тальные русские мореходы, живущие в селении, не понимали,
почему началась стрельба.  Думали,  что капитан обижает индейцев. Но когда
воины  привезли на  первых батах  скальпы и  ром,  Слепцов догадался,  что
произошло.  Вечером началось великое празднество.  Пели песни, ели и пили.
Танцоры   выходили  в   боевом   убранстве,   со   скальпами  побежденных,
болтавшимися у пояса. Только через три дня закончился праздник.
     - Слепцов,  -  сказал вождь Ютрамаки,  утомленный плясками,  - я убил
много врагов и  захватил богатую добычу.  Об  этом  должен знать отец моей
жены,  великий вождь якутатского племени.  Я  хочу поделиться с ним ромом,
ружьями и еще чем-нибудь.
     - Хорошо,  -  сказал Тимофей Федорович. - Но зачем ты погубил столько
людей? Ведь англичане отомстят тебе.
     - Посмотри на крепость...  Пусть только придут сюда бледнолицые,  и я
сумею обратить их в бегство.
     Тимофей Федорович подумал,  что англичане сами виноваты. Не надо было
продавать  оружие  и   порох   индейцам.   Правитель  Баранов  много   раз
предупреждал об этом английских и бостонских капитанов. Но обычно капитаны
отвечали так:  "Мы  идем  из  дальних мест.  У  нас  одна забота -  хорошо
заработать. Никто нам не говорил, что оружием здесь нельзя торговать, и мы
будем менять и порох и пушки на бобровые шкуры, если это выгодно".
     - Если ты хочешь поделиться с тестем,  -  сказал он, - это похвально.
Родственников не надо забывать.
     - Слепцов,  я  хочу поручить твоему начальнику и тебе привести бриг к
селению отца  моей  жены.  На  нем  я  привезу подарки.  Мы  устроим опять
праздник.
     Тимофей Федорович сразу смекнул,  что  такой прекрасный случай нельзя
упускать.  Самое главное -  добраться к своим. Но прежде всего выручить из
плена русских и кадьякцев.
     - Дело хорошее,  -  подумав,  сказал он. - Но для того чтобы привести
бриг к якутатскому племени,  нужны все русские, находящиеся в селении... И
еще трое, которые живут на соседнем острове.
     - Знаю,  что  управлять парусами вдвоем нельзя.  Я  выкуплю русских и
заставлю их работать на бриге.  Можете жить на корабле. - Индеец испытующе
посмотрел на Слепцова. - Но не думайте, что Ютрамаки глуп, как женщина. На
корабль я посажу моих воинов, они будут жить с вами.
     - Ютрамаки -  мудрый вождь.  Я  говорил это всегда.  Когда ты  хочешь
отправиться в путь?
     Индеец показал пальцы одной руки.
     - Через пять дней бриг должен быть в море.


     Вождь Ютрамаки исполнил свое обещание.  И  все русские и  кадьякцы из
команды  галиота  "Варфоломей и  Варнава",  оставшиеся в  живых,  были  им
выкуплены и собраны в одном месте.
     Капитанской  каютой   завладели  Иван   Степанович  Круков  и   Елена
Петровна...  Они топили чугунный камелек и днем и ночью.  И долго не могли
насладиться теплом и  уютом.  Каюта была  обставлена превосходной мебелью:
стол, шкаф, кресла. В отдельной спаленке за занавеской обширная постель. В
капитанской кладовке  хранились  запасы  кофе,  чая,  сахара  и,  конечно,
душистого рома самого высокого качества.
     Иван Степанович отыскал морские карты и разный морской инструмент.  В
особом сундучке капитан хранил два  хронометра.  Был и  добротный секстан,
сделанный в  Лондоне.  Особенно Круков был рад мореходной тетради капитана
Роберта Хейли.  Тот  был знающим и  наблюдательным моряком,  и  записи его
отличались большой точностью.
     Перелистывая  тетрадь,   Иван  Степанович  нашел  описание  захода  в
Павловскую  гавань,  в  Якутат,  в  Ситкинскую  гавань  и  другие  русские
поселения.  Тетрадь  оказалась  драгоценной  находкой.  На  морской  карте
красными чернилами были отмечены индейские поселки, имена вождей и сколько
там можно выменять бобровых шкур.
     Приказчик  Слепцов  поселился в  небольшой каюте  помощника Мейлза  и
сочинял  свои  собственные записки.  Остальные  мореходы  заняли  места  в
кубрике, где раньше жили английские матросы.
     Индейцы расположились в  малом трюме,  приспособленном для  перевозки
черных  невольников.  Там  еще  остались  стальные  наручники  и  колодки,
сложенные в деревянном ящике у переборки.
     Собравшись  вместе,   русские  мореходы  обрели  уверенность.  Каждый
надеялся на скорое освобождение.  Прежде всего промышленные отмыли кровь и
грязь  с  палубы  брига.  Похоронили убитых  англичан.  Тимофей  Федорович
приказал осмотреть весь  стоячий  и  бегучий такелаж и  особенно тщательно
паруса.  Все оказалось в наилучшем порядке.  Бриг всем понравился.  Он был
недавно построен и находился в умелых руках.
     Теперь  команда  брига  состояла из  пятнадцати человек:  одиннадцать
русских,  два  кадьякца и  две  кадьякские женщины,  подданные Российского
государства.
     Задымилась поварня, объявился умелец выпекать хлеб, благо в кладовках
нашлось два десятка мешков белой муки.
     В индейском поселке тоже шли приготовления. Опять призвали колдуна, и
он  предрек успешный поход.  Все  воины получили от  вождя новые шерстяные
одеяла.  У  каждого была деревянная маска,  не  пробиваемая пулей,  и  под
плащом  деревянные доспехи.  Все  воины  вооружены  отличными  английскими
ружьями, порохом, пулями. Раскраска была военная - черным цветом.
     Через пять  дней  вождь Ютрамаки вместе с  воинами перешел на  бриг и
расположился в большом трюме.  Приближались индейцы к судну, как всегда, с
песнями,  обошли его три раза на батах, а уж потом взобрались на палубу. В
трюм набилось около сотни индейцев,  было тесновато,  трюм пустовал только
наполовину, там оставались товары, не нужные индейцам.
     Ютрамаки приготовил подарки для  якутатского вождя:  несколько ящиков
рома, порох и два десятка новых английских ружей.
     Погода благоприятствовала плаванию. С попутным ветром Иван Степанович
снялся с якоря и взял курс на залив Якутат.
     Вечером  бриг  миновал остров,  у  которого в  прошлом году  потерпел
крушение галиот "Варфоломей и  Варнава".  На  острове Круков в  первый раз
увидел вождя Ютрамаки.  Глядя на  черные скалы,  торчавшие из  воды,  Иван
Степанович вспомнил, как все произошло...
     "Буду  умолять  министра морских дел,  -  думал  Иван  Степанович,  -
позволить  покинуть  сии  дикие  места  и  приехать  в  родной  Петербург.
Император  Павел   умер.   Может  быть,   великодушный  Александр  отменит
несправедливое  наказание?   Самое  тяжелое  преступление  можно  искупить
страданием, выпавшим на мою долю".
     Бриг повернул на запад.  Обойдя южную часть острова Чирикова,  Круков
положил курс вдоль острова на север. Ровно через сутки открылась приметная
гора  Эджкомб,  вершина ее  дымилась.  Отсюда начинался Ситкинский пролив.
Иван Степанович показал Слепцову гору Эджкомб.
     - Я бывал на Ситке и знаю место,  где построена крепость архистратига
Михаила, - сказал Круков. - Не повернуть ли нам на нее?
     - Нет,  так делать нельзя,  -  не согласился Слепцов.  -  Может быть,
крепость захвачена колошами.  Тогда мы  попадем в  скверное положение:  на
корабле враги и на берегу враги.
     - Да, ты прав, Тимофей Федорович.
     - Значит, идем в Якутатский залив.
     - Да, идем. Там наша крепость. Там живут русские. Но как мы избавимся
от проклятого Ютрамаки?
     - Ютрамаки вовсе не  плохой человек,  -  отозвался Слепцов.  -  Когда
придем на место, увидим, как поступить. Сейчас ничего не придумаешь.
     Бриг "Провидение",  наполнив ветром все паруса,  немного накренясь на
левый борт, продолжал свой путь на север.
     Недалеко от  поворотного мыса,  над  которым  высилась гора  Эджкомб,
вахтенные увидели  два  индейских бата:  они  шли  наперерез.  Когда  бриг
поравнялся с  батами,  Круков увидел сидевших в  них  колошей.  Они что-то
кричали и показывали на Ситкинский пролив.
     - Зовут на Ситку, - догадался Иван Степанович. - Думают, что на нашем
бриге агличане.
     - Вы  правы,  сударь.  Теперь  я  еще  больше  уверен,  что  крепость
захвачена колошами.
     На следующий день вечером мореходы увидели глетчерные льды, плавающие
у входа в Ледяной пролив.
     На баке брига появился вождь Ютрамаки в сопровождении старого индейца
с  длинными седыми волосами.  Вождь был в своем обычном наряде:  в куртке,
штанах и пуховой шляпе.
     Старик долго присматривался к берегам и, когда увидел высокий ледник,
спускавшийся к берегу, оживился и стал указывать на него вождю Ютрамаки...
Берег был пустынен. В подзорную трубу Иван Степанович увидел узкую полоску
песчаного пляжа, протянувшуюся вдоль подножия ледника. На песке он заметил
огромные валуны.
     - Вождь Ютрамаки нас проверяет, не иначе. Старик индеец был в здешних
местах.
     Вскоре бриг поравнялся с черным мысом,  лишенным растительности.  Его
поверхность была  покрыта  большими  камнями.  К  северо-западу  виднелась
скалистая осыпь и водопад, низвергавшийся с каменного уступа.
     К  вечеру ветер  переменился,  подул с  запада.  Парусник сбавил ход.
Похолодало.  Над  свинцово-черным морем  заклубились седые  клочья тумана.
Неслышно,   будто  крадучись,  молочная  пелена  окутала  со  всех  сторон
парусник.  Туман  заставил  насторожиться мореходов.  Иван  Степанович  не
покидал шканцы.
     Промокли,  отяжелели паруса,  струнами натянулись снасти.  Все  судно
покрылось крупными каплями  влаги.  Только  море  по-прежнему было  тихим.
Туман глушил звуки. Тишина нарушалась лишь всплесками воды за бортом.
     По счислению до Якутатского залива оставалось всего десять миль. Иван
Степанович решил дождаться прояснения погоды и лечь в дрейф.
     В  эту ночь мореходы не спали.  "Что сулит завтрашний день,  -  думал
каждый.  -  Может быть,  завтра мы  будем свободными,  а  может быть,  все
сложится иначе?.."
     Елена Петровна тоже не спала. Она отложила в сторону английский роман
о  морских приключениях,  оставшийся после капитана Хейли,  и  задумалась.
Индейцев она не боялась и была уверена, что вождь Ютрамаки отнесется к ней
благожелательно. Вот только если мужчины затеют драку с индейцами, тогда в
нее может попасть шальная пуля.  О-о, с нее довольно приключений. До конца
жизни она сможет рассказывать родным и  знакомым о  том,  что произошло за
эти ужасные месяцы...  Только бы ей добраться до Москвы.  Теперь-то она не
согласилась бы ехать с мужем в эти далекие места ни за какие коврижки. Это
не значит, что она стала меньше любить своего мужа. Вовсе нет. Однако есть
предел, через который женщине трудно переступить.
     Ночью  Тимофей  Федорович Слепцов  зашил  свою  драгоценную тетрадь в
подкладку  суконной  куртки.   Там   было  записано  все,   что  перенесли
промышленные с  галиота "Варфоломей и  Варнава".  Потом  приказчик и  Иван
Степанович, уединившись в рулевую рубку, долго обсуждали, что надо сделать
для освобождения от индейцев.
     С рассветом туман стал редеть, расходиться.
     - Вижу берег! - закричал вахтенный. - Вон там, смотрите!
     Словно  по  мановению волшебной палочки,  туман  растаял.  Показалось
синее небо.  Мореходы увидели близкие берега,  величественную гору Святого
Ильи с заснеженной вершиной.  Открылись поросшие лесом прибрежные равнины.
Здесь был залив Якутат.
     Раздалась  команда  капитана,  промышленные  поставили  паруса,  бриг
быстро приближался к хорошо заметному входу в залив. Он подходил все ближе
к утесистому берегу. Вот он миновал восточный входной мыс. Индейцы вылезли
из  трюма  и  разглядывали открывшиеся берега.  Палуба  огласилась громким
разговором и гортанными выкриками.
     - Там селение тлинкитов,  -  показал вождь Ютрамаки.  -  Видишь,  где
стоят два высоких камня?
     Круков молча кивнул.
     Промышленные по  приказу  Слепцова внимательно следили за  индейцами:
мало ли что могло прийти им в голову? Но все обошлось благополучно.
     Бриг повернул на темнеющий впереди каменный мыс. Не доходя двух верст
до индейского селения,  Иван Степанович спустил на воду для промера глубин
шлюпку,  и бриг медленно двигался вслед за нею. На расстоянии одной версты
отдали якорь.
     Не медля ни минуты,  индейцы спустили на воду свои баты,  погрузили в
них подарки.
     - Ты  будешь  нас  ждать,  -  сказал Ютрамаки Слепцову.  -  Когда  мы
вернемся обратно на наш остров, я отпущу всех русских.
     - Хорошо, хозяин, но сколько дней тебя ждать?
     - Три дня. - Вождь Ютрамаки показал три пальца.
     С песнями и радостными возгласами индейцы отвалили от борта.
     Ночью пошел дождь. Крупные капли вразнобой забарабанили по палубе. На
лужах вздувались пузыри.  Дозорный индеец, не шевелясь, как истукан, сидел
на люке трюма,  не спуская глаз с поселка.  Казалось, ему безразлично, что
проливной дождь  промочил насквозь новое синее одеяло,  в  которое он  был
завернут. Ружье индеец держал на коленях.
     Два  морехода,  подобравшись  сзади,  опрокинули  воина  и  мгновенно
связали веревкой руки и ноги.  Рот ему заткнули туго свернутой тряпкой. Он
не  успел  даже  вскрикнуть.  Индеец  приготовился к  смерти  и  больше не
сопротивлялся.
     Оставив на  палубе двух  кадьякских женщин для  наблюдения,  мореходы
спустились в  трюм и  по  сигналу Слепцова набросились на спящих индейцев.
Воины сдались не сразу.  Началась свалка, но вскоре прекратилась. Индейцы,
связанные по  рукам и  ногам,  с  тряпками во  рту рядышком лежали на  дне
трюма. Они таращили черные глаза и старались выпихнуть языком кляп.
     - Обе шлюпки на воду, - скомандовал Иван Степанович.
     Мореходы спустили шлюпки.  В каждой был приготовлен запас провианта и
по два бочонка пресной воды. Не теряя времени, тронулись в путь. Не больше
мили прошли, как послышался чей-то истошный крик:
     - Корабль вижу, корабль!
     Все увидели выходивший из-за крутого мыса двухмачтовый парусник.
     - Ура! Наши! - закричали мореходы.
     Все стали махать руками и  шапками.  На паруснике заметили мореходов,
дали выстрел из пушки.
     Когда парусник подошел ближе,  промышленные увидели надпись. На борту
было написано крупными буквами: "Ростислав".
     На  шканцах  Слепцов различил человека небольшого роста  с  подзорной
трубой. Он был одет в меховую парку.
     - Кабыть,  Александр Андреевич Баранов,  -  обрадованно сказал он.  -
Дайте трубку, командир. Он и есть... Ура, ребята!
     Это был Баранов.  Уж месяц прошел,  как он покинул Ново-Архангельскую
крепость.
     Правитель  обрадовался до  чрезвычайности.  Когда  шлюпки  подошли  к
"Ростиславу",  а  мореходы забрались на  палубу,  он  обнял  и  расцеловал
каждого.
     - Спасибо вам,  родные,  осчастливили старика.  А то все несчастья да
несчастья -  и поворачиваться не успеваю... И одетые, и сытые, видать... А
корабль чей? - указал он на зеленый парусник. - Похоже, "Провидение".
     - Аглицкой,  -  ответил  Слепцов  и  в  коротких  словах  рассказал о
последних событиях.
     - Немедленно правь к бригу, - распорядился Баранов. - Надо все с него
снять,  а  парусник сжечь.  Нам бриг после воровского дела не  надобен,  а
индейцам оставить нельзя.  Это  же  крепость плавучая...  Потом  поговорим
подробно, а сейчас за работу.
     "Ростислав" подошел к бригу и встал рядом,  борт  о  борт.  Не  теряя
времени,  мореходы снимали пушки и переносили их на "Ростислав". Захватили
ядра и оставшийся на баке порох.  Из большого трюма взяли  все  товары  до
последнего  гвоздя.  Все  было нужно Баранову.  Взяли превосходный компас,
секстан,  веревочный лаг и лот.  Взяли запасные паруса и  сняли  паруса  с
мачт.
     Александр Андреевич ходил по палубе довольный, потирал руки, смеялся.
     На "Ростиславе" вкусно запахло печеным хлебом.
     Когда с  брига все было взято,  что можно было взять,  и погружено на
русскую  галеру,  Баранов  велел  накормить индейцев.  Каждому по  очереди
вынимали  кляп  и  предлагали  пищу.   Но  индейцы,   словно  по  уговору,
отказывались от всего. Даже от воды.
     - Положите пленных на  бат и  оставьте в  море.  Когда парусник будет
гореть,  индейцы увидят и  приплывут.  Тогда и развяжут своих.  Пленные за
свои скальпы боятся.
     Жалко  было  мореходам  губить  прекрасное  судно.   Но  приказ  надо
выполнять.  Парусник подожгли в нескольких местах, и он запылал, как сухой
костер.
     В подзорную трубу Баранов увидел, как засуетились в селении индейцы.
     - Вот ударить бы сейчас по колошским родам, - злорадно предложил Иван
Степанович. - Пушки есть, порох тоже.
     - Зачем,   ваше  благородие,  -  с  неодобрением  посмотрел  на  него
правитель.  - Разве колоши дурно к вам отнеслись, лихо какое сделали?.. Не
согласен,  напрасно их обижать не будем.  Нам с  ними жить вместе.  Ну,  с
богом, пошли. Вздымайте парус, ребята!
     "Ростислав" развернулся и медленно набирал ход.
     - К  русской  крепости  правь,  -  распорядился  Баранов  и  подозвал
Слепцова. - Пойдем, расскажешь.
     На  своих  приказчиков,  грамотных  и  отважных,  Александр Андреевич
надеялся крепко.  На  приказчиках держались дела компании.  Они находились
рядом  с  командирами судов и  правителями отделений главной конторы.  Они
вели   счет   промыслам,   заведовали  магазинами.   Отвечали  за   расход
компанейского добра.  Из  приказчиков  назначались передовщики промысловых
партий и начальники крепостей и редутов. Эти люди в большинстве своем были
верными сынами России и, невзирая на суровые условия, работали не покладая
рук.
     - Горемыки вы,  мои  родненькие,  -  сказал  Баранов,  выслушав отчет
Слепцова,  и  заплакал.  -  Разве деньгами оплатишь все страдания и адские
труды  ваши?  -  продолжал он,  утирая слезы.  -  Не  беспокойся,  Тимофей
Федорович,  что на пай положено, все получите, так и промышленным скажи...
А  вот крепость новая меня тревожит.  Отстроили мы  ее заново,  вооружили,
кормов дали в запас, а начальника там нет. Без новой крепости жить нельзя,
колоши наши партии на Ситку не пустят.
     - Так, Александр Андреевич.
     - Понимаешь,  значит.  Вот  я  хочу тебя начальником назначить,  пока
человека подходящего не найду.
     - Тяжко, Александр Андреевич, после плена очухаться не успел.
     - Очухаешься в крепости.  Пока ты здесь, я буду спокоен. Индейцы тебя
выучили сторожким быть.
     Слепцов молчал.
     - Возьми еще  две  пушки,  порох.  Муки возьми и  еще  чего хочешь из
аглицких запасов. Людей пятерых возьми по выбору.
     - Через год отпустишь, Александр Андреевич?
     - Отпущу, со мной будешь работать... Ну, согласен?
     Баранов  протянул  старческую  руку  с   кривыми  от  вечной  сырости
пальцами.
     - Раз надо, назначай. - Слепцов крепко пожал руку.
     Александр Андреевич обнял приказчика. Поуспокоившись, он сказал:
     - Бог  услышал  мои  молитвы,  наказал агличан.  Сколько раз  говорил
капитану Хейли:  не продавай колошам порох и ружья!  Не продавай. Тем паче
пушек. Так нет, за бобровые шкуры на все готов.
     Баранов смотрел на американские земли и народы, их населяющие, как на
собственность Русского государства,  и  как рачительный хозяин заботился о
лучшем их устройстве.
     - Я думаю,  Тимофей Федорович,  надо агличан и бостонцев приструнить.
Их корабли в  наших водах захватывать и  промысел отбирать.  Голыми руками
того не  сделаешь.  Я  просил господ акционеров прислать нам  хотя бы  два
больших корабля с пушками и военной командой.  Ежели пошлют, отучим нам на
пятки наступать... А еще скажу: теперя я высокоблагородие.
     Слепцов с удивлением посмотрел на правителя.
     - Чего  смотришь,  словно баран на  новые ворота?  Удостоен государем
императором.
     - Ваше высокоблагородие, Александр Андреевич...
     - Я  не  хочу,  чтобы ты  так меня называл.  Но  с  господ офицеров я
спрашиваю строго.  -  Баранов сжал сухонькие кулачки. - У нас худой год, в
Ново-Архангельске два  корабля  офицеры утопили.  И  не  знаю,  то  ли  по
промыслу божьему,  то  ли по пьянству.  Скажи-ка,  Тимофей Федорович,  как
штурман Круков себя показал?
     - Как сказать,  Александр Андреевич,  штурман он  хороший и  не  пьет
вовсе, а к нашему делу не гож.
     - Как та