проникал  языком  все  глубже  и  глубже  в  ее
сокровищницу наслаждения. Наконец он переключился на  разбухший  бугорок
любви, а в пещеру страсти просунул три пальца и принялся быстро  двигать
ими вперед-назад. Тамзин стремительно вознеслась на пик экстаза, нырнула
в  пучину  сладчайшей  нирваны,  отключившись  от  реальности  на  время
затяжного прыжка без парашюта, с трудом пришла в  себя  и,  отдышавшись,
обнаружила, что ее ноги покоятся у Майка на плечах. В следующий миг  его
толстенный член вошел в ее скользкое половое отверстие по самый  корешок
и больно ударил ее головкой по шейке матки.
   Тамзин ахнула.
   Энергично работая торсом в нарастающем темпе, Майк  вогнал  Тамзин  в
полное оцепенение. Она вцепилась  пальцами  в  столешницу  и  машинально
отмечала, как все громче шлепаются его яички о ее влажную  долину  между
анусом и влагалищем, как капают на нее капли его пота,  как  он  яростно
скрипит зубами и как  начинает  ездить  по  столу  туда-сюда  ее  спина.
Наконец Майк содрогнулся, захрипел и рухнул на ее плечи.
   Тамзин  обхватила  его  потное  горячее  тело  ногами  и  руками   и,
отвернувшись, попыталась  привести  в  порядок  поток  своего  сознания,
бурливый и мутный, как весенний ручей. Перед  ее  завязанными  галетуком
глазами возникло  укоризненное  лицо  Тима.  Но  она  не  испытывала  ни
раскаяния, ни стыда, - все это должно было неминуемо прийти к ней позже,
но  пока  ей  просто  было  хорошо.  Некоторые  сомнения  одолевали   ее
относительно  Майка:  не  поторопилась  ли  она,  не  сочтет  ли  он  ее
податливость  слабостью,  не  воспользуется  ли  этим  в  их  дальнейших
отношениях? Впрочем, мысленно усмехнулась она, явственно  представив,  в
какой позе они с ним лежат, еще не известно, кто из них  главный.  Время
все расставит по своим местам.
   Майк выпрямился и развязал ей глаза. Тамзин потерла их,  поморгала  и
заметила:
   - Такие номера опасны для макияжа. А для туши они просто губительны.
   Майк  улыбнулся,  галантно  подал  ей   трусики,   предварительно   с
наслаждением понюхав их, застегнул брюки и,  пригладив  ладонью  волосы,
обрел прежний безупречный вид. Его шелковый галстук даже  не  помялся  и
выглядел как новенький.
   - Рабочий день закончился, - сказал он. - Если  позволишь,  я  отвезу
тебя домой.
   Телефонный звонок раздался, едва лишь она вошла  в  прихожую.  Подняв
трубку, Тамзин услышала знакомый женский голос:
   - Привет, это я! Ты идешь в эту пятницу на вечеринку?
   - Привет, Дженис! О какой вечеринке ты говоришь? Тамзин сняла пальто,
скинула туфли  и  представила  себе  свою  подружку  -  томную  нимфу  с
кукольной физиономией и вечно взлохмаченными иссиня-черными волосами.
   - О той, которую устраивает Деннис, естественно! А что,  разве  будет
еще какая-нибудь тусовка?
   Денниса Квентина, художника-иллюстратора, Тамзин, разумеется,  знала,
как и все, кто имел отношение к издательскому  бизнесу.  Однако  на  его
скандальных вечеринках Тамзин побывать не пришлось.
   - Кажется, он  прислал  мне  пригласительный  билет,  -  сказала  она
рассеянно, все еще пребывая во власти воспоминаний о прощальном поцелуе,
которым наградил  ее  Майк,  доставив  на  своем  спортивном  автомобиле
"порше" к дверям ее дома в Кенсингтоне.
   - Ты придешь с Тимом? -  с  плохо  скрываемым  раздражением  спросила
Дженис. Она считала нынешнего любовника своей подруги  ужасно  нудным  и
ограниченным снобом. Тамзин  не  могла  не  признать,  что  многоопытная
светская  львица,   обладающая   профессиональным,   наметанным   глазом
ювелира-дизайнера, права.
   - Он наверняка ожидает, что я пойду с ним, - уклончиво ответила она.
   - По-моему, он слишком многого хочет, - язвительно заметила Дженис. -
Ты ему не жена.  С  тех  пор  как  ты  с  ним  связалась,  ты  почти  не
появляешься на людях!
   - Причина не только в нем, у меня  сейчас  много  работы,  -  неумело
заступилась за Тима Тамзин. - Ну да Бог с ним.  Лучше  расскажи,  как  у
тебя дела на любовном фронте.
   - Потрясающе, милочка!  Лучше  не  бывает!  Так  вот,  возвращаясь  к
вечеринке, я хочу сказать, что советую тебе отшить Тима. Ты заслуживаешь
полноценный отдых, пора выпустить пар. Кстати, какие  у  тебя  планы  на
Рождество?
   - Самые обычные! Тим предлагает поехать к его родителям в  Шотландию,
но я не хочу тащиться в такую даль. Я слишком устала для этого.
   - В Шотландии в это время просто ужасно! Лично я собираюсь отлежаться
во время всеобщей суматохи, а в первую  неделю  января  махнуть  в  один
шикарный пансионат в Норфолке. Он называется "Шевральский двор". Слышала
о таком?
   - Нет. Это санаторий?
   - Да, нечто в этом роде. Тебе  там  понравится.  Поехали  вместе!  Не
пожалеешь.
   - Даже не знаю. Меня пока не тянет на утреннюю гимнастику,  морковный
сок и диетическое питание.
   Дженис хохотнула.
   - Дорогая, ты неверно меня поняла. Разумеется, тебе  предоставят  все
вышеперечисленные прелести, если ты станешь  на  них  настаивать,  но  к
услугам  клиентов  там  имеются  и  другие   развлечения,   куда   более
увлекательные.
   - Ты меня заинтриговала, - сказала Тамзин, уловив похотливые нотки  в
голосе подруги. - Расскажи поподробнее!
   - В другой раз! Сейчас мне пора идти. Пока! Тамзин  положила  трубку,
довольная, что не проболталась о Майке. У него с  Дженис  были  какие-то
общие дела. Да и как она объяснила  бы  все  случившееся,  если  еще  не
пришла в себя после того потрясающего  совокупления,  ставшего  для  нее
полной неожиданностью.
   Тяжело вздохнув, Тамзин прошла  на  кухню,  достала  из  холодильника
упаковку сока и наполнила стакан. В кухне царил образцовый порядок, как,
впрочем, и во всем доме: приходящая служанка  прекрасно  исполняла  свои
обязанности и заслужила прибавку к жалованью и подарок к Рождеству.
   Взяв стакан с апельсиновым соком, Тамзин прошла  с  ним  в  гостиную,
обставленную с помощью Тима: он прекрасно разбирался в различных  стилях
интерьера и в старинной мебели и дал ей несколько полезных советов.  Она
подозревала, что все это он делает с дальним  прицелом,  задумав  вскоре
обосноваться у нее капитально. Ее это  раздражало,  она  не  переносила,
когда ею командовали.
   - Лучше не пытайся давить на меня, - однажды сказала ему она.  -  Как
только я почувствую, что ты хочешь заточить меня  в  золотой  клетке,  я
тотчас же упорхну.
   Тим  решил,  что  она  шутит,  и  продолжал  водить  ее  на  аукционы
антиквариата. Он был влиятелен, богат, считал, что весь мир лежит у  его
ног, включая, разумеется, и женщин,  и  рассчитывал  на  их  безусловное
повиновение   и   обожание.   Своенравность   и   непокорность   Тамзин,
отказавшейся соответствовать  его  требованиям,  повергли  Тима  в  шок.
Окончательно же вывел его из равновесия ее отказ стать его женой.
   Тамзин нажала на  кнопку  стереосистемы  и  мечтательно  зажмурилась,
наслаждаясь "Летней песней"  Делиуса,  -  она  навевала  воспоминания  о
летнем поле, алых маках, васильках и жаворонках в прозрачном небе.  Зима
чертовски  надоела  Тамзин,  она  истосковалась  по  солнцу   и   теплу.
Направляясь в спальню, она подумала, что неплохо бы весной отдохнуть  за
границей. Например, в Испании, на пасхальных торжествах в Севилье, с  их
шумными красочными шествиями и представлениями, корридами,  фейерверками
и зажигательными танцами. Она почти  явственно  почувствовала  дуновение
жаркого ветра, насыщенного  ароматами  моря  и  фруктов,  услышала  звон
цыганских бубнов и гитар, крики возбужденной  толпы.  Настроение  у  нее
улучшилось.
   Ей захотелось послушать диск с записью андалузских мелодий, похлопать
в ладоши и отстучать ногами один из популярных ритмов. Она  сняла  юбку,
колготки и  блузку,  поставила  любимый  диск  и  стала  приплясывать  и
напевать, любуясь своим отражением в зеркале.
   Она осталась довольна своим обликом. Красота передалась ей от матери,
стройной высокой блондинки.  Тамзин  с  удовольствием  отметила  плавный
переход узкой талии в крутые бедра, лакомую форму  ягодиц,  напоминающих
персики, стройность ног и полноту грудей с большими розоватыми  сосками.
Бюстгальтер она могла бы не носить, груди ее были достаточно упругими  и
не нуждались в поддержке.
   Сжав их ладонями, Тамзин вспомнила, как мастерски ласкал их  Майк,  и
соски сразу же отвердели. Она потерла  их  подушечками  пальцев,  и  они
словно бы вспыхнули. Пламя переметнулось в промежность.  Ей  стало  жаль
потерянных месяцев: вместо того чтобы ссориться и спорить  с  Майком  по
пустякам, они  могли  бы  получать  божественное  удовольствие.  Ничего,
подумала она, случившееся сегодня - только начало их новых отношений.
   Она поежилась, живо воссоздав в памяти сцену  их  совокупления  в  ее
кабинете на рабочем столе, среди поздравительных  открыток,  журналов  и
фотографий. Раньше она не задумывалась, понравится ли ей совокупляться с
завязанными глазами. Но теперь,  испытав  глубочайшее  удовлетворение  с
Майком, явно тяготеющим к садомазохизму, она почувствовала живой интерес
к нетрадиционному сексу. Чему ее обучит Майк?
   По спине у нее пробежала дрожь, фантазии зашли  слишком  далеко.  Она
залезла в ванну и быстро разомлела от горячей воды с запахом жасмина. Из
открытой двери лилась гитарная  музыка,  порождающая  видения  темной  и
душной южной ночи, полной любовных страстей. Снова к ней вернулся  Майк,
на этот раз с хлыстом в руке,  и  в  лоне  вспыхнул  пожар.  Она  начала
представлять себе  его  уроки  секса,  пришпоривая  воображение  легкими
прикосновениями к соскам и чувствительным  лепесткам  волшебного  цветка
внизу живота.
   Этому волшебному  органу  следовало  бы  поклоняться,  подумала  она,
возводить в его честь храмы, совершать религиозные обряды. Почему фаллос
стал предметом  поклонения  у  многих  народов,  а  клитор  -  нет?  Это
несправедливо, клитор тоже заслуживает, чтобы его увековечили в камне  и
в дереве, сделали идолом.
   Пальцы Тамзин нащупали крохотную головку  чувствительного  бугорка  в
райских кущах на лобке, раздвинули складки наружных половых губ и  стали
поглаживать блестящий розовый перл - источник чистой радости и неземного
удовольствия. По сравнению с ним вялый пенис выглядел уродливо и нелепо.
Что же удивляться  тому,  что  многие  женщины  становятся  лесбиянками?
Половые органы мужчин их пугают и отталкивают.
   Разгоряченная подобными умозаключениями, Тамзин  поглаживала  любимый
орган пальцами одной руки,  вставив  два  пальца  другой  во  влагалище.
Приятные ощущения нарастали, она стала тереть клитор энергичнее и вскоре
достигла оргазма. Но в самый сладкий миг неожиданно раздался голос Тима:
   - Право же, дорогая, ты могла бы  и  дождаться  меня!  Сказочный  мир
удовольствия рассыпался на осколки. Она открыла глаза и увидела, что Тим
стоит в дверях, одетый в темно-серый вечерний костюм и готовый ужинать в
ресторане.
   - И давно ты на меня  пялишься?  -  рявкнула  Тамзин,  прикрыв  груди
губкой, как щитом, словно бы он не видел ее голой.
   - Достаточно давно, - невозмутимо ответил Тим  и  покосился  на  свою
оттопыренную членом брючину. - Я не знал, что ты грешишь рукоблудием.
   - Ты многого еще обо мне не знаешь, - резко сказала Тамзин, встала и,
обернувшись махровым полотенцем, ступила на коврик.
   - В самом деле? - Тим вскинул одну из своих кустистых бровей. - Может
быть, ты соблаговолишь  просветить  меня?  Между  нами  не  должно  быть
секретов.
   Тамзин окинула его презрительным взглядом, ей все стало  ясно.  Пусть
он богат, обаятелен и холост, но тратить остаток жизни на то, чтобы  ему
что-то объяснять, она не собиралась. И уж если быть честной до конца, то
и проводить с ним этот вечер тоже не хотелось.
   - Все кончено, Тим, - холодно сказала она и вышла из ванной.
   - Как это понимать? - спросил он, провожая ее изумленным взглядом.
   Тамзин обернулась, взглянула на его  ошарашенное  лицо  и,  с  трудом
подавив смех, сказала:
   - С меня довольно! Ты прекрасный парень, Тим, и ни в чем не  виноват.
Просто мы разные люди и не подходим друг другу. Уходя,  оставь  ключ  от
квартиры на столе в прихожей.

Глава 2

   Разрыв  отношений  с  любым  давним  знакомым  вызывает  у   человека
тягостные  чувства.  Расставшись  с  Тимом,  к  которому  Тамзин  успела
привыкнуть, она впала в хандру. Приближающиеся рождественские  праздники
уже не казались ей радостным событием. Момент  для  расставания  был  не
самый удачный. Но в жизни всякое случается,  а  уныние  -  тягчайший  из
грехов.
   Рассудив  таким  образом,  Тамзин  не  стала  огорчаться  по   поводу
исчезновения Майка. А закончив все редакционные дела, она отправилась за
рождественскими покупками в "Харродз" - самый  фешенебельный  и  дорогой
лондонский универмаг, намереваясь ни в чем там себе не отказывать.
   Собственно говоря, покупать подарки, кроме как  для  самой  себя,  ей
было не для кого. Она была единственным ребенком у родителей, ни  тетей,
ни дядей, ни двоюродных сестер и братьев не имела,  а  круг  друзей  был
очень узок. Зато у нее было множество  знакомых,  и  всех  их  следовало
поздравить с Рождеством  и  Новым  годом.  Поэтому  она  накупила  массу
красивых поздравительных открыток. Одиночество ее не страшило, напротив,
она радовалась свободе и говорила, глядя в зеркало:
   - Кто знает, какие приключения ожидают  меня  этим  вечером?  Ведь  я
свободная молодая женщина!
   Улыбнувшись  своему  отражению,  Тамзин  тщательно  обвела  контурным
карандашом губы и наложила красную блестящую помаду. Затем  она  уделила
внимание глазам - накрасила  коричневой  тушью  ресницы,  подвела  веки,
оттенила брови. Оставшись довольна собой, она вынула шпильки из волос и,
распустив их по плечам, задумалась, что  ей  делать  с  этой  золотистой
гривой: оставить распущенной или уложить в пучок?
   Сегодня ей хотелось выглядеть  беспечной  и  свободной,  поэтому  она
решила придать волосам легкомысленный вид.  Коллеги  искренне  удивились
бы, если бы увидели ее такой: они привыкли видеть ее строгой, холодной и
аккуратно причесанной. Пожалуй, только  два-три  человека  знали,  какая
Тамзин на самом деле, но они держали язык за зубами. К  этим  доверенным
лицам относились Тэг, Дженис и, естественно, Майк.
   Собираясь на вечеринку в пятницу вечером, Тамзин вспомнила  о  нем  и
почему-то о его галстуке. Она вновь ощутила повязку на своих глазах, его
жаркие  руки,  ласкающие  ее  плоть,  чувственный   рот,   целующий   ее
сокровенные места. Их бешеный совместный галоп  на  письменном  столе  и
ослепительный оргазм.
   - Нет! - вскричала она. -  Нет,  нет  и  нет!  Я  не  поддамся  этому
наваждению! Ничего не изменилось, я осталась прежней и не уступлю  этому
самодовольному хряку, не стану  его  покорной  подстилкой!  Я  свободная
женщина и могу развлекаться с тем, с кем я захочу. А еще лучше  -  ни  с
кем не связываться и самой удовлетворять себя.
   С такой оригинальной мыслью она  застегнула  на  талии  узкий  черный
поясок, уселась на антикварном стуле перед старинным трюмо и натянула на
ноги тонкие черные чулки. Вид собственных белых ляжек  возбудил  Тамзин,
и, когда  она  притронулась  к  ним,  застегивая  резинки,  по  коже  ее
пробежали  мурашки.  Она  полюбовалась  стройной   ножкой   в   чулочке,
проверила, на месте ли швы,  осталась  довольна  округлыми  ягодицами  и
представила, как бы они выглядели, если  бы  на  них  выступили  красные
рубцы  от  розги  или  синяки  от  чьих-то   пальцев.   Промежность   ее
увлажнилась. Ей вспомнился  аппетитный  пенис  Майка  и  захотелось  его
пососать. Окажись Майк в этот момент рядом, он  бы  не  стал  возражать.
Более того, он бы поставил ее на четвереньки и нарушил бы  девственность
отверстия, которое она пока успешно берегла от мужчин. Интересно, что бы
она почувствовала? Но и на этом Майк не успокоился бы! Оттарабанив ее "в
задний проход, он обвинил бы ее в распущенности и подверг наказанию. Вот
бы узнать, какому именно?
   Увлажнившаяся  промежность  настоятельно  требовала   удовлетворения.
Тамзин закрыла глаза, представив,  что  они  завязаны  галстуком  Майка,
погладила груди, потеребила соски, провела ладонями по животу  и  бедрам
и, просунув  пальчики  между  половыми  губами,  неохотно  прервала  это
увлеченное занятие, спохватившись, что у нее нет на него времени.
   Вернувшись из мира  сексуальных  грез  в  реальность,  Тамзин  надела
черную грацию, открыла гардероб и достала свой вечерний  туалет:  черную
длинную бархатную юбку с разрезом сбоку,  который  обнаруживался  только
при ходьбе; "верх" без  бретелек,  таинственным  образом  держащийся  на
китовом усе, незаметно вшитом в него;  две  золотые  цепочки  и  серьги,
туфли на шпильках, горжетку.
   Облачившись во  все,  Тамзин  взяла  сумочку,  ключи  от  автомобиля,
мобильный телефон, включила сигнализацию и вышла в вестибюль.
   - Здравствуйте, мисс  Лоуренс,  -  сказал  охранник,  высунувшись  из
окошечка своей каморки. - Идете развлекаться?
   - Да, мистер Джонс, - ответила она. - Вы подготовились к празднованию
Рождества? - Ей нравилось кокетничать с  бывшим  десантником,  внушающим
страх грабителям одним своим видом.
   Джонс осклабился и сказал:
   - Я всегда готов благодаря своей супруге.
   - Я купила сладости и подарки вашим детям, - сказала Тамзин с  теплой
улыбкой.
   Ей вспомнилось, как приятно ей было ходить по залу игрушек,  где  она
вновь почувствовала себя маленькой девочкой,  которая  с  восхищением  и
восторгом  разглядывает  сверкающие  шары  и   гирлянды,   искусственные
снежинки на зеленых елках и Санта-Клаусов из  пластмассы  и  папье-маше.
Очарованная рождественской музыкой, она купила себе  плюшевого  медведя.
Он стоил безумно дорого,  поскольку  был  авторской  работы  и  дорогого
мастера. Завернутый в блестящую оберточную бумагу, он  теперь  дожидался
рождественского утра у Тамзин дома, чтобы наконец-то его  распаковали  и
водрузили на почетное место для единственного гостя.  Тамзин  собиралась
вместе с ним спеть праздничную песенку "Звенят бубенчики".
   - Вы так внимательны и любезны, мисс  Лоуренс!  -  с  доброй  улыбкой
сказал Джонс.  -  Вы,  наверное,  пригласили  к  себе  много  гостей  на
Рождество? Будете кутить до Нового года?
   - Нет! Хочу отоспаться за весь минувший год, - ответила Тамзин.
   Ее машина стояла в гараже позади дома.  Сев  за  руль,  она  прогрела
мотор и сняла туфли на шпильках. Она  терпеть  не  могла  водить  в  них
автомобиль. Тамзин обожала управлять машиной и любила разные технические
приспособления, облегчающие и  ускоряющие  работу:  мобильные  телефоны,
факсовые аппараты, компьютеры.
   Главные улицы  центра  Лондона  сверкали  огнями  рекламных  щитов  и
праздничных  декораций.  Новогодние  елки  с  разноцветными   гирляндами
лампочек, Санта-Клаусы в оленьих упряжках, персонажи мультфильмов Диснея
и библейской истории рождения Христа словно бы ожили и радовали прохожих
своим появлением среди них. Люди торопились сделать покупки,  спешили  в
паб,   театр   или   гости.   Тамзин   мысленно   похвалила   себя    за
предусмотрительность: все подарки ею уже были куплены, а поздравительные
открытки разосланы.
   На площади Пиккадилли музыканты играли на медных духовых инструментах
рождественские гимны. Сотрудники  благотворительных  обществ,  одетые  в
куртки с капюшоном, теплые шапки л шарфы, собирали в  специальные  ящики
пожертвования. В подворотнях грелись бездомные,  накрывшись  одеялами  и
постелив картонки и спальные мешки на бетон. В переулке раздавали суп  в
пластиковых тарелках, к передвижной кухне выстроилась очередь нищих.
   В половине десятого  вечера  Тамзин  предъявила  на  входе  в  студию
Денниса свой пригласительный билет верзиле, одетому  в  смокинг,  но  со
сломанным носом и бритым черепом с вытатуированным  на  нем  тарантулом.
Энергично поработав локтями, она пробралась  сквозь  возбужденную  толпу
гостей к чугунной лестнице без перил