себе, Марго с недовольным видом села к нему
на колени.
     - Просто ты, кошечка, слишком избалована.
     Она вскочила и сердито затараторила:
     - И это все,  что ты можешь сказать...  Я,  видите ли,  виновата.
Когда тебе пришла в голову проклятая идея  связаться  с  этой  землей,
немало  людей  пытались  раскрыть  тебе  глаза.  Я помню,  как Жувенал
убеждал тебя обосноваться в Рио, сделать там карьеру. Не понимаю, чего
ради ты согласился сюда поехать...
     Виржилио представилась,  наконец,  возможность  раскрыть  рот   и
возразить.  Но он ничего не сказал, решив, что нет смысла терять время
на объяснения.  Будь это месяц назад,  он бы  не  пожалел  времени  на
разъяснение своей любовнице,  что его будущее именно здесь,  что, если
оппозиция победит на выборах, - а все говорило за то, что так и будет,
-   он   станет   кандидатом   в  депутаты  от  этого  округа,  самого
процветающего в штате;  что попасть в Рио-де-Жанейро гораздо легче  по
дорогам какао, чем на океанском пароходе; что Табокас - это край денег
и за  несколько  месяцев  он  заработает  здесь  столько,  сколько  не
заработал  бы  за  годы  адвокатской  деятельности  в столице.  Он уже
объяснял ей все это,  и не раз,  в моменты,  когда Марго тосковала  по
празднествам,  по  кабаре  и  театрам  Баии.  Он  до некоторой степени
понимал смысл жертвы,  на которую пошла  его  возлюбленная.  Их  связь
началась,  когда  Виржилио учился еще на четвертом курсе университета.
Он познакомился с  Марго  в  одном  женском  пансионе,  несколько  раз
ночевал  у нее,  и вскоре она по уши влюбилась в него.  Когда он после
смерти отца,  оставившего дела семьи  в  плохом  состоянии,  собирался
бросить занятия,  она предложила ему все, что имела и что зарабатывала
каждую ночь.  Этот жест тронул Виржилио.  Вскоре  лидер  оппозиционной
партии  пристроил  его в секретариат своей партии и в редакцию газеты.
Виржилио получил возможность сохранить Марго для себя одного.  Он стал
оплачивать ее комнату в пансионе,  спал там каждую ночь, бывал с ней в
театрах.  Он не говорил открыто о  своей  связи  с  любовницей  только
потому,  что  это  могло  повредить  его  карьере.  Но все же именно в
комнате Марго он вместе с Жувеналом и другими товарищами  обдумал  всю
студенческую кампанию,  которая выдвинула его оратором курса,  и у нее
же написал речь, которую произнес на церемонии окончания университета.
     Когда же,  по  совету шефа,  он дал согласие поехать адвокатом от
партии в Табокас, ему пришлось потратить немало часов, чтобы уговорить
Марго отправиться вместе с ним.  Ей не хотелось ехать туда;  ведь даже
Баия ее не устраивала, она мечтала о жизни еще более веселой. Она была
уверена,  что  Виржилио  и  сам  так  думал,  когда был студентом.  Но
партийные руководители сумели убедить его,  что, если он действительно
хочет сделать карьеру, ему следует потерять несколько лет в этом новом
краю какао.  И он поехал,  хотя Марго и заявила, что между ними теперь
все  кончено.  Эта  последняя  ночь  в  "Американском  пансионе"  была
тяжелой.  Марго обвиняла его в  том,  что  он  ее  бросает,  и  горько
плакала,  обнимая возлюбленного.  Он возражал,  доказывая, что это она
бросает его, что она его не любит. Марго боялась за свое будущее:
     - Ты  поедешь  туда,  женишься  на  дочке  какого-нибудь богатого
плантатора и навсегда бросишь меня в этих дебрях... Нет, я не поеду...
     - Ты меня не любишь. Если бы ты меня действительно любила...
     Они отдавались любви в агонии этой ночи,  которая - думали они  -
будет последней ночью, проведенной вместе. И они изощрялись в любовных
ласках, чтобы оставить о себе наилучшие воспоминания.
     Он уехал  один,  но  через несколько недель неожиданно приехала и
она,  произведя  в  Ильеусе  сенсацию  своими  платьями,  сшитыми   по
последней моде, своими широкополыми шляпами, своим нарумяненным лицом.
И в ночь,  когда они снова встретились,  на улицах Ильеуса были слышны
вздохи и любовные восклицания.  Марго поехала с ним в Табокас и первое
время вела себя хорошо;  казалось, она забыла веселую, роскошную жизнь
Баии,  держалась  как  замужняя  дама:  заботилась о костюме Виржилио,
хозяйничала на кухне,  отдавала ему все свое время,  подчас забывая  о
своей элегантности,  ходила с распущенными волосами и не жаловалась на
отсутствие парикмахеров, которые делали бы ей сложные модные прически.
     Они жили в разных домах,  потому что Виржилио не хотел шокировать
жителей поселка,  находившегося во власти предрассудков.  Ведь он  был
адвокат   политической   партии   и   на   нем   лежала   определенная
ответственность.  Марго жила в красивом  домике  вместе  с  любовницей
одного  торговца.  В  этом домике Виржилио проводил большую часть дня,
иногда даже принимал там какого-нибудь срочного клиента,  там он ел  и
спал, готовил свои выступления по делам, которые вел в суде Ильеуса.
     Марго казалась счастливой:  платья с бесчисленными оборками  были
забыты и покоились в шкафах. Баия почти не вспоминалась. Но постепенно
ей стало надоедать все это. Она мало-помалу начала отдавать себе отчет
в том,  что ей придется провести здесь гораздо больше времени, чем она
предполагала.  Кроме того,  Виржилио, чтобы избежать сплетен, старался
не брать ее с собой в свои частые поездки в Ильеус.  А когда она ту да
собиралась,  то ехала другим поездом и в городе редко с ним  виделась.
И,  что хуже всего,  она не раз встречала его беседующим с незамужними
девицами,  дочерьми богатых фазендейро.  Эти дни были кромешным  адом.
Марго  устраивала  скандалы,  которые  были  слышны  даже на улице,  и
оправдания Виржилио,  что эти знакомства необходимы для  его  карьеры,
нимало не убеждали ее.  Между ними возникали ссоры;  она бросала ему в
лицо обвинения,  что жертвует ради него всем,  прозябая в такой глуши,
когда  могла  бы  жить  в  Баие,  катаясь  как сыр в масле,  - там нет
недостатка  в  богатых  торговцах   или   преуспевающих   политических
деятелях,  которые готовы построить дом для нее.  Ей ведь делали много
предложений, а она бросила все, дура, чтобы последовать за ним.
     - А  как  Клео  отговаривал  меня ехать сюда...  Говорил,  что ты
поступишь со мной именно таким образом...
     Ссоры обычно   заканчивались   тем,   что   открывалась   бутылка
шампанского и начиналась ночь безумной любви.  И все же с каждым  днем
Марго  все  больше одолевала тоска по хорошей жизни в Баие и у нее все
крепла уверенность в том,  что Виржилио никогда уже  не  вырваться  из
этого  края.  И интервалы между ссорами стали сокращаться:  теперь они
происходили через каждые  несколько  дней,  по  любому  поводу.  Марго
жаловалась  на  то,  что  здесь  нет  портних,  что она запустила свои
волосы, полнеет, разучилась танцевать - так давно она нигде не бывала.
     В этот вечер дело оказалось серьезнее. Виржилио объявил, что едет
в Ильеус и пробудет там не меньше двух недель.  Марго  подпрыгнула  от
радости.  В  конце  концов  Ильеус  тоже  все-таки  город,  там  можно
потанцевать в кабаре Ньозиньо,  там есть  женщины,  с  которыми  можно
поговорить,  не то, что с этими грязными девками Табокаса, большинство
из которых приехали с плантаций  после  того,  как  их  там  совратили
полковники или надсмотрщики:  теперь они были проститутками в поселке.
Даже жившая  с  ней  в  доме  мулатка  -  любовница  торговца  -  была
неграмотная  девка с красивым телом и идиотским смехом;  ее обесчестил
сын фазендейро,  и торговец  взял  ее  уже  с  улицы  Посо,  -  улицы,
населенной  женщинами  легкого  поведения.  В  Ильеусе  все-таки  есть
женщины,  прибывшие из Баии и Ресифе,  есть даже и такие, что приехали
из Рио-де-Жанейро; с ними можно поболтать о нарядах и прическах. Марго
вся расцвела,  когда Виржилио объявил о поездке в Ильеус и о том,  что
ему придется там задержаться.  Она подбежала к нему, бросилась на шею,
несколько раз крепко поцеловала в губы:
     - Как хорошо! Как хорошо!
     Но радость ее была недолгой. Виржилио заявил, что не сможет взять
ее  с  собой.  Прежде  чем  он успел объяснить причину,  она закричала
сквозь рыдания и слезы:
     - Ты  стыдишься  меня...  Или у тебя есть в Ильеусе другая...  Ты
готов связаться с любой бесстыдницей.  Знай, я изуродую ей физиономию,
устрою  такой  скандал,  что  всем  станет известно...  Ты еще меня не
знаешь, ты еще не видел меня, когда я злая...
     Виржилио дал   ей   вдоволь   накричаться,  и  только  когда  она
остановилась и из глаз полились слезы и из  груди  вырвались  рыдания,
только  тогда он,  стараясь быть как можно ласковее,  начал объяснять,
почему он не берет ее с собой.  Он едет по серьезным делам,  у него не
будет времени заботиться о ней,  неужели она не знает,  что из-за леса
Секейро-Гранде отношения между Орасио и Бадаро обострились до предела?
Она кивнула головой,  что знает. Но она не видит в этом причины, чтобы
не брать ее с собой. А что касается времени, это не имеет значения. Он
же не будет работать ночами,  а в кабаре они только и ходили по ночам,
когда бывали в Ильеусе.
     Виржилио начал подыскивать другие объяснения.  Он чувствовал, что
она  права,  что  недоверие,  сквозившее  в  ее  голосе,  ее   смутные
подозрения о существовании другой женщины, страх и злоба, сквозившие в
устремленном на него взгляде,  - все это имело основание.  Он не хотел
брать ее в Ильеус именно потому, что ехал не столько защищать интересы
Орасио, сколько для того, чтобы, как он рассчитывал, посвятить все это
время Эстер,  которая завладела его воображением. День и ночь стояла у
него в ушах мольба Эстер о помощи,  произнесенная шопотом,  когда  муж
находился на веранде:
     - Увезите меня... Далеко, далеко...
     Виржилио знал,  что если Марго поедет в Ильеус,  то вскоре до нее
дойдут всякие сплетни.  И тогда начнется кромешный  ад;  она  способна
устроить скандал, в который может быть замешана и Эстер. А Виржилио не
понимал даже,  как можно сравнивать Марго  и  Эстер.  Марго  была  его
любовницей в студенческие годы - то было безумное время.  Любовь Эстер
открылась ему среди лесов - эта любовь приходит неожиданно,  но бывает
сильнее  всего  на  свете.  Он решительно возражал против того,  чтобы
Марго ехала.  Но ему не хотелось и обижать ее,  он не мог оскорбить ее
как  женщину.  В  отчаянии  он  стал  подыскивать  какой-нибудь  новый
убедительный довод.  И ему показалось,  что он нашел  его;  он  заявил
Марго, что не хочет оставлять ее в Ильеусе без присмотра, что он, мол,
ревнует ее;  заведение Машадан,  где она всегда останавливалась,  чаще
всего посещается самыми богатыми полковниками.  Он не берет ее с собой
из ревности.  И при этом он постарался придать своему голосу как можно
больше   убедительности.   Марго  сквозь  слезы  улыбнулась.  Виржилио
почувствовал, что одержал победу, и решил, что дело кончено, когда она
подошла и, усевшись у него на коленях, затараторила:
     - Так ты ревнуешь свою кошечку? Но почему? Ты ведь хорошо знаешь,
что  я  не  обращаю  внимания  на предложения,  которые мне делают.  Я
похоронила себя здесь ради тебя; зачем же мне тебя обманывать?
     Она несколько раз поцеловала его, потом сказала:
     - Возьми с собой свою кошечку,  мой милый!  Клянусь,  я  не  буду
выходить из дому... Только с тобой в кабаре. Я не выйду из комнаты, не
заговорю ни с одним мужчиной. Когда у тебя не окажется времени, я буду
проводить весь день взаперти...
     Виржилио почувствовал,  что  начинает  сдаваться.  Он   переменил
тактику:
     - Я не понимаю, что ты находишь ужасного в Табокасе? Почему ты не
можешь  провести  здесь  дней  десять  одна?..  Только  и  думаешь  об
Ильеусе...
     Она поднялась и показала на улицу:
     - Это кладбище...
     Затем снова заговорила о том,  что он совершил ошибку, забравшись
сюда,  пожертвовав своим будущим и ее жизнью.  Виржилио снова  пытался
объяснить ей положение,  но понял, что это бесполезно; ему стало ясно,
что связь с Марго подошла к концу.  С тех пор как  он  познакомился  с
Эстер,  ему не хотелось смотреть на других женщин. Даже когда он лежал
с Марго в постели, он был уж не тот мужчина, чувственный, влюбленный в
ее  тело.  У  него  появилось безразличие к ее прелестям:  к ее пышным
бедрам,  к ее упругой груди,  к ее неутомимой изобретательности в часы
любви.  Теперь у него было лишь одно желание: обладать Эстер, обладать
ею целиком - ее мыслями,  ее сердцем,  ее телом.  И он так  и  остался
сидеть  с  полуоткрытым  ртом,  будто собираясь что-то сказать.  Марго
ждала.  Но он не заговорил,  а лишь махнул рукой,  как бы в знак того,
что  считает  бессмысленным убеждать ее.  Тогда она снова принялась за
свое:
     - Ты обращаешься со мной,  как с рабыней.  Едешь в Ильеус, а меня
бросаешь здесь.  Потом придумываешь  разные  истории,  будто  ревнуешь
меня.  Все это ложь! В общем я была глупа... Но теперь хватит... Когда
кто-нибудь придет ко мне и предложит поехать с ним в Ильеус или  Баию,
я дам себе волю...
     Виржилио рассердился:
     - Что касается меня,  милая,  пожалуйста...  Думаешь,  я без тебя
умру?
     Она пришла в ярость:
     - А я-то была дура...  Разве и здесь  мало  мужчин  увивается  за
мной?..  Вот Жука Бадаро посылает мне любовные записки... Я из-за тебя
стала затворницей,  а ты только и думаешь,  как бы  удрать  в  Ильеус,
наверняка вдогонку за дочкой какого-нибудь богатого плантатора,  чтобы
жениться на ее деньгах...
     Виржилио поднялся, глаза его налились кровью:
     - Заткни рот!..
     - А  вот  и  не  заткну.  Что,  правда?  Хочешь обмануть какую-то
деревенскую дуру, завладеть ее деньгами...
     Виржилио размахнулся  и  ударил  ее по лицу.  Из рассеченной губы
показалась кровь,  Марго испуганно посмотрела на него. Она хотела было
дерзко ответить, но только разразилась рыданиями:
     - Ты меня больше не любишь...  Раньше ты никогда пальцем меня  не
трогал.
     Адвокат тоже разволновался; он был поражен своей грубой вспышкой.
Значит,  и его засосала царящая в этих краях атмосфера; она изменила и
его.  Он уже был не тем,  каким прибыл несколько месяцев тому назад из
Баии:  всегда любезным, неспособным даже подумать о том, чтобы ударить
женщину. И на него, цивилизованного человека, человека с другой земли,
оказывала влияние земля какао. Он пристыжено опустил голову, с грустью
посмотрел на руку;  подошел к Марго,  вытащил платок,  вытер  капельку
крови:
     - Прости меня,  милая.  Я потерял голову,  у меня столько дел,  о
которых приходится думать,  что я становлюсь совсем ненормальным... Да
ты еще начала разговор об  этом  Жуке  Бадаро,  о  том,  что  ты  меня
бросишь, уйдешь с другим... Я сам не хотел этого.
     Она рыдала; он пообещал:
     - Я возьму тебя в Ильеус, не плачь...
     Марго подняла голову, она уже улыбалась. Решила, что он ударил ее
из  ревности.  Почувствовала  еще  сильнее,  что принадлежит ему,  что
Виржилио - ее.  Прижалась к нему,  маленькая и ласковая,  спряталась у
него  на  груди.  Ею  овладело  желание,  и она увлекла его за собой в
комнату.

6

     Доктор Жессе дошел уже до угла, когда услышал крики:
     - Доктор! Доктор Жессе! Подите сюда!
     Четверо портных стояли на  пороге  лучшей  портняжной  мастерской
Табокаса "Парижские ножницы",  принадлежавшей Тонико Боржесу. Сам он в
этот момент тоже был здесь;  в одной руке он держал штанину,  в другой
иголку  с ниткой.  Заведение "Парижские ножницы" было не только лучшей
портняжной  мастерской  Табокаса,   но   и,   по   общему   признанию,
штаб-квартирой местных сплетников. Здесь обсуждались все происшествия,
здесь знали о всех событиях,  знали даже, что едят в этом частном доме
и  в  том.  В  этот  день  в "Парижских ножницах" произошел переполох,
вызванный известиями, которые привезли из Феррадаса прибывшие вместе с
Орасио  люди.  Поэтому-то  Тонико  Боржес  и  окрикнул  доктора Жессе,
надеясь получить от него разъяснения.  И когда тот  подошел,  толстый,
низенький и суетливый, со шляпой на затылке, с очками на кончике носа,
в сапогах, перепачканных грязью, и спросил, что им от него нужно, один
из портных вместо ответа принес стул и усадил его.
     - Располагайтесь поудобнее, доктор.
     Врач уселся,   опустил   на   кафельный   пол   свой   чемодан  с
инструментами.  Чемодан этот был знаменит в поселке, потому что доктор
носил  в  нем самые разнообразные предметы:  от хирургического ножа до
сухих бобов какао,  от ампул для впрыскивания  до  спелых  плодов,  от
склянок  с  лекарствами  до  квитанций на получение квартирной платы с
принадлежащих ему домов, которые он сдавал в наем. Тонико Боржес исчез
в доме и вскоре вернулся с большим плодом авокадо.
     - Я сохранил его для вас, доктор.
     Жессе поблагодарил  и  положил  авокадо  в  чемодан,  и  без того
переполненный  разными  предметами.  Портные   окружили   врача.   Они
пододвинули  к  нему  свои стулья.  Отсюда вся улица находилась под их
наблюдением. Жессе спросил:
     - Ну, что нового расскажете?
     - Что вы,  доктор,  это вы можете нам много  чего  рассказать,  -
засмеялся Тонико Боржес. - Вам ведь все хорошо известно...
     - О чем это?
     - Поговаривают,   будто  отношения  между  полковником  Орасио  и
полковником  Бадаро  обострились  до  крайности...  -  вставил  другой
портной.
     - Говорят, Жука Бадаро набирает людей... - добавил Тонико.
     - Это не новость, я об этом давно знал, - сказал врач.
     - Но кое-чего вы наверняка не знаете... Могу поручиться.
     - Посмотрим...
     - Жука  Бадаро  уже  законтрактовал  агронома  для  обмера  лесов
Секейро-Гранде...
     - Что вы говорите? Откуда вы это знаете?
     Тонико сделал таинственный жест:
     - Ну, мало ли откуда, доктор... Разве в Табокасе что-нибудь может
остаться неизвестным? Если даже не о чем говорить, так здесь придумают
все что угодно...
     Но Жессе этот ответ не устраивал; он хотел знать точно.
     - Нет, серьезно... Кто вам сказал?
     Тонико Боржес понизил голос:
     - Азеведо, хозяин лавки скобяных товаров. Жука Бадаро составлял у
него телеграмму, которой вызвал агронома...
     - Это новость... Сегодня же пошлю записку Орасио.
     Портные переглянулись. Тонико продолжал:
     - Полковник  Орасио  отправил  дону  Эстер  в  Ильеус,  чтобы  не
подвергать ее опасности на фазенде... Говорят, он вступит в лес еще на
этой неделе...  он уже заключил с Бразом,  Фирмо,  Жозе да  Рибейра  и
Жарде  договор  о разделе леса...  У него остается половина,  а другую
половину поделят те, кто ему помогает. Так ведь, доктор?
     Врач пытался отрицать:
     - Для меня это новость...
     - Доктор...  -  Тонико  Боржес закатил глаза.  - Но ведь известно
даже, что Виржилио составил договор, который сейчас скреплен печатью и
всем,  чем полагается...  Да!  Манека Дантас тоже входит в долю... Все
уже об этом знают, доктор, это секрет полишинеля...
     В конце концов Жессе признался и все рассказал,  даже то,  что он
тоже будет иметь частицу леса. Тонико Боржес пошутил:
     - Значит,  и вы возьметесь за оружие,  доктор,  не так ли? Вы уже
купили себе кольт-38? Или предпочитаете парабеллум? Если нужно, я могу
продать вам... в хорошем состоянии...
     Доктор Жессе засмеялся:
     - Я уже слишком стар, чтобы начинать карьеру героя...
     Все расхохотались;  трусость доктора вошла в поговорку. Но он все
же   оставался   уважаемым  человеком  во  всей  округе.  И  это  было
поразительно,  ибо единственное,  что могло уронить человека в  глазах
жителей земли какао от Феррадаса до Ильеуса,  - это трусость. Человек,
прослывший трусом,  не имел будущего на дорогах и  в  поселках  какао.
Если  от человека и требовалось какое-либо качество для того,  чтобы в
период завоевания земли добиться успеха в жизни  на  юге  Баии,  таким
качеством являлось мужество. Как можно отважиться жить среди жагунсо и
завоевателей земли,  среди беспринципных адвокатов и убийц, не знающих
угрызений совести, если не относиться спокойно к жизни и смерти?