м, что влюбилась,  и  отказалась  назвать
имя мужчины.
   - Беллингема? Это за него ты хочешь замуж?
   Сара нахмурилась.
   - Не надо разыгрывать из себя дурочку. Если бы не ты, он был бы уже женат
на мне.
   Глория недоверчиво покачала головой. Значит, Сара  пошла  на  нее  войной
из-за Джосии Беллингема. Какая злая шутка.
   - Мне он не нужен, - печально проговорила она.
   Сара холодно посмотрела на нее и спросила визгливо:
   - Значит, ты признаешь, что околдовала Джосию, чтобы отнять его у меня?
   Глория, чувствуя себя еще более измученной, чем до прихода Сары, легла  и
укрылась одеялом.
   - Думай, что хочешь.
   Сара ничего не хотела понимать. Она переворачивала каждое слово,  как  ей
хотелось, не желая вдуматься в его смысл.  В  первый  раз  Глории  пришло  в
голову, что ей все равно, как с ней поступят. Если Куэйда нет в живых, то не
стоит и бороться.
   Сара выпрямилась и громко проговорила:
   - Я верю в то, что ты ведьма. И  если  мне  придется  отправить  тебя  на
виселицу, чтобы освободить Джосию от твоих чар, я сделаю это.
   - Уйди, Сара, - услыхала она в ответ. Глория не вставала с  лежанки  весь
день. В камеру входили любопытные и быстро убегали, боясь, как бы ведьма  не
напустила на них порчу. Она не произнесла ни слова, зато  посетители  давали
волю языкам. Трое  впали  в  истерику,  и  их  пришлось  вынести.  Еще  один
споткнулся о порог и стал клясться, что ему перебежала дорогу черная кошка с
голубыми глазами.
   Глория не обращала на них  внимания.  Она  встала,  только  когда  пришла
Рашель Леонард, каждый день приносившая ей поесть и смену белья.  Только  ей
она могла довериться.
   - Это правда? - крикнула она, едва та успела закрыть за собой дверь.  Она
отчаянным жестом схватила ее за руки, и у Рашель сердце облилось  кровью.  -
Куэйд умер?
   Лицо Рашель прорезали глубокие  морщины.  Она  помогла  Глории  встать  и
торопливо стянула простыни, медля с ответом.
   - Говорят, сообщили из Кроссленда,  -  в  конце  концов  сказала  она.  -
Вартона известили, что, когда Куэйда  хотели  арестовать,  он  выбил  одного
констебля из седла и сам вскочил на лошадь, а  когда  второй  хотел  стащить
его, он сломал ему руку. Куэйд поскакал прямо на Талби. Он стоял в  стороне.
Ну, и выстрелил.
   - Это из-за меня, - Глория упала на свежие простыни,  проклиная  себя  за
Куэйда. - Куда они его увезли.
   - Никуда, - Рашель села на краешек лежанки и, обняв Глорию, стала ласково
гладить ее по голове. - Лошадь ускакала с ним вместе, а ночью  ее  нашли,  и
все седло было в крови.
   - Тогда он жив! - вскричала, сверкнув глазами, Глория.
   - Нет, детка. На лошади и на седле было так  много  крови,  что  ни  один
человек не выживет, потеряв столько. Он погиб, и его тело лежит где-нибудь в
лесу.
   Глория затихла, и Рашель отпустила ее.
   - Он любил лес, - прошептала Глория. - Я рада, что они не нашли его.
   Рашель оставалась с Глорией, пока ее не  выгнали,  понимая,  что  девушке
осталось недолго мыкаться  на  белом  свете.  Зная,  что  ее  просьба  будет
напрасной, она, услыхав шаги тюремщика, все же решилась произнести ее.
   - Глория, послушай. Ты должна бороться  за  свою  жизнь.  Не  отдавай  ее
безжалостным людям, которые сидят за судейским столом.  Скажи  им,  что  они
правы. Ни одна из признавшихся ведьм не была осуждена на смерть.
   - Нет, не могу, - прошептала Глория. - Не могу. Я не могу оболгать  себя,
даже если это будет стоить мне  жизни.  Пусть  моя  кровь  останется  на  их
совести.
   - Ты будешь повешена!
   - Пусть, будь что будет, - равнодушно проговорила она. - Какое это  имеет
значение? Я потеряла всех, кого любила, и мне незачем жить.
   Рашель попыталась еще раз.
   - Нет, Глория, не говори так. Твоя мать хотела бы, чтобы ты  жила  долго.
Разве Куэйд не хотел бы того же? Глория кивнула.
   - Хотел бы.
   - Тогда скажи, что ты ведьма. Это все, что от тебя требуется.
   - Не могу, - повторила Глория. - Если я останусь жить, то должна жить  по
чести. Я верую. Бог не оставит меня в руках тех, кто  поступает  против  его
воли.
   Спорить было  бессмысленно.  Пожелав  Глории  спокойной  ночи  и  наказав
молиться о спасении, Рашель ушла.

Глава 16

   Дождь  стоял  стеной.  Такого  еще  не  бывало  в  Сили-Гроув.  Некоторые
говорили, что Господь гневается на людей за то, что они принялись  охотиться
на ведьм, и поэтому насылает на них бурю. Другие были уверены, что ливень  -
дело рук дьявола, который  злится  из-за  своих  слуг.  Однако,  что  бы  ни
говорили те и другие,  ни  дождь,  ни  гром  никому  не  помешали  прийти  в
молитвенный дом, где должны были судить бесстыдную ведьму.
   Народу собралось еще больше, чем в  первый  раз.  Многие,  не  убоявшиеся
дождя, желали сидеть со всеми удобствами, поэтому приехали из других городов
заранее и задолго до начала заседания заняли места. Среди  них  был  и  Джон
Байярд, который одним из первых ворвался в зал и уселся поблизости от скамьи
обвиняемой.
   Глория заметила его сразу, как только вошла.
   - Джон, - прошептала она и остановилась возле него.
   Охотник не изменился в лице и даже не поглядел на нее, отчего ее  радость
мгновенно сменилась отчаянием. Он даже не улыбнулся в  ответ  на  ее  робкую
улыбку. Глория решила, что Байярд винит ее за зло, которое она причинила его
сыну,  и  не  могла  не  признать  его  правоту.  Похоже,  он  тоже   пришел
свидетельствовать против нее.
   Недовольный задержкой, констебль взял ее за локоть и повел на  место.  Ее
голубые глаза, о которых говорили все в один голос, потухли.  Рашель  первая
обратила внимание на то, что девушка, которая до сих пор сидела всегда прямо
и гордо держала голову, теперь поникла, словно  забыла  и  о  судьях,  и  об
обвинителях, и о виселице.
   Однако этого нельзя было сказать о судьях. Они взялись за новое для  себя
дело с пылом, достойным лучшего применения. Разница между слушанием и  судом
заключалась в том, что были приглашены присяжные и еще один судья. А так все
было то же самое.
   Заявления,  выслушанные  в  первый  раз,  сейчас  были  представлены  как
свидетельские  показания.  Почти   все   утро   зачитывалось   обвинительное
заключение. К полудню люди устали, потому что чиновник  равнодушно  повторял
слова, не вдумываясь в их смысл, и живая трагедия хотя бы  Сары  Колльер  не
выдержала его монотонного чтения.
   Однако   разочарование   зрителей    было    недолгим.    Госпожа    Кобб
засвидетельствовала, что ее дочь во время болезни один  раз  позвала  Глорию
Уоррен.
   - Я тогда не знала, а теперь знаю, что ведьма  кружилась  над  ней  и  не
давала моей Джейн оправиться, - показала несчастная мать.
   - Я видел, как она играла с четырьмя девочками, которые потом заболели, -
показал Френсис Стивене. - Мы с Джозефом Эллином видели.
   Не долго думая, Прюденс Оливер тоже показала, что  совершенно  уверена  в
ненависти к ней Глории за то, что она  разбила  их  дружбу  с  Сарой.  Когда
назвали ее имя и надо было идти свидетельствовать против  Глории  Уоррен,  в
этой девочке, так же, как Руфи, послушной воле Сары, якобы  проснулся  страх
перед дьявольским возмездием.  Она  бросилась  на  пол  и  разыграла,  будто
борется с тенью Глории Уоррен.
   - Огромная черная птица! - крикнула она и закрыла шею и лицо руками.
   Третий судья по имени Дикенсон, не оправдывая надежд Глории,  нацелил  на
нее указующий перст.
   - Отпусти девочку! - завопил он. Глория прижала руки к груди.
   - Я не могу отпустить, потому что я не держу ее.
   Ее голос звучал холодно и спокойно,  отчего  обвинение  стало  еще  более
убедительным. Разве невиновный  человек  не  расстроился  бы,  увидев  такую
печальную картину?
   - Дотронься до нее, - приказал Дикенсон. - Если ее истерика  прекратится,
ты виновна.
   Констебли подтащили бьющуюся в их руках девушку к  ведьме  и  проследили,
чтобы она не ударилась головой,  если,  взглянув  на  Глорию,  забьется  еще
сильнее. Один из них взял руку Глории и положил ее на руку Прюденс.  Девушка
вздрогнула и застонала, словно приходя в себя. Ее подняли и отвели на место,
после чего она больше не будоражила собравшихся людей.
   - Ты и теперь отрицаешь, что ты ведьма?
   - спросил судья.
   - Отрицаю, - ответила Глория, собрав остатки сил. - Ведьм нет вообще.
   Дикенсон вскочил и, если бы не Файлар и Джонс, налетел бы  на  присяжных.
Джонс потребовал предоставить слово еще одному человеку, который  специально
занимается проблемами черной магии.
   Это был Джосия Беллингем.
   - Глория Уоррен - ведьма, - сказал он. Не новичок в ораторском искусстве,
он обратил свою речь к присяжным на  случай,  если  кто-нибудь  из  них  еще
сомневался в приведенных доказательствах. - Она приходила ко мне  не  меньше
двенадцати раз, - заявил он. - Эта прелестная Цирцея наслала на меня порчу и
разбила мне сердце.
   Он поглядел на судей.
   - Цирцея? - переспросил Джонс, который не читал классическую литературу.
   - Да, - Беллингем едва заметно кивнул.
   - Эта женщина умеет менять обличья. Один раз она пришла  ко  мне  в  виде
большой черной кошки. В глазах у нее полыхало пламя.  Она  уложила  меня  на
кровать и запустила мне в спину когти.
   - Ты сопротивлялся?
   - Конечно, - Беллингем выпрямился. - И воздал ей  сторицей.  После  этого
она стала мучить меня каждую ночь. Иногда она была как есть,  иногда  черной
птицей. Только лицо всегда оставалось ее собственным.
   У судей глаза полезли на лоб от изумления.
   - И ты ни разу не уступил ей?
   - Нет, - сказал Беллингем. - Ни разу. Хотя однажды она вытащила  меня  из
кровати и потащила на шабаш ведьм. Там я понял, чего она хочет. Если  бы  ей
удалось сделать слугу Господа, Джосию Беллингема,  слугой  дьявола,  она  бы
стала королевой ведьм.
   - Почему же вы не  рассказали  нам  об  этом  раньше?  -  поинтересовался
Файдар. Беллингем печально, покачал головой.
   - Она не давала мне. Только теперь, когда она в цепях и у нее нет прежней
власти, я могу говорить.
   Беллингем вновь повернулся к присяжным.
   - Это еще не самое худшее, - сказал он.
   - Ее мать тоже была ведьмой. Глория вскочила.
   - Ты лжешь! Лжешь! - закричала она и бросилась бы на священника, если  бы
констебли не удержали ее на месте.
   Беллингем продолжал:
   - Послушайте, что я скажу.  Мертвая  госпожа  Уоррен  лежала  на  полу  в
подобающей христианке позе, - для усиления эффекта он сложил руки на  груди.
- И все-таки она была ведьмой!  Господь  покарал  мать  за  грехи,  -  и  он
протянул руки к сидящим в зале. - Нам надо поступить так  же  с  ведьминским
отродьем!
   - Лжец! Ты клевещешь на мою  мать!  -  кричала  Глория,  и  глаза  у  нее
сверкали. - Ты... - у нее перехватило дыхание. Беллингем не  видел,  как  ее
мать лежала на полу. Он пришел позже, когда ее уже перенесли на  кровать.  -
Ты был там, - проговорила она еле слышно, но потом ее голос окреп. - Ты  был
там, когда моя мать умерла.
   Беллингем даже не позаботился изобразить негодование.  Он  был  настолько
поглощен своей ролью, что сделал вид, будто не  обратил  внимания  на  слова
ведьмы, лишь медленно покачал  головой,  словно  ему  было  жаль  несчастную
дьяволицу, посмевшую чернить его.
   - Она все еще не отказалась от своих намерений, - пожаловался он.
   Чтобы Глория замолчала, судьи приказали завязать  ей  рот,  и  Беллингем,
уверенный в том, что исполнил свой долг и очистил душу от грехов, сел.
   Записав  показание  Беллингема,  Джонс  отложил  перо.  Судьи  совещались
недолго, и Дикенсон обратился к присяжным, чтоб они сказали свое  слово.  Им
потребовалось немного времени на раздумья.
   - Виновна!
   Все разом заговорили.
   Дикенсон постучал по столу. Свой долг он видел в  том,  чтобы  как  можно
скорее избавить Сили-Гроув от ведьмы. Приказав развязать ей рот, он встал  и
огласил приговор:
   - Глория Уоррен, ты грешна в черной магии и не желаешь покаяться, поэтому
я приговариваю тебя к повешению. Казнь совершится на  рассвете,  чтобы  твоя
черная душа не отравила нам еще один день.
   Глория медленно поднялась со скамьи. Все  замолчали,  потому  что  хотели
услышать последнее слово ведьмы. Не покается ли она в  свой  последний  час?
Нет, она не стала каяться.
   - Моя душа принадлежит Богу, - сказала Глория. - А  моя  кровь  запятнает
ваши руки. Тем, кто оболгал меня, Господь воздаст по заслугам, - глаза у нее
сверкнули серебром, о чем еще долго не могли забыть в  Сили-Гроув.  -  Разве
можно простить, когда льется невинная кровь?
   Глория не боялась смерти.
   Так она и сказала Рашель. Странно, но она не чувствовала ненависти к тем,
кто судил ее и приговорил к смерти, даже к Джосии Беллингему. Его  грехи  не
дадут ему покоя. Она уже видела его мучения, а дальше  будет  еще  хуже.  Он
боялся жить, а она не боялась умереть.
   Однако она решила не отдавать  свои  последние  бесценные  часы  сну.  Ей
захотелось воскресить в памяти все счастливые события своей  жизни.  Сначала
она вспомнила отца, его лицо и его смех. Вспомнила, как он любил ее.  Потом,
как они готовили вместе с мамой еду, как мама жалела ее и никогда не  падала
духом. Вспомнила Тэнси, хватающую ее юбку, и Пэдди, клюющего зерно у  нее  с
руки. И, конечно же, Куэйда. Как он обнимал ее, как дразнил ее, как любил  и
научил всему, что должны знать мужчина и женщина, если они любят друг друга.
   Она была ребенком, девушкой, женщиной. Ее любили. Каждый  день  ее  жизни
был отмечен любовью дорогих ей людей. Только одного она не испытала.  Судьба
не дала ей родить ребенка мужчине, которого она любит. Но даже  из-за  этого
она не хотела печалиться. У нее достаточно других воспоминаний. Глория  даже
улыбнулась. Да ей не хватит ночи, чтобы все вспомнить.
   И не хватило. Но даже то, что  она  успела  воскресить  в  своей  памяти,
придало ей сил и укрепило дух перед лицом смерти. Если  она  и  ослабела  на
миг, то это когда Рашель коснулась ее руки по дороге к виселице.
   Было тихо и темно. Наверное, собравшиеся люди все-таки  чувствовали  себя
неспокойно, хотя и не понимали,  какую  несправедливость  совершают.  Глория
радовалась их молчанию, когда констебль приказал ей сесть в  телегу.  Лошадь
тронулась с места. Глория Уоррен смотрела вдаль, и  в  ее  глазах  отражался
огонь факелов, которые люди взяли с собой, чтобы получше разглядеть ее.
   Когда телега въехала на вершину холма, шериф остановил возницу и приказал
констеблю Герришу покрепче взяться за поводья, пока он будет надевать  петлю
на шею Глории Уоррен. Лошади уже не раз приходилось участвовать в казнях,  и
она была гораздо спокойнее, чем констебль. Стояла как вкопанная  в  ожидании
сигнала, по которому Герришу надо было повести ее вперед. Не  ее  вина,  что
колесо застряло между камнями и телега не двинулась с  места,  когда  Герриш
потянул поводья.
   - Дьявольские штучки, - пробурчал Герриш, беспокойно оглядываясь. - Хочет
спасти ведьму.
   Толпа тоже так подумала, потому что не  видела  застрявшее  колесо,  зато
хорошо видела, как плеть опустилась на спину лошади. Она дернулась, а телега
как стояла, так и осталась стоять. Дьявольские штучки!
   Заметив двух скачущих наверх всадников,  люди  расступились,  испугавшись
появления дьявола.
   - Эй, быстрее! - крикнул один из всадников.
   Другой его услышал.  Но  услышал  только  он,  потому  что  зашумевшая  и
загалдевшая толпа уже не слышала никого и ничего. Они пришли  посмотреть  на
казнь ведьмы, а тут, откуда ни возьмись, два адских зверя.
   Чудовища на конях с полыхающими глазами скакали к виселице, и один из них
рычал так, что люди падали на землю и  закрывали  головы  руками,  а  бедная
лошадка, рванувшись, вытащила застрявшее колесо. Без седока и  возницы  она,
громыхая телегой, помчалась обратно в город.
   Шериф и констебли не отставали от нее. В их обязанности входило  повесить
ведьму, а не испытывать судьбу, глазея на демонов, которые скакали на  конях
и разговаривали, как люди.
   Глория ощутила, как телега уходит у нее из-под ног, и ждала, что  веревка
натянется и петля сдавит ей шею, но этого  не  случилось.  Один  из  демонов
подхватил ее. Она поднялась, словно  на  крыльях,  и  опустилась  на  колени
демону в то время, как другой достал нож и перерезал веревку.
   Не веря своим глазам, Глория обхватила страшилище за шею и стала  глотать
воздух, словно хотела надышаться на всю жизнь.
   - Глория Уоррен, вечно вас надо спасать, - шепнул ей на ухо демон.
   Прошло всего несколько секунд, а  они  уже  скакали  прочь,  и  никто  из
собравшихся на холме даже помыслить не мог о погоне. Второй всадник следовал
чуть поодаль, являя собой зрелище, которое видевшие его не забыли  до  конца
своих дней. Многие клялись потом, что копыта коней высекали искры. И  все  в
один голос говорили,  что  Глория  Уоррен  была  повешена  (это  они  видели
собственными глазами), но ей удалось спастись и ускакать прочь  с  исчадиями
ада.
   Прошло много времени, прежде чем всадник придержал  коня.  Глория  Уоррен
отодвинула медвежью морду и увидела милое лицо Куэйда Уилда.
   - Я думала, что тебя  убили,  -  прошептала  она.  -  Мне  сказали,  тебя
застрелили.
   - Ну да, - подтвердил Куэйд. - Ранили в плечо.  Оно  еще  не  зажило.  Но
убили - это уж слишком. Я тебе позже докажу это, - пообещал он.
   - А кровь на седле? - не успокаивалась Глория. - Рашель слышала...
   - Военная хитрость, - объяснил он. - Охотник  должен  быть  хитрым.  Убил
оленя и  вымазал  лошадь,  чтобы  они  перестали  меня  искать.  Джон-то  не
обманулся. Когда все успокоилось, он меня нашел и притащил обратно в лагерь,
- Куэйд склонил набок голову и насмешливо уставился на  нее.  -  Неужели  ты
думаешь, что констебль может соперничать со мной в лесу? Или с Джоном?
   - Нет. Ни в лесу, ни где бы то ни было еще. Я видела  Джона  и  подумала,
что он пришел на суд из-за Джонни. Думала, что винит меня за него. Как он?
   - Как всегда. Такой же хитрый, как его отец.
   Глория улыбнулась, наконец-то поняв все до конца.
   - Это ты послал Джона, правда?
   - Правда. Сам я не мог показаться в Сили-Гроув и понятия не имел, как  ты
себя поведешь, хотя мои  предположения  оказались  правильными.  Ты  упрямая
женщина, Глория Уоррен.
   - Когда я права.
   - Когда ты в следующий раз попадешь в переделку, помни, пожалуйста, что я
имею такое же право на эту шейку, как и ты,  -  он  коснулся  рукой  красных
пятен, оставшихся на нежной коже. - Мне нравится, какой она длины.
   - Тогда я постараюсь сохранить ее.
   - Уж постарайся. Ни Джон, ни я помыслить не  могли,  что  они  решат  так
быстро покончить с тобой. У него едва хватило времени на  дорогу.  Мне  даже
страшно подумать, не дай Бог мы бы опоздали еще хоть на минуту.
   Глория вздрогнула, вспомнив прикосновение веревки к шее.
   - Куэйд Уилд, я люблю тебя, - прошептала она и нежно дотронулась  до  его
плеча, помня, что не только она  пострадала  в  схватке,  которая  вроде  бы
осталась позади. - Как твоя рана? Я приготовлю мазь, и ты скоро...
   - Ведьминскую мазь? - насмешливо переспросил он.
   Глория бросила на него предостерегающий взгляд.
   - Чтобы я больше этого не слышала, а то я такое устрою, ни  одной  ведьме
не суметь.
   У него брови поползли вверх.
   - Только этого я и жду.
   - Обещаю, - Глория обняла  его  за  шею  и  поцеловала  долгим  страстным
поцелуем, который мог бы продолжаться вечно, если бы они не  услышали  рядом
звериный рык.
   - Помогите же! Клемми так зашила меня в эту чертову шкуру, что я в  самом
деле стану медведем, если вы меня не освободите.
   - Джон!
   Куэйд разрезал нитки на широкой груди Джона,  и  он,  отодвинув  медвежью
морду, быстро вылез из шкуры. После этого он пересадил к себе Глорию  и  дал
возможность Куэйду снять медвежий наряд.
   - Ну, девочка, - сказал великан, дружески толкнув  Глорию  в  бок,  -  ты
первая ведьма, которая сбежала с виселицы.
   - Я не ведьма, - тихо ответила Глория, набираясь терпения.
   Байярд покачал р