- Благодарю!..
     Он поцеловал ее еще раз, и девушка целиком растворилась в этом поцелуе. Их тела слились воедино так, словно они знали друг друга уже много лет. Забыв боль и страх, Виттория стояла, прижавшись к нему, и на какой-то миг ей показалось, что она стала невесомой.

***

     - Это Божья воля! - выкрикнул кто-то, и эхо его голоса прокатилось под сводами Сикстинской капеллы. - Кто, кроме избранника Божьего, мог пережить дьявольский взрыв?!
     - Я, - послышался голос от дверей капеллы.
     Все кардиналы повернулись и с изумлением уставились на плетущегося к ним человека.
     - Мистер... Лэнгдон? - не веря своим глазам, спросил Мортати.
     Не говоря ни слова, ученый прошел к алтарю. Следом за ним шла Виттория Ветра. Два швейцарских гвардейца вкатили в капеллу тележку с большим телевизором. Пока гвардейцы размещали телевизор экраном к кардиналам и включали его в сеть, Лэнгдон не двигался. Как только швейцарцы ушли, ученый вставил кабель камеры "Сони" в гнездо входа на телевизоре и нажал кнопку воспроизведения.
     Экран ожил.
     Перед глазами кардиналов возник папский кабинет. Картинка была не очень четкой. Создавалось впечатление, что снимали скрытой камерой. В правой части изображения находился камерарий. Он стоял рядом с камином, но его лицо оставалось в тени. Хотя клирик говорил прямо в камеру, было ясно, что он обращался к кому-то еще - очевидно, к человеку, который вел съемку. Лэнгдон пояснил, что фильм снимал директор ЦЕРНа Максимилиан Колер. Всего лишь час назад Колер записал свою беседу с камерарием при помощи крошечной видеокамеры, вмонтированной в подлокотник его инвалидного кресла.
     Мортати и остальные кардиналы в недоумении взирали на экран. Хотя беседа продолжалась уже некоторое время, Лэнгдон не стал отматывать пленку. Видимо, та часть фильма, которую, по мнению ученого, должны были увидеть высокопоставленные священнослужители, только начиналась...

***

     - Неужели Леонардо Ветра вел дневник? - говорил камерарий. - Если так, то это, я полагаю, прекрасная новость для ЦЕРНа. В том случае, если в дневнике изложена технология получения антивещества...
     - Там этого нет, - сказал Колер. - Вы, видимо, почувствуете облегчение, узнав, что способ получения антиматерии умер вместе с Леонардо. В его дневнике говорится о другом. А именно - о вас.
     - Не понимаю, - ответил камерарий. Было заметно, что слова директора его встревожили.
     - Там имеется запись о его встрече с вами, имевшей место месяц назад.
     Камерарий помолчал немного, а затем, взглянув на дверь, произнес:
     - Рошер не должен был пускать вас сюда, не заручившись моим согласием. Каким образом вам удалось проникнуть в кабинет?
     - Рошеру все известно. Я предварительно позвонил ему и рассказал о том, что вы сделали.
     - Что я сделал? Что бы вы ему ни наплели, Рошер - швейцарский гвардеец, который слишком предан этой церкви, чтобы поверить словам озлобленного ученого.
     - Вы правы, он действительно предан церкви. Предан настолько, что, несмотря на то что все улики указывали на одного из его швейцарцев, отказывался поверить, что его люди способны на предательство. Он весь день искал другие объяснения.
     - И вы ему подобное объяснение обеспечили?
     - Да. Я рассказал ему всю правду. Правду, прямо говоря, шокирующую.
     - Если Рошер вам поверил, он должен был немедленно арестовать меня...
     - Нет. Я этого не допустил, обещав свое молчание в обмен на встречу с вами.
     - Неужели вы намерены шантажировать церковь россказнями, в которые скорее всего никто не поверит? - с каким-то странным смешком сказал камерарий.
     - Я никого не собираюсь шантажировать. Я всего лишь хочу услышать правду из ваших уст. Леонардо Ветра был моим другом.
     Камерарий, не отвечая на эти слова, повернулся лицом к камину.
     - Что же, в таком случае скажу я, - продолжал Колер. - Примерно месяц назад Леонардо Ветра вступил с вами в контакт и попросил срочной аудиенции у папы. Вы организовали эту встречу, поскольку понтифик всегда восхищался научными успехами Леонардо. Кроме того, Ветра сказал вам, что возникла чрезвычайная ситуация и дело не терпит отлагательства.
     Камерарий молча смотрел в огонь.
     - Леонардо тайно прибыл в Ватикан. Моего друга очень огорчало то, что он тем самым нарушал данное дочери слово, но иного выбора у него не было. Последнее открытие породило в душе Леонардо серьезный конфликт, и он очень нуждался в духовном руководстве. Во время конфиденциальной встречи он сообщил папе и вам, что совершил открытие, которое может иметь самые серьезные религиозные последствия. Он доказал физическую возможность акта Творения. Опыты Ветра показали, что с помощью мощного источника энергии - который мой друг именовал Богом - можно воспроизвести момент Творения.
     Ответом директору было молчание.
     - Папа был потрясен, - продолжал Колер. - Он хотел, чтобы Леонардо публично сообщил о своем достижении. Его святейшество полагал, что это открытие сможет проложить мост через пропасть между наукой и религией. А об этом папа мечтал всю свою жизнь. Но затем Леонардо рассказал вам о другой стороне эксперимента. О том, что вынудило его обратиться за духовным наставлением. Дело в том, что в результате акта Творения все создавалось парами (так утверждает ваша Библия), причем парами противоположностей. Как свет и тьма, например. Ветра обнаружил, что это справедливо и в отношении его эксперимента. Создав вещество, он одновременно создал и его противоположность - антивещество. Это его беспокоило. Стоит ли мне продолжать?
     Камерарий вместо ответа наклонился к огню и пошевелил кочергой уголья.
     - Через некоторое время вы посетили ЦЕРН, чтобы лично ознакомиться с работой Леонардо. В дневниках доктора Ветра есть упоминание о том, что вы были в его лабораторий.
     Камерарий посмотрел на Колера, который сказал:
     - Поездка папы неизбежно привлекла бы внимание прессы, поэтому он направил в Женеву вас. Леонардо тайно провел вас по своей лаборатории. Он показал вам аннигиляцию. Модель Большого взрыва. Или, если хотите, энергию Творения. Более того, Леонардо Ветра провел вас в хранилище опасных материалов, где вы увидели большой образец антивещества. Образец, который был призван доказать, что антиматерию можно производить в значительных количествах. Вы выразили Леонардо свое восхищение и, вернувшись в Ватикан, доложили папе обо всем, что видели.
     - И что же, простите, вас так гложет? - со вздохом спросил камерарий. - Неужели то, что, уважая волю Леонардо Ветра, я этим вечером делал вид, что мне ничего не известно об антивеществе?
     - Нет! Меня гложет то, что вы организовали его убийство, хотя он практически доказал существование вашего Бога!
     Камерарий смотрел на Колера, и на его лице нельзя было увидеть никаких эмоций.
     А потрескивание горящих поленьев было единственным звуком, нарушавшим тишину кабинета.
     Неожиданно камера задрожала, и на экране возникла рука Колера. Было видно, что директор лихорадочно пытается извлечь из-под кресла какой-то предмет. Через несколько секунд в его руке появился пистолет. Картинка получилась очень выразительной: смотревшая сзади камера показывала во всю длину руку с зажатым в ней оружием. Ствол пистолета был направлен прямо в грудь камерария.
     - Признавайтесь в своих грехах, святой отец. Признавайтесь немедленно!
     - Вы понимаете, что живым вам отсюда не выбраться? - испуганно произнес камерарий.
     - Смерть явится долгожданным избавлением от страданий, которые я благодаря вашей религии вынужден терпеть с раннего детства. - Колер держал пистолет уже обеими руками. - Я даю вам возможность выбора. Признание в преступлениях или немедленная смерть!
     Камерарий покосился на дверь.
     - Рошер стоит снаружи, - сказал Колер. - Он тоже готов вас убить.
     - Капитан дал торжественную клятву защищать цер...
     - Он впустил меня сюда. С оружием. Ваша ложь ему отвратительна. У вас еще есть выбор. Признайтесь в преступлениях. Я хочу услышать это признание из ваших уст.
     Камерарий явно не знал, как поступить.
     Пистолет в руках Колера чуть приподнялся.
     - Неужели вы все еще сомневаетесь в том, что я вас пристрелю? - спросил директор ЦЕРНа.
     - Что бы я вам ни сказал, - ответил камерарий, - вы не тот человек, который способен понять мои слова.
     - А вы все же попытайтесь.
     Камерарий несколько секунд стоял неподвижно, его силуэт был четко виден на фоне огня. Когда он заговорил, его голос зазвучал с таким достоинством, словно речь шла не об убийстве, а об акте великого альтруизма.
     - С самого начала времен, - начал камерарий, - церковь вела сражение с врагами Бога. Иногда ее оружием было слово, а иногда - меч. И мы всегда побеждали в этой борьбе.
     Клирик говорил без тени сомнения, с полной убежденностью в правоте своих слов.
     - Но все демоны прошлого были демонами зла, и они вызывали всеобщий страх и отвращение... Бороться с ними нам было сравнительно легко. Но сатана хитер и умен. С течением времени его дьявольская личина обрела иную форму... форму чистого разума. Эта внешне прозрачная форма тем не менее коварна и опасна. Она, как и демоны прошлого, лишена души. - В голосе камерария неожиданно вспыхнул гнев, и он продолжил чуть ли не с маниакальным напором: - Подскажите мне, мистер Колер, каким образом церковь может выступить с осуждением того, что придает нашему уму способность логически мыслить? Как можем мы открыто осуждать то, что является фундаментом нашего общества? Стоит нам возвысить голос, чтобы выступить с предупреждением, как вы поднимаете крик, называя нас невеждами и параноиками. Вы возвещаете всему миру, что обскуранты пытаются положить конец прогрессу. И зло, которое вы сеете, постоянно разрастается. Это зло, завернувшееся в мантию самодовольного интеллектуализма, разрастается, как раковая опухоль. Зло обожествляет себя, являя миру все новые и новые чудеса. Чудеса техники и технологии. И вы делаете это постоянно, внушая всем, что вы есть подлинное Добро. Наука, говорите вы, пришла к вам, дабы избавить вас от болезней, голода и страдании! Преклоняйтесь перед наукой - новым божеством, божеством всемогущим и всемилостивейшим! Не обращайте внимания на порождаемые ею смертоносное оружие и хаос! Забудьте о своем хрупком одиночестве и о все новых и новых угрозах! Наука всегда с вами! - Камерарий сделал несколько шагов вперед к направленному на него пистолету. - Но я увидел за всем этим оскал сатаны... узрел скрытую угрозу...
     - О чем вы говорите? Ведь открытие Ветра практически доказало существование Бога! Леонардо был вашим союзником!
     - Союзником? Нет! Наука и религия не могут шагать рука об руку. Вы и я обращаемся к разным богам. Кто является вашим божеством? Протоны, масса и электрический заряд? Разве способен подобный бог внушить вдохновение? Разве может ваш бог, прикоснувшись к сердцу каждого человека, напомнить ему о его ответственности перед Высшей силой? Об ответственности перед другими людьми? Ветра заблуждался. Человек не имеет права засунуть Божий акт Творения в пробирку и размахивать ею перед всем миром! Это не прославляет Бога, это принимает Его!
     Камерарий скрюченными пальцами обеих рук вцепился в ткань сутаны на груди, и в его голосе зазвенели истерические ноты.
     - И поэтому вы его убили?
     - Ради блага церкви! Ради блага всего человечества! Его безумное открытие! Человек еще не созрел для того, чтобы обладать могуществом Творца. Бог в пробирке? Капля жидкости, способная превратить в пар целый город? Его надо было остановить!!!
     Выкрикнув последнюю фразу, камерарий вдруг умолк и взглянул на огонь. Создавалось впечатление, что он взвешивает в уме различные варианты своих дальнейших действий.
     - Вы признались в преступлении, - сказал Колер, поднимая пистолет. - Вам не спастись.
     - Разве вы не знаете, что признание греха уже есть путь к спасению? - печально рассмеялся камерарий. Он посмотрел на дверь и продолжил: - Когда Бог на вашей стороне, перед вами открываются такие возможности, которых вам, дорогой директор, не дано понять.
     Когда эти слова все еще звучали в воздухе, камерарий взялся обеими руками за ворот сутаны и рывком разорвал на себе одежду, обнажив грудь.
     - Что вы задумали?! - изумленно спросил Колер.
     Камерарий не ответил. Он отступил назад к камину и снял с янтарных углей какой-то предмет.
     - Прекратите! - закричал, не опуская пистолета, Колер. - Что вы делаете?
     Когда камерарий обернулся, в его руках было раскаленное докрасна клеймо. "Ромб иллюминати"!
     - Я собирался сделать это в одиночестве... - Голос его дрожал от напряжения, а взгляд стал абсолютно диким. - Но теперь... Я вижу, что вас сюда послал Бог. И вы - мое спасение.
     Прежде чем Колер успел что-то сделать, камерарий закрыл глаза, запрокинул голову и приложил раскаленное клеймо к самому центру груди. Плоть зашипела, а клирик закричал:
     - Мать Мария! Мария Благословенная!.. Помоги своему сыну!
     В кадре появился Колер. Он неуклюже стоял на ногах, размахивая рукой с пистолетом.
     Камерарий кричал, покачиваясь от невыносимой боли. Затем, бросив клеймо к ногам Колера, он рухнул на пол и забился в конвульсиях, не переставая вопить.
     Все остальное происходило словно в тумане.
     В комнату ворвались швейцарские гвардейцы. Звуковая дорожка взорвалась выстрелами. Колер схватился за грудь, сделал шаг назад и упал в кресло.
     - Нет! - закричал Рошер, пытаясь остановить стрелявших в Колера гвардейцев.
     Катающийся по полу камерарий яростно ткнул пальцем в сторону капитана и прохрипел:
     - Иллюминат!
     - Ублюдок! - закричал Рошер. - Лицемерный свято...
     Шартран срезал офицера тремя выстрелами.
     После этого гвардейцы столпились вокруг камерария. В кадре возникло полубезумное лицо Роберта Лэнгдона. Он стоял на коленях рядом с креслом Колера и разглядывал клеймо. Затем изображение задергалось. К Колеру вернулось сознание, и он попытался извлечь из подлокотника кресла крошечную видеокамеру. Когда ему это наконец удалось, он протянул аппарат Лэнгдону и хрипло прошептал:
     - Передайте... передайте... прессе.
     На этом запись заканчивалась. Через несколько секунд демонстрация началась сначала.

Глава 130

     Камерарий ощутил, что окутывающий его чудесный туман начинает постепенно рассеиваться, а количество адреналина в крови неуклонно снижаться. Швейцарские гвардейцы осторожно вели его по Королевской лестнице в сторону Сикстинской капеллы, а он прислушивался к доносящемуся с площади Святого Петра пению. Камерарий понял, что ему все же удалось сдвинуть гору.
     Grazie, Dio.
     "Благодарю тебя, Боже".
     Он молил Бога о том, чтобы Он даровал ему силы, и Творец услышал его молитву. А в те моменты, когда в его душе возникало сомнение, к нему обращался сам Творец. "На тебя возложена священная миссия, - сказал Господь. - Я дарую тебе силу". Но несмотря на поддержку самого Создателя, камерарий ощущал страх и часто спрашивал себя, правильный ли путь он избрал.
     Если не ты, говорил в ответ на эти сомнения Бог, то кто?
     Если не сейчас, то когда?
     Если не таким образом, то как?
     Иисус, напомнил ему Творец, спас всех людей... спас от их собственной апатии. Двумя своими деяниями Иисус открыл людям глаза. Эти два деяния породили у людей два чувства. Ужас и надежду. А деяния эти были: Распятие Его и Воскрешение. Этим Он изменил мир.
     Но случилось это две тысячи лет назад. Чудо покрылось патиной времени. Люди стали о нем забывать. Они обратились к ложным идолам - технике и чудесам разума. А где же чудеса сердца?
     Камерарий часто обращался к Богу с молитвой, чтобы Он подсказал ему, как можно заставить людей снова обратиться к вере. Но Бог хранил молчание. Однако в самый мрачный момент его жизни Господь все же посетил его.
     Карло Вентреска до сих пор помнил это во всех деталях. Он помнил, как катался по земле в разодранной в клочья ночной рубашке и царапал в кровь грудь, пытаясь очистить душу от той скверны, которую принесли ему только что услышанные слова. "Не может быть!" - выкрикивал он, зная, что все обстоит именно так. Ложь, о которой он узнал, терзала его, словно адское пламя. Епископ, который взял его к себе, человек, который стал ему отцом, клирик, рядом с которым находился камерарий все время, пока тот шагал к папскому престолу... оказался лжецом.
     Заурядным грешником. Он скрывал от людей такое чудовищное деяние, которое, как считал камерарий, ему не смог бы простить даже Бог.
     "Вы же давали обет! - кричал камерарий в лицо папе. - Вы нарушили слово, данное Богу! И это вы - первый человек на земле!"
     Понтифик пытался что-то объяснить, но Карло его не слушал. Он выбежал из комнаты и, ничего не видя перед собой, помчался по коридорам. Затем у него началась неудержимая рвота. В таком состоянии он находился до тех пор, пока не оказался у могилы святого Петра. "Мать Мария, как я должен поступить?" И в тот момент, когда, страдая от вызванной предательством душевной боли и раздирая в кровь грудь и лицо, он катался по земле Некрополя и молил Творца забрать его из этого безбожного мира, пред ним предстал сам Господь.
     Его мозг разорвал похожий на раскаты грома голос:
     - Ты давал обет служения Богу?
     - Да! - выкрикнул камерарий.
     - Ты готов умереть за Него?
     - Да! Забери меня к Себе!
     - Ты готов умереть за свою церковь?
     - Да! Молю Тебя, освободи меня от юдоли земной!
     - Но готов ли ты пожертвовать жизнью за... человечество?
     После этого воцарилась тишина, и камерарию показалось, что он падает в бездонную пропасть. Но ответ на последний вопрос он знал. Он знал его всегда.
     - Да! - крикнул он во тьму безумия. - Я готов умереть за людей! И я умру ради них так, как это сделал Твой сын!
     Несколько часов спустя, все еще лежа на земле Некрополя, камерарий увидел лицо матери. "У Бога для тебя грандиозные планы", - сказала тогда она. Камерарий все больше и больше погружался в безумие.
     И вот с ним снова заговорил Бог. На сей раз слов не было, но камерарий все понял. "Восстанови веру!"
     Если не я... то кто?
     Если не сейчас... то когда?
     Когда швейцарские гвардейцы начали открывать дверь Сикстинской капеллы, камерарий Карло Вентреска ощутил, как по его жилам стала разливаться новая сила... та самая сила, которую он почувствовал, будучи ребенком. Бог избрал его. Давным-давно.
     И он выполнит Его волю.
     Камерарию казалось, будто он родился заново. Швейцарские гвардейцы омыли его, перевязали рану на груди и одели в чистейшую белоснежную мантию. Чтобы снять боль, они сделали ему инъекцию морфина. Камерарий сожалел, что они накачали его болеутоляющим раствором. Иисус целых три дня, вплоть до своего вознесения, страдал от боли! Камерарий чувствовал, как лекарство начинает менять его ощущения... голова немного кружилась.
     Войдя в капеллу, он совсем не удивился тому, что кардиналы взирают на него с благоговейным восхищением. "Они благоговеют перед Богом, - напомнил он себе. - Они преклоняются не передо мной, а перед тем, что Творец ЧЕРЕЗ МЕНЯ явил людям".
     Шествуя по центральному проходу и вглядываясь в обращенные к нему лица, он уловил нечто странное. В чем дело? Камерарий до этого пытался угадать, как его встретят кардиналы. С восторгом? С почтением? Однако, заглядывая в глаза священнослужителей, Карло Вентреска видел в них какие угодно эмоции, но только не эти.
     В этот момент камерарий посмотрел на алтарь и увидел Роберта Лэнгдона.

Глава 131

     Карло Вентреска остановился в центральном проходе Сикстинской капеллы, а кардиналы, столпившись у алтаря, пожирали его глазами. Рядом с Робертом Лэнгдоном камерарий увидел большой работающий телевизор. Он сразу понял, что было изображено на экране, но не мог взять в толк, как была сделана запись. Это было просто невозможно. Совсем близко к клирику стояла Виттория. Ее лицо искажала гримаса отвращения.
     Камерарий закрыл глаза в надежде на то, что это морфин вызвал у него галлюцинации и