Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
58 -
59 -
60 -
61 -
62 -
63 -
64 -
65 -
66 -
67 -
68 -
69 -
70 -
71 -
72 -
73 -
74 -
75 -
76 -
77 -
78 -
79 -
80 -
81 -
82 -
83 -
м этот дом - может, пригодится...
- Листовки разбрасывать?
- Нет, что похуже! - Шая засмеялся, Рене подумала вдруг, что он
домушник, но поглядев на него, отвергла это предположение. Тот повернулся к
товарищу: - Нам, Андре, надо переговорить. Об этой последней почте,- и
махнул конвертом, который вытащил, как фокусник, из кармана. - Я с Жаком
говорил, он ничего про это не знает. Надо ехать,- и исподтишка глянул на
Рене.- При ней можно? - спросил он отца.
- Думаю, можно.
- В общем, поезжай,- сказал он Андре.- Я тебе сейчас гроши выдам.
- Все вдвое,- сказал тот.- На два билета.
- А это зачем?
- Пусть Рене посмотрит, как это делается. И мне хорошо - для прикрытия.
Рене опешила, оглянулась на отца, но тот нарочно глядел в сторону.
Впрочем, Рене была не против путешествия. Она любила ездить по стране, но
это редко ей удавалось. Она спросила, куда они собрались.
- В Бретань.- Шая помешкал, разыгрывая нерешительность.- О ней, Андре,
разговору не было. Надо Жака спросить. Я понимаю, тебе не терпится,- не без
зависти и не без яду в голосе заметил он.- Но без Жака пока отставим.
- Значит, поездка откладывается,- объявил Рене будущий попутчик и
улыбнулся, обнажая ровные белые зубы.- Но думаю, ненадолго...
В Бретань поехали через пару дней. Стоял по-летнему теплый солнечный
день. Поезд шел до Сен-Бриека. Они приехали туда в послеобеденное время.
Андре решил задержаться в городе, прежде чем ехать к месту назначения.
- Лучше здесь обождать,- объяснил он,- чем торчать там у всех на виду.
Чем меньше место, тем в нем больше любопытных.
Они сели в привокзальном кафе. Андре заказал пиво с креветками.
- У меня с деньгами туго,- честно предупредила она его.
Он широко улыбнулся.
- Еще чего? "Юманите" платит. Поэтому, наверно, и прогорели.
- А при чем здесь "Юманите"?
- Мы же с тобой по письму рабкора едем. Не знаешь, кто такие
рабкоры?..- Рене не знала.- Что ж ты знаешь тогда? Плохо газеты читаешь.
Ее не в первый раз упрекали в этом. Все, кто так или иначе был связан с
партией, считал своим долгом, неукоснительной обязанностью и едва не
удовольствием читать ежедневный орган Компартии - ей же он казался пресным и
похожим на церковные книги: прочтешь строку и знаешь, что будет дальше. Но
она, конечно, никому об этом не говорила. Принесли пиво.
- Любишь? - спросил Андре, сдувая пену.- Я обожаю. Шая только не хочет
его в счет включать. Хороший парень, но этого я в нем не понимаю. Вина еще,
говорит, закажи. Чтоб во Франции жить и вина в обед не пить!
- А почему его зовут так странно?
- Шая? Потому что еврей. Исайя по-нашему. А он настаивает, чтоб его
Шаей звали. Знаешь, кто такие евреи?
- Знаю, в Библии были.
- Почему только в Библии? До сих пор живут и здравствуют. У них
способность к языкам обалденная. Ты по-иностранному можешь?
- Могу. По-немецки прилично говорю и по-испански.
- Откуда?! - изумился он.
- В школе учили. Надо было уроки делать.
- То-то я не знаю ни шиша. Уроков никогда не делал... А я уж решил, ты
иностранка. Шая из Польши, кажется. Или Галиции. Где Галиция - не знаешь?
- Нет.
- И я тоже. Так оно веселее, когда ничего не знаешь. А рабкоры сообщают
нам, какие у них на заводах и предприятиях законы или правила безопасности
нарушаются, и мы на проверку едем. Как сегодня.
- И на это много денег уходит?
- А что делать? Не к себе же их вызывать.- Он помолчал.- В этот раз
рабочий на аэродром жалуется: шум, пишет, над головой страшный. А
администрация ему: ты что, в лес работать пришел? Должен был знать, куда
идешь. Надо заглушки на уши давать, а они не знают или экономят. Я-то вообще
секретарь профсоюза авиационных рабочих севера Франции, но сегодня
афишировать этого не будем, ладно?.. Сколько сейчас? Надо еще не напугать
их. А то приедем в поздноту - кто такие да что? Переполошатся.
- Не написал, что приедешь?
- Нет. Писать еще хуже. Вся деревня будет в курсе - начиная с почты и
кончая аэродромом. Посидим и поедем. Или пойдем. Тут недалеко - можно и
пешком пройти. Если не возражаешь.
- Нет, конечно.
- А то, что домой сегодня не попадешь, тоже ничего? Потому как оттуда
мы сегодня не выберемся.
- Ничего. Я для родителей у отца ночую.
- Он у тебя как бы алиби?
- Как бы. Вообще я с отчимом живу.
- Ясно. У семи нянек, говорят... Пойдем? Или еще пива выпить?.. Нет,
хватит - все-таки на задании. И газету надо поддержать: совсем уже
обанкротились...
Они пошли по обсаженной тополями дороге, по обе стороны от которой
зеленели недавно засеянные поля.
- Красота какая! - не выдержал Андре и размечтался: - Бросить бы все да
осесть тут, в какой-нибудь деревушке.
- А что мешает?
- Да разве отпустят? Повязан по рукам и ногам.
- Семья?
- Нет, семьи нет. Кое-что похлеще... Есть подруга, но, наверно, уже
бросила. Никакой девушке не объяснишь, почему все время по стране мотаешься.
У вас на все одно объяснение. А я сказать не могу. Потому как
конспирация...- и пошел по полю, к сохранившемуся посреди него островку
прошлогоднего гороха.
- Не топчи зелень,- сказала она ему.- И вообще, не твое это.
- И что с того? - Он вернулся.- Не хочешь? - Она отказалась от его
подношения, он распробовал, согласился: - Невкусный! - и выбросил.
- Потоптал поле - зачем? Чтоб прошлогодний горох попробовать? Городские
- ничего в сельском хозяйстве не смыслите.
- А ты еще и крестьянка? Со своими иностранными языками?
- Была когда-то. Но до конца это не проходит...- И Андре, не знакомый с
этой точкой зрения, скорчил непонятливую физиономию и задумался...
Рабкора - вернее, человека, написавшего письмо в "Юманите",- они нашли
по адресу, стараясь не расспрашивать местных и читая редкие дощечки с
названиями улиц, которых здесь было немного. Корреспондент только что
вернулся с аэродрома. Это был недалекий, рассеянного вида человек лет
пятидесяти, с простым крупным продолговатым лицом, совсем недавно -
крестьянин, а ныне - уборщик территории построенного рядом аэродрома. Об
этом аэродроме в редакции "Юманите" ничего не знали. Вначале он испугался
гостей, потом, когда те представились, разошелся:
- Да, понимаешь, орут как оглашенные! Спасу никакого нет! Что ж это за
условия труда? Уйду от них - уши себе дороже!
- А что толку, что уйдете? Рядом ведь живете? У вас хозяйство? - и
Андре оглядел небольшой дом и участок.
- Есть, да не хватает на жизнь - поэтому и пошел туда. А там вон как!
Напишите - может, реветь будут меньше. Жены не слышу уже!
- Может, оно и к лучшему? - рискнул пошутить парижанин.
Тот конечно же его не понял:
- Почему? Она лишнего не говорит. Скажет, если вода, к примеру, в бадье
кончилась или когда за дровами идти. Все по делу. А я и собаки иной раз не
слышу. Как это: в сельской местности жить и ни жены, ни собаки не слышать?
Самолеты только и орут.
- Ладно.- Андре пока удовлетворился этими сведениями.- Мы это все
запишем, но надо еще ряд деталей выяснить. Поможете? - и вынул из планшета
карандаш и бумагу.
- А почему нет? Уши - дело святое.
- Этот аэродром ваш - он далеко отсюда?
- Да рядом. Услышите еще.
- По дороге, что к Сен-Бриеку?
- Да нет, в стороне чуть-чуть.
- Надо будет сходить посмотреть. А то скажут: пишете - а о чем, сами не
знаете.
- Это конечно. Сходим посмотрим.
- Он в ширину метров двести?
- Метры - это я не знаю, а вот как от сих до церкви - примерно так.
- Там самолетов десять стоит?
- Когда как. Когда больше. Мастерские - их там чинят главным образом.
- Ладно, и это потом обсудим.- Андре отложил карандаш и бумагу.- Вы,
наверно, поесть после работы не успели? А у нас тут колбаса парижская и
винца с собой взяли. Думали в кафе зайти - но зачем лишнее тратиться?
- Конечно! - одобрил хозяин.- Я туда не хожу. За скатерти их платить?
Они не чище наших. Эй, Марсель! - позвал он жену.- Гости у нас. Сыр тащи. У
нас сыр свой,- похвастался он.- Настоящий козий.
Жена выглянула из дома. Смотрела она подозрительно.
- Сыра нет больше. А что за гости еще?
- Приехали из "Юманите". По поводу шума.
- Смотри, как бы у тебя другого шуму после этого не было. Сыра нет, и
баста.
- Да нам его и не надо,- сказал Андре.- Может, пойдем с бутылками да
колбасой - куда-нибудь поближе к самолетам. И от Марсель подальше.
- Зачем? - спросил недогадливый хозяин.- С ней ясно, а к аэродрому на
кой?
- Послушаем, как гудит,- сказал Андре.- У меня правило - пишу только
то, что сам видел и слышал.
- А вот это правильно! - одобрил тот.- Марсель! Мы пошли! Раз ты нас не
привечаешь, мы другую найдем! - и, подмигнув гостям, повел их в окрестности
аэродрома.
Он оказался небольшим и, видно, и в самом деле предназначенным для
осмотра и починки того, что можно было сделать на месте без завоза в
ремонтные ангары. Андре расспросил рабкора о числе предполагаемых
сотрудников (чтоб знать, скольким среди обслуживающего персонала угрожает
глухота), о численности охраны (для той же цели) и о марках или, поскольку
хозяин был несведущ в авиационной технике, хотя бы величине самолетов (для
уточнения технических подробностей),- все это он записывал в блокноте одному
ему понятными значками и буквенными сокращениями. Колбаса была съедена,
вино, которого всегда мало, выпито - возник соблазн сбегать за второй
бутылкой, уже местной, но от этого их удержала благоразумная Рене: пришла,
по ее мнению, пора прощаться. Хозяин за время знакомства сдружился с
газетчиком и обещал, что будет писать и дальше: раз все так весело
кончается.
Было поздно. Последний поезд в Париж отошел часом раньше.
- Мы в отель,- сказал Андре.- Есть у вас гостиница?
- Есть, конечно, но на кой она вам? Что я, у себя вас не размещу?
- Не надо,- отсоветовал Андре.- Во-первых, Марсель, во-вторых, тебе это
ни к чему. Может, не выйдет ничего с письмом, а разговор пойдет, что
жаловался, корреспонденты приезжали, а ты их у себя принял. Что раньше
времени на рожон лезть? - И хозяин осекся, замолк, признал справедливость
его слов.- Лучше скажи всем, что к тебе парочка из Парижа приезжала -
старого знакомого сын с девушкой, от него привет тебе передавал, выпили
слегка, а дома у тебя не остались. Потому как девушка строгая: ей неприлично
под одной крышей спать.
- Да я и вижу, что она строгая,- согласился рабкор, совершенно им
обмороченный.- Ни слова за все время не сказала.
- Она практикантка,- сказал Андре.- Со мной в газете работает. Пока
только учится. Надеюсь, выйдет у нас что-нибудь, с шумом твоим...
Хозяин вызвался проводить их до гостиницы, спротежировать и сбить цену
за номер, но его разубедили: под тем же предлогом конспирации.
- Со всем этим осторожней надо быть,- разъяснял Андре спутнице.- Хорошо
этот парень ничего не понял и никогда не заподозрит. А могут и сообразить,
что к чему. Недавно один в контрразведку пошел: что это за вопросы ему
задавали, которые не профсоюзы должны интересовать, а чужую разведку,- и
глянул многозначительно.- Свой, между прочим, парень - коммунист и
профсоюзник.- Он обождал минуту, сменил неприятный разговор: - Теперь ты
видела, что к чему. Мне Робер говорил, тебе скучно на легальной работе и
тебя интересует что-нибудь живое и рискованное.- ("Когда успел?"- подивилась
Рене, обещая себе не говорить больше отцу лишнего.)- Так-то ты подходишь нам
по всем статьям: мы о тебе навели справки - и о выставке той и до нее - об
истории с плакатами. Но прежде надо задать тебе несколько вопросов...
Рене была ошарашена всем этим. Она не просила отца ни о чем подобном и
ничего похожего ему не говорила. Она еще не знала, чем будет заниматься в
жизни, но такое ей и в голову не приходило. Но она ничего не сказала и не
опровергла слов отца - предпочла промолчать и остаться в тени, чтоб побольше
выведать из Андре: в ней жили уже задатки будущей разведчицы.
- Прежде всего скажи, в каких ты отношениях с Дорио? - Андре поглядел
на нее испытующе и исподлобья.- Ее в который раз уже об этом спрашивали, и
эти вопросы набили ей оскомину.- Что ты о нем думаешь? - спросил он, потому
что она медлила с ответом.
- Это так важно?.. Думаю, хороший организатор. Бузотер - но это тоже
необходимо. За это его и любят. Рабочие за ним идут - я это сама видела.
Он кивнул:
- Это все так. С виду, во всяком случае... Но у нас есть сведения, что
он связан с полицией...- и глянул украдкой.- Поэтому если хочешь иметь дело
с нами, надо с самого начала с ним определиться.
- С ним все просто,- сказала она спокойно и взвешенно.- У меня с ним
нет никаких отношений. Кроме самых обычных.
- Это так? - на всякий случай спросил он, ожидая, видимо, дальнейших
уверений, но она смолчала, давая понять, что нет смысла спрашивать ее о
чем-либо дважды, и он вынужден был этим удовольствоваться: - Если так, то
будем считать вопрос исчерпанным.
- А что вообще происходит в партии? - спросила Рене, и слова эти,
несмотря на видимую беспечность, прозвучали глухо и серьезно.- Я спрашивала
у отца, но этот вопрос, наверно, не для него. Какое место у нас занимают
русские?
Андре был готов к ответу и все же замешкался.
- Этот вопрос многие задают, Рене, но мало кто знает, как на него
ответить... Дело в том, что французы сами революции не сделают.- Он поднял с
дороги хворостинку и начал махать ею, как лектор указкой, помогая себе в
рассуждениях.- Не сделают, потому что слеплены из другого теста. Считают,
что свое и так возьмут и проживут без лишних забот и треволнений. А дело к
войне идет. В ней надо будет воевать, а не отсиживаться дома. Мы стали на
сторону русских: нам представляется, что они сыграют в войне главную роль, и
надо помогать им, пока не поздно. Пока их все скопом не затравили. И отец
твой так думает - только не хочет при этом свою независимость потерять:
денег, видите ли, брать не хочет и этим сразу всем делается подозрителен.
Независимые не нужны никому - да и как без денег заниматься нашими делами?
Поэтому его никто своим не считает, хотя делает он, может быть, больше, чем
другие... Ладно, хватит о нем: мы-то как раз его любим за бескорыстие...
Если забыть, конечно, про его необязательность,- припомнил он.- Тут он не
имеет себе равных. Может назначить встречу и уехать куда-нибудь в Прованс с
новой пассией. Для начальства нет ничего хуже - нам они еще разрешают с ним
дело иметь, а сами не хотят и знаться... Теперь о русских. Они просят у нас
военные сведения - мы их даем: надо быть до конца честными - воевать-то в
первую очередь им придется. Почему один народ должен отдуваться за других, а
те ждать, когда им каштаны из огня вынесут... Они, конечно, тоже не сахар -
русские эти. Любят, чтоб им льстили и подпевали - за это и денег дадут и
поддержат кого не надо. Дорио ведет под шумок переговоры с правыми, с
фашистами находит общий язык, Барбе, кажется, такой же, а они у них сейчас
чуть ли не фавориты. Потому что новые: прежних Каменев и Зиновьев
поддерживали, они теперь в Союзе первые враги и оппортунисты, и их люди,
стало быть, на подозрении.
- И что делать? - спросила Рене.
- Да то и делать, что делается. Все само собой образуется. Силою вещей.
У нас сейчас Жак фактически всем заправляет. Он и Морис: Морис легальный
аппарат ведет, Жак нелегальный. Они женами, что ли, обменялись для большей
надежности - чуть ли не свойственники. Хотя оба как будто бы не в фаворе...
Трудно понять?
- Трудно.
- И не поймешь. Нарочно все запутывают. Деньги, во всяком случае, у
Жака. И вся сеть оперативная. И связи - напрямую с Коминтерном и с Красной
Армией. И люди у нас - один лучше другого. Шаю видела? Посмотришь - веселый
крепыш и ничего больше? А за ним вся парижская полиция гоняется. Знаешь, как
они его зовут? Фантомасом. Не потому что самый сильный, а потому что от всех
уходит. Так в газетах и пишут: был Фантомас и снова ушел - как сквозь землю
провалился.
- Шая - это псевдоним?
- Нет, он под своим именем выступает. Зачем мне, говорит, лишняя
статья? Пока не задержат, могу позволить себе это удовольствие. Не любит на
чужие имена откликаться. Все до поры до времени, конечно...- Он поглядел
искоса.- Видишь, сколько я тебе наговорил? Это чтоб ты выбор сделала
правильный. Если захочешь с революцией связаться. А ты захочешь - я тебя
насквозь вижу. Иначе бы не стал говорить всего этого: не положено.
- Мне надо лицей кончать.
- Кончай, конечно. Времени много. В один день такие дела не решаются.
Придешь к нам, когда захочешь. А пока забудь все, что я тебе спьяну
выболтал...
В отеле, небольшом, но чистом и уютном, как все сельские гостиницы
Франции, Андре попросил номер для девушки, себе же - хоть солому на
сеновале.
- Думаете к девушке вечером прийти? - спросила недоверчивая хозяйка.- У
нас это не принято.
- Что вы, мадам, разве мы на таких похожи? Вы меня в краску вгоняете...
Он проводил Рене в ее комнатку, оглядел обстановку, остался ею доволен
и задержался в дверях дольше необходимого.
- Ну вот. Тебе удобно будет. Надеюсь, не очень устала?..- помешкал,
потянулся к ней, но сдержал себя, усмехнулся и пошел спать в конюшню...
А Рене почувствовала на расстоянии это несостоявшееся движение,
физически ощутила его и, странное дело, в последующем вела себя с молодыми
людьми так, будто оно в действительности имело место, будто она имела опыт в
свиданиях и прошла первый барьер любовного сближения. Тот, кто робеет в
последний момент, не столько теряет сам, сколько готовит почву для
другого...
У нее не было претензий к отцу, но она все-таки спросила его, зачем он
организовал ей эту прогулку.
- Для расширения кругозора.- Он улыбнулся скованно.- Чтоб знала, что к
чему.- И глянул искоса: - Тебя же ни к чему не принуждают...
Видно, они успели рассказали ему об этой поездке.
19
История эта имела все-таки продолжение. Хотя Рене и сказали, что она
сама выберет день и придет к ним, когда захочет, следующий шаг к сближению
снова сделала не она, а люди из нелегального отдела Компартии.
Рене продолжала ходить к Марсель в "Юманите" - благо редакция была
рядом. Марсель продолжала опекать юную девушку из предмеcтья, которая, по ее
мнению, отличалась способностями в самых разных областях, но ей не хватало
чего-то важного - того, что можно назвать умением подать себя и что,
надеялась Марсель, разовьется в общении с нею. Они еще несколько раз
побывали в Лувре и стали называть себя подругами. Рене гордилась этим
знакомством и не упускала сказать при случае, что дружит с дочерью самого
Кашена: трудно уберечься от тщеславия - это распространеннейший из людских
пороков. Марсель всегда была окружена интересными молодыми людьми. Рене хотя
сама не любила и даже избегала чрезмерного мужского внимания, но успехам
Марсель радовалась и признавала, что ее подруга обладает даром, которым она
не владеет - умением, ни с кем в особенности не сближаясь, привлекать к себе
массу поклонников. Правда, тут нужна оговорка, которую влюбленная в подругу
Рене не делала. Журналисты "Юманите", ухаживая за Марсель, не взыскивали с
нее в