая. Индейцу же все было нипочем. Охотник обругал  себя  за  то,
что поддался индейцу. Кто сказал, что  он  должен  обязательно  пользоваться
чужим оружием, если своим быстрее и вернее можно добыть еду?
   Его будущая добыча, почти скрытая молодой весенней листвой,  пошевелилась
и понюхала воздух. В конце концов она осторожно  двинулась  в  его  сторону.
Шаг, другой, третий. Куэйд поднял лук и вложил в него стрелу. Потом  натянул
тетиву.
   Еще несколько шагов. Куэйд  считал  их,  стараясь  не  слушать  отчаянное
биение собственного сердца. Руки не должны дрожать, иначе стрела не  попадет
оленихе в сердце. Он затаил дыхание. И все-таки мушкет  лучше,  несмотря  на
дыру с кулак и шум на весь лес.
   - Проклятье, - еле слышно пробурчал охотник.
   Не попал. Промахнулся. Сейчас она сделает круг и  зайдет  ему  за  спину.
Разозленный Куэйд не стал терять время даром и вновь  натянул  тетиву.  Надо
показать индейцу, что он не растерялся.
   Пора. Однако Куэйду пришлось покрепче ухватить стрелу, потому что олениха
испуганно дернулась и подняла голову. Из-за спины Куэйда  вышел  олененок  и
ткнулся ей носом в живот.  Олениха  успокоилась  и  вновь  принялась  жевать
молодые листочки. Через несколько минут они оба скрылись с  глаз,  и  стрела
осталась неиспользованной.
   Невдалеке послышался  треск  веток.  Глухой  удар  тела  о  землю  сказал
охотнику, что стрела индейца, в отличие от его, достигла цели.
   - Проклятье!
   Куэйд   потряс   одной   ногой,   потом   другой,   чтобы    восстановить
кровообращение. Эта олениха должна была стать его первой крупной  добычей  в
охоте, на которую он пошел с луком и стрелами, и доказать Томанику,  что  он
тоже кое-что умеет. Из шкуры  оленихи  женщины  обещали  сшить  ему  куртку.
Приготовившись выслушать насмешки вождя  наррагансетов,  который  уже  не  в
первый раз превзошел его на охоте, Куйэд,  уже  не  таясь,  зашагал  к  тому
месту, где Томаник начал разделывать тушу.
   Томаник поднял на Куэйда черные глаза и одобрительно кивнул ему, радуясь,
что белый охотник не выпустил стрелу.
   - Хорошо, что ты стал думать, как мы, - сказал он. Томаник гордился,  что
Куэйд Уилд уже не новичок в стрельбе  из  лука,  недаром  он  сам  учил  его
обращаться с оружием краснолицых. Однако ему еще больше  пришлось  по  душе,
что его друг перенял у краснолицых их образ мыслей. Он вытащил стрелу. - Кто
сегодня убивает олениху, на следующий год остается без мяса.
   - Хорошо тебя слушать на голодный живот.
   Куэйд  положил   лук   на   землю.   Бесшумно   вышли   из   кустов   два
воина-наррагансета и стали помогать  разделывать  олениху.  Через  несколько
минут на земле лежала голая туша без шкуры, которую Томаник пообещал  отдать
им, а он сам с Куэйдом отправился к ручью.
   - Наррагансет никогда не ходит голодным, - сказал он  и,  опустившись  на
колени, стал смывать с себя кровь.
   Куэйд пожал плечами.
   - Лучше голодать, чем есть то, что вы едите.
   Он был рад, что охота закончилась удачно. Несмотря на много лет, прожитых
в лесу, он так  и  не  привык  к  пище  индейцев.  Корни,  листья,  особенно
насекомые, которыми те заменяли  мясо,  выворачивали  его  наизнанку,  и  он
предпочитал обходиться горстью зерна. Если что и мешало ему стать таким, как
индейцы, то это домашняя еда, по которой он очень скучал.
   - Белый человек очень разборчив, - Томаник вымыл нож  и  тщательно  вытер
лезвие. - Это его и погубит. Когда в лесу не останется ничего из  того,  что
он любит, он уйдет. А мои люди вернутся обратно.
   Куэйд открыл было рот, чтобы возразить вождю, и закрыл его. По  опыту  он
знал, что вождь не прислушивается к его  словам.  Разборчивость  не  погубит
белого человека, а приведет его к успеху. Поселенцы и солдаты, которые почти
полностью истребили наррагансетов, будут  все  дальше  продвигаться  в  лес,
чтобы отвоевать у него новые поля. Они не перестанут убивать гордых индейцев
и никуда не уйдут. Охотники все так же будут  ходить  на  лис  и  бобров,  и
многим из них даже в голову  не  придет  задуматься  о  том,  дали  они  уже
потомство или еще нет.
   Пусть Томаник лелеет свою мечту, если ему приятно думать о том,  как  его
народ опять станет многочисленным и могучим, и если его  ничему  не  научила
бойня, устроенная королем Филиппом.
   - Сегодня у нас будет вкусная еда, -  сказал  Томаник,  услыхав  поданный
воинами сигнал, что мясо разделано и они идут в деревню.
   Куэйд кивнул и пошел следом за ним к излучине  реки,  где  люди  Томаника
поставили вигвамы. В выборе  места  он  тоже  был  несогласен  с  индейцами.
Сили-Гроув находился всего в  двенадцати  милях,  и  в  этом  городе  тотчас
нашлись люди, которые считали, что их долг - избавить мир от  дикарей.  Вряд
ли немногочисленным наррагансетам удастся пожить здесь спокойно.
   Охотники еще были далеко, а до них уже донесся шум, поднятый кем-то возле
вигвамов. Куэйд испугался, не напали ли  на  оставшихся  в  лагере  индейцев
поселенцы из города, однако, подойдя поближе, он услыхал всего  один  голос,
кричавший по-английски. Женщины, дети, воины столпились вокруг  черноволосой
поселенки со связанными руками и ногами, которая безостановочно вопила, моля
ее освободить. Что особенно поразило Куэйда, так это благоговение,  с  каким
не только дети и женщины, но и храбрые воины взирали на пуританку.
   Когда Глория Уоррен увидала приближающихся  охотников,  она  поняла,  что
настал решительный момент. По крайней мере один из них не похож  на  индейца
своей буйной черной бородой.
   - Эй, вы! - крикнула она, обращаясь к нему и поднимая связанные  руки.  -
Скажите, пусть они меня отпустят.
   - Это еще почему?
   Охотник был одет точно так же, как индейцы, только на нем не было перьев.
Он прошел  вперед,  желая  взглянуть  на  попавшую  в  передрягу  девицу,  а
посмотреть было на что. С задранным подбородком и связанными руками девчонка
дерзко требовала своего, вместо того чтобы со слезами молить о пощаде.
   Она была так красива, что у него перехватило дыхание, а немного  придя  в
себя, он стал вспоминать, когда в последний раз видел белую  женщину,  и  не
мог припомнить. Понимая, что если он пожелает, то сможет  завладеть  ею,  он
дал волю своему воображению. И тотчас одернул себя,  зная,  что  никогда  не
посягнет на женщину, если она не придет к нему по доброй воле.
   Куэйд усмехнулся собственной добродетели. Девица терпеливо ждала, что  он
еще скажет, или, может, ей просто нужно  было  время,  чтобы  обдумать  свой
ответ. Еще не решив, как с ней быть, он не отводил от нее глаз. А почему  бы
и нет, если она того стоит?
   Пряди ее черных волос выбились из косы и  теперь  укрывали  ей  спину  до
пояса. Кожа была не молочно-белая, как у многих англичанок,