о поэтому, я думаю, он находится в морге. Петерсону из консульского отдела сообщили об этом двадцать минут назад. Мистер Фишер попал в автомобильную катастрофу.
     - Какой ужас! - воскликнул Бенкс.
     - Да, сэр. - Айлеви перебрал бумаги, лежащие перед ним, и взглянул на голубой листок. - Согласно милицейскому протоколу автомобиль мистера Фишера, который они обозначили как "трансамериканец" спортивный автомобиль, был обнаружен сегодня утром на рассвете сельскими жителями в восемнадцати километрах западнее Можайска в овраге неподалеку от автострады Минск - Москва. Очевидно, машина направлялась в Москву и ночью, съехав с дороги, врезалась в дерево. Судя по повреждениям, можно утверждать, что машина неслась на огромной скорости и не справилась с поворотом. Мистер Фишер не надел ремня безопасности и получил сильные повреждения грудной клетки и головы. Он умер от полученных ран, прежде чем его обнаружили жители деревни.
     - Это должно свидетельствовать о том, что мистер Фишер вообще не добрался до Москвы.
     - И до Бородина, если верить моей карте, - добавил Холлис. - Ведь авария произошла за несколько километров до поворота на Бородино.
     Бенкс взглянул на Айлеви.
     - Вне всякого сомнения, тут существуют какие-то несоответствия. А может быть, мистер Фишер вообще не был в Москве? Что же, он позвонил с дороги и устроил нам этот идиотский розыгрыш?
     - Звонок Фишера был произведен без оператора, а это означает, что звонили из Москвы. Вдобавок у нас есть проверка голоса и свидетели. Что вам еще нужно, Чарлз? Видеозапись?
     - Я должен быть абсолютно уверен во всем, - сказал Бенкс, посмотрел на часы и встал. - Учитывая всю сложность ситуации, вы оба проделали высококлассную детективную работу. Я горжусь вами. Полагаю, что посол срочно свяжется по этим фактам с советскими властями и заявит им, что мы подозреваем убийство и потребуем полного расследования. Всего хорошего, джентльмены. - Бенкс направился к двери.
     Айлеви повернулся к Холлису:
     - Вы что, чувствуете себя отчасти ответственным за смерть Фишера?
     - Полагаю, да. А разве вы не чувствуете это?
     - Может быть. Послушайте, Сэм, вы не политик или дипломат, но вам придется следовать их точке зрения. Кое-кто старается ускорить разрядку, а это сейчас - задача номер один. Даже если я обнаружу двух кагэбэшников, закладывающих бомбу в наш фундамент, то посол прикажет мне забыть об этом.
     - А что будет, если вы обнаружите кагэбэшника в постели с женой посла?
     - То же самое, - улыбнулся Айлеви. - Сам посол не может вмешаться. Разрядка. Думайте о мире. - Он поднял два пальца вверх. - О мире.
     - О'кей, забудем, что Фишер был убит, а вот почему его убили?
     - Вам известно. Он что-то видел, что-то слышал.
     - Нечто важное, Сэз.
     - Очевидно.
     - Мы должны выяснить, что же именно. Для этого мы и поставлены здесь.
     - Да. Это правда. Посмотрим, что пришло нам из Вашингтона. - Айлеви направился к двери. - Если у вас нет больше ничего важного, то пойдемте. Сегодня утром из Парижа в закусочный бар пришли круассаны. Если приложить круассан к уху, то можно услышать щебет парижского уличного кафе.
     - Я собираюсь поехать за трупом.
     - Не надо. За трупом отправится кто-нибудь из консульского отдела. Это их работа.
     - По-моему, вы не расслышали. Поеду я. Мне понадобятся два пропуска из МИДа.
     - Два?
     - Я отправлюсь в компании.
     - С кем?
     - С Лизой Родз.
     - Вот как? А откуда вы знаете, что она хочет поехать? - раздраженно спросил Сэз.
     - Здесь любому хотелось бы выбраться из Москвы. Даже забирать труп - это удовольствие.
     - Вы же понимаете, что МИД сообщит КГБ о том, что пропуск выдали на ваше имя.
     - Разумеется, я понимаю это, - ответил Холлис.
     - Комитету вы нравитесь еще меньше, чем я. Они могут не справиться с искушением доставить вас в можайский морг на их условиях.
     - Я об этом сам позабочусь.
     - О вас я как раз не беспокоюсь. Вы - заноза в заднице. Я волнуюсь о Лизе Родз. И имейте в виду, мне не удастся вас прикрывать в Можайске.
     - Вы не смогли прикрыть меня в пятидесяти ярдах от посольства. Итак, до полудня в мой офис должны доставить два пропуска.
     Айлеви открыл дверь, чтобы уйти, но Холлис закрыл ее и спросил:
     - Вы выяснили, числился ли майор Додсон в списках пропавших без вести во Вьетнаме?
     - Это выясняется.
     - А как насчет нашего приятеля из номера 745? Я имею в виду Шиллера. В стране находится американец с такой фамилией?
     - Я проверяю, Сэм. Буду постоянно держать вас в курсе.
     - Знаю, что будете, Сэз. Сплошное удовольствие работать с ЦРУ.
     Айлеви похлопал полковника по плечу.
     - Постарайтесь, чтобы вас не прихлопнули на автостраде Минск - Москва. Мне хочется увидеть, чем закончится это дело.

Глава 8

     Сэм Холлис натянул синие джинсы и кожаные сапоги. Сунул в левый сапог нож, а над правым ремнем прикрепил на лодыжке небольшую кобуру. Он проверил автоматический "Токарев" 7.62 советского производства. В сущности, тот был сделан по системе "кольта-браунинга", немного видоизмененной русским оружейным конструктором Токаревым, который, поставив на него свою фамилию, просто позабыл заплатить Кольту и Браунингу гонорар за патент. Холлис находил этот пистолет надежнее американского оригинала, кроме того, если придется пристрелить кого-нибудь, то лучше оставить в трупе пулю советского образца.
     Холлис навинтил надуло глушитель и сунул пистолет в кобуру, прикрыв ее штаниной джинсов. Он надел черный свитер с высоким воротом, поверх кожаную куртку, в которой лежало четыре обоймы по восемь пуль в каждой.
     Полковник вышел из своей комнаты и зашагал через широкий двор. Влажная трава хлюпала под сапогами, но небо было ясным, и сквозь облака слабо светило солнышко.
     Трое мальчишек лет по тринадцать гоняли мяч во дворе. Холлис узнал в них Ларри Эшмана, сына коммандера Пола Эшмана, военно-морского атташе, Тома Карузо, сына генерального консула, сына торгового атташе Джейн Лоури. Обычное субботнее утро. Как всегда. Младший Эшман крикнул:
     - Полковник Холлис? Вы готовы?
     - Конечно! - Холлис побежал к боковой линии, а тем временем Карузо и Лоури заняли линию защиты. Эшман сделал сильную низкую передачу через поле. Двое мальчишек подбежали ближе. Шипы на их бутсах шлепали по мокрому дерну. Холлис подбежал к падающему мячу, поддел его кончиком сапога и принял на грудь, но поскользнулся и едва не упал, однако успел развернуть плечо вперед, и мяч надежно укрылся на его груди между правой рукой и изогнутым плечом. Он услышал громкий вопль Эшмана:
     - Вот здорово! Молодец, полковник!
     - Все нормально, полковник, держите, - сказал Карузо и протянул Холлису его пистолет. Сэм сунул его обратно в кобуру на лодыжке, покрепче затянув ремешок.
     - Вы довольно быстро бегаете, полковник, - заметил Лоури. - Даже с этой железякой на ноге.
     Карузо сдерживал ухмылку, а Холлис сказал:
     - Когда я играл в финале в академии, я проходил три линии защиты.
     Мальчишки рассмеялись. Холлис посмотрел на них. Им, наверное, очень одиноко здесь, подумал он. Ни танцев, какие бывают в средней школе, ни вечеринок по субботам, ни пляжа, ни лыжных поездок, ни друзей, ни девчонок. И ни Америки.
     - Изучайте эту страну, ребята, пока вы здесь. И Москву тоже. Встречайтесь с русскими.
     Они кивнули.
     - И не показывайтесь в этих шиповках на глаза Ване. - Он имел в виду русского садовника, буквально помешавшегося на этом газоне. Он даже звонил Скоттам в Колумбус, штат Огайо, чтобы посоветоваться, как за ним ухаживать.
     Холлис направился к жилому блоку - трехэтажному кирпичному дому. Первый этаж, который в Штатах служил бы гаражом, использовался под прачечную и кладовую. Из холла лестница вела в гостиную, столовую и кухню. На третьем этаже располагались одна или две спальни, а иногда и рабочий кабинет, это зависело от ранга сотрудника. Холлис отыскал квартиру Лизы и нажал на звонок. Он услышал ее шаги на лестнице, затем дверь отворилась.
     - Привет! - улыбнулась она. - Я было подумала, что вы идете ко мне, а потом увидела футбол. А что вы выронили, когда играли?
     - Бумажник.
     - О! - Она отошла в сторону и покружилась перед ним. - Ну, как я выгляжу - достаточно скромно?
     Она была в невысоких сапожках, в широких вельветовых черных брюках и темно-синем жакете. Из-под воротника жакета виднелся такой же черный свитер, как и у Холлиса.
     - Очень мило, - ответил он.
     - Вы объясните мне, зачем вам понадобилось, чтобы я надела все темного цвета?
     - Я поклонник темных цветов. Пошли.
     - Ну, серьезно, Сэм... - проговорила она. - Я могу вас так называть?
     - Конечно.
     - Почему все-таки темное?
     - Расскажу позже.
     Они вышли на улицу не через главные ворота, а через калитку у казарм морских пехотинцев. Холлис подошел к милицейскому посту и по-русски сказал:
     - Передайте тем двоим, что стояли ночью у главных ворот, что полковник Холлис просит прощения за некорректное поведение.
     Один из милиционеров ответил:
     - Мы обязательно передадим это, полковник.
     - Всего хорошего.
     Холлис с Лизой направились по Девятинскому переулку.
     - О чем это вы их просили, Сэм? - спросила она.
     - У меня возникли небольшие неприятности, когда они спросили у меня паспорт.
     - Правильно, что вы извинились, - заметила Лиза.
     - Это правильно с военной точки зрения, - сказал он и прибавил: - К тому же мне не хочется, чтобы эти ублюдки решили, что сумели достать меня.
     - Где мы будем завтракать? - поинтересовалась Лиза.
     - В "Праге".
     - Тогда мы можем прогуляться по Арбату. Мне нужна передышка.
     Они повернули и пошли пешком по широкому бульвару.
     - Солнце светит... хоть какое-то разнообразие.
     - Вижу.
     - Вы часто бывали в "Праге"?
     - Нет.
     - За последнее время вы прочли какие-нибудь хорошие книги?
     - Не могу вспомнить ни одной.
     - Кто-то рассказывал мне, что вас сбили над Северным Вьетнамом.
     - Это правда.
     - Но вы не были военнопленным.
     - Нет, меня спасли в море.
     - Дело этого майора Додсона имеет для вас особое значение.
     - Возможно.
     - Вы не любите сложноподчиненных предложений, не так ли?
     - Это зависит от темы разговора.
     - Извините.
     Они свернули на Арбат у Министерства иностранных дел, еще одного сталинского небоскреба.
     - Вы когда-нибудь там бывали? - спросила Лиза.
     - Несколько раз.
     - Ну и на что это похоже?
     - Вы когда-нибудь были в здании госдепартамента?
     - Да.
     - Ну вот, на него и похож советский МИД, если не считать того, что весь вздор и лицемерные разговоры произносятся на русском языке. Атак почти никакой разницы.
     Они пошли по Арбату.
     - Вам здесь нравится? - спросил Холлис Лизу.
     - Ничего. Немного получше, если вы понимаете, что я имею в виду. Я знаю каждый квартал, оставшийся от старой Москвы.
     - Неужели?
     - Я занимаюсь фотоочерком.
     - Занятно. Это хобби?
     - Более или менее. Я собираюсь опубликовать этот материал.
     - Желаю удачи, - произнес он и вдруг спросил: - Вы русофилка?
     Она смущенно улыбнулась.
     - Что-то вроде этого. Да, мне нравится... этот народ... язык... старая Россия.
     - Русские необъяснимы, не так ли? Я не могу постичь их, - заметил Холлис. - Они слишком много говорят о своих русских душах, но никогда не упоминают о своих сердцах.
     - Может быть...
     - К примеру, вместо того, чтобы сказать "разговор по сердцам", они говорят "разговор по душам".
     - Может быть, это вопрос сугубо семантического свойства...
     - Иногда я считаю их проблемы чисто генетическими.
     - Вообще-то и во мне течет русская кровь.
     - О, неужели? Значит, я попал впросак.
     - Я вас прощаю. Мои дед и бабка по отцу носили фамилию Питятовы. Они владели крупным поместьем и огромным кирпичным домом неподалеку от Казани, на Волге. У меня есть старинная фотография их дома.
     - И он сохранился?
     - Не знаю. Когда моя бабушка, Эвелина Васильевна, в последний раз видела его в тот день, когда бежала из страны, дом оставался еще целым и невредимым. В поместье у дедушки было пятьсот крестьян. Я пыталась разыскать поместье, но не получила разрешения МИДа. - Она вздохнула и с горечью добавила: - Почему мне нельзя потратить уик-энд на поездку по стране?
     - Вы рассказали им, что вы - аристократка и наследница пяти сотен крестьян?
     - Ну, разумеется, нет, - рассмеялась Лиза. - Но могу поспорить, что там до сих пор вспоминают фамилию Питятовы.
     - С любовью?
     - Кто знает? В России все иначе, чем в Западной Европе, куда вы можете приехать и проследить всю свою родословную, Здесь же была полная неразбериха, перелом, были уничтожены целые семьи, две мировые войны, революция, гражданская война, сталинские чистки, мор, насильная коллективизация... Ну и что я буду делать, даже если найду этот дом или кого-нибудь из Питятовых?
     - У вас же русская душа. Вы бы придумали что-нибудь, - сказал Холлис.
     Лиза улыбнулась, однако промолчала и повела его к магазину, где позолоченными деревянными буквами было написано: "Антиквар".
     - Это лучший из трех антикварных магазинов в Москве, - сказала она. - В других в основном торгуют всяким подержанным барахлом.
     Они вошли внутрь. Их встретила шикарно одетая привлекательная молодая женщина, она сердечно поприветствовала Лизу.
     - Анна, познакомьтесь, это мой друг Сэм, - сказала Лиза по-русски.
     Женщина с минуту оценивающе разглядывала его, затем спросила:
     - Вы ведь из посольства?
     - В некотором роде.
     - Значит, вы должны знать моего хорошего знакомого Сэза Айлеви.
     - Слышал о нем.
     - Если увидитесь с ним, передайте привет.
     - Обязательно передам, если увижусь.
     - Пожалуйста, смотрите... - она обвела рукой вокруг.
     Холлис наблюдал, как Лиза неспешно все осматривает: изделия из серебра, слоновой кости, полудрагоценных уральских самоцветов, тройку с колокольчиками, фарфор, картины в позолоченных рамах - изделия исчезнувшего мира. Холлис подумал, а может, Лиза искала тут Питятовых?
     - Вам нравится? - окликнула его Лиза, показывая круглую лаковую шкатулку.
     На крышке была изображена удивительно изящная русская доярка. Через ее плечо было перекинуто коромысло, с которого свисали два ведра с молоком. Ко дну шкатулки была прикреплена этикетка с указанием цены: четыреста рублей.
     - По-моему, это подлинная палехская шкатулка, - сказала Лиза. - Наверное, дореволюционная.
     Довольно ограниченные знания Холлиса о палехских шкатулках не могли подсказать ему, как отличить старинную шкатулку от тех, которые изготовляли в Палехе в настоящее время.
     - Не думаю, что ее цена - четыреста рублей.
     - Именно это я и ожидала услышать от мужчины, - заметила Лиза.
     Холлис лишь пожал плечами, а она добавила:
     - Кроме того, мне нравится Анна. Она симпатичная и придерживает для меня кое-какие вещицы.
     - И для Сэза.
     - Да. Ей нравятся верблюды.
     - Простите?
     - Сигареты. Сигареты "Кэмел".
     - А!..
     - Я собираюсь это купить. - Она подошла к прилавку, о чем-то поболтала с Анной и отсчитала четыреста рублей. Завернув палехскую шкатулку в бумажную салфетку, Лиза положила ее в сумочку и протянула через прилавок блок "Кэмела". - Оставьте для меня, если будет, фарфор, инкрустированный серебром или золотом.
     Они попрощались с Анной и вышли на улицу.
     - Вы заплатили такую кучу денег за эту шкатулку, - осмелился заметить Холлис.
     - Знаю.
     - Вы что, постоянно носите с собой по четыреста рублей?
     - Я - истинно русский человек. Ни кредитных карточек, ни чековых книжек. Просто сотни рублей на случай, если что-нибудь понравится.
     - Откуда эта женщина знает вас и Сэза Айлеви, и то, что вы оба из посольства? И почему Сэз Айлеви часто заходит в этот магазин?
     - Хороший вопрос. Полагаю, вы можете сами рассказать мне об этом.
     - А я думаю, что не смогу.
     - Сэз дает мне деньги, чтобы я покупала там вещи. Вообще-то он сам говорит мне, что именно покупать. И всегда то, что продается по завышенной цене. Я бы вам это не рассказывала, но он мне никогда не говорил, что надо это держать в секрете.
     Холлис промолчал.
     - Это было предательство с моей стороны?
     - А вы что, обязаны быть ему преданной?
     Она пожала плечами.
     - Кое в чем, наверное. Тем не менее не считайте меня круглой дурой. Я получила приказ купить эту шкатулку.
     Лиза снова взяла его под руку, и он искоса взглянул на нее. Теперь, после того как она рассказала о себе, он заметил в ней что-то отдаленно русское. Но, возможно, это объяснялось лишь силой внушения, как тогда, когда он видел Джули Кристи в роли пастернаковской Лары на фоне московских декораций в Голливуде.
     Холлис решил, что Лиза довольно симпатична. У нее высокие скулы и мелкие черты лица, какие иногда встречаются у славянок. Она была белокожей, с огромными синими глазами и рыжеватыми волосами. Он заметил, что она умеет очень мило обиженно надувать губки, хотя чаще всего она улыбалась и прикусывала нижнюю губу, когда задумывалась.
     Она спросила, не глядя на него:
     - Разве мне на нос села муха?
     - Да нет... я... просто ищу русские черты.
     - Не надо искать их в лице. Ноги... Короткие, крепкие ноги и крупные ступни. Широкие бедра.
     Она улыбнулась и повела его вниз, в Калашный переулок. Названия переулков Арбата напоминали о поставщиках царского двора шестнадцатого века, когда-то живших и здесь: Плотников, Серебряный и тому подобные.
     - Куда вы меня сейчас ведете? - спросил Холлис.
     - Завтракать. Разве вы не пригласили меня?
     - Да, но я предпочел бы "Прагу".
     - А я решила, что могу выбирать.
     - Прекрасно, но здесь по дороге нет ни одного ресторана.
     - Есть один.
     - Как же он называется?
     - Не знаю, есть ли у него название. - Они перешли Калашный переулок и вошли в старое отштукатуренное здание, бывший дом богатого купца.
     Лиза указала на дверь, расположенную под лестницей, и они спустились в подвал. Перед ними открылось плохо освещенное помещение с низким деревянным потолком. Пол и стены были покрыты восточными коврами, а в воздухе витал табачный аромат. С широкой улыбкой их встретила пожилая женщина. У Холлиса создалось впечатление, что у нее чужие зубные протезы.
     - Салям алейкум, - сказала женщина.
     Лиза ответила на приветствие и вместе с Холлисом последовала за ней к низкому столу, покрытому грязной красной скатертью.
     - Вашему другу нравится наша еда? - спросила женщина на ломаном русском.
     - Он ее очень любит. Вы не принесете нам бутылочку того сливового вина?
     Женщина ушла.
     - Это место есть в путеводителе?
     - Нет, сэр. Но должно быть. Здесь великолепно кормят.
     - Это евреи?
     - Нет, азербайджанцы. Я ведь сказала салям алейкум, а не шолом алейхем. Но это довольно близко, это ведь разновидность арабского языка.
     - Понятно.
     Помещение было переполнено; клиенты, главным образом мужчины, были явно не русского происхождения, русской речи совсем не было слышно. Как заметил Холлис, Москва была этнически разнородной, поскольку национальные меньшинства всегда стремились в центр империи. Режим старался препятствовать этой иммиграции, а коренные москвичи приходили от нее в ужас. Недавно Сэз Айлеви подготовил доклад, в котором подсчитал, что чуть ли не двадцать процентов московского населения сейчас представляют люди нерусского происхождения. Столица стала домом для узбеков, армян, грузин, татар и еще множества национальных меньшинств. Москва становилась более космополитичной и сложной из-за такого этнического многообразия, она превращалась в сточную канаву империи, как и прежние имперские столицы, ибо наполнялась различными пройдохами и махинаторами, бродягами, дельцами, спекулянтами и паразитами. Такими, как Миша. Там, где русские сталкивались с проблемами, Сэз Айлеви и Сэм Холлис в