сь  смехом  и  с   напускной   непринужденностью
спросила:
     - Что же вы мне ничего не предложите выпить?
     Жука Бадаро подозвал Ньозиньо:
     - Принеси шампанского...
     Когда бокалы были наполнены, он сказал Марго:
     - Тогда на пароходе я уже сделал вам предложение. Помните?
     - Помню, да.
     - Так вот я возобновляю его.  Я построю для вас дом, дам вам все.
Но учтите - моя женщина принадлежит только мне и никому больше...
     Она увидела у него на пальце кольцо, взяла его руку.
     - Красивое...
     Жука Бадаро снял кольцо, надел его Марго на палец:
     - Это вам...
     На рассвете они вышли пьяные - он и Мануэл де Оливейра,  который,
завидев бутылки шампанского,  подошел к их столику и выпил больше, чем
они вдвоем.  В порту Ильеуса потянуло утренним холодком.  Марго  пела,
журналист  подтягивал.  Жука  Бадаро торопился:  ему надо было выехать
восьмичасовым поездом.  Рыбаки уже возвращались  с  ловли  в  открытом
море.

5

     Согласно распоряжению муниципалитета, ослы, подвозившие какао, не
допускались до центра  города.  Все  центральные  улицы  Ильеуса  были
замощены  булыжником,  а  две  из них даже брусчаткой.  Это был символ
прогресса;   он   наполнял   сердца   ильеусцев    тщеславием.    Ослы
останавливались   на   улицах   по   соседству  от  станции,  и  какао
доставлялось в центр города на  повозках,  запряженных  лошадьми.  Его
свозили в огромные склады близ порта.  Кроме того,  значительная часть
какао, предназначавшаяся для погрузки в Ильеусе на пароходы, прибывала
по железной дороге или на лодках из Банко-да-Витория по реке Кашоэйра,
впадающей в океан недалеко от порта.
     Порт в Ильеусе составлял главную заботу жителей города. В ту пору
там имелся лишь один причал для пароходов. Когда в одно утро прибывало
два судна,  товары с одного из них выгружались на рейде.  Правда,  уже
было  основано  акционерное  общество   по   эксплуатации   порта,   и
поговаривали  о  сооружении  новых причалов и крупных доков.  Говорили
также,  что будет приведен в порядок опасный из-за отмели вход в порт;
уже были вызваны землечерпалки для углубления фарватера.
     Ильеус зародился  на  островах;  большую   часть   его   занимало
пространство земли,  зажатое между двумя холмами.  Город поднимался по
этим холмам - Уньан и Конкиста.  Потом началось заселение  и  соседних
островов. На одном из них возник пригород Понтал, где городские богачи
понастроили себе дачи. Население сильно разрослось с того времени, как
начали выращивать какао.
     Через Ильеус отправлялась в Баию почти вся продукция южной  части
штата.  Имелся  еще лишь один порт - Баррадо-Рио-де-Контас,  но он был
крошечный,  туда могли заходить только парусные суда.  Жители  Ильеуса
мечтали  о  том,  чтобы начать вывозить какао прямо из своего порта за
границу,  минуя Баию.  Со страниц газет не сходил вопрос  о  расчистке
песчаной  отмели,  не  позволявшей  подходить к берегу судам с большой
осадкой.  Оппозиционная газета спекулировала на  этом  вопросе,  чтобы
критиковать    власти,   газета   приверженцев   правительства   также
использовала эту тему,  время от времени сообщая, что "всеми уважаемый
энергичный  префект  муниципалитета  ведет  переговоры  с  федеральным
правительством   и   властями   штата,   чтобы   добиться,    наконец,
удовлетворительного  разрешения  вопроса  о порте Ильеус".  Но на деле
проблема так и оставалась неразрешенной,  власти штата  чинили  всякие
препятствия, так как они были озабочены сохранением доходов порта Баия
на существующем уровне.  Все же вопрос о строительстве порта в Ильеусе
давал обильную пищу для предвыборной агитации обоих кандидатов на пост
префекта - правительственного и  оппозиции.  Программы  их  отличались
лишь  своим стилем:  платформа кандидата Бадаро была написана доктором
Женаро,  а  программа  кандидата  Орасио   принадлежала   куда   более
блестящему перу доктора Руи.
     О богатстве полковников можно было судить  по  принадлежавшим  им
домам.  Каждый из плантаторов сооружал себе шикарный дом,  и понемногу
их семьи стали проводить все больше времени в городе.  И  все  же  эти
особняки  значительную  часть  года  бывали  заперты  и  владельцы  их
приезжали туда только на церковные праздники.  Ильеус был городом  без
развлечений;  к  услугам  мужчин  были кабаре и бары,  где англичане с
железной дороги разгоняли тоску,  попивая виски и играя в кости, и где
местные  жители  ссорились  друг  с  другом,  обмениваясь  выстрелами.
Единственным развлечением женщин оставались семейные визиты, сплетни о
чужой  жизни  и  приличествующий  духу  религии  энтузиазм в церковные
праздники.  Теперь в связи с началом сооружения женского монастырского
пансиона   несколько   дам   приступили   к   сбору   средств  на  это
строительство:  они устраивали церковные базары  с  пением  и  балы  с
благотворительной целью.
     Церковь Сан-Жорже,  покровителя этого  края,  большая  и  низкая,
некрасивая,  с  точки  зрения  архитектуры,  но  с  богатыми  золотыми
украшениями внутри,  возвышалась на площади,  где  был  разбит  сквер.
Имелась еще церковь Сан-Себастьяна, близ кабаре, у побережья. На холме
Конкиста,  против кладбища,  стояла часовня Носса Сеньора да  Витория,
как  бы  господствовавшая  над  городом.  В  городе  существовал также
протестантский культ,  к которому принадлежали  англичане  с  железной
дороги;  к  ним примкнули и некоторые местные жители.  Кроме того,  на
окраинных улицах процветали спиритические сеансы  -  они  устраивались
все чаще и чаще.
     Впрочем, Ильеус с его поселками  и  фазендами  в  архиепископстве
Баии  пользовался  дурной  славой.  Там  много  говорили  о  том,  что
прихожане не посещают богослужения,  жители недостаточно религиозны, а
проституция приняла угрожающие размеры.  Упадок религии в Ильеусе,  по
мнению архиепископства,  носил устрашающий характер - это был поистине
край  убийц.  Число  священников  в  городе и округе было невелико.  И
многие из этих падре рано или поздно становились владельцами плантаций
какао и переставали заботиться о спасении душ. Указывали, в частности,
на падре Пайва, который носил под сутаной револьвер и не терялся, если
поблизости  от  него  происходила драка.  Падре Пайва был политическим
лидером,  представителем Бадаро в Мутунсе,  на выборах он вербовал для
Бадаро много избирателей;  рассказывали, что он обещал райские блага и
долгие  годы  небесной  жизни  тем,  кто  будет  голосовать   за   его
кандидатуру.  Он  был членом муниципального совета Ильеуса и нисколько
не интересовался религиозной жизнью города.  А вот каноник  Фрейтас  -
тот проявлял к ней больше интереса;  он выступил однажды с проповедью,
которая стала широко известна,  - в ней он сопоставлял огромные суммы,
расходуемые полковниками в кабаре на женщин легкого поведения,  с теми
грошами,  которые  удавалось  собирать   на   строительство   женского
монастырского  пансиона.  Однако  эта сильная и страстная проповедь не
принесла никакого  практического  результата.  Церковь  жила  за  счет
женщин,  а  женщины жили церковью,  богослужениями,  крестными ходами,
праздниками Святой недели.  Они перемежали сплетни  о  чужой  жизни  с
заботами  об  убранстве  алтарей  и  изготовлении  новых  риз на иконы
святых.
     Город раскинулся  на красивейшем побережье между рекою и океаном.
Вдоль всего песчаного  берега  росли  кокосовые  пальмы.  Некий  поэт,
побывавший  как-то в Ильеусе и выступивший там с докладом,  назвал его
"городом пальм на ветру", и этот образ местные газеты время от времени
повторяли  на  своих  страницах.  Однако  на самом деле пальмы росли и
раскачивались на ветру лишь на побережье.
     Большое влияние  на  развитие  Ильеуса имело какао,  хотя во всем
городе нельзя было увидеть ни одного какаового дерева.  Какао стояло в
центре  всей  жизни  Ильеуса.  За  каждой заключенной сделкой,  каждым
построенным домом,  за каждым складом,  каждым открываемым  магазином,
каждой  любовной  историей,  за  каждой уличной перестрелкой - за всем
этим стояло какао.  Не было разговора,  в  котором  слово  "какао"  не
входило  бы в виде основного элемента.  Над городом реял разносившийся
из складов,  из вагонов на железной дороге,  из трюмов  пароходов,  из
повозок и от людей запах шоколада - запах сухого какао.
     Имелось еще одно распоряжение муниципалитета, запрещавшее ношение
оружия.  Но мало кому было известно о существовании такого приказа,  а
те немногие,  кто знал,  и не думали  его  выполнять.  Местные  жители
носили  сапоги  или  башмаки  из  грубой кожи,  брюки защитного цвета,
казимировые пиджаки,  а под ними револьверы.  Люди ходили по городу  с
ружьями через плечо, и на них не обращали внимания.
     Несмотря на все то,  что было в Ильеусе прочного и определенного,
несмотря на наличие больших особняков,  мощеных улиц, каменных зданий,
город все еще до некоторой степени напоминал лагерь.  Иной раз,  когда
прибывали  пароходы,  наполненные переселенцами из сертана,  из штатов
Сержипе и Сеара, когда гостиницы близ станции были набиты до отказа, в
районе   порта   сооружались  временные  бараки.  Под  открытым  небом
устраивались импровизированные кухни,  полковники приходили  в  лагерь
выбирать  работников.  Доктор  Руи сказал прибывшему из столицы гостю,
показывая на один такой лагерь:
     - А вот здесь у нас невольничий рынок...
     Он говорил это с известной гордостью и с оттенком презрения -  он
любил  этот быстро разросшийся город,  это детище порта,  вскормленное
какао, город, становящийся самым богатым и самым процветающим в штате.
Почти все фазендейро, врачи, адвокаты, агрономы, политики, журналисты,
строительные подрядчики были людьми,  прибывшими из других  краев,  из
других  штатов.  Но  они глубоко и искренно полюбили эту благодатную и
богатую землю. Все они выдавали себя за коренных жителей этого края и,
когда  бывали  в  Баие,  их  легко узнавали по апломбу,  с которым они
разговаривали.
     - Этот вот из Ильеуса... - говорили про них.
     В кабаре  и  магазинах  столицы  штата   они   хвастались   своей
храбростью  и  богатством,  широко тратили деньги,  покупали все самое
лучшее,  платили не торгуясь,  вступали в драку,  не спрашивая,  из-за
чего она возникла.  В домах терпимости они были долгожданными гостями;
к ним относились почтительно,  но  с  опаской.  То  же  самое  было  в
экспортно-импортных   фирмах,   отправлявших  товары  в  провинцию,  -
торговцы  из  Ильеуса  были  в  наибольшем   почете   и   пользовались
неограниченным кредитом.
     Со всего севера Бразилии люди стремились  в  южные  районы  Баии.
Слава  об этих краях разнеслась далеко,  рассказывали,  что деньги там
валяются прямо на улице,  что в Ильеусе никто не поднимет монету в два
мильрейса.  Пароходы прибывали,  набитые переселенцами, туда слетались
авантюристы всех мастей,  женщины всех возрастов,  для всех них Ильеус
был либо первой, либо последней надеждой.
     В городе все причудливо сплеталось: сегодняшний бедняк мог завтра
стать богачом,  тот,  кто сегодня был погонщиком, завтра мог оказаться
владельцем крупной фазенды,  неграмотный батрак в один прекрасный день
превращался  в  выдающегося  политического лидера.  В качестве примера
всякий раз указывали на Орасио,  который  вначале  был  погонщиком,  а
теперь  стал  одним  из крупнейших фазендейро в округе.  И сегодняшний
богач мог стать завтра бедняком,  если какой-нибудь еще более  богатый
человек  с помощью ловкого адвоката удачно проведет кашише и отберет у
него землю.  И кто угодно мог  оказаться  завтра  бездыханным  трупом,
лежащим  на  улице  с  пулей  в груди.  Выше правосудия,  выше судьи и
прокурора,  выше присяжных заседателей  был  закон  пули  -  последней
инстанции правосудия в Ильеусе.
     В городе  в  то  время  начали  разбивать  скверы,  муниципалитет
пригласил известного столичного садовника.  Газета оппозиции выступила
по этому поводу со статьей,  в которой говорилось, что "Ильеус гораздо
больше  нуждается в дорогах,  чем в скверах".  Но сами оппозиционеры с
гордостью  показывали  приезжим  цветы,  которые  были   посажены   на
площадях,  раньше заросших травой.  А что касается дорог,  люди и ослы
сами прокладывали их там,  где проходили в поисках пути  для  доставки
своего какао в порт Ильеус, к океану пароходов и путешествий.
     Таков был  город  и  порт  Сан-Жорже-дос-Ильеус,  который   начал
появляться  на  последних  экономических  картах с изображением дерева
какао.

6

     Выходившая по субботам оппозиционная газета "А Фолья де Ильеус" в
последнем  номере  приняла  неслыханно  резкий тон.  Газетой руководил
Филемон Андрейя, бывший портной, приехавший из Баии в Ильеус, где он и
приобрел свою новую профессию. В городе было известно, что Филемон сам
неспособен написать ни строчки, что даже те статьи, которые появлялись
за  его  подписью,  были  написаны  другими,  а он был лишь подставным
лицом.  Как он стал редактором оппозиционной газеты,  никто толком  не
знал.  Раньше  он  выполнял для Орасио различные задания политического
характера,  а когда тот купил типографскую машину и шрифты для издания
газеты,  Филемон  Андрейя  был  назначен ее редактором,  чему все были
несказанно удивлены.
     - Так ведь он же едва умеет читать...
     - Зато у него интеллигентная фамилия...  - объяснял доктор Руи. -
Она  хорошо  звучит...  Главное  -  это  эстетика...  -  и он пыжился,
произнося: - "Филемон Андрейя!" Фамилия, которая сделала бы честь даже
крупному поэту! - говорил он.
     Публика в  Ильеусе  приписывала  доктору  Руи  авторство  статей,
публикуемых  в  "А  Фолья де Ильеус".  В городе образовались настоящие
группы болельщиков,  когда в период выборов "А Фолья де Ильеус"  и  "О
Комерсио"  начали  между  собой полемику,  полную самых оскорбительных
эпитетов. С одной стороны доктор Руи со своим красноречием и гладкими,
напыщенными  фразами,  с другой - Мануэл де Оливейра и иной раз доктор
Женаро.
     Мануэл де   Оливейра   был   профессиональным   журналистом.   Он
сотрудничал в разных газетах Баии, пока Жука Бадаро, познакомившийся с
ним  в  одном  из  кабаре  столицы  штата,  не взял его в редакторы "О
Комерсио".  Он был ловок и вместе с тем  прямолинеен  и  почти  всегда
добивался успеха.
     Что касается  статей  доктора  Женаро,  то  они   были   начинены
юридическими   цитатами,  и  поэтому  адвокат  Бадаро  считался  самым
культурным человеком в городе;  с восхищением рассказывали, что у него
дома  сотни книг.  К тому же он вел замкнутую жизнь,  из дому почти не
выходил,  в барах не бывал,  кабаре не посещал. Он был трезвенник; что
же касается женщин, то говорили, будто Машадан приходила раз или два в
месяц к нему домой и спала с  ним.  Машадан  была  уже  немолода,  она
приехала  в  этот город,  когда он еще едва начинал разрастаться.  Лет
двадцать тому назад эта женщина вызвала большую  сенсацию  в  Ильеусе.
Сейчас  она  содержала  дом терпимости,  однако сама уже вела скромный
образ жизни.  Она делала исключение лишь для доктора Женаро,  который,
по ее словам, не мог привыкнуть ни к какой другой женщине.
     Возможно, именно  поэтому  редакционная  статья  в  "А  Фолья  де
Ильеус",   занимавшая   почти   всю  первую  полосу  этого  маленького
оппозиционного  еженедельника,  назвала  в  субботнем  номере   Женаро
"лицемерным  иезуитом".  И  все  же  ему  лично  досталось в этот день
меньше,  чем другим единомышленникам  Бадаро.  Статья  была  посвящена
поджогу нотариальной конторы Венансио в Табокасе.  "А Фолья де Ильеус"
резко   осуждала   этот   "акт   варварства,   подрывающий   репутацию
цивилизованной земли, каковой пользовался округ Ильеуса в общественном
мнении страны".  Имя  полковника  Теодоро  на  страницах  газеты  было
окружено великолепной коллекцией оскорбительных имен существительных и
прилагательных:  "бандит", "запойный пьяница", "профессиональный игрок
по  призванию",  "садистская  душа",  "человек,  недостойный  жить  на
культурной земле",  "кровожадный тип" и так далее.  И все же  осталось
кое-что  и  на  долю  Бадаро.  Жука  был  охарактеризован как "дешевый
завоеватель женщин легкого  поведения",  как  "бесстыдный  покровитель
проституток и бандитов", а по адресу Синьо газета выступила с обычными
обвинениями:  "мошенник,  главарь жагунсо",  "владелец нечистым  путем
приобретенного   состояния",   "виновник   смерти   десятков   людей",
"беспринципный политический лидер".
     Статья взывала  к  правосудию.  В  ней  говорилось,  что нечего и
оспаривать право собственности на  лес  Секейро-Гранде.  Ибо  лес  был
обмерен  законным  путем  и  бумаги на владение землей должным образом
зарегистрированы  в  нотариальной  конторе.  К  тому  же  этот  лес  -
собственность  не  одного,  а  ряда  землевладельцев.  Среди них есть,
правда,  крупные фазендейро.  Но большинство,  - указывала  газета,  -
составляют  мелкие плантаторы.  Бадаро же хотели завладеть лесом одни,
нанеся таким образом ущерб не только законным владельцам,  но также  и
прогрессу  всего  округа,  нарушив  принцип  разделения собственности,
"который стал тенденцией века,  как в этом можно убедиться на  примере
Франции".
     Газета далее утверждала,  что  полковник  Орасио,  прогрессивный,
передовой  человек,  решив  вырубить  лес  и  засадить  Секейро-Гранде
деревьями какао, помышлял не только о своих личных интересах. Он думал
также  о  прогрессе  округа и привлек к участию в своем цивилизованном
предприятии мелких собственников,  плантации которых граничат  с  этим
лесом.  Вот это и называется быть полезным и хорошим гражданином.  Как
можно сравнивать его с Бадаро,  этими  "беспринципными  честолюбцами",
промышляющими  лишь  о  своих  личных интересах?  Статья в "А Фолья де
Ильеус"  заканчивалась  заявлением,  что  Орасио  и  другие   законные
владельцы  Секейро-Гранде  обратятся в суд,  причем ответственность за
то,  что произойдет в случае,  если Бадаро попытаются помешать вырубке
леса и культурному освоению этой территории,  ляжет на них, на Бадаро.
Они начали  применять  насилие.  На  них  и  ляжет  вина  за  то,  что
произойдет дальше. Статья заканчивалась латинской цитатой: "Alea jasta
est".  ("Жребий брошен" - слова Юлия Цезаря,  сказанные им,  когда его
легионы  в  49  году  до  н.э.  перешли вопреки запрещению сената реку
Рубикон - границу между собственно  Италией  и  римской  провинцией  -
Цизальпинской  Галлией.  Это  явилось  началом  гражданской  войны,  в
результате которой Цезарь овладел Римом.)
     Читатели, привыкшие  к  газетной  перебранке,  на этот раз однако
пришли  в  крайнее  возбуждение.  Помимо  того,  что  это   предвещало
полемику,  беспрецедентную по резкости,  было совершенно очевидно, что
статья написана не доктором Руи,  - его стиль легко  было  узнать:  он
говорил  напыщенно,  его  газетные статьи,  в отличие от выступлений в
суде,  были довольно слабые.  Между тем автор этой статьи был  человек
энергичный,  с  ясными суждениями и резкий в выражениях.  Вскоре стало
известно,  что статья была написана доктором Виржилио, новым адвокатом
партии,  проживавшим в Табокасе,  но находившимся в эти дни в Ильеусе.
Раскрыл автора сам доктор Руи, которого некоторые стали поздравлять со
статьей.  Он заявлял, что Виржилио был непосредственно заинтересован в
деле,  поскольку  он  оформил  право  собственности  Орасио   на   лес
Секейро-Гранде  в  нотариальной  конторе,  которую  поджег Теодоро.  А
сплетники утверждали,  что Виржилио заинтересован  главным  образом  в
жене Орасио.  И заранее радовались тому,  как "О Комерсио" будет,  без
сомнения,  комментировать в  своем  выпуске  в  четверг  эту  интимную
сторону жизни адвоката и Орасио.
     Но, к всеобщему удивлению, "О Комерсио" в своем ответе на статью,
ответе,  который отнюдь не грешил сдержанностью, игнорировала семейные
дела,  обсуждавшиеся всем городом.  Впрочем,  в начале  статьи  газета
объявляла  читателям,